Школьное окно

Геннадий Леонидович Копытов

Огромные синие глазища с какой-то поволокой, но они светятся, словно только что наплакалась от счастья, и от этого через слезный родничок синева неба струится. Или туман некий прозрачный, и в глазах от него преграда, мешавшая ей видеть сразу открытыми зрачками. Казалось мне, что она из-за этого воспринимает мир только в иллюзорном преломлении. Может, именно из-за этой визуальной аберрации у нее было постоянное желание нарисовать свои иллюзии?

© Геннадий Леонидович Копытов, 2020

ISBN 978-5-4498-8611-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Школьное окно

Всем одноклассникам,

одноклассницам и

учителям посвящаю.

***

1.«В школьное окно смотрят облака бесконечным кажется урок…»

Моя парта в третьем ряду у окна. Окно — это мой бесконечный магнит. Бороться с ним очень сложно, почти не возможно…

Солнце обжигает крыши и белые поля на горизонте. С крыши льют сосульки, снег на футбольном поле начал сдаваться и выдавил из под себя несколько крохотных чёрных заплат земли…

Сегодня 28 февраля… Завтра первый день Весны! А зима так и не успела закончиться!

Иногда из созерцания окна меня выдергивает учитель по математике Серафима Сергеевна Пономарева.

— Копытов, о чём мы сейчас говорили?

Я встаю, пожимаю плечами.

Спрашиваю:

— Дневник?…

— Садись, не отвлекайся, — пока еще спокойно говорит Серафима Сергеевна…

Сажусь, пытаюсь слушать геометрию. Даже тетрадь открываю. Записываю тему урока «квадратичная функция»…

Когда же звонок? как это надоело! И только окно спасает.

Так хочется на нашу лыжную турбазу. Нестись под горку, набегающим ветром обжигая лицо, по оснеженно-забеленной березовой роще, подгоняя себя палками с нарастающим ускорением…

Только что было солнечно, вдруг потемнело, посыпал снег. И всё, заплатки не выдерживают, их перепрошивает снег. Поля заволакивает белесым, косо секучищим туманом, до горизонта. Только где-то далеко на севере смутно высится, над мрачной сосновой зеленью и чернотой лесов, бетонный небоскреб Хомяковского элеватора… Откуда там сосны? Я был там. Они далеко от элеватора!

От посёлка Хомяково до нашего пионерлагеря, где зимой располагается лыжная турбаза, еще пять километров. Это почти рядом, пешком час. Как же я хочу туда! Скоро кончится зима, придет весна, будет июль, и я поеду в наш пионерский лагерь! С друзьями дзюдоистами. Вот там точно огромный еловый и сосновый бор…

— Копытов! Ты где летаешь? Расскажи нам, как строится парабола!

— Давайте, попробую…

Встаю, подхожу к доске. Какие-то отрывочные знания, которые успели проникнуть в меня помимо моей воли, всплывают, и я выстраиваю параболу. Отряхиваю руки от мела и сажусь на свое место, около окна.

— Выкрутился, — раздраженно бубнит Серафа, — я же видела, что не слушаешь, в окно пялишься. Давай дневник — «четыре»…

Вот кто так пялится, глазами, будто в душу всматривается? Лучезарно и пристально! Прямо внутрь меня!? Зачем?

О, это новенькая девочка — Лена Старикова. С сентября восьмого класса у нас учится. А сейчас уже март… нет ещё февраль и зима… Очень красивая девочка, почти отличница. Говорят, что художница…

Странно, но у нас уже есть настоящая русская красавца — Лена Старостина. Русая коса до по… пояса, чистые голубые глаза… И фамилии очень похожие, и имена одинаковые, а красивые они по разному, и характеры разные.

За Старостиной бегали все мальчишки, но она предпочитает кого-то из старших классов. Но я, по наивности своей неуклюжей, попытался влезть в этот караван, однако получил линейкой по шее за то, что схватил её за попу… или за грудь… не помню точно! Пытаюсь вспомнить ощущение в руке… Не визуализируется, но я именно таким способом пытался поухаживать и показать свою нежность.

Мы потом со Старостиной коротенько поговорили, но мирно, я матерно, она литературно, но как-то очень не содержательно. И любовь «уся закинчилася», сразу, хотя Лена нравилась мне ещё с четвертого класса…

За Стариковой, конечно же, тоже бегали толпой ухажеры из разных классов. Но я уже не пытался встроиться в эту колонну, памятуя о сложностях подстройки, понимая бессмысленность своих действий. Девочка явно была перегружена вниманием мальчишек, а я боялся влюбиться по серьёзному, помня какую боль и опустошение это приносит…

Вот зачем она смотрит так, заигрывает, или на совесть давит? Неделю назад поцапались с ней. Не помню даже по какому поводу…

В чем её красота? Так и не объяснишь сразу!

