Образ. Роман

Геннадий Александрович Пьянков

Порой даже самым талантливым творцам для рождения очередного шедевра необходимо встретиться с Музой, с тем «гением чистой красоты», кто подарит слушателям и зрителям невероятное произведение, заставляющее со слезами погрузиться в «гимн человеческой мысли и бесконечности Вселенной о человеческой смерти и бессмертии, сиюминутном и вечном». Герою этого романа свою Музу пришлось познавать с разных сторон, домысливать её идеальные грани, при этом рискуя своим здоровьем и счастьем.

Глава 3. «Разбор полётов»

В понедельник худрук, прямо с утра, собрал всех для «разбора полётов», как он называл еженедельные планёрки в театре со своими сотрудниками.

— Сегодня, коллеги, я хочу с вами проанализировать исполнение последней симфонии нашего уважаемого маэстро Никитина Иннокентия Петровича, — он всегда так строго и официально открывал планёрку, которая потом, по ходу обсуждения, превращалась почти в дружескую непринуждённую беседу, — так, я хочу сначала услышать ваши замечания и суждения.

Виктор Васильевич Князев, заслуженный деятель искусств и опытный администратор, всегда и у всех вызывал некоторую робость. С ним более или менее непринуждённо могли разговаривать всего лишь несколько человек: композитор, дирижёр Катя, второй дирижёр. Ну, ещё их ветеран, пианист Сан Саныч Петров и некоторые, уже немолодые, оркестранты. Остальные почти с трепетом «смотрели ему в рот».

— Ну-с, с кого начнём?

В коллективе, как в школьном классе, воцарилась тишина — «кого сейчас вызовут?!».

— Ну, давайте, Сан Саныч, — «вызвал» он.

Пианист встал — он сидел на стуле у рояля. Остальные оркестранты все сидели на своих рабочих местах. Другие, у кого не было своих «штатных» мест, расселись в первом ряду партера. Катя стояла у своего дирижёрского пульта.

— Сидите-сидите, Сан Саныч — не на партсобрании мы. Да и вы, Катерина Ивановна, сядьте куда-нибудь — не на пять минут мы собрались.

Катя спустилась в партер и села рядом с композитором.

Когда все успокоились, пианист сказал:

— Вы знаете, коллеги, мне симфония, в общем-то, понравилась. Я думаю, она написана талантливо и твёрдой рукой большого мастера. Думаю, ей уготована долгая жизнь. Один упрёк только в сторону маэстро, — с улыбкой добавил он, — мало работы вы дали пианисту. Я не настолько стар, чтобы щадить меня и давать маленькие «порции сладкого пирога» — я сахарным диабетом не страдаю, — начал он официально, а закончил шуткой.

Напряжённость была снята, присутствующие оживились. Худрук улыбнулся и изрёк своё «весомое» слово:

— Я, пожалуй, соглашусь с такой оценкой, но с некоторыми оговорками. Первое, про партию рояля — это по усмотрению композитора, а потом, вы все не хуже меня знаете, есть симфонические произведения, в которых вообще нет фортепиано. Ну, это я так, к слову. Второе — у меня нет сейчас цели оценивать художественные качества данной симфонии — для этого у нас существует худсовет, не будем отбирать у него хлеб, тем не менее я бы хотел прямо сейчас узнать у маэстро — что это у вас за «равелевские» такие многократные повторения одной и той же музыкальной фразы? Хотите «переплюнуть» «Болеро»? Ну, бог с вами, это ваше дело.

Конец ознакомительного фрагмента.