Стивен Джобс. Нарцисс из Кремниевой долины

Геннадий Прашкевич, 2019

Стивен Пол Джобс (1955–2011), американский предприниматель и промышленный дизайнер, с детских лет мечтал изменить окружающий нас мир, оставить свой, ни с чьим не сравнимый след. Он считал себя человеком исключительным. «Название для новой продукции так сразу не подберешь». Ирония тут, кстати, ни при чем. Новая продукция – это человек, а новый человек, это, понятно, сам Джобс – один из основателей знаменитой корпорации «Apple» и киностудии «Pixar». Гениальный дизайнер, убежденный вегетарианец, поклонник восточных учений, неистовый трудоголик, эгоист – десятки комплексов в течение жизни мешали Джобсу. «Он был слишком занят для того, чтобы спускать за собой воду в туалете». Зато теперь мы живем в мире, наполненном техническими порождениями самых невероятных его фантазий. При этом, может, главное, что Джобс оставил в нашем мире, – миф о себе, миф, им же самим созданный. Попытку разобраться в этом предприняли известный писатель Геннадий Прашкевич (Новосибирск, Россия) и профессиональный математик, писатель Сергей Соловьев (Тулуза, Франция). Чем жил Стивен Джобс? Как он жил? Что привело его к трагической преждевременной гибели? Да, он изменил наш мир. Но в какую сторону – в лучшую или в худшую? Самое время задуматься и над этим.

Глава вторая

Хакеры и провидцы

1

Стивена Возняка, человека тихого, но чрезвычайно увлеченного своим делом (таких в США называют «гиками»), прекрасно представил американский журналист Стивен Леви в книге «Хакеры: Герои компьютерной революции».

«Человек с открытым сердцем, технически смелый хакер-железячник из предместий Сан-Хосе, Стив Воз (так друзья называли Возняка. — Г. П., С. С.) построил Apple Computer исключительно для своего удовольствия».

О Джобсе в той же книге сказано следующее:

«Провидец. Организованный человек, не очень интересовавшийся хакерством, но который развил “Apple II” и подписал множество впечатляющих контрактов. Организовал компанию, заработавшую миллиард долларов»^[35].

Звучит вызывающе. С одной стороны — «провидец», с другой — «организованный человек». И не просто «организованный», а «подписавший множество впечатляющих контрактов».

Уолтер Айзексон о Джобсе отозвался мягче:

«Человек, который придумал, как лучше преподносить и продавать удивительные монтажные схемы своего тезки (Возняка. — Г. П., С. С.)».

2

В книге Стивена Леви приведены главные, можно сказать, основополагающие принципы существовавшей в то время этики хакеров, их морального кодекса.

Выглядело это так:

Доступ к компьютерам, да и вообще ко всему, что может помочь лучше и точнее понять, как устроен наш мир, должен быть открытым для всех.

Доступ к информации всегда должен оставаться свободным.

Не бойтесь бросать вызов власти — защищайте децентрализацию.

Хакеров следует судить (если судить) по достигнутым ими результатам, а не по таким общепринятым ложным критериям, как раса, возраст, класс или диплом.

Красоту и искусство можно (и нужно) создавать, прежде всего, с помощью компьютеров, потому что именно они способны сделать жизнь лучше и интереснее^[36].

Стивен Леви относит зарождение хакерства к концу 1950-х годов.

Если судить по его книге, на раннем этапе сама атмосфера работы хакеров и их мотивация не сильно отличались от того, что описали в свое время советские фантасты братья Стругацкие в знаменитой повести «Понедельник начинается в субботу».

У Стивена Леви — самый конец 1950-х, Кембридж, Массачусетс (Восточное побережье). Блистательный Массачусетский технологический институт:

«Все эти люди должны были набивать перфокарты, скармливать их машине, манипулировать прерывателями и кнопками, они были своего рода жрецами, как тогда говорили, а другие, совсем немногие избранные, приносили им полученные данные. Почти мистический ритуал.

Служитель: О, машина, примешь ли ты эту мою информацию [жертву] и выдашь ли результат?

Жрец (с согласия машины): Мы ничего не обещаем»^[37].

Но нужный результат машина, как правило, выдавала.

В повести братьев Стругацких (рассказ ведется от лица «младшего жреца» Привалова) атмосфера почти такая же.

