Мой друг – домовой

Гектор Шульц, 2023

Соседи бывают разные. Кому-то везет, кому-то нет. Мне же повезло по полной, потому что моим соседом стал самый настоящий домовой, превративший мою жизнь в комедийный сериал. В этом сериале нашлось место и смеху, и грусти, и бесконечным проделкам вредного и ехидного домового. Но я ни о чем не жалею, потому что без Нафани моя жизнь была бы очень пресной.

Глава третья. Внезапная находка.

Так и началась моя жизнь с новым соседом. Он — барабашка. Он же полтергейст, он же дух неупокоенный, он же домовой. Я зову его Нафаня, ибо от его истинного имени можно зубы сломать.

Будучи небольшого роста, Нафаня напоминает собаку породы «мопс». Те же большие глаза и рот, как и страсть к храпу. А еще у него на шее болтается розовая соска. Старая и повидавшая многое. Где Нафаня ее взял или украл неизвестно. Но он категорически не желает с ней расставаться, даже когда укладывается спать в шкафу или в кресле. Кровати домовой категорически не признает, называя «буржуйскими штучками».

А еще буйный дух любит тяжелую музыку, и когда я включаю один из альбомов нежно любимой мной группы «Удавка», Нафаня мотает лохматой головой в такт жестким риффам и довольно лыбится. Забавно, но его циничный сволочизм порой сменяется добротой, малоподходящей для каноничного домового. Конечно, у Нафани бывают трудные дни, когда он ходит букой и постоянно ругается, а то и комментирует каждое мое действие в особой, язвительной манере. Но в целом он вполне сносный сосед, учитывая, с кем порой приходится снимать квартиру. Самое странное же было в том, что Нафаня не мог сказать ничего путного о своем происхождении.

Я выяснил, что домовой это просто душа, оставленная Богом на земле, чтобы следить за местом или за определенным человеком. Но дух ничего не помнил из своей прошлой жизни. Он лишь сказал, что сам выбирает, показываться человеку или нет. Правда, чем его так прельстила моя персона, непонятно, а сам домовой на этот вопрос предпочитает отмалчиваться и загадочно сверкает глазами. Кроме меня видеть его могут дети до определенного возраста и домашняя живность.

Польза от него тоже есть. В квартире не текут трубы, мусор исчезает мгновенно, везде порядок и чистота. Пока Нафаня не впадает в запой. В эти моменты лучше никого домой не приводить, ибо злой дух начинает негодовать и может запустить в голову гостю ночной горшок, в котором стоит его любимый кактус.

Моя жизнь с Нафаней похожа на сериал, что в изобилии крутятся на сотнях телеканалов. Только мой сосед — злой дух. Все реальнее некуда. И так получилось, что именно я помог духу найти одну крайне занятную вещь, проливающую свет на историю его появления.

Дождливым субботним утром, когда весь прогрессивный люд мирно отсыпался в своих кроватках, отходя от рабочей недели, Нафаня надоедливо теребил мою руку:

— Хозяюшко. Хватит дрыхнуть. Бидный Нафаня продрог, бидный Нафаня оголодал и питался одними тараканами.

— Отстань, жутька! Я сплю. Выходной же. Иди и возьми себе в холодильнике морковку или сосиску, — сонно пробурчал я.

— Едрить тебя, барин! — взбеленился домовой. — А ну как я тебе мусора в кровать накидаю, или льда пойду из морозилки нагребу? По-хорошему прошу! Накорми Нафаню!

Я уже проснулся и, хмуро посмотрев на духа, побрел в туалет. Нафаня, как верный пес, остался караулить около двери, периодически царапая её коготками.

— Андрейка, хвать тебя за ногу да головой об стену! Ты что вчера ел? — ехидно прогудел из-за двери барабашка.

— Отвали, Нафаня. Отвечаю, я священника позову, чтобы он обряд экзорцизма провел. Только на сей раз удачно. Надоел ты уже, — зевнул я, когда старенькая газовая колонка достаточно нагреет воду для умывания.

— Священники мне не помеха. Я крещенный и в Боженьку верую, — не унимался дух.

Когда я вышел из туалета, смерив гнома тяжелым взглядом, Нафаня, взвизгнув, помчался следом на кухню. Кто бы знал, какого соседа я себе найду, умер бы от зависти.

— Что ты хочешь, бабай? Салфетку сопли подтирать?

— Сам ты бабай. И нос у тебя огромный. И глазки поросячьи, — Нафаня обиженно закусил толстую губу, поглаживая свою соску, висевшую на груди. Однако с кухни никуда не ушел, лишь злобно засопел.

