Пластилиновая пуля. Повести

Геннадий Дорогов

В данную книгу вошли три повести.1. «Стокгольмский синдром». У богатого предпринимателя похищена дочь. Как ей выжить в трудной и опасной ситуации? Кто окажется истинным врагом, а кто настоящим другом-спасителем?2. «Пластилиновая пуля». Психическая травма, нанесённая главному герою в детстве, отравляет ему жизнь. Справится ли он с ней?3. «По высокой траве». Боец спецназа, списанный по состоянию здоровья, оказался на грани выживания. Он мечется в поисках выхода. Что ждёт его впереди?

Пластилиновая пуля

Часть 1. Запас прочности

Тяжёлый лайнер ИЛ-86 вырулил на взлётную полосу и остановился. Свист двигателей сначала слегка затих, но потом вновь стал набирать силу, плавно переходя в громкий и немного жутковатый рёв. Машина сорвалась с места и с огромным ускорением помчалась по бетонной дорожке, вжимая находящихся в ней людей в спинки сидений. Считанные секунды разбега — и вот уже колёса оторвались от полосы, самолёт стал подниматься в небо. Пассажиры дружно захлопали в ладоши. Я невольно усмехнулся. Мне всегда казалась по-детски наивной эта перенятая у Запада традиция. Ну, взлетели — и слава Богу! Чему ж тут радоваться? Тому, что теперь как минимум на четыре часа мы перестали быть хозяевами своих судеб? Нет, господа, вот когда приземлимся, тогда и поаплодируем. А пока мы заложники других людей — тех, кто управляет лайнером, и тех, кто на земле готовил его к полёту. Вы уверены в этих людях на сто процентов? Вот и я не уверен. Так что, извините, не вижу причин для радости.

Должен заметить, что эти мои не слишком оптимистические размышления носят чисто философский характер. Я вовсе не боюсь летать самолётами, хотя и испытываю в душе некоторое волнение, как, наверное, любой нормальный человек. Это как с колесом обозрения. Когда смотришь на него с земли, конструкция кажется прочной и несокрушимой. А вот наверху всё воспринимается несколько иначе. Но как ослабевшая уверенность в прочности «чёртова колеса» не мешает любоваться открывшейся внизу панорамой, так и мои философские мысли ничуть не помешали мне прильнуть к иллюминатору, чтобы в полной мере насладиться красотой, которую не в силах подарить даже самое огромное в мире колесо обозрения.

В свои тридцать восемь я успел полетать на самолётах десятки раз. Помню, ещё в самый первый перелёт мне досталось место у иллюминатора. Стояла осень. Сентябрь перевалил за середину, разрисовав природу всем богатством своих красок. Глядя в круглое оконце ещё не набравшего большой высоты лайнера, я был восхищён открывшейся мне картиной. Душу заполнил восторг. С тех пор, приобретая билет, я назойливо упрашивал кассира предоставить мне место у борта самолёта. Иногда мне везло, иногда нет.

Сегодня получилось по второму варианту. Мне досталось место с правой стороны посередине ряда. Я не стал слишком сильно расстраиваться, послушно расположился в своём кресле, слегка завидуя соседке справа. Но буквально перед самым взлётом женщина вдруг сама предложила мне поменяться местами. Сначала я удивился. Даже скажу больше: я был неприятно удивлён. Дело в том, что сидящая рядом женщина была молода и хороша собой. Её умное интеллигентное лицо мне сразу понравилось, вызвало глубокую симпатию. И я уже мысленно начинал подбирать слова для знакомства и строить нашу будущую беседу. И вдруг выясняется, что она абсолютно равнодушна к красотам окружающего мира. Как тут не разочароваться? Но, вновь взглянув на попутчицу, я сразу всё понял. Лицо женщины было смертельно бледным. Вероятно, чувство прекрасного ей было вовсе не чуждо, просто в настоящий момент его напрочь вытеснило другое, куда более сильное чувство — страх. Бледность лица, скованность движений, крепко вцепившиеся в подлокотники пальцы — всё красноречиво говорило о том, что женщина панически боится полёта.

