Навсегда, твой Лукас

Гай Полиснер, 2020

У лучших друзей Лукаса и Джой было всё: любимое место в городе, разговоры под звёздами, секреты и даже первая любовь. Это лето должно было стать лучшим в их жизни… Но всё пошло не так, как они предполагали. И теперь один из них должен вскрыть письмо от друга и узнать, где спрятаны ключи-подсказки, оставленные специально для него. Именно в них кроются ответы на волнующие вопросы… И именно они помогут излечить разбитое сердце…

3

Джой

Понятия не имею, почему мне вдруг пришло в голову это сделать. Но всё равно уже поздно. Что сделано, то сделано. Я достала конверт и вскрыла его. И сейчас прочту, что в нём написано.

Поехали.

Ничего страшного. Я не собираюсь ничего делать. Просто прочту, и всё.

Здесь деньгам не место,

Разговор про тесто.

В мире без дельфинов

Угадаешь имя.

P. S. Начнём с простого. Проще некуда.

Приступай:)

Найди столик с особенным Пи.

Ну вот. Я прочла.

Я смотрю на слова, выведенные его почерком, который я могла бы узнать где и когда угодно, — и да, мне больно. Словно кто-то стиснул мне рёбра и сдавил сердце. Но я всё-таки могу дышать, и это хороший признак.

Я подавлена. Но всё-таки не раздавлена.

Спасибо и на этом.

Первое время, довольно долго, когда я думала о том дне и о том, что тогда случилось, я начинала рыдать так сильно, что у меня сжимались лёгкие и воздух никак в них не проходил. Однажды дошло до того, что папе пришлось спешно везти меня в отделение неотложной помощи. И чем ближе мы подъезжали к больнице, тем сильнее росла моя уверенность, что я сейчас умру.

Там, в больнице, нам сказали, что это была паническая атака.

Теперь я знаю, что это такое.

Но сейчас я могу дышать.

Поэтому я смотрю на записку снова.

Проще некуда. Приступай:)

Ты прав. Спасибо. Это действительно совсем просто.

«Пицца Винсента».

Там мы иногда ели — в выходные или после школы. С тех пор я там не была. Ни разу. Даже близко не подходила. Но я сразу догадываюсь, что имел в виду Лукас. Не только ресторанчик, но даже о какой кабинке он говорил. Готова поспорить: это та, что возле окна, которое выходит на стоянку грузовиков. На долю секунды я даже как будто чувствую на языке кисловато-сладкий вкус ананаса под белым соусом.

Гадость, знаю. Знаю!

Конечно, я уже зарабатывала кое-какие деньги до того, как Лукас получил ту работу — выгуливать собак. Но со временем он стал зарабатывать даже больше, чем я, хотя мне приходилось присматривать за детьми, а не за собаками. Вы бы удивились, узнав, как много людей готовы платить кому-то, кто выведет их пса на прогулку и соберёт в пакетик его какашки. Но поначалу деньги были только у меня. Как-то я за одну субботу заработала двадцать один доллар, и первым же местом, куда мы отправились, была «Пицца Винсента».

Третья кабинка справа.

— Джой, у тебя там всё хорошо? — Это мама. Прислушивается возле двери в мою комнату.

Я сразу понимаю: они встревожились, когда у меня вдруг стало тихо. Не стало слышно, как я дёргаю гитарные струны. Долгое время они вообще заставляли меня держать дверь открытой, когда я оставалась одна в комнате. И мне совсем не хочется, чтобы это время вернулось.

— Всё в порядке, мам.

Я сую записку Лукаса обратно в конверт, прячу его под подушку и снова берусь за гитару. Оказывается, это не так уж и сложно. В книге, которую подарила мне Наталия, есть схемы, как ставить пальцы. Два аккорда я уже выучила. Я пыталась подпеть слова песни, но пока не получается. Я держу гитарный гриф, зажимаю пальцами струны, а другой рукой бренчу по ним вверх-вниз.

— Я занимаюсь! — кричу я в ответ.

Я перемещаю пальцы, пробуя другой аккорд, но смотрю при этом на свою подушку. Мысль о ней никак не отпускает меня. Потом эта мысль перерастает в смутное желание, а желание — в беспокойство.

Что, если ключ всё ещё там?

Ждёт меня.

Нет, быть такого не может. Да даже если и так — где гарантии, что остальные ключи всё ещё там, где он их оставил? Год спустя? Ерунда. Исключено. Прочесть записку с первой подсказкой — это одно, но то, что сейчас зреет у меня в голове, — определённо плохая идея.

Или всё-таки попробовать отыскать второй ключ?

Родители ни за что не отпустят меня на поиски. Это уж точно. Они вообще не отпускают меня бродить в одиночку, а уж о том, чтобы перебираться из одного места в другое неизвестно где и неизвестно как, и речи быть не может.

Кроме того, ключи не могут до сих пор оставаться на месте.

Или могут?

Дышать стало труднее.