— Я просто спать хочу. А тут ты надоедаешь, — вздохнул я. — Так чего ты хочешь?

— Андреюшко, я хочу яишенку с салом на сковороде каленной. Да с перчиком душистым, — понесло вредного духа. Глаза Нафани затуманились, а из рта на подбородок стекла тягучая слюна.

— Каков гурман. Сейчас будет. Там, кстати, под раковиной подтекает. Глянь по дружбе, пока я готовлю, — я не остался в долгу, зная, что Нафаня за яичницу сделает все, что нужно. Все-таки полезно домовых держать в узде.

— Не вопрос, Андрейка, — вредный дух знал, что я не люблю такого обращения, но сдерживался крайне редко, предпочитая язвить напропалую.

— Назовешь меня Андрейкой еще раз, я тебе в яишенку горчицы добавлю, — Нафаня горчицу люто ненавидел и корчил такие морды, что голливудские комики удавились бы от зависти.

— Твоя взяла, — буркнул домовой и поплелся в ванную устранять поломку, попутно почесывая свой мохнатый зад.

Яичница весело шкворчала на сковороде. Тучи разошлись и в окно било яркое солнышко. Я цедил горячий кофе и улыбался, наслаждаясь утром. Пока из ванной не явилось нечто, возмущенно сверкая глазами. Нечто было в паутине, грязи и мазуте.

— Нафаня! Ты где так изгваздался?!

— Молчи, аспид, — Нафаня в кои-то веки был серьезен. — Там труба прохудилась, гнилая вся. Нужно новую ставить. Вот ее купишь, и я все починю.

— Не ребенок, а золотце. А я тебе яичницу сделал. Твою любимую, на сале с перцем. Без горчицы, — я решил-таки порадовать домового, который выглядел необычайно жалко и, грустно шмыгая носом, пытался очистить от грязи соску.

Мохнатая морда расплылась в улыбке, и домовой с воем кинулась ко мне. В мановение ока моя белая майка стала носить отпечаток безумно грязного Нафани. Опять стирка. Как и всегда.

Скинув майку в корзину для белья, я переоделся в чистую одежду и собрался в магазин, по привычке крикнув духу из коридора:

— Наф, тебе что-нибудь купить?

— Свежий Playboy и пачку «Беломора», — откликнулся тот из ванной, гремя железками.

Я вздохнул. Страсть Нафани к голому женскому телу порой удивляла. Но хуже всего был «Беломор». Домовой дымил, как паровоз. Ужасный запах впитался намертво в его шерсть, и даже хваленная «Шаума» не помогала. Лишь ценой трех яичниц и угроз мне удалось убедить его курить на балконе. Без «Беломора» не обходился ни один его день. Мои же сигареты дух ехидно называл зубочистками, предпочитая дымить свои папироски.

Спустя час я вернулся из магазина, держа в одной руке пакеты с продуктами, а в другой новую трубу. В недрах квартиры гремел метал, пахло канализацией и сыростью. Нафаня под любимую музыку разбирал трубы, пытаясь ликвидировать протечку.

— Нафань! — я тщетно пытался перекричать стереосистему. — Выруби своих идиотов!

— Зачем?! — не менее истошно завопил в ответ барабашка. Слух у него был, как у летучей мыши.

Чертыхнувшись, я сбросил пакеты в коридоре и, войдя в комнату, выключил орущую стереосистему. Тишиной мне дали насладиться ровно одну минуту, пока из ванной не пришел Нафаня. Весь в грязи, с «беломориной» в зубах.

— Кирдык труба, шайтан ее.

— Нафань, давай по-русски? — устало попросил я, потирая висок.

— Труба, говорю, прохудилась. Залатать не удалось. Давай новую, пойду ставить, — дух улыбнулся в свои двадцать четыре зуба и дыхнул на меня вонючим желтым дымом. И так всегда. Стоило уйти из дома, как домовой тут же нарушал правило о курении.

— Сейчас помогу. Погоди, переоденусь, — я закрыл дверь, отправив домового в ванную, и достал из-под кровати коробку с рабочими вещами.

Спустя десять минут мы с Нафаней начали прилаживать новую трубу, пока дух не выругался:

— Что за окаянный аспид тут трубы ставил? Пальцы чуть не покарябал, — Нафаня всегда странно разговаривал, но в этот раз ругнулся как-то слишком витиевато.

— Давай посмотрим, — я отодвинул домового от дыры в стене и просунул туда руку.

Через несколько минут возни мне удалось вытащить наружу странный железный ящичек. Довольно увесистый, пусть и ржавый. На ящике был кованный и очень старый замок. Отложив находку в сторону, я увидел, как загорелись глаза Нафани.

