Белое перо

Гектор Шульц, 2019

Перед вами книга-диалог. Диалог двух не похожих друг на друга существ. Диалог демона, который привык наказывать, и человека, который привык прощать.

Глава вторая

«Don’t ask why,

Don’t be sad,

Sometimes we all,

Must alter paths we planned.

Only try understand,

I want to save you,

From the lost and damned».

Kamelot — Lost And Damned

Вокзал был маленьким, двухэтажным строением, вытянутым и украшенным красным кирпичом и желтой штукатуркой. На небольших лавочках, стоящих вдоль стен, сидели редкие люди, которые радостно улыбались и подходили к некоторым из пассажиров, сошедших с поезда.

Они перехватывали тяжелые сумки, взваливали себе на плечи увесистые рюкзаки и связанные бечевкой пакеты, после чего исчезали в стеклянных дверях вокзала. Каждого из пассажиров встречали, даже нервного мужичка с дипломатом, который вздрогнул, поймав на себе насмешливый взгляд Элигоса, и поспешил спрятаться за спинами крепких парней. А спустя десять минут на пустом перроне остался только Элигос и Виктория, которая поправила рюкзак за спиной и, вздохнув, посмотрела на своего спутника.

— Почему он так затрясся, когда тебя увидел? — спросила она и пояснила: — Ну, тот мужичок неприятный в сером костюме и с дипломатом в руках.

— Правда глаза колет, — улыбнулся Элигос, вдыхая полной грудью прохладный воздух. — Ох уж этот запах поездов. Я готов изменить ему со вкусом конфет, Виктория.

— Быстро же ты изменил мнение, — сказала девушка. — Мы идем? Не только тебе время ценно.

— Идем, Виктория, — блеснул глазами мужчина и направился следом за Викторией к стеклянным дверям. — Время ценно. Не будем тратить его на соблазняющие ароматы свободы.

Пршибрам был небольшим городком на каких-то тридцать тысяч жителей, и в нем царило странное сонное настроение, вылившееся в то, что Виктория, не успев выйти из вокзала, начала зевать. Чистый воздух, в котором витали ароматы далекого леса, быстрой речки, на которой стоял город, заставлял голову кружиться, а сердце биться с утроенной скоростью. А маленькие домики, словно сошедшие из сказки, мирно соседствовали со строгими многоэтажками и современными бизнес-центрами. Но, несмотря на буйство стилей, Пршибрам оставался городком маленьким и сонным, что подтвердила Виктория, когда Элигос сделал ей замечание по поводу зевков.

— Здесь всегда так, — улыбнулась она, идя по выложенной брусчаткой дороге, ведущей от вокзала. — Стоит приехать сюда, и жизнь будто замирает. Время начинает течь медленно и неторопливо. И постоянно хочется спать.

— Это я вижу. Ты так широко зеваешь, что скоро вывихнешь челюсть, — ответил Элигос, мрачно изучая старинный костел, расположившийся справа от них. — Далеко до центра?

— Ты уже в центре, — рассмеялась Виктория. — Пять минут с вокзала, и центр.

— Да? — нахмурился демон, доставая карту. — И правда. Так и написано, что центр города. А справа от нас, значит, костел святого Иакова.

— А демонам разве можно называть имена святых?

— Не говори глупости, Виктория. Ты казалась мне начитанной и умной, хоть и весьма юной леди, — резко ответил Элигос. — Конечно, можно. Теперь я вижу, что ты подразумевала под словом «сказки». Львиная доля правды оказалась приправлена жирным и густым соусом глупых суеверий. Я даже могу войти туда, если мне приспичит.

— И не оплавишься? — поинтересовалась Вики, слабо улыбнувшись.

— Не оплавлюсь, — кивнул Элигос, после чего усмехнулся. — Не имею привычки лгать, даже если мне задают слишком саркастичные вопросы. Раз ты здесь уже бывала, то я обязан попросить тебя устроить мне экскурсию.

— Элигос, у меня свои дела. Мы договаривались, что я провожу тебя до центра, — тихо ответила Виктория. — Это и есть центр города.