«Здесь стоял мой “Алдан”. Я немножко полюбовался на него, какой он компактный, красивый, таинственно поблескивающий (наверное, Джобсу пришлось бы по душе это восхищение. — Г. П., С. С.). Несмотря на маленькие помехи и неприятности, несмотря на то, что одушевленный теперь “Алдан” иногда печатал на выходе: “Думаю. Прошу не мешать”, несмотря на недостаток запасных блоков и на чувство беспомощности, которое охватывало меня, когда требовалось произвести логический анализ “неконгруэнтной трансгрессии в пси-поле инкуб-преобразования”, — несмотря на все это, работать здесь было необычайно интересно, и я гордился своей очевидной нужностью. Я провел все расчеты в работе Ойры-Ойры о механизме наследственности биполярных гомункулусов. Я составил для Витьки Корнеева таблицы напряженности М-поля дивана-транслятора в девятимерном магопространстве. Я вел рабочую калькуляцию для подшефного рыбозавода. Я рассчитал схему для наиболее экономного транспортирования эликсира Детского смеха. Я даже сосчитал вероятности решения пасьянсов “Большой слон”, “Государственная дума” и “Могила Наполеона” для забавников из группы пасьянсов и проделал все квадратуры численного метода Кристобаля Хозевича, за что тот научил меня впадать в нирвану…»

И, наконец, главное (и для «жрецов» Леви, и для героев братьев Стругацких): «Я был доволен, дней мне не хватало, и жизнь моя была полна смысла»^[38].

Кстати, опыт «младшего жреца» Привалова не сильно отличался от опыта самого Бориса Стругацкого (младшего брата в знаменитом писательском тандеме), если судить по его воспоминаниям (речь идет как раз о конце 1950-х).

«Я… вместо кандидата физ. — мат. наук сделался инженером-эксплуатационником по счетно-аналитическим машинам… Так, я, например, испытывал самое высокое творческое наслаждение, работая с немецкими гробами тридцатых годов — табуляторами, призванными изначально только складывать, вычитать и печатать, — а я обучал их высокому искусству умножения, деления и даже извлечения квадратного корня. И это было прекрасно!»^[39]

Но, конечно, не все хакеры были «жрецами».

Первые их шаги (по описаниям все того же Леви) были связаны как раз с желанием обойти абсолютную «жреческую» монополию на доступ к компьютерам. Обойти — по разным причинам. Одним хотелось напрямую общаться с «другим разумом», другими двигало желание играть, столь присущее человеку. Кстати, само английское слово «хак» имеет нечто общее со студенческим «врубиться», в смысле — понять, хорошо разобраться.

Хакерами двигали три желания.

Они хотели непосредственно общаться с машиной.

Они хотели работать в «реальном времени», то есть узнавать результаты своих действий «сейчас и здесь».

Наконец, они хотели ощущать полученные ими результаты так же остро, как все мы ощущаем окружающий нас мир в его постоянной реальности, в его движении, в изменениях, хотя поначалу это сводится прежде всего к визуализации результатов.

В Массачусетском технологическом институте хакеры начинали свой путь как самые простые члены клуба любителей настольной железной дороги. Да, да, железной дороги. Был такой клуб, составляли его любители. Одних больше интересовала, скажем, правильная раскраска игрушечных вагонов, аутентичность железнодорожных станций кукольного размера, других — электрические схемы, реле, принципы сигнализации. Казалось бы, все это лишь затянувшееся детство, но мир меняется быстро, его изменения беспрерывны, эти изменения затягивают, увлекают, тащат за собой; короче, всем членам указанного выше клуба хотелось быть истинными творцами, действовать (именно действовать) хотя бы в масштабах настольной железной дороги.

Главной вычислительной машиной в Массачусетском технологическом институте была IBM 704. Ее массовый выпуск наладили в 1954 году. Стоила она два миллиона долларов и весила около 15 тонн, даже без мощной системы охлаждения. В инструкции указывалось, что IBM 704 — это «крупномасштабный скоростной электронный калькулятор, управляемый внутренней хранимой программой с инструкциями одноадресного типа… Гибкая организация позволяет машине выполнять команды со скоростью примерно сорок тысяч команд в секунду при решении большинства проблем… Внутренняя скоростная память — на магнитных сердечниках. Когда объем памяти оказывается недостаточным, магнитные барабаны используются для того, чтобы хранить и выдавать большие объемы информации для быстрого доступа с небольшими интервалами. Когда необходимый объем памяти превышает возможности оперативной памяти и магнитных барабанов, используется магнитная лента… Программа может вводиться в калькулятор многими способами… Обычно команды в исходной форме пробиваются на перфокартах и вводятся в машину через читающее устройство…»^[40].

