Минус одна минута. Книга вторая. Маски приоров

Галина Валентиновна Тимошенко

Что происходит с человеком, внезапно получившим то, о чем он мечтал много лет? А если он получил все это совсем не в той реальности, в которой прежде жил и мечтал, – что происходит в этом случае?! Сможет ли он одновременно справиться и с неожиданно сбывшимися мечтами, и с условиями этой совершенно новой для него реальности? А если в этой реальности живут еще и другие люди, тоже получившие все, о чем мечтали? Сумеют они договориться друг с другом и смириться с исполнением чужих мечтаний или нет?

Долина

…Еще некоторое время Стас, продолжая надеяться на ненадежность собственных глаз, стоял на смотровой площадке, вцепившись в поручни, потом изо всех сил потряс головой и ссыпался вниз по ступенькам.

Он пронесся по коридору и ворвался в спальню к Зинину, продолжавшему безмятежно почивать после ночных бдений.

— Юрка, вставай! — заорал он, безжалостно сдергивая одеяло с худосочного зининского тела. — Слышишь? Вставай!

Зинин недовольно задрыгал тощими ногами, тщетно пытаясь вернуть одеяло в прежнее положение, и наконец-то чуть приподнял веки.

— Можно не орать? — пробурчал он, осознав безнадежность своей войны за одеяло. — Чего надо-то?

— Залезь наверх — увидишь! В общем, подымайся, я к Буряку, — бросил Стас, вылетая из комнаты.

Только на крыльце он сообразил, что в нынешней ситуации выбегать с пустыми руками — не самое разумное дело, но было уже поздно: первая лохматая куча красовалась прямо перед ним. Стас, спохватившись, захлопнул ногой дверь в дом и застыл.

Вблизи оказалось, что австралопитек (или это был уже какой-то другой пращур?) совсем не так волосат и огромен, как мерещилось сверху: он заканчивался где-то в районе Стасова носа, да и шерсть у него была не слишком густой, не слишком длинной и совсем не всеобъемлющей. Испугавшись появления Стаса, он отпрянул так резко, что сделал кувырок назад по ступенькам крыльца.

Не дожидаясь, пока австралопитек опомнится, Стас гигантскими прыжками помчался через площадь в сторону научной колонии, как в Долине назывались домики говорунов.

По пути ему пришлось дважды шарахаться от братьев (или сестер?) первого встреченного им предка. Впрочем, те, похоже, тоже не слишком жаждали близкого знакомства: оба раза, обернувшись, Стас краем глаза видел, как они улепетывают в сторону леса.

Ему повезло: еще не добежав до дома Буряка, он наткнулся на совершавшего неспешную утреннюю пробежку Василёва. Судя по его флегматичному лицу, обезьяны ему пока под ноги не попадались, и Стас крикнул на бегу:

— Пулей к Зинину — и без вопросов!

Василёв, не издав ни единого звука, повернул и так же лениво потрусил в сторону площади. Стас сердито рявкнул ему вслед:

— Я сказал — пулей!!! И по сторонам смотри!

Тот послушно покрутил головой вправо-влево и заметно ускорился: то ли поверил Стасу на слово, то ли увидел очередную лохматую кучу. Разбираться было некогда: Стас не слишком хорошо помнил, какой именно дом ему нужен, и боялся проскочить мимо.

Хмурый Буряк, непонятно чем разбуженный, уже стоял на пороге своего дома.

— Чего ты горланишь с утра пораньше? — сурово осведомился он, пытаясь почесать у самого себя между лопатками.

Стас немедленно развернулся на сто восемьдесят градусов и побежал обратно к площади, кинув через плечо:

— Бегом!

Спустя несколько секунд за спиной он услышал топот Буряка и побежал еще быстрее.

Уже с площади они оба увидели возвышавшихся на смотровой площадке Зинина с Василёвым. Стас остановился перевести дух, и нагнавший его Буряк, запыхавшийся чуть меньше, спросил:

— Лезем наверх?

Стас, которому почудилось сзади какое-то движение, резко обернулся, никого не увидел и безнадежно махнул рукой:

— Там разберемся.

В коридоре он, чувствуя на своей спине изумленный взгляд Буряка, запер дверь на все замки (помнится, в первый свой визит в матушевский дом он удивлялся, зачем здесь вообще нужны замки…) и заторопился в кабинет. После короткого парного топота по ступенькам с другой стороны коридора в дом ворвались Зинин с Василёвым, и Буряк поразился еще пуще:

— Чего вы все носитесь, как от фашистов?!

Не отвечая, Стас впихнул его в кабинет и остановился в дверях, поджидая двух других.

Зинин начал еще в коридоре:

— Это что такое..?

Стас втолкнул в комнату и его, вошел сам и без сил сполз по стене на пол, оттягивая начало объяснений.

— Ну так? — грозно вопросил Зинин.

— Да подожди ты, — жалобно сказал Стас. — Я же не чемпион мира по бегу. Отдышаться надо.

— Потом отдышишься. Рассказывай, пока мы тебя не убили, — вступил Буряк.

Стас тяжело вздохнул и заговорил:

— Короче, это матушевские австралопитеки.

— Ты ж говорил, что они все погибли три года назад?! — изумился Буряк, а Зинин въедливым тоном уточнил:

— Это вообще не австралопитеки. Насколько я понимаю, это питекантропы. Они поближе к нам были.

— Да какая, черт тебя дери, разница?! — огрызнулся Стас. — Те действительно погибли. А сегодня появились эти.

Василёв прищурился:

— Сами появились? Или все это ты устроил?

— Вот верите, мужики: сам не понимаю, — честно сказал Стас.

— Ты же вроде научился как-то со своими мечтами обходиться? — подозрительно уставился на него Зинин. — Или врал?

Рассудительный Василёв поправил скептичного историка:

— Он не врал. Он же сделал то, что здесь нужно было — значит, научился.

— Получается, они появились сами, — резюмировал Буряк.

Стас виновато оглядел всех троих, помялся и признался:

— Может, это и вправду я. Я вчера… В общем, я тут дважды общался с одним человеком… Он знал Матушева и знал про его эксперимент. Мы вчера как раз про это говорили, и я сказал: страшно жалко, что все погибли.

— Просто сказал и все? — недоверчиво поинтересовался Зинин.

— Ну не просто сказал… Я как-то очень уж возбудился по этому поводу, так что, наверное, говорил очень страстно, — нехотя ответил Стас.

— Погодите, я не понял: а с каким это человеком, который знал Матушева, ты говорил? Он его еще на Земле знал, что ли? — встрял Буряк.

Стас взмолился:

— Ребята, я вам обязательно все расскажу, правда! Только давайте не сейчас. Сейчас нам надо придумать, что делать…

— А что делать? Помнится, питекантропы людоедами не были. Да и мелковаты они, чтобы так уж сильно их бояться, — возразил Зинин. — Они же не саблезубые тигры все-таки…

— Ты не понимаешь, — и Стас с отчаянием стукнул кулаком в пол. — Матушев, похоже, просто воспроизвел здесь кусок древней Земли. Наверняка он хотел, чтобы условия эксперимента были максимально приближены к реальным. Значит, теперь в лесу наверняка есть какие-нибудь хищники.

Буряк тут же подобрался и недобро блеснул глазами:

— Так ведь то Матушев… А теперь-то у нас тут твой эксперимент. Или я чего-то не понял?

— Да я ничего своего вчера вроде бы не придумывал… Я просто очень жалел, что Матушеву не удалось довести до конца свой эксперимент.