— Всегда можно поменять условия сделки, — улыбнулся демон. — Мне кажется, что тебе не обойтись без моей помощи.

— С чего такая уверенность? — нахмурилась она и, остановившись, внимательно посмотрела на Элигоса. Тот пожал плечами и состроил невинную гримасу.

— Тебе шестнадцать лет, Виктория. Как ты намереваешься войти в приют и попросить сведения о своих родителях?

— Черт. Ты прав, — вздохнула девушка и присела на край бордюра. — Об этом я не подумала.

— Это я и имел в виду, когда говорил о том, что всегда можно поменять условия сделки. Скажем так, я помогу тебе достать сведения, а ты покажешь мне город. Иначе мое путешествие затянется, покуда я разбираюсь с этой малопонятной картой, — ответил Элигос, но нарвался на слишком красноречивый взгляд Вики. — О, ясно. Тебя гложет червь сомнений, Виктория. С чего бы обеспеченному и красивому мужчине, которого ты совсем не знаешь, набиваться к тебе в провожатые. Ответ был дан в поезде. Ты странная, а я не могу пропускать такие странности. И разве ты сама не хотела меня попросить о помощи?

— Как ты узнал? — выпалила она, заставив демона мягко рассмеяться.

— Я же демон. А ты — плохая актриса. Ты изначально хотела попросить меня выступить в качестве твоего провожатого, но не знала, как сказать об этом, а когда я сам об этом намекнул, почуяла неладное. На самом деле все чисто и прозрачно. Поверь, подводных камней в нашей сделке нет. Демоны очень серьезно относятся ко всяческим договорам. Покажи мне город, а я помогу тебе достать сведения о твоих родителях.

— Я согласна, — без промедления ответила Виктория и покраснела, когда живот в очередной раз выдал голодную руладу. Демон вздохнул и покачал головой.

— На пустой желудок дела не делаются, Виктория. Ты хотела разжалобить владык приюта, упав в голодный обморок? Ответь, здесь есть приличная харчевня^[9], где подают не только сладости, но и горячую похлебку?

— Да, было такое место, — кивнула девушка, поправляя рюкзак. — Однажды нас водил туда брат Лукаш, когда мы были маленькими.

— В таком случае, не будем терять время. Мы и так потратили его на всякие глупости, — улыбнулся Элигос и направился за Викторией. — Веди нас скорее туда, где жарятся и пекутся изысканные яства.

— Это не похоже на харчевню, — нахмурился Элигос, рассматривая пластмассовые столики и стулья зеленого цвета. За столиками сидели обычные люди — взрослые и юные, офисные клерки и школьники, студенты и безработные. Они с наслаждением хрустели картофелем фри, потягивали газировку из больших стаканов и ждали, когда улыбчивые официанты принесут их основной заказ. Демон повернулся к улыбающейся Виктории и поднял вверх бровь. — Ты меня обманула?

— Мир меняется, Элигос, — ответила девушка, занимая свободный стол. Элигос задумчиво кивнул и присел рядом, опасливо косясь на гомонящих детей, расположившихся неподалеку от их столика. — Раньше тут была, как ты выразился, харчевня, а теперь фаст-фуд.

— Это слово мне незнакомо, а запахи слишком резки и не очень приятны, — буркнул демон, внимательно осматривая посетителей. — Но люди кажутся довольными.

— Посиди пока, а я сделаю заказ. Ты платишь? — спросила Виктория. Элигос кивнул и, достав бумажник, выудил из него пару купюр, которые протянул девушке. Та рассмеялась и вернула одну купюру обратно. — Одной достаточно. Я быстро.

— Надеюсь, — ответил он мрачно. — Здесь очень много маленьких людей. Они слишком непредсказуемы.

Когда Виктория ушла внутрь закусочной, Элигос вздохнул и, достав портсигар, закурил сигарету, после чего выпустил в воздух струю сизого дыма и блаженно улыбнулся. Но его наслаждению сигаретой помешали грубым образом, резко хлопнув по плечу.