Одно из самых строгих официальных правил заключалось в том, что никто, абсолютно никто, кроме обслуживающего персонала, не имел права без разрешения приближаться к машине, хотя, разумеется, многие студенты и молодые научные сотрудники ну просто сгорали от желания нарушить это правило.

Первый язык программирования высокого уровня — Fortran (Фортран) — был разработан американским специалистом в области информатики Джоном Бэкусом (1924–2007) в 1954 году, а первый компилятор (программа для перевода программы высокого уровня в машинный код) для указанного языка появился в 1957 году. Другой информатик — Джон Маккарти (1927–2011) — через год разработал язык LISP (List Processing language; Лисп). А уже весной 1959 года Массачусетский технологический институт предложил своим студентам первый учебный курс программирования; преподавал его сам Джон Маккарти.

Машинные языки быстро усложнялись.

Общение с машиной выходило на все более осмысленный уровень.

Теперь это было уже не обычное муторное составление программ в специальных кодах, требующее подробной записи команд и адресов в числовом (бинарном или восьмеричном) представлении, а настоящая творческая работа.

Интересно, что в те же самые годы за океаном — в СССР — исследователи шли тем же примерно курсом (уточним, параллельным), хотя развитию вычислительной техники очень мешала продолжающаяся там чисто идеологическая борьба с кибернетикой. Тем не менее первый учебный курс программирования в СССР (с использованием условного языка команд) был прочитан уже в 1952 году замечательным математиком Алексеем Андреевичем Ляпуновым (1911–1973)^[41]. А с конца 1950-х годов в СССР начали выходить учебники программирования, среди них очень известный — Анатолия Китова и Николая Криницкого^[42].

Сейчас трудно представить себе бурную радость хакеров при появлении новых все более доступных компьютеров. В Массачусетском технологическом институте таким «новым» стал TX-0. В отличие от прежних вычислительных мастодонтов, он не производился массово; техникам для работы сперва был предоставлен образец, созданный в Линкольновской лаборатории. Был он выполнен на транзисторах и печатных схемах, имел совсем небольшой экран, на котором в процессе работы высвечивались всего лишь зеленые буквы, точки и линии, даже допускал работу в интерактивном режиме, зато занимал целую комнату и стоил около трех миллионов долларов. Все же — штучное производство. Данные в TX-0 вводились с перфолент, а не с перфокарт, причем нужную перфоленту можно было «набить» тут же. Объем оперативной памяти TX-0 составлял всего несколько килобайт, но несомненное преимущество — энтузиастам из числа студентов и преподавателей разрешали работать с ним непосредственно!

В 1959 году появился еще более компактный (размером всего-то с тройку холодильников) компьютер PDP-1 — продукт недавно возникшей корпорации «Digital Equipment» (DEC; «Диджител экипмент»). Эта машина стоила уже только 120 тысяч долларов; немало, но все же не миллионы!

Чем занимались, чего достигли первые хакеры?

Говоря о юности Стива Джобса и Стива Возняка, о возникновении знаменитой фирмы «Apple», о создании первых настоящих персональных компьютеров не обойтись без реального понимания царящей в те годы атмосферы созидающего, всегда личностного труда. Даже неясно, в какой последовательности следует перечислять темы, вдохновлявшие и одновременно развлекавшие хакеров того поколения.

Ну, развитие языков программирования. Тут, в общем, все ясно.

«Рассел помогал дяде Джону (основоположнику теории искусственного интеллекта Джону Маккарти. — Г. П., С. С.) писать интерпретатор LISP для огромного неповоротливого гиганта IBM 704. По его словам, это была “ужасная инженерная работа”, в основном — из-за утомительного режима пакетной обработки на модели 704»^[43].

Ну, первые компьютерные игры.

Под влиянием все того же неутомимого Джона Маккарти шла непрестанная работа над программами для игры в шахматы (за океаном, в СССР, этим тоже занимались с конца 1950-х — под руководством чемпиона мира, доктора технических наук Михаила Ботвинника). Одновременно велась работа над играми, близкими к тем, что популярны и сейчас, к примеру «Мышь в лабиринте». Пользователь рисовал световым пером хитроумный (по его представлению) лабиринт, затем ставил отметку на экране, и эта отметка (собственно, мышь), тыкаясь в стены, упорно отыскивала другие отметки (ломтики сыра) на экране. Существовала даже VIP-версия этой игры: в ней мышь отыскивала бокалы с мартини^[44].

