Ураган по имени Глаша, или Рецепт дорогого удовольствия

Галина Куликова

Босс Глаши Медвянской Петр знал, что девушка она бесстрашная и находчивая. А значит, найдет его пропавшую жену Сузи. В милицию он не заявлял – боялся огласки, ведь в прошлом Сузи была девушкой по вызову. Решив, что супруга взялась за старое, Петр следил за женой. Последний раз он видел ее ночью на кладбище. Чуть позже сам Петр был убит в собственной квартире. В этот момент Глаша находилась в соседней комнате…

3

— Глаш, ты же обещала к среде сделать распечатки и размножить! — выговаривал ей на следующее утро Лева Бабушкин. — Мне же не с чем работать, золотая моя!

«Золотая моя» означало, что Лева жутко рассердился. Он был очень корректный, и все его ругательства со стороны выглядели безобидно. Пациенты Леву любили. Он обладал располагающей внешностью — приятная полнота, очки, славный румянец. Кроме того, Лева был дружелюбен и вежлив со всеми без исключения. В редкие минуты гнева или раздражения у него отчего-то краснел нос.

Вот и сейчас нос у Левы сделался клубничным. Не зная, как оправдаться (а оправданий у нее не было ровным счетом никаких), Глаша пробормотала:

— Левушка, ты понимаешь, я была занята другим делом. — Она решила все свалить на Кайгородцева, не раскрывая, впрочем, сути дела. — Мне Петя, — она понизила голос, — доверил одно расследование. Я ведь в этом деле человек опытный.

— Да! Прямо можно идти и наниматься в Интерпол, — сердито сказал Лева. — Глаш, ну какое расследование? Будешь искать удравшего директорского кота? Или, может, у него пропала подушечка для печатей?

— Вот и зря ты смеешься, — надулась Глаша. — Все очень серьезно.

Бабушкин, однако, не поверил, что все серьезно, и издал тяжкий вздох.

— Я завтра принесу распечатки! — горячо пообещала Глаша.

— Ладно, — махнул тот рукой и неожиданно заинтересовался: — А что это у тебя за бумаги?

— Это… Это личное, — подобралась Глаша. Она с самого утра заучивала словечки, которыми молодежь обогащала «великий и могучий».

Кое-что запомнилось очень легко. Выражения «гнать пургу» или «выпасть в осадок» были ей понятны и где-то даже близки. Но в импровизированном словаре попадались такие словечки, как «дрюкер», «хагены», «берлять». Они ставили Глашу в тупик. «Может быть, — думала она, — Жора преувеличил значение слэнга? Может быть, вовсе не обязательно пользоваться этим обезьяньим языком?» Однако других консультантов у нее не было. Подвойская, которая жуть как любила давать советы, давно вышла из эпатажного возраста и вряд ли знала что-то такое, что могло поразить воображение Вити Стрельникова.

Модный «прикид» лежал в большом пакете под рабочим столом, и, когда Глаша задевала его ногой, ей становилось откровенно не по себе. Джинсы, отделанные голубым кружевом, и короткая кофточка на одной пуговице станут ее боевыми доспехами. Там же, в отдельной коробочке, лежала дюжина заколок для волос, которых, как предупредила Лида, должно быть обязательно много. Ударной вещью Глаша считала и маленькую серебряную сережку в виде колечка, которой она решила прищемить себе нижнюю губу. Как будто бы это пирсинг. Но без дырки. «Вечер прохожу, никто ничего и не заметит», — подумала она и поглядела на часы.

До встречи оставалось не так уж много времени. Глаша рассчитывала уйти из центра последней, чтобы не попасться на глаза коллегам по работе. Ну, почти последней, потому что дверь запирала и включала сигнализацию Раиса Тимуровна.

— Батюшки светы! — воскликнула та, когда увидела Глашу с двенадцатью крошечными «хвостиками» на голове, голым пупком и серьгой на нижней губе. Из-за того, что дырки не было, губа слегка выворачивалась наружу, как у лица африканской национальности. — Ты никак на гопотеку собралась?

— Куда-куда? — искренне изумилась Глаша.

