Цитадель в огне

Гай Юлий Орловский, 2017

Семнадцать Хранителей Талисмана: эльфы, люди, гоблины, тролли и прочие, у каждого по осколку. Объединенная мощь позволяет сносить горы, создавать реки, возводить крепости, дворцы и города… И только одно условие: такое должны пожелать все Хранители! Но как это сделать, когда почти все расы не только враждуют, но иные и воюют?..

Глава 7

Каонэль еще когда ели оленя, выказывая хорошие манеры, ела спокойно и с достоинством, а поднялась почти сразу за Лотером, Теонардом и Страгом.

— Спасибо, — сказала она всем, — было очень вкусно. Всем спокойной ночи!

— И тебе хороших снов, — громыхнул Грагрх издали. Он в поедании оленя не участвовал, но вроде бы слушал, о чем говорят у костра. — И всем тоже…

Он умолк на полуслове, явно погружается в крепкий сон каменных исполинов, о которых складывают легенды, Каонэль пошла в сторону своего дерева, а Тарнат, выждав для приличия пару минут, поднялся и двинулся на нее, быстро сокращая расстояние.

Некоторое время просто шел следом, отстав шагов на пять, с удовольствием рассматривал гибкую фигурку на длинных стройных ногах, такую необычную в сравнении с коротконогими и мясистыми гномками.

Она услышала его нарастающее сопение, и резко оглянулась.

— Ой, это ты, Тарнат?.. А мне показалось, какой-то вонючий козел меня догоняет! Вдруг боднет в спину!

— Не бодну, — заверил Тарнат, спохватился и уточнил. — А почему козел?

— Запах, — сказала она поспешно, — как от старого козла. Прости, я очень чувствую запахи, почти как ворг… Нравится мое дерево?

Он перевел взгляд на исполинское дерево. Ствол толщиной почти с башню Теонарда, но выше раз в десять, а там дальше все закрывает масса ветвей с настолько красно-оранжевыми листьями, словно уже поздняя осень.

— Красиво, — сказал он с натугой, хотя что там красивого, дерево как дерево, но женщинам нужно говорить нужные им глупости и ни в коем случае не спорить с их дуростью. — Такое… в общем, деревянное как бы… И ветви вон там, ветви… Только почему дерево? Ты же не лесная!

— Не знаю, — ответила Каонэль потерянно. — Может быть, я в самом деле лесная? А может, еще какая. Деревья люблю…

— Деревья все эльфы любят. Хотя темные, говорят, все в Великом Разломе живут, под землей. Только их пять тысяч лет уже не видели, — сказал Тарнат знающе. — Но у лесных кожа зеленее, а уши хоть такие же острые, но шире, глаза крупные, но не такие сияющие, а у тебя как две утренние звезды.

Каонэль покачала головой, но сказала польщенно:

— Ну уж как две звезды…

— Точно-точно, — заверил Тарнат. — На кого посмотришь вот так, тот сразу за сердце хватается.

Каонэль спросила обиженно:

— Я что тебе, горгона?

— Горгона превращает в камень, — сказал Тарнат, — а ты одним взглядом своих необыкновенных глаз можешь тот камень снова оживить. Это так здорово, когда ты есть в нашей вообще-то грубой мужской компании.

Каонэль сказала с упреком:

— Ты забыл про Селину. Она очень хорошая, я ее люблю.

— Я тоже, — ответил Тарнат. — Но она вообще-то рыба. А ты теплая, даже горячая… как вот мне кажется. Дай потрогаю?

— Но-но, — сказала Каонэль строго, — думай о том, как нам всем оживить Талисман и больше не делать таких ошибок!.. Сила Талисмана совсем не бесконечная. Чародей сказал, расходовать нужно бережно и точно.

Тарнат сказал лихо:

— А как же безрассудство молодости?.. Бездумная отвага и все такое?.. Зачем быть все время рассудительным, почему не дать себя увлечь беспечным и безудержным страстям…

Каонэль сказала строго:

— Своим страстям воли не даешь, судя по тому, что отхватил себе самый просторный замок!

Тарнат ухмыльнулся.

— Страсти одно, выгода — другое. Мы, гномы, любим уходить в загулы и запои, но выгода для нас превыше!

Она остановилась у красиво оформленного входа в Дерево, что вообще-то дупло, но если остроухая женщина считает, что это парадный вход, то да, это прекрасный парадный вход, с женщинами лучше не спорить, все равно перекричат.

— Спасибо, Тарнат, — сказала она, — что проводил. Спокойной тебе ночи!

— И тебе, — ответил он с заминкой. — Хотя у меня будет неспокойная.

Она спросила участливо:

— Что случилось?

Он огрызнулся:

— А о судьбах мира кому думать?.. Иди спи.

Эльфийка, оглянувшись, улыбнулась так ослепительно, что засветились глаза, послышался легкий смешок и, Каонэль скрылась в темноте дупла.

Горгулья провела ночь по приглашению эльфийки на ее дереве, Селина залегла на дно своего крохотного бассейника, а у костра остались на ночь только Виллейн и Гнур с Булуком.

