Как Шагал в нарисованном Витебске шагал

Галина Дербина (2024)

Фантастическая история о том, как великий русский художник Марк Шагал в возрасте 86 лет летал в город своей юности Витебск. Город тот был не настоящий, а им когда-то нарисованный. В этом волшебном городе он пережил ряд смешных и не очень ситуаций. Он навестил героев своих картин, в том числе Скрипача, который не только играл на крыше, но и сторожил его родительский дом. Шагал подружился с Петухом, Лошадью, Козой и многими другими животными, живущими на его полотнах. Более того, Марк Захарович встретился сам с собой, только молодым. С ним он обсудил творческие проблемы…И, конечно, он увиделся со своей первой любовью — прекрасной Беллой. Как и в юности, они немного полетали по небу.

Часть 2. В нарисованном Витебске

Ты помнишь ли меня, мой город,

Мальчишку, ветром вздутый ворот…

Река, их памяти испей-ка

И вспомни вновь юнца того,

Что на твоих сидел скамейках

И ждал призванья своего.

Марк Шагал, «Ангел над крышами»

Глава 1. Дом на Покровской улице

Между тем в нарисованном Витебске шагаловский дом существовал своей обычной жизнью. Правду сказать, смотрелся он довольно невзрачно, но к этому строение относилось невозмутимо, так как его внешность могла быстро измениться. Все зависело от обстоятельств. Сейчас он стоял и окнами, выходящими на Покровскую улицу, как глазами, наблюдал за тем, что происходит снаружи.

Округа выглядела скучновато. Где-то на окраине грустно потявкивали собаки, в канавке тоскливо картавя переквакивались лягушки, а на старой липе, что росла напротив дома, сидела поникшая ворона и время от времени истошно каркала, сетуя на свою не сложившуюся судьбу. Она была одинока и, как следствие, бездетна, от этого бедняжка чаще всего находилась не в настроении.

Откуда-то из чрева дома зазвучало нестройное пиликанье скрипки. Понимая, что это пытается играть старший сын хозяев Мовша, дом всеми своими кирпичами недовольно поморщился. Затем обреченно вздохнул, тихо пошелестел обоями и умолк. Это было еще не самое нестерпимое. Настоящая проблема начиналась тогда, когда мальчик приступал к пению.

— Узнаешь, кто так «прекрасно» играет на скрипке? — ехидно пропищав, спросил музыкант Шагала.

— Нет, а где это мы оказались?

— В нарисованном Витебске, а если ко-ко-конкретно, на твоей Покровской улице, — ответил петух и принял гордую позу.

— Неужели это она? — озираясь, спросил Шагал.

Его смущал окружающий полумрак, откровенно раздражало бездарное пиликанье, слышащееся из огромного неказистого дома, что притаился у серых кривых ворот, но главное, он никак не мог сориентироваться в этом странном пространстве. Ему казалось, что он попал в страну великанов.

— Привез туда, куда заказывали, — уточнил Петр Петрович.

— Интересно…

Петух снял ботфорты, отряхнул с них дорожную пыль и поставил у поленницы березовых дров. Легко взлетев на забор, он резво похлопал крыльями и громко прокукарекал петушиную песню. В ней он сообщил жителям, что в живописный Витебск пожаловал автор, созидатель местной флоры, фауны и людей, проживающих здесь. Затем он ловко спрыгнул с забора и выстроил путешественников в ряд. Дотрагиваясь до них васильком, он произнес заклинательные слова, и все обрели свое прежнее обличье. Но и после этого Витебск не произвел на художника должного впечатления. Пространство постепенно затягивал сгущающийся туман.

— И улица, и дом смахивают на старую, стертую от времени, театральную декорацию, — удивленно констатировал Шагал.

— Не сомневайся, это ваш дом и улица, — кукарекнул петух с березы.

— Неужели это мой дом? Да, вот уж действительно правду говорит пословица: «Ищу рукавицы, а обе за поясом».

— За что боролся, на то и напоролся, — философски заметила Озорница.

Округа не произвела на Шагала впечатления, он загрустил, в глазах показалась влага, и тут же стал накрапывать дождь. Чтобы укрыться от небесных слез, лошадка, дернув раздраженно туфлями-копытцами, попыталась найти хоть какое-нибудь пристанище, но, ничего поблизости не обнаружив, остановилась у зарослей крапивы буно разросшейся прямо под навесом. Петр Петрович ловко спрыгнул с берёзы и, размахнувшись со всей силы, саблей освободил от крапивы место для Озорницы. Кивнув ему, лошадка уныло опустила голову и заняла предложеное место.

— Милая моя, любимая Родина, здравствуй! — надрывно произнес Шагал, провел рукой по старым заборным доскам и, тяжело вздохнув, уселся на березовое бревно. Рядом с ним тут же стала образовываться лужа.

— М-да. Родина встречает нас дождем, — недовольно констатировала кобылка и, как озорной ребенок, топнула по луже. Брызги разлетелись в разные стороны и чуть не достигли Скрипача. Он еле успел отскочить, а она, ехидно улыбаясь, уточнила у него:

— И долго мы будем здесь мокнуть?

Приняв глубокомысленную позу, Скрипач рассудительно молвил: — Дождь — явление временное.

— А когда он закончится?