— Так мои племянники дискотеку называют, — пояснила Подвойская и тут же похвалила: — Молодец! Инициатива — лучший способ завести детей. Кстати, ты себе что, губу просверлила? Просто супер! Я вот слишком поздно поняла, что у мужчин преобладают папуасские реакции на противоположный пол. Все, дура, думала, лаской возьму!

— Номер не прошел?

— На ласковых только алкоголики западают. Остальным подавай тело!

Приободренное Глашино «тело» отправилось в кафе-мороженое. Народу там, как назло, было выше крыши. Она поискала глазами свободное место и остановилась на столике, за которым сидел только один человек: мужчина лет сорока — сорока пяти с двухдневной щетиной, четко вылепленными губами и задумчивыми глазами разведчика Штирлица.

— Привет, кекс! — сказала Глаша, подходя к нему развязной походкой. — Тут можно пришвартоваться?

Пока не появился Витя Стрельников, она решила обкатать выученные словечки, чтобы впоследствии они звучали более естественно.

— Садись, — пожал тот плечами и окинул Глашу невнимательным взглядом.

«Интересный тип, — подумала та. — Вот только нос у него длинноват. И уши оттопыренные. Зато челка густая. И, главное, точно такого цвета, которого нам с парикмахершей никак не удается добиться при покраске».

Мужчина пил кофе и курил — перед ним стояла пепельница, полная сдавленных в гармошку окурков.

— Слушай, крендель, — снова обратилась к нему Глаша. — Здесь бабло сразу надо платить или когда уходишь?

— Валера, — мрачно сказал мужчина.

— Что — Валера?

— Меня так зовут — Валера. Не кекс и не крендель.

— Ладно, кент, не мороси, — с необидной интонацией попросила Глаша.

Тот в упор уставился на нее. Взгляд был неприятный, какой-то тягучий.

— Хорошо-хорошо: Валера! — поспешно поправилась Глаша.

Еще не хватает ей повздорить с незнакомцем! В наши дни это чревато: можно нарваться на бандита с покалеченной психикой, который достанет пистолет и сделает тебе бесплатный пирсинг в самом неподходящем месте. Однако прерывать эксперимент не хотелось, поэтому Глаша, заказав себе ванильное мороженое, снова обратилась к соседу:

— А что, — спросила она, — кофе тут шибко голимый?

— Какой? — искренне изумился тот.

— Ну, плохой, негодный! — нетерпеливо пояснила Глаша.

— Почему плохой? Очень даже ничего.

Небритый Валера отвечал неохотно и на Глашу почти не смотрел. Она воровато потрогала серьгу — разговаривать было жутко неудобно, появился даже некоторый присвист, потому что губы из-за самодельного «пирсинга» смыкались не до конца.

— А ты не в курсе, здесь берло подают? — снова пристала она к соседу.

Тот только фыркнул. Было ясно, что он снова не понял, о чем речь.

— Старикан замшелый, — пробормотала она с чувством собственного превосходства. Потом повысила голос и «перевела»: — Берло — это выпивка.

— Господи, в каком инкубаторе тебя вывели? — изумился тот, склонив голову к плечу.

— Давай не переходить на личности! — предупредила его Глаша. — А то я тебе с тыквы слепок сниму. Ты кишкануться сюда пришел? Так вот кишканись и соскакивай!

Ей так понравилась собственная находчивость и то, как художественно вплетались в речь выученные словечки, что она приободрилась. Когда Витя Стрельников затеет с ней беседу, то в два счета забудет о разнице в возрасте!

Она поглядела на часы — стрелки показывали без пяти минут восемь. Ее сосед тоже посмотрел на часы, а потом на дверь. Дверь была у Глаши за спиной, поэтому ей все время приходилось вертеться. Ведь Витя мог и не узнать ее со спины, всю в заколочках и в коротенькой кофточке, оставлявшей открытой полоску тела над поясом джинсов. В конце концов, только вчера днем она предстала перед ним в консервативном костюме, заурядно причесанная, без слэнга, пирсинга и, главное, без желания понравиться.