Развернувшись, демон увидел неопрятную женщину, которая держала на руках упитанного ребенка, который мусолил во рту мокрую сосиску. Глаза женщины буквально метали молнии, а грудь взволнованно вздымалась, когда Элигос, хмыкнув, сделал еще одну затяжку.

— Здесь нельзя курить! — рявкнула она, привлекая внимание остальных посетителей. Ребенок на её руках что-то согласно пробурчал и, чихнув, обдал Элигоса смесью пережеванной сосиски и своих слюней, но женщину это не остановило. — Здесь дети!

— Я вижу, — коротко ответил демон, доставая из кармана платок и вытирая им лицо. — Держите своего маленького человека подальше от меня.

— Что? Да как вы смеете?! Хам! — женщина почти перешла на ультразвук, из-за чего Элигос поморщился и пересел на другой стул. — Дети вынуждены дышать этой гадостью! Вы в курсе, что курить здесь запрещено?

— Нет. Меня не просветили насчет этого, — улыбнулся демон, продолжая неспешно покуривать сигарету. Он указал пальцем на пепельницу, стоящую на столе, и многозначительно хмыкнул. — Раз эта вещь, полная окурков, стоит здесь, значит, правило придумали вы?

— Какая разница? — раздраженно ответила женщина. — Рядом с детьми нельзя курить! Это вредно.

— Не вреднее того, что ест ваш маленький человек. Поверьте, шанс умереть от этого гораздо выше, чем от дыма моей сигареты, — ответил Элигос, стряхивая пепел в пепельницу. — Судя по огрызку, который он держит в руках, мяса в этом блюде нет, а если и есть, то уже переваренное кем-то. Добавим к этому немытые руки мясника, который болен проказой. Руки повара, забывшие о том, что такое вода. И руки этих улыбчивых людей, которые невзначай касаются заказанных блюд. А мой дым безвреден. Он не долетает до вашего стола, а уходит к небу. Если он кому-то и вредит, то только мне и облакам.

— Что? Вы не понимаете…

— Не утомляйте меня своими истеричными криками, — перебил её Элигос, и в голосе демона возник неприятный холодок. — Иначе станется так, что я буду вашим мучителем, когда вы закончите земную жизнь.

— Вы мне угрожаете? — задохнулась от гнева женщина, но Элигос тактично покачал головой и прижал палец к губам. Его глаза мрачно загорелись темно-красным. — Что?

— Вы слишком часто повторяете «что», — сказал он. — А еще слишком часто ищете зло там, где его нет. В нижнем белье вашего мужа, на шее служанки, которая сидит с вашим маленьким человеком, и в зеркале, рядом с которым вы готовы стоять часами, ища это самое зло в складках своего живота. Отсюда вывод — если вы хотите, чтобы зло нашлось, оно обязательно найдется. Гарантирую. С вашим послужным списком еще есть шанс на прощение, но вы так старательно себя его лишаете, что я, пожалуй, ничего не буду делать. Пусть зло победит.

— Элигос. Что здесь происходит? — тихо спросила Виктория, вернувшись к столику и держа в руках поднос с нехитрой едой. Демон улыбнулся в ответ и, демонстративно затушив сигарету, покачал головой.

— Очередной сеанс психоанализа, — ответил он и с улыбкой обратился к женщине. — Сигарета потушена. А теперь позвольте мне насладиться этой странной едой. Как говорили древние, когда путник ест, его даже змея не кусает.

— Простите… я… не знаю, что на меня нашло. Простите, — буркнула женщина и, прижав ребенка к груди, вернулась за свой столик в полном молчании.

— Приятного аппетита, Виктория, — промурлыкал Элигос, не обращая внимания на удивленное лицо девушки. Он развернул гамбургер и осторожно потянул носом. — Пахнет резко и остро. Надеюсь, что съедобно.

— Попробуй, тебе понравится, — улыбнулась Вики, не сводя глаз с притихшей матери, которая лениво ковырялась чипсами в ванночке с соусом и смотрела вдаль.

— Хлеб омерзителен. Он мягкий и мокрый, — сообщил демон, ковыряясь во рту зубочисткой. — Мясо вполне сносно, но эти соусы, они убивают его вкус. Овощи вялые, и, скорее всего, людей обманули торговцы. На вкус как вода. И что люди находят в этих бургерах, Виктория?