— После того, как поставим трубу! Сначала ремонт, потом сокровища! — покачал я головой. Нафаня не стерпел и показал мне язык.

Однако приунывший домовой, поняв, что со мной спорить бесполезно, плюнул и полез в разлом с новой трубой. Не знаю как и почему, но мастером Нафаня был отменным, на раз устраняя поломки. Будто у всех домовых мастерство в крови. Этот раз не стал исключением. Нафаня вылез из дыры, парой взмахов мастерка залепил отверстие и буркнул:

— Готово, барин.

— Золотце, — ответил я и указал рукой на раковину. — А теперь мыться!

— Да вот еще… — возмутился было дух. Я цыкнул на него, открыл кран и горячей водой принялся смывать с себя грязь. Наф, проворчав что-то ругательное, все же присоединился ко мне. Он влез на свой ящичек и, намыливая свои мохнатые ладошки, не переставая косился на таинственный ящик.

После отмывания рук, преимущественно Нафаниных, мы уселись в спальне, предварительно вооружившись инструментом. Старый замок подался под кусачками и развалился на две аккуратные половинки. Затаив дыхание, я осторожно открыл ящик.

Внутри лежала шкатулка и пожелтевшие бумаги, обернутые тканью. Нафаня, обычно раздающий всюду свои комментарии, сейчас задумчиво молчал, поглаживая соску. Хмыкнув, я вытащил шкатулку. Открыть ее не получилось. Пришлось взять находку с собой, чтобы на кухне аккуратно подцепить замок изнутри ножом. Нафаня же уселся на пол и подтянул к себе бумаги.

Нож помог. С тихим щелчком замок открылся, а я, не веря, протер глаза. Внутри аккуратными столбиками лежали монетки из желтого металла. Покрутив одну в руках, я ужаснулся. Золото! И николаевский профиль на «орле». «Это же целое состояние» — подумал я. И с диким криком кинулся в комнату:

— Нафанька! Не поверишь! Там куча золота…

Войдя, я резко остановился, увидев, что домовой, понурившись, сидит на полу. Глаза его поблескивали. Кажется, Нафаня плакал.

— Нафань, что такое? Что случилось? — я присел на край кровати.

Дух молча протянул пачку бумаги из ящика. Это были фотографии.

На первой фотографии я увидел красивую молодую пару с маленьким ребенком на руках. Фото было очень старым, но лица можно различить. Оно было сделано в тридцатых годах прошлого века. В уголке была видна дата. На следующей фотографии оказался круглощекий мальчонка с лягушачьей улыбкой и озорным взглядом. На его груди висела большая соска. Еще это знакомое выражение лица…

— Подожди. Это что же получается, соска твоя же, — хмыкнул я. Мысли спутались.

— Это я, барин. И мои родители. Я был человеком, оказывается, — Нафаня трубно высморкался в грязный батистовый платок, с которым не расставался. — Это мой дом. А ящик… Ну, родители спрятали там самое дорогое. Кто же знал, что мы это найдем, а?

Опустившись на колени, я обнял своего соседа. Тот без лишних слов уткнулся мне в грудь и принялся тихо поскуливать.

— Нафань, так это твое получается. Деньги и фото. Я не могу… — я двинул шкатулку и фотографии домовенку.

— И что мне с этим делать? Только ты меня видишь. Как я буду ими пользоваться? Но фото заберу. Уж извиняй, барин, — он грустно улыбнулся. — А тебе вот. Эти монетки. Пусть они принесут тебе счастье, если не смогли принести маме и папе.

Мы засиделись на кухне допоздна. Нафаня дымил свой «Беломор», а я изредка кашлял, если меня обволакивало дымом, но молчал, понимая, что очередная ссора будет лишней.

— Андреюшко. Ты же меня не бросишь? — тихо спросил Нафаня. — Ну, я гадкий… ругаюсь еще.

— Вот те раз. Что за мысли дурацкие? — улыбнулся я, поглаживая домового по спине. Тот расплылся в довольной улыбке.

— Повезло мне, что ты тут объявился, барин. Хороший ты, — прослезился Нафаня, после чего спрыгнул с табурета, сунул подмышку Playboy и ехидно добавил. — Я баиньки в шкаф.

— Дуй уже, — рассмеялся я. — Не увлекайся только.

Показав мне язык, домовой, семеня ножками, поплелся в гостиную. А я, вздохнув, взял в руки стопку найденных фотографий. Вопросов было много. Но почему-то я был уверен, что со временем появятся и ответы.