Вдруг Зинин встрепенулся:

— Погоди, ты ведь в прошлый раз рассказывал, что те обезьяны были очень лохматыми? По твоим словам они действительно были похожи на австралопитеков. И Матушев был все-таки не лингвистом, а палеонтологом. При этом питекантропы, по мнению большинства ученых — это как раз тот вид, который мог начать разговаривать. Тогда, выходит, в условиях эксперимента что-то изменилось? Теперь все так, как нужно Стасу, а не так, как было нужно Матушеву?

— И что это нам дает? — с горечью спросил Стас. — Одновременно с питекантропами уже не жили хищники?

— Нужны ружья, — мрачно констатировал Буряк. — И стена вокруг всего поселения.

— От Матушева осталось ружье. Даже два, — сообщил Зинин. — Одно — со снотворными пулями, одно — с настоящими. Из первого он точно стрелял, а из второго — нет.

— Ружья людям давать нельзя, — возразил давно уже молчавший Василёв. — Во-первых, непонятно, в кого они станут палить. Мы с вами это уже проходили. Во-вторых, зачем зверье убивать или калечить? Построить стену — да, а для защиты вполне достаточно будет и факелов.

— Можно еще шокеров наделать, — задумчиво проговорил Буряк. — Но и пару ружей все-таки иметь надо. Себя мне все-таки немного жальче, чем какого-нибудь древнего медведя, знаешь ли. Или мы теперь в лес ходить не будем?

— Верно, самое главное — это стена, — с облегчением подхватил Стас, радуясь, что все переключились с обсуждения его неосторожных мечтаний на насущные нужды. — Собираем народ?

Все молча поднялись и двинулись в коридор. Там разделились: Зинин отправился на кухню за металлическими мисками, которые играли роль местного набата — вкупе с молодецким василёвским свистом.

…Народ собрался быстро. Лица у многих были перепуганными: видно, не одному Стасу уже довелось сегодня встретиться лицом к лицу с новыми соседями по Долине. По внешнему периметру толпы встали Василёв со снотворным ружьем, Буряк с обычным и Зинин с факелом. Стас, как всегда, занял давно опостылевшее ему место на крыльце.

— Многие из вас уже знают, что у нас возникли серьезные проблемы, — сердито начал он, предвидя большой шум и поток обвинений. — В лесу появились питекантропы и всякие звери, возможно, даже хищники. Все стало так же, как было здесь до последней волны смертей.

Толпа угрожающе зашумела, и Стас сурово возвысил голос:

— Не будем сейчас говорить, как это случилось, но теперь все сильно изменится. Прежде всего нам нужно обнести поселение надежным частоколом. И работать придется всем! — он добавил в голос металла, услышав недовольные возгласы. — Кто не будет работать, будет выселен за стену. Когда мы ее построим, конечно.

Он сам не слишком хорошо представлял себе, как можно было бы выселить людей из их домов — или, скажем, перенести дома бездельников за стену, — но угроза сработала: народ испуганно затих.

— Господа инженеры, на вас — планирование и организация работ. Остальные берут топоры и рубят ближайшие деревья. У кого топоров нет — таскают к периметру поселения срубленные стволы. Женщины готовят еду для тех, кто работает, а дети, кто постарше, ее носят. Все остальное — потом. И не забывайте оглядываться по сторонам!

И Стас, сбежав с крыльца и растолкав толпу, пробрался к Буряку. Тот, продолжая настороженно оглядываться, проговорил сквозь зубы:

— Понимаешь, я могу сделать и ружья, и шокеры, но мне нужно смотаться на Равнину в мою мастерскую. Ты не против, если я воспользуюсь самолетом?

— Не поверишь, я догадался, что ты туда полетишь. Хотел попросить тебя привезти сюда Лилию. Ее здравый смысл нам сейчас очень пригодится.

Буряк тут же отвлекся от охранной деятельности и настороженно уставился на Стаса:

— Это благотворительность?

— Иди к черту! — с чувством сказал Стас и ткнул его кулаком в плечо: — Я не хочу сейчас отсюда улетать. Сам знаешь, я и так давно уже непопулярен, а нужно, чтобы здешний народ все-таки хоть кого-то слушался.

— Понятно. Тяжела ты, шапка Мономаха… — съязвил Буряк, не до конца убежденный в искренности Стаса.

— Сегодня вернешься?

— Постараюсь. Сейчас только поговорю с мужиками насчет того, кому что привезти с Равнины, и полечу, — и он торжественно передал Стасу ружье.

Стас медленно двинулся по площади. Судя по тому, что он видел, мобилизация волонтеров-строителей шла тяжко. Вокруг каждого из говорунов-технарей кучковались возмущенные итеры, пытающиеся доказать свою полную непригодность к строительным работам. Технари, не скрывая презрения, старались справиться с саботажниками уговорами, но время от времени им все же приходилось прибегать к прямым угрозам и грубой физической силе.

Несколько инженеров притащили какие-то технические приспособления, призванные ускорить рубку деревьев и подготовку их к установке в стройную линию частокола.

Первые отряды лесорубов уже отправились в лес, женщин и детей тоже не было видно.

Стас подошел к Зинину.

— Фимчик уже все обдумал, — кивнул тот в сторону невысокого плечистого мужчины с лицом, сильно напоминавшим непрошеных гостей Долины, и подтолкнул Стаса локтем. — Ему, похоже, легче понять психологию сородичей — не то что нам…

Стас проигнорировал непритязательную шутку, и Зинин продолжал:

— Он собрал всех в два отряда. С одним ушел Василёв, к другому сейчас пойду я. Хочешь — иди ты.

— Нет уж, я, пожалуй, займусь агитацией и пропагандой, — покачал головой Стас. — А потом буду охранять строителей, — и отправился на помощь инженерам, силившимся объяснить самым ленивым и непонятливым технологию сооружения частокола.

…Через пару часов работа была с грехом пополам налажена. Из лесу доносились довольно ритмичные удары топоров, а с задней стороны поселения дричи заколачивали в землю двухметровые толстенные жерди и доски, заостренные с обеих сторон. Стас подумал о том, чтобы раздвоиться: тогда можно было бы одновременно и обеспечивать охрану строителей, и метаться по домам итеров, возвращая дезертиров на поле боя. Наконец он не выдержал внутренней борьбы и, поминутно оглядываясь, побежал в лес.

Там он отыскал Василёва, который со своим обычным бесстрастным видом шатался вокруг лесорубов, то и дело норовя принять участие в процессе, и отвел его в сторону:

— Слушай, давай махнемся ружьями, а? На черта тебе стрелять по питекам снотворным? Ты же не собираешься их анатомию изучать, правда? Я тебе дам нормальную винтовку, и ты в случае чего будешь просто палить в воздух. Тогда тебя одного здесь вполне хватит. И Зинина с его факелом я у тебя заберу: пусть он строителей охраняет, а я буду бездельников отлавливать. Ты себе не представляешь, как они ухитряются смываться! Только что был — и нету. Я уже замучился и с ружьем вдоль забора бегать, и балбесов обратно сгонять.

Василёв без возражений произвел обмен ружьями и, так ничего и не сказав, вернулся на свой пост.

Когда над северными холмами проскользила, быстро снижаясь, серебряная птица, солнце уже начало проявлять интерес к ночному отдыху, а метров сто пятьдесят частокола почти отгораживали заднюю сторону поселения от леса.

Видимо, местные инженеры не зря ели свой хлеб: их приспособления удачно компенсировали недостаток рабочего энтузиазма. Во всяком случае, Стас никак не ожидал, что работы будут продвигаться такими темпами.

Он рассудил, что на часок можно прервать процесс возвращения особо нерадивых итеров на свои рабочие места (правду сказать, почти все они и так уже втянулись в процесс) и встретить Лилию.

Щадя Буряка, Стас выждал, пока тот помог Лилии выбраться из зависшего над площадью самолета и снова скрылся в салоне, и только тогда выдвинулся из-за дома.