Я уступил даме место, испытывая в душе тревогу. Перспектива лететь рядом с бьющейся в истерике пассажиркой меня отнюдь не прельщала. Но вот самолёт разбежался и стал подниматься в воздух, оставляя внизу домодедовский аэропорт. Я прильнул к иллюминатору, на время забыв про свою попутчицу. Вскоре она напомнила о себе сама:

— Ну и как? Нравится? — послышался за спиной её голос.

— Да, очень здорово! — ответил я, вновь повернувшись к ней. — Вам, как мне кажется, не до этого?

Она беспомощно улыбнулась.

— Увы…

Глядя на бледное лицо и скованное страхом тело соседки, я невольно подивился её самообладанию. Свой страх она держала в себе, не давая ему вырваться наружу. Чтобы убедится в правильности своих подозрений, я спросил:

— Вы боитесь высоты?

— Да, у меня акрофобия.

— Как я догадываюсь, это слово означает высотобоязнь? — задал я глупый вопрос. Ведь и так ясно: если женщина жутко боится высоты, потому что у неё акрофобия, то что же ещё может означать это слово?

Мой промах не ускользнул от попутчицы.

— У вас железная логика! — сказала она, вновь слабо улыбнувшись.

Я едва не рассердился. Посмотрела бы на себя, острячка! В самолёт садилась симпатичная особа, а теперь на смерть похожа, только косы в руках нет. Но, решив, что не стоит обращать внимания на подобные уколы, я спросил:

— Зачем же вы воспользовались самолётом? Ехали бы поездом — дольше, зато спокойнее.

Женщина прижалась затылком к подголовнику и закрыла глаза.

— Иногда приходится считаться со временем, — сказала она холодным тоном, который можно было истолковать так: «Что толку сейчас рассуждать об этом?».

До меня начала доходить простая мысль: женщина обратилась ко мне за помощью. Она и разговор-то завела лишь затем, чтобы я помог ей отвлечься, забыть на время про свой страх. А я, выходит, не оправдал надежд. Надо было срочно спасать положение, менять тему разговора. Однако меня очень беспокоил один момент, который я посчитал нужным прояснить незамедлительно.

— Простите меня за дурацкие вопросы, но всё же хочу спросить вас ещё кое о чём. Обещаю, что из глупых вопросов этот будет последним.

Женщина вновь открыла глаза.

— Спрашивайте.

— Я не знаю, что мне делать, если у вас — не дай, Бог! — начнётся паника. Может быть, вы знаете какие-нибудь рецепты для оказания экстренной помощи в подобных случаях?

Она пожала плечами и неуверенно сказала:

— Надеюсь, что этого не случится. Мне кажется, до меня добрался только Фобос, а не его младший брат Деймос.

Как большой любитель астрономии, я хорошо знал, что представляют собой Фобос и Деймос. Но при чём они здесь, мне было совершенно непонятно. Я с удивлением уставился на свою попутчицу.

— Простите! — сказала она. — Я совсем не подумала о том, что эти персонажи вам могут быть не знакомы.

— Да в том-то и дело, что знакомы, — возразил я. — Фобос и Деймос — спутники Марса. Ради бога, объясните, каким образом они могут до вас добраться?

На этот раз улыбка женщины получилась не такой страдальческой, как две предыдущие. В лице появилось оживление.

— Я ничего не знала о спутниках Марса, — призналась она. — Вы меня просветили по части астрономии. Но я имела в виду не небесные тела, а героев греческой мифологии — сыновей бога войны Ареса. Фобос означает страх, Деймос — ужас.

Я с облегчением заметил, что разговор, как бы сам собой ушедший в сторону, немного отвлёк мою попутчицу, помог расслабиться. Решив не упускать момент, я для поддержания беседы с усмешкой сказал:

— Ничего не скажешь, хороши детишки!

— В папу, — в тон мне ответила женщина. — Кстати, в римской мифологии бога войны называют Марсом. А от имени Фобос и образован термин «фобия» — боязнь.

Я потёр пальцами лоб, изображая смущение.