— Вкусно, быстро и недорого, — ответила та с набитым ртом. — Не всем же, как тебе, по дорогим ресторанам ездить. Для кого-то и бургер — предел мечтаний. Особенно если ешь круглосуточно одну овсяную кашу. Кстати, ты еще не пробовал картошку фри.

— Всему свое время. Для начала нужно, чтобы рецепторы языка очистились от скверны, которой вы зовете соус… — демон замолчал, когда рядом с их столиком замер лохматый мужчина в потертых джинсах, грязной рубашке и дырявых ботинках. Он что-то промычал и положил на столик небольшой карманный календарь с пушистым щенком. Элигос вздохнул и укоризненно посмотрел на незнакомца, который знаками пытался что-то показать и тыкал пальцами в свой рот. — Виктория, что нужно этому человеку? Я не понимаю его фривольных жестов, а мой адский ум трактует их иначе, чем то, что этот человек пытается вложить в знаки.

— Он немой, — тихо ответила девушка и, покопавшись в кармане, вытащила из него несколько монет. — Не хватает. Он милостыню просит, Элигос. Кладет на стол календарик, а ты, если хочешь ему помочь, даешь деньги и забираешь календарик себе.

— Немой? — переспросил демон и, дождавшись кивка, гадко ухмыльнулся, после чего врезал ногой по ноге бродяги, заставив того разразиться трехэтажным матом, а рот Виктории открыться от удивления. Элигос хохотнул и, засунув в рот жареную картошку, покачал головой. — Свершилось чудо! Он снова говорит! Не благодари меня, бродяга. Лучше вознеси молитву нашему Отцу. Не иначе Его рука коснулась твоего грязного рта.

— Элигос… так нельзя, — попыталась было воззвать к совести демона Виктория, но сама рассмеялась, когда бродяга стал поносить её спутника бранными словами.

— Почему? — искренне удивился демон. — Я дал ему голос, а он в ответ возводит на меня хулу, неблагодарный.

— Понятно, что он притворялся, но ты не задумывался, что он этим не от хорошей жизни занимается? — спросила Виктория, проводив ругающегося бродягу взглядом.

— У него две руки, две ноги и голова, которая придумала план обманывать доверчивых дев, которой ты и являешься, Виктория, — ехидно ответил Элигос. — Этого достаточно чтобы честно заработать себе на кусок хлеба, не прибегая ко лжи, которая, на минуточку, является грехом. Зачем мне тогда его жалеть, если это его выбор? Кстати, картошка куда вкуснее этого бургера. Разве что с солью переборщили.

— Интересно, а тебе можно угодить? — в свою очередь спросила Виктория, вытирая губы бумажной салфеткой.

— Можно. Достаточно вести праведный образ жизни и не поливать мясо всякой гадостью, — улыбнулся демон. — Твой живот больше не страдает?

— Нет.

— В таком случае, нам пора. Мне не терпится увидеть приют, в котором заправляют божьи люди.

Приют святой Агнессы оказался милым одноэтажным зданием из старого темно-серого кирпича, украшенного вьющимся плющом, закрывающим большую часть окон. Приют находился на тихой улочке, вдали от суеты серых многоэтажек и шума, и был огорожен решетчатым забором, а у калитки, рядом с бронзовой табличкой, находилась металлическая кнопка звонка.

Элигос, подойдя ближе, внимательно изучил табличку, на которой было написано, что это действительно приют для девочек, основанный в тысяча девятьсот тринадцатом году, и, хмыкнув, нажал на кнопку звонка. Он повернулся к замершей неподалеку Виктории и поманил её к себе, а когда девушка подошла ближе, спросил:

— Ты боишься?

— Немного, — честно призналась Виктория. Она поправила выбившуюся прядь волос за ухо и улыбнулась. — Здесь прошло мое детство, Элигос.

— Получается, что это дом, который ты когда-то потеряла, — кивнул демон. — Тогда я тебя понимаю. Если бы мне пришлось стоять у врат своего потерянного дома, мне тоже было бы не по себе.