Ну, первые шаги компьютерной графики.

Здесь игры тоже были не последней мотивацией.

Вот, скажем, разработка оптимального маршрута с пересадками в огромном запутанном нью-йоркском метро. Программы подобного типа сейчас вовсю используются, к примеру, в системах продажи авиабилетов. Этот хак (обходное техническое решение) был даже опробован в реальности. Парочка экспериментаторов ехала в настоящем метро, а связь с ними через уличные телефоны обеспечивалась курьерами, связанными с лабораторией. Данные вводились в машину, программа выдавала нужные указания, и вся эта информация тут же отправлялась к экспериментаторам.

Наконец, открытие совершенно неожиданных (именно так!) возможностей компьютера. В компьютер PDP-1 стало воможным вводить музыкальную партитуру, переводя ноты в буквы и цифры, а он отвечал на это прекрасной трехголосной органной сонатой. Группа хакеров закодировала таким образом оперетты Гилберта и Салливана.

Показателен пример создания известной игры «Космические войны».

Это был существенный шаг по направлению к программированию в «реальном» времени: события, происходившие в компьютере, совпадали с временноˊй шкалой, в которой работали люди. Расселу наконец удалось сымитировать интерактивный стиль отладки, позволявший видеть, какая из инструкций программы была обработана неправильно. После этого, используя переключатель (Flexowriter), можно было перескочить на другую инструкцию.

Благодаря многочисленным энтузиастам возникла сильнейшая мотивация для развития систем, максимально приближенных к пользователю. Но в целом хакеры Восточного побережья все же были настроены более академично, чем в Калифорнии, — ведь в Массачусетском технологическом институте работали такие светила, как Джон Маккарти и Марвин Ли Минский (1927–2016). Они, кстати, сами были полны любопытства. Когда Минский, например, набрел (почти случайно) на способ изображения окружности на примитивном дисплее (стандартного графического программного обеспечения тогда попросту не существовало), это весьма подняло его акции в кругу хакеров.

Поверхностное прочтение книги Стивена Леви может привести к неправильному представлению, будто речь в ней идет в основном о шутках и забавах, на самом деле все в этой книге серьезно, а игра — это просто стиль хакеров. Главным их двигателем всегда было любопытство. В случае с изображением окружности на дисплее речь могла идти всего лишь о побочном эффекте математической программы по построению сплайнов (гибких лекал), но в другом случае, там, где Марвин Минский говорит об усовершенствовании программы движения трех точек на экране, речь, несомненно, идет о вполне реальной небесной механике — моделировании задачи трех тел. При этом на дисплее появлялись картинки, напоминавшие розу с тысячей лепестков. Сразу чувствовалась хакерская атмосфера, в которой откровенно шутливое легко перемешивалось с глубоко серьезным.

«В начале шестидесятых Марвин Минский начал организацию того, что в дальнейшем превратилось в первую в мире лабораторию, напрямую занимавшуюся искусственным интеллектом. В качестве рабочей силы ему понадобились гении программирования, не случайно он принимал хакерство в любом его виде»^[45].

Мир не стоит на месте, мир постоянно меняется.

В Америке люди легко оставляют насиженные места.

В 1962 году Джон Маккарти перебрался из Массачусетского технологического института в Стэнфорд и организовал там Лабораторию искусственного интеллекта (SAIL — Stanford AI Laboratory), аналогичную той, которую возглавлял в Массачусетсе Марвин Минский. Распространению хакерства способствовало теперь появление на рынке высоких технологий новых интерактивных машин, таких как PDP-10 и SDS/XDS-940. Конечно, их количество в 1960-е годы невозможно сравнивать с количеством персональных компьютеров, появившихся в более поздние времена (например, PDP-6 тогда было выпущено всего 23 штуки), зато каждая университетская лаборатория или фирма, где устанавливались такие машины, сразу становилась центром притяжения для многих талантов. В то же время хакеры-ветераны постепенно покидали Массачусетский технологический институт и перебирались в другие места, разнося по всей стране свою культуру. Новые центры хакерства появлялись повсюду. На Западном побережье — Стэнфорд, Беркли, в центре — университет Карнеги-Меллон вблизи Питсбурга, наконец, Чикаго.