Римский профиль, тонкий носик с лёгкой горбинкой. Всё искусной работы Огюста Родена.

Огромные синие глазища с какой-то поволокой, но они светятся, словно только что наплакалась от счастья, и от этого через слезный родничок синева неба струится. Или туман некий прозрачный, и в глазах от него преграда, мешавшая ей видеть сразу открытыми зрачками. Казалось мне, что она из-за этого воспринимает мир только в иллюзорном преломлении. Может именно из-за этой визуальной аберрации у нее было постоянное желание нарисовать свои иллюзии?…

Неделю назад преподаватель физкультуры Лев Сергеевич Секунов закрывал зачёты по лыжной подготовке.

Семья моя бедная — нас у мамы двое — и лыжи мне купить не можем. У Секунова, в школьном прокате, лыжи деревянно-грустные, рассохшиеся, с убогими, не фиксирующими ногу, мягкими креплениями. Сдать забег на три километра в них невозможно.

Я отмахался, каким-то хитрым образом от зачетов, хотя обожаю лыжи и дважды в неделю, в выходные, бегаю на загородной заводской лыжной турбазе по 10…15 км…

Вон влево, за школьным стадионом, дорога вдавлена между деревянными домиками. Мы движемся триста метров на восток, триста на север и сто пятьдесят опять на восток. Железная дорога Тула-Вяземская. В насыпи виадук конца 19 века. «Железка» забегает и скатывается по нему.

К этому времени я уже интенсивно занимался борьбой и немного карате и бросил «зацеперство» и курение…

Так, что проходим «железку» мимо, под мостом-виадуком, впереди ворота лесоторговой базы, поворачиваем налево и входим в парк промышленника-купца Баташова. В том же 19 веке, после войны 1812 купец проводил «конверсию тульской оборонки». Мечи менял на орала. Пушки на самовары. В парке этом странном, ставшем заброшенным куском смешанного леса с плотным подлеском, высажены купцом неизвестные науке экзотические деревья и тополя в три метра охватом…

Класс обувается в лыжи, одевается в палки и уходит в сырой осинник по промокшей лыжне…

На деревенской улице окраины я вдруг сталкиваюсь со Стариковой. Даже в куртке и спортивных штанах видно — какая она сверхстройная! Конечно и раньше рассматривал её на занятиях по «физре» в зале. Когда девочки в маечках и трусиках…

Она так слепит меня своей улыбкой, из под красной шапки с помпоном, а я без солнцезащитных очков, что не выдерживаю и впервые, отчаянно, решаюсь заговорить с ней, даже не понимая — о чём?!

Сыпется какая-то ротовая перхоть, словесный флуд.

Очарованный этой химерической улыбкой, я приблудился в школьный спортзал! Чудак, я же сбежал! Зачем опять отсвечивать учителю отсутствием лыж, и нарываться на пометку о дополнительной сдаче в записной книжке физрука?

Дошло — жду Елену!

Меня прёт, я готов на подвиги.

— Ленка, достает тебя Сашка Галкин своими ухаживаниями?

— Ну да, есть немного…

— А что, прямо совсем не нравится?

— Абсолютно!

— Хочешь отважу его от тебя!?

Она с удивлением рассматривает меня.

В этом взгляде вопросы: а тебе-то зачем, и дури хватит?

Она кивает.

— Договорились!

Я счастливый убегаю домой.

Не ведаю, что весь наш разговор из моих уст закладывает в уши Сашку уже через минуту, находившийся где-то неподалеку, Андрей Евдокимов.

Зачем я это делаю???

Что не понятно? Нравится мне Старикова!

Самому себе признаться стесняюсь! Сашок же мне, как брат, мы два года вместе занимаемся дзюдо у Марченко Валерия Петровича. И в классе держимся вместе.

Кстати совпадение — проживал мой одноклассник Александр Галкин на улице (тогда она еще сплошь была деревянной) революционера Галкина. Может родственники?

Петрович пришёл на урок физкультуры в позапрошлом году, вёл его Лев Сергеевич.

Выбрал из строя самый крупных ребят, и пригласил заниматься. А я в строю почти первый… от конца.

Подбегаю:

— Можно? а мне можно у Вас заниматься?

Валерий Петрович смотрит на меня снисходительно и неуверенно.

Конец ознакомительного фрагмента.