Гиперкубическая симфония, или Дым без огня

Геннадий Логинов

Основа любого художественного произведения – персонажи, сюжет, композиция и авторский стиль. Но как быть, если автор придумал персонажа в отрыве от истории и бросил на произвол судьбы, не удостоив даже рассказа? Бедняге только и остаётся взять дело в свои руки и найти произведение, в котором он обретёт своё место.

Глава 3: Карточный долг

«Покер — это клёво. В один вечер можно достичь верха счастья или несчастья, всё очень быстро. Важны не плохие или хорошие карты, важно уметь играть плохими. Важно не то, какие у тебя карты на самом деле, а то, какие они по мнению противника»

Бернар Вербер

Поздними вечерами одинокий валет любил выходить на прогулку, прихватив с собой алебарду. Подворотни были небезопасны. Любого одинокого путника, будь то даже сам король, вполне могли побить. И на короля найдётся свой туз или джокер. Сегодня ты кого-то побьёшь, а завтра тебя. Смотря чья масть вышла, что в козыре, какими силами ты располагаешь.

Валет легко заводил приятелей, но любил и ценил уединённость и покой. Он жил в карточном домике, который кишел червями, потому что находился на «Улице червей». Но это было намного лучше, чем дома на «Улице пик», в большей степени напоминавшие валету оружейные склады, где нельзя ступить буквально и шагу, не напоровшись ненароком на шпагу или на какую-нибудь пику.

Прогуливаясь, валет напевал:

Один валет — носил берет:

Берет — хранил его от бед.

И, невзирая на запрет,

Он не снимал его, о нет!

Валет — любитель оперетт,

Их посещал он много лет,

Где обсуждал весь высший свет

Его загадочный обет…

А все обитатели карточной колоды на время бросали свои дела и провожали певца взглядами, в которых читались то теплота, то зависть, но не было равнодушия. Впрочем, вскоре все снова возвращались к своим делам, да и у валета было не так-то и много свободного времени. В силу карточного долга он то и дело участвовал в битвах в военное время, а в мирное — принимал участие в пасьянсах. Политика — это дело такое: жизнь тасует и так и сяк, одни поднимаются со дна колоды наверх, другие оказываются внизу — и заранее не всегда угадаешь, как оно выйдет.

Злые языки называли валета дураком. А некоторые ещё и утверждали, что его подкинули родителям. В своё время его переводили с другими валетами с места на место по долгу службы, пока жизнь не обрела некую стабильность.

Когда-то он был главным героем небольшого рассказа об азартном игроке, спустившем всё состояние на карты, но не нашедшего в себе силы пустить пулю в лоб. Несчастный угодил в долговую яму, из которой не мог выбраться, и однажды уснул, увидев карточный город, и познакомился с валетом, который провёл его через колоду, привив неприязнь не к играм как таковым, но к азартным играм, мистицизму в игре и сотворению кумира из карт.

Да, то было хорошее время. Но теперь история была рассказана и валет просто коротал свои дни, работая карточным архитектором. Он был героем небольшого рассказа в прошлом, но, как и многие, втайне надеялся на что-то большее. По крайней мере, — на роман.

И вот однажды, гуляя по улицам города, он со скучающим видом выполнял свои повседневные обязанности. В основном он находил карты, которые стояли криво, и поправлял их, чтобы домики не рассыпались. И всё было хорошо до тех пор, пока в город не влетел подозрительный тип в цилиндре и с моноклем.

Незнакомец заметно контрастировал с окружением. Его присутствие было столь же уместно, как появление слона в чайной лавке. В какой неописуемый ужас это привело местных жителей! А впрочем, всё произошло слишком стремительно: незваный гость задел ненароком одну из карт, стоявших в основании карточной башни, и в скором времени она уже пошла под откос. В следующий миг от широко раскинувшегося города, со всеми его угловатыми многоэтажными красотами, осталось лишь воспоминание.

— Нет, Вы только полюбуйтесь, что Вы наделали! Столько сил, столько времени, столько трудов было вложено! Грандиозные расчёты, скрупулёзные вычисления, и всё ради чего? Чтоб возник неизвестно кто и натворил неизвестно что! — с досадой выругался валет.

— Ну, почему же прям «неизвестно кто»? И почему же прям «неизвестно что»? Я, допустим, джентльмен в цилиндре. И я всего лишь имел неосторожность случайно разрушить карточные домики. Право же, это дело поправимое, — невозмутимо заметил странник.