«Иногда хакеры уходили не в институты, а в коммерческие фирмы. Программист по имени Майк Левитт основал в Сан-Франциско фирму по развитию передовых технологий под названием “Systems Concepts”»^[46].

Многие хакеры с Восточного побережья в дальнейшем переехали на Западное, где перспективы бизнеса выглядели более радужными.

Не всё, конечно, шло гладко.

«Иногда хакеры (такова реальность) отставали от новостей в своем деле и сами непроизвольно становились якорями, замедлявшими текущую работу, — не без юмора писал Эдвард Фредкин (род. 1934), профессор информатики, заместитель Марвина Минского. — Понятно, лаборатория старалась от таких работников освободиться. Иногда для них организовывали специальные командировки, обычно в достаточно отдаленные места. Ничего случайного в этом не было. Все это организовывал я сам»^[47].

3

1960–1970-е годы в США были бурным временем.

Многое менялось, и менялось бесповоротно. Как пел Боб Дилан, любимый бард Стивена Джобса:

Эй, собирайтесь, люди,

Сюда, где бы вы ни бродили,

Ведь вода поднялась,

И никто от нее не уйдет.

Эти воды всех нас

До мозга костей промочили.

Выбор прост — кто не хочет спасаться,

тонет,

А кто хочет спасаться — плывет,

Ибо время пришло перемен…^[48]

Каждый год приносил что-то новое, прежде казавшееся немыслимым.

За пару лет проходила целая эпоха. Как говорил один нетипичный герой Стивена Кинга: «До полного расцвета движения хиппи оставалось совсем немного, и [все же] не каждый из нас понимал, что мы в первый раз увидели Знак Мира»^[49].

В 1967 году семья Джобс переехала в округ Саннивейл.

Правда, в некоторых биографиях Джобса фигурирует 1968 год, об этом говорит, например, Патрисия, сестра Стивена, а уж кому, как не ей, помнить семейные даты. Стиву тогда шел тринадцатый год. Пол Джобс получил работу в «Spectra Physics» («Спектра физикс»), это в Санта-Кларе, неподалеку. Компания разрабатывала лазеры для электроники и применения в медицине. А точная механика необходима, когда заходит речь об их наведении.

Девятый класс Джобс начал в средней школе Хоумстед-Хай.

«Она была спроектирована знаменитым специалистом по тюремным зданиям, — вспоминал Джобс впоследствии. — Похоже, проектировщик считал, что школы следует строить так, чтобы их невозможно было разрушить».

Целый комплекс зданий был разбросан по большой территории — все невысокие, все из шлакоблоков, окрашенных розовой краской. Может, для того, чтобы внушать ученикам оптимизм, замечал Джобс. Там училось множество любителей музыки, театра, мотоциклов и кожаных курток. И тут можно было не опасаться хулиганов. И дом совсем неподалеку — милях в полутора. Среди друзей Стива как раз в то время появились представители, как тогда писали, контркультуры, или, говоря проще, противники общепринятых житейских правил.

Стив быстро сдружился с хиппи, от всей души ненавидящими военных («Мы не хотим заниматься войнами!») и бизнес («Мы хотим заниматься любовью!»). «Мои друзья были интеллектуальные ребята, — вспоминал он. — Меня интересовали математика и электроника. Их тоже. А еще нас интересовали ЛСД и весь этот контркультурный заход [trip]»^[50].

Даже шуточки Стива часто были связаны с электроникой.

Однажды, например, он нашпиговал весь дом громкоговорителями.

Соль этой шутки заключалась в том, что громкоговорители вполне можно было использовать как микрофоны; оборудовав «операторскую» в кладовке, Стив слышал все, о чем говорили в других комнатах. Правда, отец довольно быстро поймал его за подслушиванием и немедленно ликвидировал всю эту систему.

Стив продолжал общаться и с инженером Ларри Ланге (история с угольным микрофоном). Тот очень кстати подарил ему настоящий микрофон и заинтересовал техническими наборами, которые позволяли любителям собственными руками создавать радиоприемники и другие приборы. В руководствах, приложенных к таким наборам, уделялось место и теоретическим объяснениям. Те, кто держал в руках, например, книгу «Технохимические рецепты», изданную задолго до начала нашей информационной эры, знают, что, изучив эти рецепты, запросто можно было удивить слишком узко образованных «профессионалов». Как вспоминал Стив, такие наборы «заставляли тебя понять, что именно ты можешь сделать. И понять то, что ты делаешь. Сделав пару радиоприемников, ты мог [увидев в каталоге телевизор] сказать себе: я и это могу сделать. Мне повезло еще потому, что отец и наборы “сделай сам” всерьез убедили меня в том, что я действительно могу создать все, что угодно»^[51].