— Я думала, что демоны ничего не боятся.

— Я не говорил о боязни, Виктория. Я говорил, что мне было бы не по себе, — туманно ответил Элигос и улыбнулся, когда к калитке подошла полноватая монахиня в традиционных одеждах клариссинок^[10] и, нахмурившись, вопросительно посмотрела на Элигоса. — Добрый день. Почему калитка в вашу обитель закрыта? Разве не рады вы двум заблудшим душам?

— Это закрытый приют, — скупо ответила монахиня и прищурилась, когда из-за спины Элигоса вышла Виктория. — Подойди ближе, дитя. Твое лицо кажется мне знакомым.

— Не подходи, — шепнул Элигос, ехидно улыбаясь. — Кто знает, что у неё на уме.

— Меня зовут Виктория, сестра Доминика. Когда-то я жила здесь, — ответила Вики, улыбнувшись демону, закатившему демонстративно глаза.

— Виктория? — переспросила монахиня, и её полное лицо осветила улыбка. — Да, да. Я помню тебя. Не ты ли в детстве опрокинула тарелку супа на сестру Катерину? Да, это ты.

— Удивительная память и удивительно бесполезный разговор, — фыркнул демон, оттесняя в сторону Викторию. — Прошу простить, сестра. Но мы по делу к настоятельнице. Нас интересуют некие бумаги.

— Вы говорите с ней, — кивнула монахиня. — Вы опекун Виктории?

— На время её путешествия в вашу обитель, — поморщился Элигос, тактично увиливая от ответа. — Позвольте представиться, сестра. Эл…

— Элай, — перебила демона Виктория. Тот усмехнулся в ответ, но свое новое имя комментировать не стал. — Матушка, мы можем поговорить внутри? Пожалуйста. Мне нужна ваша помощь.

— Монастырь закрыт от мужчин, — поджав губы, ответила монахиня. — Но если это ваш опекун, то так тому и быть. Прошу в мой кабинет.

— Спасибо, сестра. Вы так милы, как суровы складки на вашем лице, — мягко сказал Элигос, проходя следом за Викторией.

— Перестань, — шикнула Виктория. Демон, воздев глаза к небесам, усмехнулся и замолчал.

В кабинете матери Доминики царил приятный сумрак, разбавленный светом редких свечей, и пахло книжной пылью. Убранство кабинета было довольно аскетичным, что заставило Элигоса удивиться. Лишним вещам здесь не было места.

Зато место нашлось крепкому столу с лакированной крышкой, протертой в тех местах, куда монахини клали локти, крепкому стулу с жестким седалищем, шкафу со старыми книгами и старенькому компьютеру, который немного портил вид кабинета ненужной современностью.

Монахиня указала рукой на два стула, напротив стола, и, заняв свое место, взяла в руки розарий, после чего обратила взгляд на притихшую Викторию, которая изучала кабинет удивленными глазами. Мать Доминика улыбнулась и, слабо постучав пальцами по столу, привлекла внимание девушки.

— Что привело тебя сюда, дитя? — спросила она, когда завладела вниманием Виктории.

— Матушка, я ищу своих родителей, — без лишних прелюдий ответила она. — Я знаю, что приют святой Агнессы был моим первым домом. Значит, у вас есть сведения о моих родителях.

— Я понимаю тебя, как понимаю и то, что ты хочешь здесь найти, — спустя минуту, ответила монахиня. — Но мы не имеем права сообщать воспитанницам, пусть и бывшим, конфиденциальные сведения.

— Не имеете или не хотите, сестра? — спросил Элигос, закинув ногу на ногу. Глаза демона мрачно отражали свечи, а в воздухе ощутимо запахло угрозой, когда он произнес эти слова совершенно будничным голосом. Монахиня тряхнула головой, прогоняя наваждение, и, сжав четки, вздохнула.

— Не могу. Я, как и все сестры, давала клятву. Для нас, господин Элай, это не просто слова.

— Охотно верю, сестра. Вы, как и все слуги Отца, очень трепетно относитесь к клятвам. Что, однако, не мешает вам их нарушать.