— Знаете, почему-то я сам не сообразил… Думаю, при чём тут спутники Марса?

Неожиданно мой смущённый вид понравился собеседнице. Потеплевшим голосом она сказала:

— А вам идёт смущение. У вас такое трогательное выражение лица…

— Честно говоря, я притворяюсь, — признался я. — Надеюсь, моё признание вас не слишком разочаровало?

— Нет, не слишком. Вы мне всё равно симпатичны.

Не знаю, в действительности ли я был ей симпатичен в тот момент, или фраза была произнесена исключительно с целью поддержания разговора, но я неожиданно растерялся. Элементарная вежливость требовала дать ответ на её признание, пусть и полушутливое. Женщина поняла моё замешательство.

— Нет-нет, вы не беспокойтесь, — сказала она торопливо. — Я вовсе не требую от вас комплиментов. Могу представить, как я сейчас выгляжу. Как говорят в таких случаях: краше в гроб кладут.

При последних словах попутчицы я внутренне содрогнулся. Душу заполнило гнетущее чувство. Я возвращался из подмосковного Барыбино, где умерла моя единственная тётя. Мне удалось избежать присутствия на похоронах, чему я, признаюсь, втайне был очень рад, так как всегда крайне тяжело переношу подобные процедуры. Когда я прибыл, уже шли поминки. Тем не менее, тягостная атмосфера, сопутствующая уходу из жизни близкого человека, действовала угнетающе. Но, как говорится, не бывает худа без добра. У тёти не было своих детей, поэтому всё своё состояние она завещала мне. Это, собственно, и явилось причиной моей поездки за три тысячи вёрст, так как тётины сбережения и небольшой частный дом в значительной степени облегчали мои финансовые проблемы. Другие родственники вряд ли были в восторге от её изложенного в завещании решения, но вслух никто ничего не говорил об этом. И теперь, оформив необходимые бумаги, я возвращался домой.

Моя соседка заметила перемену в моём настроении.

— Я что-то не так сказала? — спросила она.

— Нет, ничего… так… воспоминания… — пробормотал я. — О чём мы с вами говорили?

— Мы говорили о героях греческих мифов и спутниках Марса.

Я взглянул на попутчицу и вновь поразился её самообладанию. По голосу можно было предположить, что человек, произносящий эти слова, спокоен. Или почти спокоен. Но бледное лицо и просящий взгляд красноречиво говорили об обратном. Пожалуй, женщина права относительно своего внешнего вида. Как было сказано выше, на похороны я опоздал, поэтому не видел, как выглядела моя тётушка на смертном ложе. Думаю, что примерно также. Я стряхнул с себя груз воспоминаний и вновь приступил к операции по спасению своей попутчицы от приступов тяжёлой болезни под названием «акрофобия».

— У меня появилась идея. Давайте поиграем, — предложил я. — Путь у нас долгий, надо как-то скоротать время.

В глазах женщины мелькнуло любопытство.

— Что за игра?

— Как я понимаю, вы неплохо знаете древнюю историю?

— Ну, в общем, да.

— Вот и отлично! Я буду называть различные космические объекты — планеты, звёзды, созвездия и так далее. А вы будете мне рассказывать о персонажах древних мифов, именами которых эти объекты названы.

Моя затея понравилась собеседнице. Мы быстро втянулись в игру, которая неожиданно захватила нас обоих. На добрые полчаса мы забыли об окружающем мире, увлечённые сообщаемой друг другу информацией. Я видел, что моя попутчица с искренним любопытством внимает всему, что я ей рассказываю о космосе, на время забыв о своих страхах. В свою очередь она сообщила мне много интересного из истории древнего мира, чего я либо вовсе не знал, либо знал в микроскопических дозах, сохранившихся в моей памяти со школьных времён. Бледность постепенно сходила с её лица, на щеках даже стал проглядывать румянец. Женщина вновь стала обретать ту привлекательность, которую я изначально обнаружил в ней. Но слишком долго это не могло продолжаться, рано или поздно тема будет исчерпана. Необходимо было готовить запасной вариант. Чтобы сменить тему, я сказал:

— А знаете, должен признаться, что вы мне тоже симпатичны. Это действительно так! — воскликнул я, встретив её недоверчивый взгляд. — А коль у нас с вами вспыхнула взаимная симпатия, то настало самое время познакомиться. Итак, сударыня, ваше имя?..