Лилия, сияя своими невероятными глазищами, быстро пошла к нему. Выражение ее лица издали Стас оценил как сложное и противоречивое, поэтому предпочел сразу закрыть ей рот поцелуем, предусмотрительно затащив ее сначала в дом.

Когда они оба отдышались, Стас быстро сказал:

— Я страшно соскучился, поэтому кричать будешь потом, ладно? Я все расскажу вам четверым ночью.

Лилия, испытующе глядя ему в глаза, возразила:

— Ночью Буряк собирается заняться оружием.

— Ну, это его дело, — пожал плечами Стас. — Хотя мы можем пойти и к нему — расскажу там. Какая разница?

— Ты как? — тревожно спросила она. — Расстроился?

— А как ты думаешь? — сердито ответил Стас. — Чувствую себя так, будто прилюдно обделался. Хотя, собственно говоря, примерно это я и сделал. Заметь, это народ пока еще не сообразил, что я имею к питекам какое-то отношение… Представляешь, что будет, когда сообразит?

— Ладно, плюнь, — посоветовала Лилия. — Что тебе терять-то?

Стас еще раз поцеловал ее, с трудом оторвался, когда по ступенькам крыльца подчеркнуто громко затопотал Буряк, и легонько подтолкнул ее в сторону своей спальни.

— Иди. А я пойду возвращать шалопаев на работу. Небось, без меня уже все разбежались.

И он зашагал к выходу мимо вошедшего Буряка. Тот шел, до бровей нагруженный какими-то коробками, железяками и еще чем-то непонятным, но все-таки сумел поверх всего этого невнятно спросить, придерживая подбородком какую-то длинную непослушную планку:

— Ночью работать будете?

— Попробуем… — безнадежно махнул рукой Стас и вышел.

К его удивлению, оказалось, что ближе к ночи у народа проснулся азарт: видимо, вид стремительно удлиняющейся линии обороны сыграл вдохновляющую роль. Вдоль яростно заколачивающего жерди стройбата с довольным видом расхаживал Зинин. Он радостно встретил вернувшегося Стаса и ухватил его за рукав:

— Слушай, ты представляешь себе — все работают как черти! Как ты ушел, они почему-то все сразу начали сами возвращаться!

Стас с досадой хмыкнул:

— Я понял: если я совсем улечу, вы к утру всю стену выстроите.

— Да ладно тебе, я же не про то, — поморщился Зинин. — Это ведь как раз то, о чем мы говорили еще на Равнине: появилась общая опасность — и все начали работать. Даже не жалуется никто!

— Я рад, что мои питеки так тебя осчастливили, — язвительно сказал Стас. — Когда с этим справимся, я еще какую-нибудь гадость придумаю.

Зинин, похоже, не слишком вслушивался в его слова:

— Мне кажется, они даже ночью собираются работать. Интересно только, как долго все это продержится…

Стас в сердцах плюнул и пошел искать себе какое-то полезное занятие. Тут с другого конца будущего частокола примчался обезьяноподобный Фимчик и торопливо забасил:

— Предлагаю вернуть лесорубов! Они уже столько жердей заготовили, что им и здесь пока работы хватит. Да и опасно — в темноте-то рубить!

— Сейчас я их приведу, — угрюмо буркнул Стас, злясь на себя за то, что не подумал о технике безопасности.

Он пошел на бодрый звук топоров: казалось, что работяги за целый день совершенно не устали — хотя, возможно, такое впечатление создавалось просто из-за обилия задействованных топоров. Было даже удивительно: откуда вообще в Долине взялось столько плотничьего инструмента?

Стас шел до лесорубов дольше, чем предполагал: за эти часы линия леса довольно значительно отступила от поселения. Интересно, что же за гениальные изобретения ввели в бой местные инженеры? На Земле они бы, наверное, озолотились на таких патентах…

Наконец он наткнулся на первую пару лесорубов, пытающихся свалить надрубленное дерево, и сразу понял, что впечатление было ошибочным: судя по их осунувшимся лицам и озверелым взглядам, кидаемым на неохотно поддающийся ствол высоченной сосны, до последнего издыхания им оставалось совсем немного. Стас гаркнул:

— Валите последнее и возвращайтесь! Там еще пилить и пилить — все полегче станет…

Измученные мужики, не обернувшись на его голос, яростно набросились на сосну, и та, ошалев от их наскока, вдруг подалась и начала клониться в сторону Стаса. Тот едва успел отпрыгнуть, как огромный ствол с шумом грохнулся совсем рядом с тем местом, где он только что стоял.

Дальше Стас передвигался уже с куда большей осторожностью. Как выяснилось, неопытные лесорубы не всегда вспоминали о необходимости крикнуть «Берегись», когда стволы начинали падать. Было решительно непонятно, как им удавалось до сих пор выживать.

Он повторил радостную весть еще раз пятнадцать, и лес постепенно опустел. Шагая вместе с Василёвым следом за последней парой лесорубов, Стас негромко поинтересовался:

— Питеки появлялись?

— Ни одного, — кратко ответил тот.

Стас вздохнул:

— Я бы тоже испугался, когда такой грохот по всему лесу стоит… Может, просто ревун установить около поселения? Ни одна зараза и близко не подойдет.

— Ага, — согласно кивнул Василёв. — Только тогда наши сами в лес переселятся.

— И то правда… Там добрый Буряк вернулся и спрашивает, будет ли народ ночью работать.

— Я даже не знаю, выйдет ли кто завтра на работу! — неожиданно взорвался обычно молчаливый Василёв. — Если сейчас они еще попилят да позаколачивают все это в землю, то наши медики полночи будут кровавые мозоли лечить.

Стас виновато промолчал. Он и так чувствовал себя бездельником — куда хуже итеров, которые и в первую-то половину дня работали, а уж во вторую вовсе побили все рекорды. Поэтому, когда они добрались до пилорамы, оставшейся со времен строительства в Долине, он накинулся на работу как голодный.

Опомнился он только тогда, когда все заготовленные толстые стволы были уже распущены на доски, а тонкие нарублены на жерди. В первую минуту он пожалел, что не догадался уговорить лесорубов дотащить до поселения все уже срубленные деревья, но потом устыдился: в этом случае всем точно пришлось бы работать до рассвета.

Тогда он перебежал к тем, кто все еще с отчаянием обреченности продолжал вколачивать и вколачивать доски и жерди в землю, туго перетягивая их веревками. На общее счастье, дричи еще три года назад приспособились делать веревки из лиан, росших в восточной части леса.

Призывать к дальнейшим работам Стас уже не рисковал. Теперь он просто с опаской поглядывал на работавших рядом всякий раз, когда те переставали стучать своими огромными камнями и тяжелыми молотками.

Наконец кто-то пустил по цепи клич:

— Добьем все, что заготовлено — и спать!

Стас с ужасом посмотрел на кучу всего того, что было навалено возле пилорамы, и заорал:

— Мужики, вы же подохнете к утру! Пусть каждый добьет то, что ставит сейчас — и в койку! Завтра тоже будет день, можете не сомневаться.

Спорить никто не стал, но работа тут же ускорилась.

В итоге часам к трем гора заготовок оказалась полностью изничтоженной, а поселение почти наполовину было окружено густым высоким частоколом. Народ в изнеможении поплелся по домам.

Стас ждал, пока до него добредут Зинин с Василёвым, работавшие на другом конце линии ограждения. Идти оттуда им было долго, поэтому Стас от нечего делать решил двинуться им навстречу.

Внезапно на него из темноты выскочила провидица Эмма. Стас только открыл рот, чтобы поздороваться, как она, беззвучно ахнув, закрылась краем запыленного платка и юркнула в сторону. Он недоуменно проводил взглядом ее грациозную фигуру, скрывшуюся в темноте. Из раздумий по этому непонятному поводу его вывел Василёв, беззвучно возникший из той же темноты с ружьем в руке.