— Простите, я не…

— Я не закончил, сестра, — мягко перебил её Элигос, но лицо демона было очень серьезным. Как и взгляд, который он не сводил с монахини. — Я думаю, что нам нужно поговорить наедине. Виктория, оставь нас, пожалуйста.

— Но…

— Он прав, дитя, — кивнула мать-настоятельница, улыбнувшись девушке. — На заднем дворе еще стоит твоя любимая беседка, увитая плющом.

— Правда? — Виктория всхлипнула и, сжав губы, криво улыбнулась. — Я же так любила там читать.

— Да, я помню. Ты пропадала там каждую свободную минуту и сидела до самой темноты. Возможно, там ты обретешь спокойствие, которого сейчас нет в твоей душе.

— Я скоро приду, — заверил её Элигос и, дождавшись, когда девушка покинет кабинет, встал со стула и подошел к тяжелому бронзовому кресту, стоящему на каминной полке.

Демон внимательно изучил его и, вздохнув, вернулся на стул, после чего повернулся к матери настоятельнице. Он выдержал её оценивающий взгляд, а затем, достав из кармана портсигар, вытащил из него сигарету, но прикуривать её не стал. Лишь поднес к длинному носу и вдохнул аромат табака.

— Прошу меня простить. Здесь слишком пахнет святостью, — криво улыбнулся он, вновь вдыхая запах сигареты. — Этот запах очень сильно напоминает мне об утраченном доме.

— Вы тоже воспитывались в приюте? — спросила монахиня. Демон тихо рассмеялся и покачал головой.

— Отчасти, сестра. У меня был Отец когда-то. Но я разгневал Его, как и мои братья. За это Он лишил нас дома.

— Пути Господни неисповедимы, — ответила монахиня. — То, что он лишил вас дома, еще не значит, что он разлюбил вас.

— О, еще как значит, сестра, — улыбнулся Элигос. — Я знаю, что вы скажете дальше. «Его любовь все еще жива. Она в ваших сердцах и в ваших душах. Вы — его плоть и кровь. Бла-бла-бла». Это глупость. Любящий отец не лишает своего ребенка дома и своей милости за то, что ребенок выбрал свободу.

— А если это испытание, посланное вам Небесами?

— Тогда я его провалил, — мрачно усмехнулся демон. — Я смирился с этим, хотя обида в моей душе еще жива. И она продолжает расти в моей груди и груди моих братьев. Но я сам выбрал это, как и мои братья. А Виктория… Виктория не выбирала. За неё сделали выбор другие. Те, кто выплюнул её в этот мир, бросил на крыльце вашего приюта и сбежал в ночь, оставив о себе лишь запись в пыльной книге. Как вы думаете, сестра, во что превратится любовь, если её смешать с мыслями о предательстве? Я отвечу. Получится ненависть. Кипящий котел ненависти на месте любящей и чистой души. Время ценно, сестра. А у Виктории этого времени почти что нет.

— Я понимаю, к чему вы клоните, — вздохнула монахиня. — Вы просите меня нарушить клятву, которую я давала. Вы искушаете меня, взяв в качестве оружия невинное дитя. Ваши мысли пропитаны злом, а душа темна, как ночь.

— Я не скрываю этого, — ответил Элигос, убирая сигарету в портсигар. — Но это моя душа и мой выбор. А вы готовы взять ответственность за чужую душу? Готовы смотреть, как её медленно пожирает черное пламя ненависти? Нет, не готовы. Потому что ваша душа тоже далека от света, сестра Доминика. Вы пришли в монастырь с кровоточащим сердцем и грязными руками. Вы протирали колени до крови, стоя на холодном камне и моля о прощении. Но себя вы так и не простили, сестра. Вы думали, что служение Ему! — вскочив со стула, воскликнул Элигос, указав рукой на крест, — очистит вашу душу. Но это не так. Ваши руки до сих пор грязны, а сердце кровоточит. И Он не сможет вам помочь.

— Кто вы? — тихо спросила монахиня, утирая вспотевший лоб дрожащей рукой. Она метнула в сторону черноглазого демона напуганный взгляд и поджала губы, не в силах справиться с их дрожью.