— Ну да, конечно, это в корне меняет дело, — язвительно проворчал Валет Червей. — Вы хотя бы представляете, сколько сил…

— Да-да, Вы уже об этом сказали. Не нужно спекулировать на моей минутной неосторожности, повторяя из раза в раз одно и то же. Давайте я постараюсь загладить свою вину и помогу повторно отстроить город? — учтиво предложил пришелец.

— Ну уж нет, Вы и без этого натворили достаточно… Хотя, — потерев подбородок, Валет Червей задумчиво хмыкнул. — Возможно, этому городу и правда необходима была встряска. Теперь я могу в полной мере проявить архитектурные инновации, реализовать смелые задумки, оригинальные решения. Статичность, вот что снедало меня в последнее время…

— Ну вот и прекрасно, — вздохнув, успокоился человек с моноклем.

— Тем не менее, — снова нахмурился Валет Черве, — сам факт того, что даже из дурных обстоятельств можно извлечь какую-то пользу, ещё не отменяет Вашей вины.

— Опять приехали, — сняв цилиндр, мужчина достал из кармана платок и, отерев пот со лба, вздохнул. — Давайте так: Вашим картам необходимо какое-то крепление понадёжнее. Цемент, или клей, или какие-нибудь держатели. Я не знаю. Вы можете возводить город из раза в раз, и он снова будет разваливаться, пока не появится что-то подобное.

— Ха! Мнение дилетанта, — отмахнулся Валет Червей. — Клей… Цемент… Всё это хорошо для кирпичей и коробок. Если бы я был простым ремесленником, то складывал бы зиккураты из бетонных блоков. А это — карты! Это — искусство! Здесь принципиально нельзя использовать никаких цементирующих составов или обычных стройматериалов.

— Что ж, воля Ваша, — не желая продолжать спор, согласился бродяга. — Но что же делать мне? Ведь эта ситуация могла бы стать моей историей. Нашей историей. Если даже и не полновесным романом, то, по крайней мере, повестью или рассказом.

— Не знаю, как насчёт Вас, а меня Вы точно обеспечили романом-эпопеей, — окидывая взглядом окрестности и оценивая масштаб разрушений, уже без злости промолвил Валет Червей. — Но Ваше присутствие здесь явно неуместно…

— Что ж, ещё раз прошу меня извинить, — поспешив откланяться, странник продолжил путь, не теряя надежды найти своё место в художественной литературе.

— В конце концов, это не обязательно должен быть полновесный роман, — размышлял он вслух, когда Валет Червей с его ахами и охами остался далеко позади. — Это может быть и маленький рассказ. Он не обязательно должен быть известным и популярным. Но это будет дом, который я смогу назвать своим. Иначе зачем я существую? Может быть, я и не самый объёмный персонаж. Но и не совсем уж картонный. Может быть, я не проработан детально. Но у меня есть личность, черты и характер. Ведь нельзя же так. Ведь я же есть. Ну хоть какой, ну хоть плохой. У всех есть своя история, большая или маленькая, плохая или хорошая. А у меня даже имени нет. Я просто вымышленный человек в цилиндре и с моноклем. Нечто среднее между мыслью, и вещью.

От этих мыслей путнику стало грустно, одиноко и обидно. А прямо перед ним тем временем уже вырастал безрадостный и почти безжизненный пейзаж. Какие-то мрачные фигуры без лиц или с перебинтованными лицами, скитающиеся посреди высоких гротескных развалин, остовов некогда монументальных сооружений. Неровный бугристый ландшафт чем-то напоминал морщинистое лицо вредного старика. Игра света и тени лишь усиливала эффект сходства.

Пустыня, наполненная искажёнными телами; свалки из сломанных кукол с обезображенными лицами; скелеты невообразимых форм и размеров; грубые, неровные поверхности. Пока что это место было худшим из тех, что путнику довелось увидеть с тех самых пор, как он проклюнулся сквозь яичную скорлупу. По всей видимости, это было скопление мрачных авторских дум. Подобное притягивается к подобному, и казалось, при таком-то настрое странник не мог забрести куда-то ещё. А углубись он дальше — навсегда увяз бы в мрачных дебрях кошмаров.

Проходя мимо ржавых автомобилей, разбившихся самолётов и поросших адским плющом автобусов, путник остановился у небольшого стола. Вода в графине протухла, в прогнившей еде копошились насекомые, но посреди всего этого безобразного натюрморта располагалась небольшая баночка рыбьих консервов.