— Слушай, что это было? — изумленно спросил Стас, кивнув в ту сторону, где исчезла армянская княжна.

Василёв повертел головой, пытаясь рассмотреть, о чем именно был задан вопрос, не сумел этого сделать и вопросительно поглядел на Стаса. Тот задумчиво пояснил:

— Эмма почему-то меня до смерти боится. Не здоровается, прячется… Ты не знаешь, в чем дело?

— Понятия не имею, — сообщил Василёв и покачнулся, потому что появившийся откуда-то сзади Зинин, проходя мимо, восторженно ткнул его в спину.

— Ничего себе темпы, а?

Не ответив, Василёв двинулся в сторону площади. Зинина его молчание нимало не обескуражило, и он решил просто сменить собеседника:

— Стас, Лилия прилетела? Как ей с самолета понравилось все это зрелище?

— Ты знаешь, у нас с ней как-то не было времени обсудить именно это, — с вежливым ехидством заметил Стас, шагая следом за Василёвым, и Зинин обиженно умолк.

Когда они добрались до матушевского дома, на крыльце, напряженно вглядываясь во тьму, стояла Лилия. Увидев их, она легко сбежала с крыльца им навстречу:

— Ребята, погодите. Я понимаю, что вы зверски устали, но если вы зайдете в дом, мы уже больше никуда не пойдем.

— Конечно, не пойдем. Куда нам идти? — сквозь зубы пробормотал сдувшийся, как послепраздничный воздушный шарик, Зинин.

— Буряк возится в своей мастерской с шокерами. Он слезно просил, чтобы мы дошли до него: он тоже очень хочет Стаса послушать.

— Прямо так-таки и слезно, — снова проворчал Зинин, норовя обойти неожиданное препятствие сбоку и попасть все же в дом.

Лилия элегантно сделала шаг назад, и вход на ступеньки оказался полностью закрытым. Зинин тяжело вздохнул и без сил оперся на перила.

— Пошли, — коротко сказал Василёв и зашагал в сторону буряковского дома.

Лилия проследила, чтобы Зинин отошел от крыльца на достаточное расстояние, и только тогда пошла за мужчинами.

Буряк был не менее грязен, чем строители частокола, но казался куда более воодушевленным. Мастерская была завалена металлическими и деревянными заготовками, а слева в углу лежало несколько одинаковых длинных палок — видимо, уже готовых шокеров.

— Ого, у тебя тут все на поток поставлено, — уважительно заметил Стас, беря в руки одну из палок. — Как я понимаю, с этой штукой надо обращаться осторожно?

— Вот и обращайся осторожно, — посоветовал Буряк, отвлекшийся от своего занятия и настороженно глядящий на Стасовы руки. — Там сбоку кнопочка — вот ее лучше без острой необходимости не нажимать. Нечего заряд зря расходовать.

— Ты так и будешь продолжать пилить-строгать? — осведомился Стас, осторожно возвращая шокер на место. — Мне тебя перекрикивать?

— А зачем иначе я просил бы вас сюда прийти? — резонно возразил Буряк, вернувшийся к своему занятию. — Давай рассказывай.

И Стас рассказал собравшимся про Сандипа, про странную Четвертую Землю, совсем уж загадочную Третью и про Галилея-демиурга. К концу его рассказа наступила тишина: Буряк оторвался от своих трудов и задумчиво глядел на Стаса.

Первой заговорила Лилия:

— Получается, наш Галилей — просто-таки король приоров. Как-то грустно…

Стас сочувственно глянул на нее — он и сам до сих пор пребывал в состоянии острого разочарования по этому поводу — и негромко сказал:

— Может, просто в любом человеке сидит свой приор? Стоит попасть в благоприятные условия — и он расцветает пышным цветом… Я вон тоже никогда не мечтал о роли партийного лидера, а что вышло?

— Партайгеноссе, — тихонько подсказал Буряк, снова принимаясь за работу. — «Хайль» кричать?

Зинин безжалостно уточнил:

— Скорее уж английская королева, которая, как известно, царствует, но не правит.

— Спасибо, друзья, поддержали, — тоскливо поблагодарил Стас.

— Может, Галилей просто сбросил здесь своего приора, как ящерица хвост, и отправился на Четвертую Землю без этого обременения, — неожиданно многословно высказался Василёв, и все изумленно воззрились на него, потрясенные таким ораторским подвигом.

— Резюмирую, — объявил Буряк. — На Четвертую Землю нам хода нет. А на настоящую Третью, если я правильно понял твоего индуса, мы бы и сами не захотели, даже если б могли. Тогда о чем говорить?

— Позвольте, я дополню резюме, — вмешался на редкость оптимистичный сегодня Зинин. — Мы получили огромный подарок: теперь у всех есть общая забота — причем навсегда. Значит, есть шанс, что у нас здесь что-то начнет происходить.

— Слушайте, а почему навсегда? — вскинулся вдруг Буряк. — Стас, если ты смог создать этих питеков — может, ты сможешь их и убрать?

— Еще чего! — возмутился оскорбленный до глубины своей исторической души Зинин. — Ты вообще услышал, что я сказал? Если он их уберет, здесь снова будет болото. Тебя это не волнует?

— Да в общем-то не особо, — пожал плечами Буряк, откладывая в сторону очередной готовый шокер.

— Стоп, малыши, — прикрикнул Стас на готового начать бурную дискуссию Зинина. — Спорьте, не спорьте — один черт: я все равно ничего не смогу поделать с питеками. Что-то создать я могу, а уничтожить — увы…

— Пробовал? — недоверчиво глянул на него вновь очнувшийся Василёв.

Стас молча кивнул.

— А шнур у Павла? Ты же его порвал?

Стас разозлился:

— Объясняю для тех, у кого задержка психического развития: я могу только как-то приспособиться к тем условиям, которые есть. Изменить сами условия я не могу. Еще вопросы имеются?

Лилия задумчиво протянула:

— Кстати, интересно — а почему это именно так?

— Ага, давайте пофилософствуем, — ядовито сказал Буряк. — Никаких практических забот у нас все равно нет, надо же как-то время убить…

— А чего тут обсуждать? — удивился Стас. — Все вроде решено, разве нет? Стену строим — это раз. Каждую ночь кто-то охраняет поселение с боевым ружьем и стреляет в воздух, если появляются питеки — это два. На дом выдаем один шокер — это три. Факелы они, надеюсь, сами сумеют сделать. Экспедиции в лес по разным надобностям — с тем же боевым ружьем и шокерами. Это четыре. По-моему, все. Или я что-то забыл?

— А как вы думаете, — вдруг мечтательно заговорила Лилия, — экторов-животных можно есть? А то настреляли бы какой-нибудь дичи…

Все, кроме прыснувшего Стаса, дико посмотрели на нее, как будто бы она предложила подстрелить к ужину парочку особо жирненьких итеров, и промолчали. Лилия удивилась:

— А чего вы? Почему-то же у Матушева было ружье? Вы уверены, что он этого не делал?

— А пусть вот он у своего Сандипа спросит, — Буряк хмуро мотнул головой в сторону Стаса. — Тот с Матушевым дружил, так что должен знать.

На том встреча в верхах и закончилась. Лесорубы и строители с кряхтеньем и оханьем поднялись и потянулись к двери, а Буряк продолжал сосредоточенно возиться со своими железками и деревяшками, словно и не заметил их ухода.

…Как и предполагал Василёв, утром народ на работу не поднялся. Сначала Цветана полночи лечила кровавые мозоли, рваные раны и растянутые мышцы, а потом вчерашние трудяги до полудня стонали и ворчали, лежа в кроватях.