— Закончится своевременно, — вежливо молвин он, но увидев угрожающий взгляд Озорницы, прибавил: — Дождь льет потому, что Марк тоскует. В нарисованом городе все зависит от состояния его души.

Между тем непогода усиливалась, и лужа быстро увеличивалась. Петр Петрович, заметив, что его сапоги вот-вот поплывут, перенес их на пригорок.

— Перестаньте, ну перестаньте же разводить сырость, — вскричала Озорница и в сердцах опять топнула по луже.

Шагал сидел на березом бревнышке у забора и, печально свесив голову, молчал. Его переполняли тяжелые чувства. Однако понимая, что он возглавляет экспедицию и ему никак нельзя раскисать, художник старался не показывать друзьям своего настроения. Он изо всех сил пытался сдерживать слезы. Это ему с трудом, но удавалось. Чем больше он сдерживался, тем зримее менялось все вокруг. Густой туман таял, постепенно раскрывая Покровскую улицу. Дом все заметнее проявлялся: обозначилось небольшое крылечко с тремя ступенями и старая покрашенная дверь, ведущая внутрь дома. На углу строения проявилась водосточная труба, а три его окна даже слегка заблестели. Наконец Шагал увидел крышу, крытую оцинкованным железом, и кирпичные трубы. Теперь он узнал свой дом. Капли дождя, хотя и уменьшили свой поток, но еще гулко стучали по крыше.

Совершенно промокшая Озорница не выдержала и, обращаясь к Скрипачу, потребовала:

— Сделай так, чтобы дождь перестал, ты же здесь главный. Распорядись! — она с силой толкнула его в бок.

— Никакой я не главный. Я всего лишь хранитель, — тихо сообщил он кобылке и, обращаясь к художнику, попросил: — Марк, улыбнись, иначе дождь никогда не перестанет. Ты пойми, из-за твоего грустного настроения мы можем утонуть. Ты этого хочешь?

— Все, все. Боже мой, я в Витебске… Нет, не могу, — пытаясь сдерживаться, бормотал Марк, но его эмоции зашкаливали и рыдания прорвались вновь. Тут же стало темнеть. Буквально через пару минут откуда ни возьмись на небе появилась Луна, а за ней, как грибы из лукошка, высыпались звезды.

— Ничего не понимаю, сейчас около трех пополудни, а тут вдруг ночь настала.

— О-о! Вон Луна зевает, значит, мне давно пора почивать, — сказал Петр Петрович, взлетел на забор, поудобнее устроился и, склонив голову под крыло, задремал.

— У нас тут так. Если Марк плачет — идет дождь. Если его душа скорбит, в городе наступает ночь и будет длиться, пока маэстро не придет в себя.

— Друзья мои, сейчас я постараюсь все исправить, — сказал художник и закричал: — Э-ге-гей! Здравствуй, мой Витебск! Здравствуйте, жители нарисованного города! Привет тебе, Покровская улица! Низкий поклон и тебе, дом предков!

Тут же на противоположной от Луны стороне появилось Солнце. Его глаза радостно осмотрели нарисованный город и, посылая на землю целый сноп золотых лучей, оно рассмеялось.

— О, смотрите, смотрите, — закричала кобылка, — Солнце вышло, а Луна и звезды не исчезли, они тоже остались на небе!

— Да, явление необычное. Я бы сказал, очень редкое, слышал от здешних стариков, что такое бывает, но сам никогда не видел. Марк, вероятно, это случилось из-за твоего визита. Теперь, когда ты улыбаешься, у нас все будет в порядке, — заключил музыкант.

Округа преобразилась, стала краше и наряднее. Кривой забор приосанился, его доски подтянулись, подравнялись и встали как солдаты на параде. Лягушки заквакали громче и веселее. Если бы кто-то присмотрелся к их компании, то заметил, они не просто квакают, а выстроились в три ряда, как хор на сцене, и с удовольствием концертируют. Старая липа помолодела, ее листья зазеленели ярче. Грустная ворона, сидящая на ней, встрепенулась и оправила перья. Маленькие вороньи глазки наполнились надеждой. Она увидела, что откуда-то издалека в ее сторону летит черная птица с красным маком в клюве. В ней она узнала давнего друга и заулыбалась, открыв клюв во всю ширь. Собаки с громким лаем устремились к Шагалу, а добежав, стали лизать ему руки.

— Марк, посмотри на свой дом. Ты узнаешь его? — спросил Скрипач, сам удивляясь увиденному. — Таким красивым я его еще никогда не видел.

Шагал оглянулся на дом. Тот совершенно преобразился: окна блистали так, будто их только что промыли от старинной пыли, а кирпичи ярко краснели, словно лишь минуту назад вылезли после обжига из печи. Входная дверь распахнулась настежь, гостеприимно приглашая войти. Из дома вальяжной походкой вышла почтенная черно-белая кошка и приветливо замурлыкала:

— Пожалуйте в дом, господа, — улыбаясь на всю мордочку, она склонила голову в сторону входа. Ее пушистый хвост придерживал дверь, чтобы та случайно не захлопнулась.

Художник подбежал к дому и, ласково поглаживая его кирпичи, воскликнул:

— Мой родной, мой любимый, как я рад видеть тебя в полном здравии!

Дом ответил облегченным вздохом и приветственно пыхнул дымом сразу тремя трубами.

Конец ознакомительного фрагмента.