— Помогите Виктории, сестра. В первую очередь, вы давали эту клятву, — жестко ответил Элигос и, слабо улыбнувшись, вернулся на стул. — Помогать тем, кому нужна помощь.

Мать-настоятельница слабо кивнула и, достав из внутреннего шкафчика толстую книгу, углубилась в нее. Затем, не отрывая взгляда, она взяла листок бумаги и написала на нем адрес.

— Возьмите, — безжизненным голосом сказала она, протягивая Элигосу бумагу. — Это адрес родителей Виктории. А теперь покиньте этот дом и никогда сюда не возвращайтесь.

— Вам не стоит бояться меня, сестра. Сейчас я вижу, что в вашей душе есть свет. Он призрачный и слабый. Его может затушить даже легкий взмах черного крыла. Берегите этот свет, сестра. Только простив себя, вы получите долгожданное прощение, — усмехнулся демон и, поклонившись монахине, вышел из кабинета.

Элигос нашел Викторию на заднем дворе, сидящую в каменной беседке, чьи стены покрывал плющ. Девушка была задумчива, а увидев демона, слабо ему улыбнулась и похлопала рукой по отполированным до блеска деревянным сиденьям. Элигос хмыкнул и, достав из кармана портсигар, закурил сигарету, после чего присел рядом и протянул Виктории клочок бумаги, на котором дрожащей рукой монахини был написан адрес одного дома в Праге.

— У тебя получилось, — больше констатировала, чем спросила, сказала Виктория. — Я думала, что ничего не выйдет. Матушка Доминика всегда была жесткой женщиной, которая превыше всего ставила клятвы.

— Она человек, как и ты. А людям свойственно нарушать клятвы. Но поверь мне, твоя дражайшая мать Доминика не нарушила никаких клятв, — ответил Элигос, выпуская под крышу беседки колечко.

— Получается, что она солгала?

— Нет. Она верит, что это была клятва, но это простое обещание, данное ей другому человеку, — сказал демон, проводя рукой по старому прохладному камню. — И она поступила правильно, чему я удивлен.

— Почему?

— Когда свет в душе разбавляется тьмой, он никогда не станет прежним светом — чистым и ослепляющим. Он будет серым и тусклым. Но в её душе я увидел этот свет. Чистый свет, — вздохнул Элигос, массируя виски пальцами. — Он слабый, но он есть. Словно когда-то потерянное решило вернуться.

— Знаешь, Элигос. Ты не перестаешь удивлять, — рассмеялась Виктория, заставив улыбнуться и мужчину.

— Все-то ты знаешь, — усмехнулся он и нахмурил брови. — Так, если ты насиделась тут, то нам пора. У меня в горле першит от святости этого места.

— Но ты свою часть сделки выполнил, — грустно вздохнула девушка. — Я помню о своем обещании. Я покажу тебе достопримечательности Пршибрама, а утром уеду в Прагу.

— Достопримечательности? — удивился Элигос. — Лица твоих родителей будут поинтереснее достопримечательностей, юная леди. Думаешь, я соглашусь пропустить удивительную смесь лицемерных улыбок, бегающих глаз и застрявших в горле слов?

— Ты меняешь условия сделки?

— Вношу незначительные коррективы, — улыбнулся демон.

— Ты странный, Элигос, — тихо сказала Виктория, сжав руку удивленного демона. — Но я рада твоему присутствию.

— Ох, избавь меня от слез, пожалуйста, — резко воскликнул Элигос, заставив девушку рассмеяться. — Я готов съесть десять отвратительных жирных бургеров, только бы ты не смотрела на меня блестящими глазами, Виктория. Пошли. Я сыт этим городом и заявляю, что он омерзителен.

Примечания

9

Харчевня — закусочная с простыми и недорогими блюдами.

10

Клариссинки — женский монашеский орден Римско-католической церкви, тесно связанный духовно и организационно с орденом францисканцев. Орден был основан святой Кларой Ассизской в качестве Второго (женского) ордена францисканцев в 1212 году.