Тарнат, что не выносит и на дух гоблинов, не захотел оставаться в компании отвратительного Гнура, шагнул от костра в темноту и вскоре шелест его шагов оборвался, словно гном отыскал щель в земле и ушел вглубь в свои роскошные и обширные апартаменты

Когда на востоке посветлело, а над темным краем земли робко показалась алая полоска, у погасшего костра с покрытыми серым пеплом углями все еще спали Виллейн, Гнур и Булук, да в сторонке высилась каменная громада Грагрха, грозная и пугающая.

Горгулья слетела с верхушки дерева, сделала круг, резко и отвратительно громко каркнула.

Гнур пробормотал с тоской, не раскрывая глаз:

— Ну что за мерзкая ворона…

Горгулья каркнула громче, никто у костра не шелохнулся, только Гнур прошипел сквозь зубы:

— Как бы ее заткнуть…

Выждав немного, горгулья крикнула тем же резким неприятным голосом:

— Едут!

Виллейн зашевелился, привстал, еще не раскрывая глаз.

— Кто?.. Где?.. Куда?

Горгулья, не отвечая, сделала полукруг, двумя мощными взмахами крыльев вскинула себя высоко в небо, а там опустилась на край башни Теонарда и замерла, словно резное украшение из камня.

Виллейн, наконец, разлепил глаза, все еще сонные, повертел головой. Вдали разрастается облачко пыли, он насторожился, всмотрелся внимательнее.

Цитадель с самого начала расположили в удачном месте: лес далеко, болота тоже, во все стороны ровное, как столешница, плато. Даже не располагая острейшим зрением ворга или горгульи, он замечал всякого рода зверьков, но сейчас в их сторону быстро двигаются совсем не зверьки, еще как не зверьки, а довольно опасные звери.

— Люди, — проговорил он и ощутил, как его тщедушное тело начало наливаться угрюмой злобой и становится по тяжести почти равной человеческому, — на конях!

Гнур наконец поднялся, встревоженный словами Виллейна, встал рядом и тоже начал всматриваться, рядом с мелкиндом еще ниже ростом, хотя и намного массивнее, шире, но такой же злой и настороженный, как Виллейн.

— Целый отряд, — сказал Виллейн полувопросительно.

— Не меньше сотни, — буркнул Гнур. — Ты людей вроде бы не любишь?

Виллейн ответил уклончиво:

— Я вырос среди них. Видел всяких. Для меня это не масса людей, а разные человеки.

— А-а-а, — сказал Гнур, не сразу поняв, — ну да, я тоже по-разному. Среди них есть с характером нашей милой ихтионки, а есть и с твоим…

— Ну спасибо, — отрезал Виллейн. — Когда-нибудь прирежу тебя с огромным удовольствием.

— У меня шкура толстая.

— Тогда не пожалею пару амулетов и сожгу магией. Получатся добротные сапоги.

Пыльное облачко разрослось до облака, начали поблескивать крохотные искорки. Мужчинам объяснять не нужно, итак выдают себя металлические шлемы и заклепки на конской сбруе.

Из башни на их встревоженные голоса вышли Теонард и Страг, оба с мечами в руках, усталые и вспотевшие. Страг приложил ладонь козырьком к глазам, а Теонард бросил меч в ножны, нырнул обратно в башню и вернулся с арбалетом.

Остальные Хранители рассредоточились, даже Селина выбралась из своей ванны, которую называет бассейном, села в сторонке на камень и положила на колени трезубец.

Всадники с самого момента, как их заметили, мчатся в сторону Цитадели прямо, что говорит о их силе и нежелании замечать препятствия в виде низин, пригорков или россыпи камней, это должно подчеркивать их героизм и беспримерную отвагу.

Теонард и Страг переглянулись, первыми заметили приближение чужаков, им и встречать, так же разом вышли навстречу.

Всадники начали придерживать коней, вперед выдвинулись двое одетых лучше остальных, шлемы металлические, кольчужные рубашки до колен, по обе стороны седла щит и длинный меч, хотя на поясе еще и по сабле с изогнутым лезвием. Остальные в шкурах мехом наружу, пусть даже день солнечный, теплый, но воины опять же знают, что так одеваются для защиты, никакое лезвие не прорубит толстый ворс.

Передние всадники что-то прокричали, отряд остановился, а они двое уже шагом продвинулись к людям впереди, остановили коней, с интересом рассматривая как башню Теонарда, так и гигантское дерево рядом.

К Теонарду и Страгу подошел Лотер, лохматый и взъерошенный, все трое в свою очередь всматривались в прибывших конников. У всех одинаково злые лица с жидкими бороденками, но исполненные такой спеси, что Теонарду сразу восхотелось втоптать их в землю. Смотрят свысока, что нетрудно с высоты конских седел, хотя вообще-то лошадки мелкие, лохматые и явно диковатые, а сами всадники тоже выглядят дикими и необузданными, что может быть правдой, но может и быть расчетом, чтобы их боялись и уступали.

Один из всадников, что заметно моложе спутника, вскинул руку.

