Томск. Это моя земля. Киберпутеводитель

Галина Шкирдова

К 420-летию Томска собраны работы победителей литературного конкурса «Томск. Это моя земля», организованного Федеральным центром гуманитарных практик РГГУ на базе Высшей школы журналистики ТГУ при поддержке журнала «Мир музея», программы «Другое Дело» президентской платформы «Россия — страна возможностей», Музея истории Томска. Легенды, созданные под девизом «Такое могло произойти только здесь», стали основой сценариев короткометражных фильмов для томских студентов.Добро пожаловать в Томск!

За занавесом грусти

Алёна Кожевникова

Тяжелая бархатная ткань занавеса мягко скользила по пальцам, когда Маша поправляла складки на миниатюрной кофточке куклы. Зал, погруженный в полумрак, казался больше, чем обычно, тишина — гуще, а воздух — пропитанным ожиданием. Скоро здесь соберутся зрители: шумные дети и их уставшие, но терпеливые родители. Зажгутся софиты, зазвучит музыка, и начнется волшебство. Маша, как всегда, будет стоять за кулисами, управляя хитроумными механизмами, оживляя кукол, создавая сказку.

Она работала в театре живых кукол «2+Ку» уже восемь лет, с тех пор как Владимир Александрович, ее учитель, гениальный создатель этого места и этих удивительных созданий, взял ее, вчерашнюю студентку театрального училища, под свое крыло. Маша, завороженная с детства куклами, мечтавшая вдохнуть в них жизнь, увидела в творениях Захарова нечто невероятное. Это были не просто куклы, а настоящие живые существа, со своим характером, мимикой, пластикой. Владимир Александрович говорил, что секрет в особой конструкции, в «кибернетизированной системе», как он это называл, но Маше всегда казалось, что дело не только в механике. В этих куклах жила душа, частичка души самого Мастера.

После смерти Захарова, трагически погибшего в пожаре три года назад, театр опустел. Нет, спектакли, конечно, продолжались. Ученики Мастера, и Маша в их числе, старались сохранить его дело, продолжить традиции. Но что-то неуловимо изменилось.

Маша оглядела зал. Стены, расписанные сказочными сюжетами, словно пытались удержать остатки былой радости и тепла. Над головой, под потолком, парила целая флотилия корабликов, каждый — произведение искусства, с крошечными парусами, канатами и пушками. У стены, на вешалке, висел потертый бархатный плащ Кота Ученого и шляпа с пером. На подоконнике, греясь в лучах за setting sun, сидела любимица публики, кукла Арина Родионовна, неизменная хозяйка театра. Ее выцветший от времени сарафан, вязаная шаль и ласковая улыбка всегда встречали гостей у входа.

«Что-то не так, — подумала Маша, проводя рукой по резному деревянному лицу куклы. — Раньше все казалось другим… волшебнее, что ли».

Звонкий хлопок входной двери и разговор в холле выдернули Машу из невеселых раздумий. «Наверное, Света с афишами», — подумала Маша и выглянула из-за кулис. Но у входа стоял не сотрудник типографии с рулоном свежих постеров, а высокий молодой человек в потертой кожаной куртке. Он снял вязаную шапку, встряхнул головой, откидывая со лба непослушную прядь темных волос, и обернулся к кому-то невидимому за резными дверями.

— Привет, старушка Родионовна! Соскучилась?

Маша улыбнулась. Кирилл. Только он мог вот так запросто обратиться к кукле, как к старой знакомой. Они познакомились лет пять назад, Кирилл тогда встречался с подругой Маши, часто бывал в театре, помогал с декорациями. У него был настоящий талант оживлять все вокруг, находить общий язык с кем угодно, даже с деревянной куклой.

— Ты чего тут прячешься? — Кирилл, заметив Машу, шагнул за кулисы. — Спектакль через час, а ты еще не в образе Феи-крестной?

— Привет, — Маша обняла друга. От него пахло морозным воздухом и еще чем-то неуловимо знакомым, из детства: конфетами-барбарисками и старыми книгами. — Рада тебя видеть. Не ожидала…

— Да я тут проездом, — Кирилл огляделся. — Решил навестить свою музу. Слышал, у вас премьера сегодня? Как новая пьеса? Страсти кипят, слезы льются рекой?

Маша пожала плечами, пытаясь скрыть внезапно нахлынувшую грусть.

— Все как всегда. Дети в восторге, родители зевают.

— А ты? Ты-то сама как? — Кирилл прищурился, всматриваясь в ее лицо. — Что-то ты не похожа на королеву волшебных палочек. Где блеск в глазах?

Маша отвернулась, пряча взгляд.

— Просто устала. Знаешь, после… — она запнулась, не решаясь произнести вслух имя Мастера. — После пожара все как будто… потускнело. Куклы уже не кажутся такими живыми, как раньше. Как будто что-то важное ушло вместе с ним.

Кирилл, не говоря ни слова, подошел к столу, взял в руки старенькую куклу Арлекина, валявшуюся среди лоскутков ткани и мотков ниток. Маша знала, что это одна из первых кукол, созданных Захаровым, — трогательная, немного неуклюжая, но бесконечно дорогая сердцу.

Кирилл повертел Арлекина в руках, разглядывая выцветшую краску на деревянном лице, потертые бархатные штанишки, колпак с бубенчиками. Затем, неожиданно для Маши, он поднес куклу к лицу и чуть хрипловатым голосом пропел:

— Эх, Машенька, Маша, красавица наша! Что ж ты грустишь, брови хмуришь? Аль не по нраву тебе кукольный балаган?

Маша рассмеялась. Кирилл всегда умел рассмешить, даже в самые хмурые дни.

— Не балаган это вовсе, а театр живых кукол! — Она с укором посмотрела на друга. — И нечего тебе тут насмехаться.

Конец ознакомительного фрагмента.