— Кульно, что здесь жужу крутят, — заявила она совершенно скисшему соседу. — Люблю я это дело! И не какой-нибудь отстой, а конкретный музон!

— Конкретный — это какой? — рассеянно спросил тот, не отрывая взгляда от двери. — Тяжелый металл?

— Конкретный — это значит прикольный, клевый. У тебя чего, детей нет?

Тот не успел ответить, потому что к столику неожиданно подошел Витя Стрельников и, уставившись сверху на улыбающуюся Глашу, удивленно воскликнул:

— Ой! А я вас сначала даже не узнал!

Он был одет и причесан, как «хороший мальчик», и Глаша рядом с ним смотрелась примерно так, как Жанна Агузарова могла бы смотреться в паре с Муслимом Магомаевым. Их чисто внешнюю несовместимость заметил и противный Валера — у него сделалось такое изумленное лицо, что Глаша даже хихикнула.

Витя выдвинул для себя стул, резко сел и несколько раз кашлянул, поднеся ко рту кулак. Глаза у него бегали по сторонам, а уголок рта некрасиво дергался. «О! — подумала Глаша. — А я его задела! Если он еще сейчас посмотрит на часы, можно будет считать, что мальчишка у меня в кармане». По ее наблюдениям, когда мужчина смотрит на часы в присутствии женщины — значит, он заинтересован, но не желает этого показывать.

Витя Стрельников посмотрел на часы, и, чтобы не спугнуть его, Глаша светским тоном сказала:

— Вить, я хочу угостить тебя чем-нибудь. У меня сегодня хрусты есть.

— Да что вы, что вы! — встрепенулся тот и поглядел на нее испуганно. — Я сам!

— Ладно тебе! — Глаша похлопала его по руке, которая тотчас же убралась под скатерть. — Ты ведь студент, сам хрустов не зарабатываешь, небось самовар доишь?

— Простите? — тонким, петушиным голосом переспросил Витя. — Какой самовар?

Лицо у Глаши непроизвольно вытянулось. С двух слов стало понятно, что «пассажир не рубит».

— Доить самовар — это значит брать деньги у папы, — пояснила она.

— Так и есть, — неожиданно подал голос небритый сосед. — Он доит самовар. И в настоящий момент самовар находится в стадии закипания.

Глаша удивилась, а Витя Стрельников втянул голову в плечи. Она поняла, что юношу нужно защитить.

— Ну ты, мурня небритая! — с вызовом заявила она. — Скинься в тюбик!

— Прелестно, — процедил сосед. — Элиза Дулитл в современном варианте. Вот что, Витя, иди домой, а мы тут с тетей Глашей поболтаем.

— Откуда ты знаешь, как меня зовут? — та не смогла скрыть своего изумления.

— Эт-то мой отец, — сглотнув, пояснил Витя Стрельников и поднялся на ноги. — Пап, ты знаешь что? Ты много на себя берешь. Я не для того тебе все рассказал, чтобы ты за мной шпионил. Все время говоришь — доверие, доверие, а сам ведешь себя, как…

— Как долбак, — с готовностью подсказала Глаша.

— Витя, иди домой, — холодно повторил Стрельников-старший. — А мы тут с мисс Дулитл посидим тет-а-тет.

— Ну и посидим! — неожиданно струхнув, согласилась Глаша. — Не переживай, Витя, мы еще с тобой пообщаемся. Витя пробормотал что-то неразборчивое и быстро вышел из кафе.

— Пообщаетесь, — ласково кивнул Стрельников-старший. — Один раз — туда, другой раз — обратно. Но сначала пообщайся со мной, детка. Кстати, что это у тебя на губе?

— Пирсинг, — коротко ответила Глаша и выразительно подрожала ноздрями, чтобы показать, насколько она рассержена. — Ты, конечно, запретишь своему сыну мне помогать.

— Конечно.

Глаша посмотрела в его мрачные темно-зеленые глаза и поняла, что тактику придется сменить. То, что годилось для сына, никоим образом не могло пронять папашу.

Конец ознакомительного фрагмента.