Женщина улыбнулась и сказала:

— Ирина. Можно просто Ира.

— Мне очень приятно, Ира!

— А вы?..

— Иннокентий.

— А если как-нибудь попроще?

— Друзья и близкие зовут меня Кеша.

Женщина прыснула, прикрыв лицо ладонями. Я не стал обижаться. В первый раз, что ли?! Я уже давно привык к тому, что некоторым людям моё имя кажется смешным. Что тут поделаешь? Не убивать же их за это. Честно говоря, я и сам не в восторге от своего имени. Так назвал меня отец. Мама хотела дать мне имя Алексей, но отец даже слушать не стал. Моего брата, который старше меня на четыре года, он же назвал Егором. Сейчас подобные имена стали привычными, но во времена нашего детства, когда мальчишки почти поголовно были Сашами, Серёжами и Володями, они казались старомодными и смешными и нередко служили поводом для дразнилок. Егору с его длинным языком было значительно проще. Он и сейчас способен кого угодно достать своими шуточками. Поэтому его не слишком беспокоили. А вот мне досталось. Да и сейчас порой достаётся. Отца уже давным-давно нет в живых, но всё, что с ним связано, по сей день доставляет мне неприятности.

Ирина отняла руки от лица и сказала виноватым голосом:

— Не сердитесь, прошу вас! Дело в том, что так зовут моего попугая.

— Это большая честь для меня!

— Правда, я не хотела вас обидеть.

— Не волнуйтесь. А вы не обидитесь, если я задам вам вопрос деликатного характера?

Ирина согласно кивнула головой:

— Задавайте. В качестве компенсации вы имеете на это полное право. Подозреваю, что вас интересует мой семейный статус.

— У вас нет кольца на безымянном пальце правой руки, — объяснил я свой интерес.

Женщина ответила не сразу.

— Я в разводе, — сказала она. — Уже почти два года.

— А почему расстались? Не сошлись характерами?

Я поймал себя на том, что задаю вопросы уже не с целью поддержания разговора, а с искренним интересом. Вовлечённая в беседу попутчица, вероятно, на время забыла о том, что летит на десятикилометровой высоте. Страх перестал безобразить её лицо, и я с удивлением признался себе в том, что нахожу эту женщину очень привлекательной. Дело было не только в правильных, тонких чертах лица. Одними внешними данными меня не прельстишь. Эту науку я усвоил на своём горьком опыте, на несколько лет связав свою жизнь с красивой пустышкой.

— Это верно: не сошлись, — сказала Ирина, отвечая на мой вопрос.

— А точнее? Алкоголь, измены, рукоприкладство?.. — начал строить я предположения.

— Ни то, ни другое, ни третье. Все ваши выстрелы — мимо цели.

— Что же ещё могло послужить причиной разрыва? — допытывался я.

Ирина на минуту задумалась, потом сказала:

— Видите ли, мой бывший муж — неплохой человек, но… зануда.

— Что?! — я просто опешил от удивления. — Вы развелись из-за этого? Но это же, по меньшей мере, смешно!

Она пожала плечами.

— Что поделаешь?! Семейные драмы иногда бывают смешными.

* * *

— Соки, лимонад, минералка, — громко возвещали две симпатичные стюардессы, толкая по проходу тележку с напитками.

Это незначительное событие вернуло мою собеседницу к реальности. Временно забытый страх вновь стал завладевать её сознанием.

— Что будете пить? — спросил я, словно не замечая её состояния.

Мы выпили по стаканчику минералки, и я сходу приступил к выполнению своей благородной миссии в этом полёте.

— Итак, Ирочка, вы развелись со своим мужем, потому что он зануда. Мне эта формулировка не вполне понятна. Хотелось бы подробнее разобраться, что в вашем понимании означает данный термин.

Конец ознакомительного фрагмента.