Однако ближе к обеду в лес снова выдвинулись лесорубы, кто-то встал к пилораме, а остальные продолжили вколачивать новые жерди с обеих сторон частокола. Питеки (видимо, еще вчера насмерть перепуганные криками, стуком топоров и шумом падающих деревьев) пока не показывались.

Итеры, хоть и с большим опозданием, но все-таки выползли работать, Зинин все время курсировал вдоль работающих, так что Стасу оставалось только подключиться к строительным работам. Правда, пару раз он сбегал в лес к Василёву: тот был не слишком рьяным охранником и все время присоединялся то к одной паре лесорубов, то к другой, помогая им валить срубленные деревья. Стас тоже попытался было поучаствовать, но на него не слишком любезно цыкнули, и он вернулся туда, где от него мог быть хоть какой-то прок.

Когда неподалеку показались разносившие обед женщины, Стас вдруг смекнул, что Эмма наверняка сейчас занята тем же самым, и двинулся вдоль частокола. Заметив ее еще издали, он сделал большой крюк, чтобы не попасться ей на глаза раньше времени, и внезапно появился прямо перед ней.

Армянка опять округлила свои роскошные восточные очи и сделала попытку метнуться в сторону, но он крепко ухватил ее за рукав и отвел в сторонку.

— Ну, рассказывай, княжна, — мягко сказал он. — Чего ты от меня бегаешь? По-моему, мы не ссорились.

Некоторое время Эмма боролась с собой, потом вскинула голову и неуверенно произнесла:

— Стас, я все видела.

— Что именно ты видела? — вкрадчиво поинтересовался Стас. — Я опять кого-то пытался убить?

Та потупилась и тихо ответила:

— Я давно видела обезьян…

— И что? Они тебе сказали, что я гад? Или у них на лбу было написано, что именно я их создал?

— Нет, просто я подумала, что ты превратил в обезьян… — тут она задохнулась то ли от страха, то ли от негодования и умолкла.

— Господи, кого? — простонал Стас. — Я никого не могу ни во что превратить!

— Мы все тут тебя страшно раздражаем, я знаю, — совсем уж невнятным шепотом продолжала Эмма. — Ты ведь другого ожидал, правда? Вот я и решила, что ты превратил итеров в обезьян…

— С ума сошла? — поразился Стас. — Зачем бы мне было это делать?!

— Я не знаю… Но я очень испугалась, — призналась Эмма и беззвучно заплакала.

Это называется: приехали, распрягай лошадей. Осталось начать детей пугать гневливым и всемогущим Стасом…

Стас взял ее за плечи и несильно встряхнул, пытаясь заглянуть в ее опущенное несчастное лицо.

— Эмма, милая, ну скажи: я хоть кому-нибудь здесь делал плохое? Да, я злюсь, да, я не всем создаю то, что они просят. Только кому я навредил?!

— Ты здесь главный, и ты на нас злишься, разве этого мало? — отчаянно всхлипнула она и подняла на Стаса жалобный взгляд. — Может, если бы ты кого-нибудь наказывал, было бы не так страшно. А сейчас… Мы же не знаем, что ты думаешь, не знаем, что ты сделаешь! А что глаза у тебя почти все время злые — мы знаем. Я вообще все время боюсь, когда ты здесь…

Стас бессильно опустил руки и прислонился к задней стене чьего-то дома. Так он стоял долго, закрыв глаза и ни о чем не думая. Эмма, замерев, смотрела на него во все глаза с виноватым видом, а потом тихонько дотронулась до его руки:

— Стас, ты на меня обиделся?

Он открыл глаза и тоскливо глянул на нее:

— Нет, Эмма, не обиделся. Просто все как-то не так. Я вас сюда притащил, вы мне поверили — а я, получается, вас бросил… Я-то думал, вы здесь все сами устроите так, как захотите. Иначе я бы вообще во все это не ввязывался. А теперь…

Он с трудом собрался и устало спросил у нее:

— А сейчас что ты видишь? Что будет?

Эмма яростно замотала головой:

— Нет, я теперь больше не смотрю будущее! Не хочу!

— А если я тебя очень попрошу?

Она умоляюще потянулась к нему:

— Пожалуйста, Стас, не надо! Я очень боюсь!

— Чего ты боишься? — поразился он. — Почему ты думаешь, что впереди будет плохое?

— Я не знаю! Но будет плохо!

Страшно злясь на самого себя, Стас добавил в голос чуть-чуть металла:

— И все же?

Эмма втянула голову в плечи, глянула на него с тихой укоризной, потом закрыла глаза и затихла.

Стас, затаив дыхание, ждал, сам себя ругая за то, что спросил. Мало ему, что ли, Сандипа с его туманными объяснениями насчет многочисленных Земель? И непрошеных и неустранимых теперь питеков — тоже мало?

— Здесь приземлится большой темный самолет… — монотонно заговорила армянка. — На нем будут нарисованы какие-то золотые круги и пятна. К нему пойдет много людей, а ты опять будешь кричать, как тогда, три года назад…

Вдруг она вздрогнула всем телом, часто-часто задышала и распахнула необъятные от ужаса глаза:

— А потом я умру…

Стас тоже вздрогнул и быстро возразил:

— Ты же не можешь это видеть. Если видишь — значит, не умрешь, разве не так?

— Ты не понимаешь… — отстраненно произнесла Эмма и медленно, неуверенными шагами пошла прочь.

Самолет. И, видимо, новая волна дестабилизации. Но почему?! Можно сколько угодно хихикать над юношеским энтузиазмом Зинина по поводу объединения здешнего люда, но одно можно сказать точно: в ближайшем будущем никому здесь скучно не будет. Мало того, еще пара-тройка дней, и страха тоже не будет. Будет достроен частокол, все вооружатся шокерами, и жизнь войдет в почти прежнюю колею. При этом малые дозы адреналина все равно время от времени будут впрыскиваться: то какой-нибудь шальной питек напугает тех, кто пойдет в лес по грибы, то…

Стоп. Зинин ведь сказал: это — питекантропы, которые, согласно научным мифам, уже могли начать разговаривать. Так, может, попробовать начать с ними общаться?

В любом случае — ни страха, ни скуки не предвидится. Тогда почему?.. Или Эмма все-таки ошиблась?

Стас в беспокойных раздумьях вернулся на свое место в цепочке строителей забора. Однако оказалось, что за это время стала намечаться нехватка заготовленных жердей и досок, и он сам себя перебросил на пилораму. А там монотонный процесс полностью подчинил себе его сознание, и он вообще перестал думать о чем бы то ни было.

…Только вечером следующего дня, когда строительные работы по возведению частокола были закончены, а Лилия бережно вытащила у Стаса из ладоней все занозы, обработала все ссадины, накормила и напоила, он решился-таки рассказать ей про разговор с Эммой.

— Пойдем, посидим наверху. Поболтаем, подумаем…

Она тревожно глянула на него и спросила:

— Опять что-то случилось?

— Пойдем, — и он упрямо потянул ее за собой.

Со смотровой площадки было хорошо видно, что поселение теперь полностью защищено со всех сторон. Правда, сверху частокол, несмотря на свою высоту, выглядел довольно хлипким, но Стас знал: выворотить из земли забитые туда чуть ли не на полметра колья, натуго стянутые прочными лианами — задача не для слабаков.

Можно было, конечно, организовать ночные дежурства, но отсутствие питеков в зоне видимости на протяжении трех дней сильно ослабило страх населения Долины. Все, похоже, решили, что шум в ходе строительных работ отпугнул питеков на веки вечные, и теперь торжествовали свою полную победу.

Стас был настроен далеко не так оптимистично, но решил отдаться на волю случая: достаточно первого появления питеков у забора — и люди снова вспомнят о постоянной опасности по соседству.