— Темирган, — представился он. — Сын вождя и сам вождь могучего и непобедимого племени аягунов. Командую всеми мужчинами, способными носить оружие и сражаться. А это Керкулейн, мой советник и великий шаман.

Лотер, опережая Теонарда и Страга, прорычал громко и мощно:

— Приветствую вас, Темирган и Керкулейн. Чем можем быть полезны?

Темирган нахмурился, сказал с вызовом:

— Вы забыли назваться!

Лотер ухмыльнулся, показав острые клыки.

— Вежливость никогда не была моей сильной стороной. Исправляю ошибку, я — Лотер.

Темирган выжидающе молчал, ожидая продолжения, а шаман сказал негромко, но в его голосе Лотер уловил изумление:

— Это ворг. Да, они не отличаются вежливостью.

Темирган дернулся.

— Что? Даже не простой оборотень… а из тех, кто может превращаться во что угодно?

Лотер смолчал, а шаман окинул зорким взглядом тех Хранителей, что остались на виду.

— Странные существа, никогда не видел их вместе… Вон там вроде бы выход в шахты гнома, мелкинд у костра… а еще гоблин… в самом деле гоблин, никогда бы не поверил, что он окажется с гномом и людьми… которых ненавидит. Если он, конечно, правильный гоблин.

Лотер перебил:

— Ты не заметил с нами человека с арбалетом, а он никогда не промахивается. И его стрелы достигают любого на любом расстоянии.

Темирган и шаман повернули головы в сторону Теонарда, а в это время с вершины башни спланировала, широко распахнув страшные черные крылья с когтями Мелисс и, хищно улыбнувшись гостям, села у костра на самый высокий камень.

Лотер сказал безучастно:

— Эта милая девушка может поднять и унести всадника вместе с его конем. Там чем можем помочь?

Шаман молча взглянул на Темиргана, а тот красиво выпрямился в седле и, раздвинув плечи, сказал громко:

— Вождь племени аягунов, на землях которого построено это уродливое сооружение, милостиво готов принять его в дар и даже сохранить жизни тем, кто его возвел.

— Мы польщены, — пробормотал Лотер мрачно.

Вместо Темиргана ответил шаман:

— Сооружение явно не закончено, вон там для других частей намечены места… Размах у вас просто невероятный. Но недостаточно силенок? Или что-то еще?

Сволочь прозорливая, мелькнуло зло у Лотера. Как быстро все схватывает…

— Священные дни праздника, — ответил он с величавым достоинством. — В это время у нас нельзя работать. А потом возьмемся и закончим.

— А сколько ваш праздник длится?

Лотер ощутил, что его загоняют в ловушку, ответил величаво медленно и с подчеркнутой торжественностью:

— Только жрецы знают, сколько дней будет длится в этом году. Но даже они не знают, сколько возжелают боги в следующем.

Шаман ехидно ухмыльнулся.

— Прекрасно. Если не работаете, то и не воюете, верно?

Лотер с ходу не нашелся, что ответить, но с великим с достоинством издали отозвался Теонард:

— Не воюем, верно. Но если враг нападет, по завету богов вольны защищаться.

— И даже обязаны, — подтвердил Лотер.

— У вас хорошие боги, — сказал шаман. — У нас тоже. Посмотрим, чьи боги лучше.

Ворг поинтересовался:

— Вы хотите напасть?

— Нет, — ответил за шамана Темирган, он улыбнулся несколько зловеще. — Наш народ растет быстро, ему нужны новые земли. Только и всего.

— У нас не новые, у нас старые.

— Для нас новые, — уточнил Темирган.

— Пытаться захватить уже занятые земли, — сказал Лотер мрачно, — большой риск.

— Риск, — согласился Темирган, — но племена, которые боятся рисковать, вымираю сами по себе. Без чужой помощи.

— А кто рискует, — сказал Лотер, — могут, конечно, захватить земли соседей, но что если сами в боях потеряют большую часть племени?..

Темирган отмахнулся.

— Мужчины рождаются для битв и красивой гибели!.. Но в тесноте детей рождается меньше, а на просторе больше… Через два-три поколения племя станет втрое сильнее и многочисленнее!

Страг сказал мрачно, но уважительно:

— Мудрые мысли. В вашем племени немало умных людей, верно? Даже странно, что воюете. Был рад с вами пообщаться. Надеюсь, погибнете в этой затее не все. Не хотелось бы, чтобы такой отважный народ исчез полностью. Для будущих поколений нужны примеры отваги и мужества.

Темирган ухмыльнулся.

— Они будут!

— Уверен в этом, — ответил Лотер вежливо.

Темирган, работая поводом и пятками, заставил коня попятиться к своему сопровождению, а шаман просто повернул лошадь и вернулся к остальным.

Хранители с тревогой смотрели, как Темирган свободной от поводьев рукой сделал прощальный жест.

— Трое суток! — прокричал он. — Через трое суток вы или сдадитесь и войдете в наш народ, либо умрете!

И весь отряд с гиком унесся в залитое солнцем пространство.