И всё же — а вдруг они уцелели и лежат где-то там, и ждут, пока я их найду?

Что, если я могу их найти?

Лукас, ты точно хорошо придумал, как их спрятать. Ты ведь умный, очень умный. Умнее всех, кого я знаю. Это все всегда признавали. Кроме меня.

Знаю, звучит глупо, но я всегда думала… скорее мечтала, что однажды мы с ним поженимся. Наверное, этим и объяснялось, что иногда я вдруг случайно проговаривалась о каких-то вещах. Которые сейчас начинаю забывать.

Кексики. «Охота за сокровищами». Ямки в земле.

Что плохого, если я просто взгляну?

Уж это я должна сделать для него.

Я закрываю песенник Арианы Гранде с аккордами, прислоняю свою новенькую красную гитару к кровати, хватаю кошелёк и засовываю первую подсказку Лукаса в задний карман джинсов. Ведь быть подавленной — совсем не то, что раздавленной. Это гораздо, гораздо лучше.

Лукас

Грустно проходить в приветственно звякнувшие колокольчиком двери «Пиццы Винсента» без денег, потому что пахнет здесь потрясающе, а я сегодня ещё ничего не ел и умираю от голода. Но все свои сбережения я потратил на подарок для Джой, поэтому сегодня придётся потерпеть.

Вместе с запахом на меня наваливается сразу множество мыслей, и все они очень приятные. Например, про тот день в пятом классе, когда Джой проспорила пять долларов, сказав, что мне ни за что не съесть в одиночку целую большую пиццу с пепперони и луком, а я решил доказать, что съем, и мы просидели в пиццерии три часа, пока я не прикончил последний кусочек.

«Спорим, у тебя живот болит», — сказала она, когда мы шагали домой.

«Ничего подобного», — твёрдо сказал я. Мы помолчали, а потом она начала смеяться, потому что я уже почти бежал — так мне нужно было в туалет.

Или тот раз, когда мы решили заказать по ломтику со всеми жуткими штуками, которые никто из нас обычно не ест, вроде грибов или ананаса с соусом альфредо. Мы оба должны были попробовать все начинки друг у друга. Джайро нас всячески поддержал в этой затее, и я умудрился попробовать даже артишоки, что само по себе полный отстой, но ананасы с альфредо оказались самыми гадкими. Джой так хохотала, пытаясь заставить себя их съесть, что пропахший ананасами сливочный соус в конце концов брызнул у неё из носа.

Но потом всё это заслонила мысль о том, как же мне хочется есть.

Сегодня смена Джайро, и я вполне мог бы попросить кусочек пиццы — он бы мне не отказал. Он дружит с Джастином. Ему, наверное, уже лет двадцать, поэтому он гораздо серьёзнее и ответственнее Нико. Наверное, он вообще самый добрый парень в мире. У Винсента он работает со старших классов, сейчас он уже менеджер и мог бы меня угостить. Но поскольку я намереваюсь сделать то, что на табличках над мусорными контейнерами называется порчей собственности, выклянчивать кусок бесплатной пиццы вроде как не очень порядочно.

Время обеденное, и посетителей в зале достаточно, чтобы отвлечь от меня внимание, но при этом не так много, чтобы я не мог занять отдельный столик — именно тот, который мне нужен, что можно считать везением. Я направляюсь прямо к нему, к нашему столику, за которым мы чаще всего сидели — всегда, если он был свободен. Тот самый, за которым я слопал целую пиццу, а она плевалась ананасами с альфредо. Именно этот столик мне и нужен.

Я присаживаюсь за него, устраиваясь лицом к холодильнику с напитками, и раскрываю газету, которую кто-то оставил на сиденье. Притворяюсь, будто читаю, ожидая своего заказа.

Я с деловым видом перелистываю газетные страницы, а потом изворачиваюсь, чтобы глянуть на стойку. Там суетится Джайро, выкрикивая заказы. Меня он не видит, перед ним очередь, человек семь, поэтому я незаметно достаю из кармана свой ножик — тот, который папа купил Джастину, когда тот был в пятом классе, а потом Джастин подарил мне его на прошлое Рождество, когда обзавёлся новым ножом — роскошной штукой с целой дюжиной разных приспособлений, включая плоскогубцы, отвёртку и открывалку для бутылок.

Глядя на холодильник с бутылками и банками, я принимаюсь размышлять, как бы лучше всего вырезать ключ. Но вместо этого вдруг задумываюсь — как там Джастин и Ченс, успели они уже выйти на «Морском чёрте» или нет. И внезапно оказывается, что думаю я о Рэнде и о том дне, когда он в первый раз взял нас с собой, вскоре после того, как переехал к нам.

Суббота, только рассветает. Мы с Рэндом и Джастином забиваемся в пикап Рэнда. У нас с собой сумка-холодильник с бутербродами и печеньем — весь прошлый вечер мама пекла, резала и складывала, словно мы собрались не на мыс, а на край света. А теперь она стоит у окошка пикапа, чтобы попрощаться, и тревожится, потому что в кабине нет заднего сиденья для детей. Это не даёт ей покоя, и она настойчиво упрашивает Рэнда не гнать, вести осторожно и, пожалуйста, обойтись сегодня без пива.