Отделенный от поселения замусоренной и бестолковой полосой вырубки лес выглядел одновременно и несчастным, и угрожающим. В вечерних сумерках трудно было бы заметить питеков, если бы они вдруг решили побродить среди свежих пней, щепок и обрубленных мелких веток. Тем не менее ожидания их появления было вполне достаточно для того, чтобы пребывать в постоянном напряжении.

Стас покосился на Лилию, которая с горечью оглядывала некогда прекрасные окрестности.

— Знаешь, у нас в автопробеге была примета, — не слишком естественным оживленным тоном начал он. — Как только пейзаж начинает паршиветь — значит, рядом люди. Никаких конкретных примет еще нет — ни домов, ни мусора, ни рекламных щитов у дороги, — а все уже понятно. Так что мы продолжаем славные традиции родной Земли.

Лилия никак не откликнулась на его слова, и он огорченно замолчал.

Только спустя несколько минут Лилия вернулась из своего забытья и испытующе посмотрела на Стаса:

— Так о чем ты хотел мне рассказать?

Вот уже три года Стас никак не мог решить, нравится ли ему, что Лилия понимает его лучше, чем, на его взгляд, один человек способен понимать другого. Чаще всего это вызывало у него досаду — но только потому… Впрочем, он и сам до сих пор не мог с уверенностью ответить, на что именно досадует. Возможно, просто на то, что она отнюдь не всегда бывала для него такой же понятной.

— Эмма говорит, что в будущем сюда прилетит большой черный самолет, многие люди отсюда уйдут, а она сама умрет. А еще она говорит, что давно знала о питеках, но думала, что это я превращу итеров в обезьян. Оказывается, она меня до смерти боится. Говорит, что у меня все время злые глаза, когда я здесь. У меня что — и правда злые глаза?

Лилия прижалась к нему и прошептала на ухо:

— Когда смотришь на меня — нет. А про остальное не знаю, я же не Эмма…

— Да черт с ними, с глазами! Что ты думаешь по поводу ее видéния?

— Насколько я помню, она не ошибается в том, что видит. Может ошибаться, когда интерпретирует то, что увидела — это да. Но тут она ничего не интерпретировала. Видела — значит, будет, — пожала плечами Лилия.

— Тебя это не беспокоит?

Лилия вздохнула, села на пол и потянула Стаса за руку, чтобы он тоже сел рядом.

— Меня больше беспокоит другое. Я не хотела тебе говорить, пока вы вкалывали, как проклятые, но сказать надо.

Стас насторожился:

— Что-то случилось на Равнине?

— Да вроде бы пока ничего не случилось… Но мне все равно тревожно. Там Тимофей что-то затевает, а я не могу понять, зачем ему это. Он у нас, видишь ли, пытается стать духовным лидером Равнины.

— Мама дорогая! Это как же? — развеселился Стас.

— Придумал какой-то священный знак — «гелиос» — и делает вид, что на него молится. То есть молится не на сам гелиос, а на Галилея. Представляешь, он собрал чуть ли не все население Равнины к себе на ужин и там нам все это продемонстрировал. Сказал, что мы за все должны быть благодарны Галилею, а смерти происходят только тогда, когда мы не следуем введенным Галилеем законам. У него теперь куча сторонников — и среди итеров, и среди дричей…

— И это все? — усмехнулся Стас. — И что тебя настораживает? У него ломка без власти — вот он и играет в мессию.

Лилия с сомнением покачала головой.

— Во-первых, я не понимаю, что он задумал и зачем ему все это. А во-вторых… Во-вторых, он сказал, что встречался с Галилеем, и тот одобрил всю эту затею с религией.

— Тимофей действительно с ним встречался? — ошеломленно спросил Стас. — Или просто врет? Никак ведь не проверишь…

— Понимаешь, он показал нам всем древний компас. Сказал, что это подарок Галилея — чтобы люди не сбивались с верного пути.

— Подумаешь, компас! — пренебрежительно фыркнул Стас. — Буряк тебе разных компасов штук десять сделает, включая древнекитайский.

— Это еще не все, — возразила Лилия, упрямо тряхнув головой. — Я ведь тоже сначала не поверила. А после ужина попросила разрешения сходить к нему на конюшню и разговорилась с экторами. А они проболтались, что накануне он брал одну из лошадей почти на всю ночь и вернул ее совершенно взмыленной. Подтверждение, конечно, косвенное, но… Мне кажется, он слишком умен, чтобы так нагло врать.

— Галилей четыреста лет ни с кем не встречался, — задумчиво проговорил Стас, — а тут вдруг за три года сразу дважды?

— Пока ты не рассказал про разговор с Сандипом, я все-таки продолжала сомневаться. А Галилей-демиург… Такой вполне мог бы встретиться с человеком, который объявил его местным богом. Разве не так?

— А по-моему, ты просто соскучилась по политическим интригам, царская дочка, — засмеялся Стас, скрывая беспокойство. — Ну даже если и встречался — что с того? Нет бога, кроме Галилея, и Тимофей — пророк его? Забавно… Если Галилею это нравится — пусть радуется, не жалко.

Лилия укоризненно посмотрела на него:

— Думаешь, я не вижу, как ты напрягся?

Стас обреченно махнул рукой:

— Давай я вообще не буду ничего говорить. Просто буду на тебя смотреть, а ты будешь знать, о чем я думаю. Сэкономим силы.

Лилия растянулась на полу смотровой площадки и уставилась на небо.

— Полнолуние… — мечтательно протянула она. — Смотри, как светло.

Стас улегся рядом и тоже засмотрелся вверх.

— Никак не пойму: наша Земля где-то там или она вообще в другом временном пространстве?

— Затрудняюсь поддержать разговор, — засмеялась Лилия. — Физика — это не по моей части. Но выглядит красиво, да?

Не отвечая, Стас нащупал ее ладонь и бережно сжал.

— Давай уйдем в схиму вдвоем?

— Это в смысле — к тебе в институт? Ничего себе схима…

Стас не мог видеть ее лицо где-то слева от его плеча, но по голосу почувствовал, что она улыбается.

— А если бы ты узнал, что Тимофей на самом деле встречался с Галилеем — ты бы ревновал? — внезапно спросила Лилия.

Стас опешил.

— С чего ты взяла?

— С того, как именно ты напрягся, когда я об этом сказала. Стас, милый, ты все время забываешь, что я приорка… — теперь в ее голосе слышалась легкая насмешка.

— Это-то здесь при чем? — с досадой проворчал он.

— Это — при том, что я очень неплохо понимаю приоров. Ты можешь сколько угодно врать себе и пытаться даже врать другим… Хотя никто все равно уже не верит, не надейся. Но мне-то не надо, ладно? Ты самый настоящий приор, просто боишься это признать.

Стас рывком сел, отвернувшись от нее, и обхватил руками колени. Теперь ему был виден лес, обильно политый жемчужно-голубым кисельным соусом лунного света. Почему-то он чувствовал себя больно задетым.

— Сандип сказал, что на Четвертой Земле приоров не бывает, — неожиданно для самого себя произнес он.

Тут уж села и Лилия, привалившись боком к его коленям:

— Ты так хочешь на Четвертую Землю?

Стас с горечью ответил:

— Сам не знаю. Но одно дело, если я сам не хочу, и совсем другое — когда мне туда путь заказан, потому что я, как ты говоришь, приор.

— А, ну да, запретный плод… — сладко потянулась Лилия. — Смотри, как неподвижен лес. Просто невозможно поверить, что там — эти кошмарные обезьяны.

— И ничего они не кошмарные, — вступился за пращуров Стас. — Почти такие же, как мы, только пониже и поволосатее. А так даже довольно симпатичные. Тебе понравятся.

Словно в ответ на их внимание, лес начал издавать какие-то тихие и не очень понятные звуки: где-то вдали справа налево заскользил шорох раздвигаемых ветвей, потом на самой опушке что-то шумнуло — раз, другой… Через пару минут снова все стихло.

Стас напряженно всматривался туда, откуда доносился шорох, и в какой-то момент в холодном лунном свете из лесу выдвинулась сначала одна широкая тень, потом еще несколько…

Он положил руку Лилии на затылок и медленно повернул ее голову в нужную сторону.

— Только тихо, — почти беззвучно предупредил он.

— Почему? — шепотом поинтересовалась она. — Это же далеко.

— Я понятия не имею, на каком расстоянии они слышат. Это же звери, не забывай.

Тени на опушке не двигались: видимо, осматривали изменившийся с их прошлого появления ландшафт. Потом они, осторожно пригибаясь, двинулись к частоколу. Стас затаил дыхание: пришли сотрудники отдела технического контроля…

Не дойдя до забора, питеки вдруг разом застыли и повернули головы в сторону леса.

В следующее мгновение вся стая одновременно снялась с места и с тревожными воплями понеслась обратно к лесу — но не к тому месту, откуда вышла, а почему-то совсем в другую сторону. В несколько гигантских прыжков они достигли деревьев и скрылись в их тени. И тут же стало ясно, что заставило их так быстро исчезнуть: по лесу прокатился протяжный вой, какого Стас никогда прежде здесь не слышал.

— Надеюсь, все проснулись, — обычным голосом сказал он. — Тогда эйфория у них сразу же исчезнет, и завтра можно будет нормально говорить о том, как обеспечивать безопасность.

Лилия тихонько рассмеялась:

— Вот видишь, ты почему-то заботишься об их безопасности. Тебя никто не выбирал президентом, они не твои дети — но ты считаешь своим долгом их защищать. Они тебя раздражают до ужаса, но… Это же твой долг, правда?

— И что это значит? — огрызнулся Стас.

— Только то, что я права, — безмятежно пропела Лилия и снова улеглась на пол. — Как там Буряк сказал? Партайгеноссе?

Стас сердито посмотрел на нее:

— А ты считаешь, что я должен просто улететь отсюда и больше никогда не появляться?

— Да делай ты что хочешь! Хотя… Прямо сейчас я считаю, что ты должен заставить меня перестать болтать, — заявила Лилия, вцепилась ему в рукава и тянула до тех пор, пока он, потеряв равновесие, не свалился лицом прямо ей на грудь.

…На следующее утро народ начал собираться на площади чуть ли не с рассветом: было ясно, что ночной вой вернул всех к изначальному страху.

Лилия то и дело выглядывала в окно, наблюдая, как площадь заполняется возбужденно переговаривающимся народом, и лукаво поглядывала на Стаса.

Поймав ее очередной взгляд, Стас раздраженно осведомился:

— Что? Ты же сама говорила — нечего их баловать.

— Положим, именно так я не говорила… — продолжала резвиться Лилия. — Но ответ вполне достоин истинного приора, ты не находишь?

Стас решительно подхватил ее на руки, бросил на диван в кабинете и засыпал сверху матушевскими фотоальбомами.

— Учи матчасть! — распорядился он. — И не приставай ко мне, все равно я никуда не пойду.

— Что учить? — недоуменно переспросила Лилия. — Какую матчасть?

Стас закатил глаза и предпочел не отвечать.

Они уже второй час увлеченно изучали фотографии австралопитеков, пытаясь сравнивать их с нынешними обитателями леса, когда с грохотом распахнулась дверь, и в коридоре раздались быстрые сердитые шаги.

— Буряк, — шепнула Лилия с заговорщическим видом.

Появившийся на пороге кабинета Буряк полюбопытствовал:

— Долго сидеть собираешься? Там уже все собрались.

— И что? — невинно спросил Стас, не отрываясь от фотографий.

— Кончай свой кукольный театр, пошли, — грозно скомандовал Буряк, пиная носком ботинка стул, на котором Стас сидел. — Нужно обсудить, как жить будем.

Стас жалобно оглянулся на Лилию и обреченно произнес:

— А ты говоришь…

— Иди уже, партайгеноссе, — отмахнулась она, одновременно приветственно помахав рукой Буряку. Тот смущенно исправился:

— Привет, Лилия, — и тут же исчез в коридоре.

Стас вышел на крыльцо, все еще пытаясь разобраться в собственных ощущениях: неужели он действительно получает удовольствие от своей здешней незавидной роли? Или дело просто в том, что ему не нравится испытывать чувство вины, когда он вообще перестает заниматься делами Долины? С другой стороны — а вина-то откуда?! Разве он обещал кормить грудью все местное население?

Так ничего и не выяснив, он зычно крикнул на всю площадь:

— Ну что, братцы, послушали ночью волков? Уже можно перестать шутить на эту тему и поговорить всерьез?

Услышав в ответ согласный гвалт толпы, он коротко изложил три пункта будущей системы безопасности: ночная охрана поселения, шокеры и факелы, в лес — только группами и с боевым оружием.

Весть про доступность боевого оружия привела толпу в состояние нездорового ажиотажа, и Стас строго прикрикнул:

— Право носить ружья будут иметь только несколько человек, так что охолоните!

Он громко и внятно перечислил заранее обдуманную десятку людей, которым мог доверить стреляющий боевыми патронами ствол. В нее, конечно же, входили Зинин, Буряк и Василёв, но Стас дополнил список именами еще семи говорунов — самых сообразительных и одновременно достаточно уравновешенных и серьезных. По его разумению, никто из десятерых ни в каком случае не поддался бы искушению выстрелить без должных к тому оснований.

На голосование этот вопрос не ставился, и Стас снова с досадой подумал про себя, что ведет себя в лучших приорских традициях. Однако обсуждать предложенный список ему все равно не хотелось, поэтому он перешел к вопросу о ночных дозорных.

Из толпы тут же раздался коварный вопрос:

— Мы будем дежурить на смотровой площадке?

Наблюдательный пункт, оборудованный еще Матушевым, был объектом неизменного и пристального внимания всех жителей Долины, но до сего момента Стасу удавалось отстаивать абсолютный суверенитет матушевского дома. Поэтому сейчас он коротко отрезал:

— Забудьте.

По площади прокатился разочарованный гул. Было понятно, что идея ночных дежурств сразу же утратила бóльшую часть своей и без того невеликой привлекательности. Но тут на крыльцо вылез Буряк и перехватил инициативу:

— Понятно, что есть две главные проблемы: как заставить людей дежурить и как помешать им на дежурстве спать.

Толпа развеселилась, но Буряк неумолимо продолжал:

— Я тут одну штуку придумал…

Он вытащил из кармана нечто, напоминающее довольно толстый браслет, и помахал им у себя над головой.

— Каждый вечер я лично буду сверяться с графиком, приходить в дом к очередному дежурному и надевать на него этот браслет. Понадобится — силой буду надевать. В особых случаях буду приходить не один.

Все притихли — кто-то испуганно, а кто-то заинтригованно.

— Как только я надену на вас этот браслет, он начнет все больше и больше нагреваться. А нагреваться он может до ста градусов. Но вы не бойтесь, на нем есть одна хитрая кнопочка… — и он любовно оглядел свое творение. — Вы ее нажимаете, и браслет тут же остывает. А через минуту снова начинает нагреваться, так что нажать вы в любом случае не забудете. Заснете — он будет продолжать нагреваться, пока вы не проснетесь и эту кнопочку все-таки не нажмете. Кстати, не надейтесь: браслет запирается на ключ, который есть только у меня. Утром вы будете сдавать дежурство лично мне, а я буду снимать браслет. Уяснили?