И только мы собираемся тронуться, как вдруг замечаем, что из-за горизонта выглядывает солнце, расцвечивая глубокую предутреннюю синеву неба розовой, лавандовой и золотой красками. Мама кладёт ладонь на руку Рэнда на руле, и он послушно глушит мотор. Мы все выбираемся наружу и садимся на крышу кузова, потому что это слишком красиво, чтобы упустить возможность полюбоваться. «Словно кто-то рукой раскрасил», — шепчет мама, крепко сжимая руку Рэнда, но мне почему-то кажется, что она думает о папе.

Позже, уже на «Морском чёрте» посреди залива, мы разбираем бутерброды и банки с газировкой, едим, болтаем и смеёмся. А потом в руке у Рэнда вдруг оказывается бутылка пива — даже не знаю, откуда она взялась. Он пьёт, и они с Джастином начинают ругаться, а потом Джастин начинает ругаться со мной, потому что он говорит, что всё расскажет маме, а я говорю: «Давай не будем ей говорить, у неё и так проблем хватает, чтобы ещё и из-за этого психовать».

Этот столик передо мной и так весь изрезан, поэтому я перестаю особенно маяться совестью, хотя, конечно, над ним висит табличка «ПОРЧА СОБСТВЕННОСТИ ЗАПРЕЩЕНА». Столик весь покрыт надписями — тупыми, и смешными, и грубыми, и ещё здесь полно инициалов в окружении сердечек.

Я веду пальцем по одному из них, и вдруг в голове у меня сама собой всплывает глупая идея — вырезать, что ли, «Л. Б. + Дж. Ф.» в таком же тупом кривоватом сердечке — просто чтобы посмотреть, как это будет выглядеть. И как это останется здесь на веки вечные. Но вдруг она увидит? Придётся тогда обратно всё сцарапывать. И кроме того, мне же надо управиться с ключом, поэтому я подсовываю руку под газету и принимаюсь вырезать то, что собирался. Дерево столешницы поддаётся легко, но всё-таки скруглённые части тройки никак не получаются достаточно гладкими, и я, наклонив голову, тружусь над ними изо всех сил, едва не утыкаясь носом в стол.

— Как делишки, Лукас?

Чуть не получив сердечный приступ, я роняю нож на стол и прижимаю его ладонью. К счастью, газета полностью прикрывает мою руку. Рядом маячит Джайро:

— Ты сегодня один, парень? Перекусить зашёл?

Одной рукой он пристраивает на стол большую банку с хлопьями красного перца, в другой у него кувшин, от которого сильно пахнет лимоном.

— Да нет, просто жду, — запинаясь, выдавливаю я. И поскольку врать мне не нравится, я выдаю ещё немного информации — сдобрить ложь некоторым количеством правды. — Завтра у Джой день рождения… И мы всегда играем в эту штуку. Знаешь, вроде «охоты за сокровищами». Глупо, конечно, но… В общем, я пришёл, чтобы спрятать тут одну подсказку. — Оставив ножик под газетой, я вытаскиваю из-под неё руку, лезу в карман, достаю сложенный листочек со вторым ключом и протягиваю его Джайро. — Понимаешь, я хочу прилепить его здесь, под столом. Это ведь ничего? Завтра его уже здесь не будет, обещаю. Она догадается прийти сюда и забрать его.

Морща в замешательстве лоб, он разворачивает листочек, исписанный как курица лапой моим корявым почерком, и пристально смотрит на меня, словно вычерчивая на моём лице знак Зорро.

— На полпути вверх, на полпути вниз, — читает он вслух без всякого выражения и пауз, сбивая весь ритм и рифму, из-за чего весь мой ключ звучит донельзя глупо. — Старое новым давай становись, — продолжает он. — Назови её имя, окликни едва, восемь — четыре — три — два. Ничего не понимаю, — говорит он, протягивая бумажку мне обратно.

— Ага, — соглашаюсь я, чувствуя, как у меня горят уши. — Просто ты не совсем правильно прочёл. А она знает, как правильно.

— Ладно, валяй, — говорит Джайро. — А пиццы не хочешь?

Я киваю, хотя чувствую себя ужасно неудобно:

— Конечно, хочу. Только я сегодня без денег.

— А, понял. Не бери в голову. За мой счёт сегодня. Сочтёмся ещё, — говорит он.

И когда он отправляется сунуть мой ломтик разогреваться, я быстро достаю из кармана рулончик скотча, приклеиваю листочек под столом и заканчиваю вырезать цифры.

3.14.

Найди столик с особенным Пи.

3.14. Число Пи.

Ну вот, мой тайный знак готов.

Джой ни за что его не пропустит.

И всё-таки я проскребаю лезвием вокруг него заметный чуть кривоватый овал. Просто на всякий случай.