Стас, как и все остальные, понятия не имел, что Буряк изобрел столь иезуитскую процедуру обеспечения надежной ночной охраны, поэтому на протяжении сурового инструктажа давился безудержным смехом.

Буряк оглянулся на него, понял, что Стас в данный момент абсолютно неспособен общаться с собравшейся на площади толпой, и закончил народное собрание сам:

— Дежурят только мужчины. Дежурный получает от меня вот это, — и он снова извлек невесть откуда длинную палку с большим полым жестяным шаром на одном конце и яростно потряс ею. По площади разнесся омерзительный громкий лязг: видимо, шар был наполнен всякой металлической дребеденью.

— Если возникает опасность, дежурный просто трясет этой штукой, не подвергаясь никакой опасности. График составите сами и принесете мне. Если до темноты не будет графика — приду к тому, к кому захочу. Всем ясно?

Толпа загалдела, демонстрируя одновременно и свое понимание происходящего, и свое неполное согласие с ним.

Буряк сбежал по ступенькам, не обращая внимания на несущиеся ему вслед возмущенные возгласы. Тут же дверь в дом распахнулась, и на крыльцо выскользнула хохочущая Лилия:

— Молодец Буряк!

— Ты что, подслушивала? — грозно спросил Стас.

— Ясное дело, — удивилась такой наивности Лилия. — Разве ж я могла такое пропустить?

— Так ты знала… — обиженно догадался он.

— Конечно, знала! А ты думал, я буду сидеть дома, пока вы там лес валите, и, подперев щеку ручкой, ждать, пока ты вернешься? Ты меня первый день знаешь? — парировала Лилия и вернулась в дом.

К Стасу подошел Зинин:

— Слушай, мы как-то забыли обсудить: а что теперь-то с нашим вором? Мы его по-прежнему депортируем или будем считать питеков достаточным наказанием?

— С чего бы это? — удивился Стас. — Решили — значит, депортируем. Теперь у него будет больше оснований постараться не найти дорогу сюда. Вот и пусть шагает до Равнины. Чем плохо-то?

Зинин замялся, но не отошел.

— Что не так? — терпеливо спросил Стас, поглядывая на дверь, за которой исчезла Лилия.

— Понимаешь, он ведь честно работал… Я знаю, я специально следил! Я тебе больше скажу: он сам напросился в лесорубы. Может, с ним поговорить?

— Интересное дело, — прищурился Стас. — Решение принимали все, а отменять его будем мы с тобой? Тогда уж надо было сейчас все и обсудить. Чего молчал-то?

— А хочешь, я тебе расскажу про еще одно интересное дело? Решение о ночном дежурстве и стене мы тоже принимали сами, помнишь? Получается, кнут мы в одиночку можем брать, а пряником угощать — нет?

Стас начал закипать:

— Ночное дежурство — не наказание, а жизненная необходимость! Можно подумать, ты этого не понимаешь!

— Слушай, Стас, — Зинин сменил тон на примирительный, — я предлагаю простую вещь. Мы пока делаем вид, что забыли про Власова, и ждем. Если народ вспомнит, или если он снова проколется — тогда ты его отвезешь. Это же никогда не поздно сделать, правда?

— Я все-таки не понимаю, почему ты не заговорил об этом на площади. Тогда все было бы нормально. А так… Ты предлагаешь мне роль короля, который может решать все самолично?

Зинин насмешливо возразил:

— Нет, это ты ее на себя берешь. Я высказал тебе свое мнение, а ты повел себя так, будто без твоего разрешения мое предложение неосуществимо. Так что ты уж разберись — либо ты здесь главный, либо мы с тобой равны. А когда разберешься — будь добр, приведи свое поведение в соответствие с выбранной тобой ролью, — и, резко отвернувшись, он сбежал с крыльца, всей спиной выражая насмешку.

…Лилия сидела на диване с затрепанной толстой тетрадью в руках. Стас подошел и осторожно прикрыл тетрадь, пытаясь рассмотреть надпись на ней.

— Это последний дневник Матушева, — негромко сказала Лилия, задумчиво глядя в окно. — Тут его предположения по поводу того, как будет протекать его эксперимент. Мне кажется, тебя тут многое могло бы заинтересовать. Может, возьмем с собой?

— Зинин все время работает с матушевскими документами, надо у него спросить, — покачал головой Стас, размышляя о своем.

— Мы когда улетаем?

— Да хоть сейчас. Соберешься — и полетим. Мне здесь больше делать нечего.

Лилия внимательно посмотрела на него и спросила:

— Тебе не важно, что будет происходить дальше?

— Зинин сказал, что я играю в короля, — с горечью заявил Стас. — Вот я и хочу улететь. Пусть разбираются сами. Мне заняться нечем, что ли?

Она продолжала молча смотреть на него, дожидаясь продолжения.

— Я, наверное, просто лезу не в свое дело. Сюда привез — и ладно, чего их дальше-то пасти? Чай, не маленькие, справятся, — и он решительно шагнул к двери. — Пошли собираться.

— Но тебя же интересовало продолжение матушевского эксперимента, — вкрадчиво бросила вслед Лилия. — Помнится, именно поэтому в Долине и появились питеки…

Стас остановился в дверях, не оборачиваясь, отрезал:

— Это все равно надолго. Еще успею посмотреть, — и вышел.

Когда через несколько минут он вернулся с полупустым рюкзаком, Лилия чинно сидела на диване рядом со своей сумкой. Она испытующе взглянула на Стаса и попросила:

— Давай наверх сходим? Я люблю там бывать.

Он пожал плечами, швырнул рюкзак на диван и пошел по коридору к задней двери.

Взбежав по лестнице, Лилия прильнула к перилам и глубоко вздохнула.

— Как здесь раньше было красиво… — пробормотала она. — А теперь как-то очень грустно. Даже вчера ночью было не так.

Стас промолчал, хотя был полностью согласен: он-то видел здешние края еще тогда, когда отсюда, с наблюдательной площадки, не было видно ничего, кроме роскошных окрестностей. Лилия-то впервые появилась здесь одновременно с толпой ошалевших от стремительного переезда людей, которые бестолково скитались, осваиваясь в новом месте — поэтому сейчас ей не могло быть грустнее, чем Стасу.

Вдруг она тихо прошептала, дергая Стаса за руку:

— Дежавю, — и кивнула головой в сторону далекой опушки леса.

Стас перевел взгляд на опушку и замер. Точно так же, как накануне ночью, из лесу осторожно вышли несколько питеков и осмотрелись. Впрочем, сейчас их было больше, чем ночью, и их можно было рассмотреть. Коренастые шерстяные торсы демонстрировали именно то, что в обиходе принято называть грубой физической силой — причем не оставалось сомнений, что этой силы очень много.

По спине у Стаса пополз тревожный морозец, и он крепко сжал ладонь Лилии. Та, будто не заметив этого, тихо проговорила:

— Они не убрали камни…

В тот же момент Стас понял, откуда взялся морозец на спине: вдоль всего частокола валялись огромные камни, которыми на протяжении трех дней строительства народ за неимением достаточного количества кувалд заколачивал в землю жерди и доски.

— Вот сейчас мы и узнаем, действительно ли питекантропы использовали орудия, — обреченно прошептал он.

Тем временем питеки, не обнаружив в зоне видимости ничего, что могло бы представлять для них опасность, пересекли опушку и подобрались к самому частоколу. По сравнению с их широкими и мощными телами забор сразу показался совсем хлипким.

Какое-то время питеки размахивали руками, издавая гортанные звуки. Лилия вопросительно посмотрела на Стаса, но тот покачал головой, не отводя глаз от происходящего:

Конец ознакомительного фрагмента.