В магазинах подержанных радиодеталей и электронного лома можно было найти много нужных для подобных увлечений вещей. В выходные дни и во время летних каникул Стив не раз с большой пользой для себя подрабатывал в огромном магазине «Haltec» («Халтек»), занимавшем целый квартал.

Вот где находился настоящий рай для любителя.

Широкие полки складских ангаров были забиты отбракованными (ничто не должно пропадать!), использованными, снятыми с разобранных на запчасти устройств деталями. Ими были набиты картонные и фанерные коробки, жестяные ящики и контейнеры. Самые большие были просто выставлены на задний двор. «Там, — вспоминал Стив, — находилась специально отгороженная зона, где складывались целые блоки, снятые с подлодок “Polaris” (“Поларис”). Даже тумблеры и кнопки оставались на месте. Расцветка в основном была серой или зеленой, как у военных, но переключатели и колпачки — янтарными либо красными (расцветка всегда привлекала Стива. — Г. П., С. С.). Там были еще и большие рубильники, если дернуть их, можно было вообразить, что взрываешь Чикаго».

Благодаря рекомендации инженера Ланге Стив скоро попал в исследовательский клуб (в СССР его назвали бы творческим кружком) «Hewlett — Packard» — группу из пятнадцати-двадцати студентов и школьников, которые собирались по вечерам в четверг в кафетерии «Hewlett — Packard» (тогда уже огромной фирмы). К ним обычно присоединялся кто-нибудь из инженеров и рассказывал, чем тут занимаются. «Мой отец отвозил меня в клуб, — вспоминал Стив, — я там чувствовал себя как в раю. Тогда “Hewlett — Packard” был на переднем крае по выпуску светодиодов, и мы обсуждали, что с ними можно делать. Я увидел там первый настольный компьютер. Это был 9100 А. Он был здоровенный, но выглядел красиво. Я в него влюбился».

Впрочем, сами инженеры фирмы «Hewlett — Packard» называли свой компьютер калькулятором. Билл Хьюлетт писал: «Назови мы его компьютером, его отвергли бы те, кого покупатели считали своими компьютерными гуру. Мы не хотели конкурировать с IBM. Вот мы и назвали 9100 А калькулятором, и вся эта чепуха прошла мимо нас»^[52].

О предприимчивости Джобса уже тогда начали складываться легенды.

Среди них — история звонка Стива инженеру Биллу Хьюлетту.

Стив нашел телефон инженера в обыкновенном справочнике (в то время «засекреченные» номера являлись скорее исключением). В клубе Стив конструировал определитель частоты электрических сигналов, но ему не хватало некоторых деталей, и он взял и просто позвонил генеральному директору домой. «Он ответил и болтал со мной 20 минут. Он предоставил мне недостающие детали и даже согласился взять меня на работу на предприятие, где они делали измерители частот»^[53].

В Хоумстед-Хай, как ни странно, предлагался настоящий курс электроники, да и вообще в этой школе Стиву все было по душе. В отличие от прежней, где ему нравилась только миссис Имоджен Хилл, в Хоумстед-Хай он встретил сразу несколько интересных учителей. Электронику читал бывший пилот морской авиации Джон Макколлум. К моменту появления Стива в школе Макколлум вел свой курс уже несколько лет и создал при школе очень приличную материальную базу. «У Макколлума было не меньше измерительных приборов, чем в расположенном по соседству колледже Де-Анса, а по сравнению с Хоумстед-Хай лаборатории соседних школ выглядели так, будто находились в Верхней Вольте»^[54].

На занятиях Макколлума Стив активно работал.

Правда, и тут он держался особняком.

Трудно сказать, было ли это проявлением переходного возраста или уже сформировался такой характер. Во всяком случае, юный Джобс действительно отвечал всем бунтарским настроениям 1960-х. Однако конформистом не был. Как вспоминал тот же Макколлум: «Джобс всегда в стороне, он всегда занят своими проектами. Очень скрытный. Другой».

Сам Макколлум, как бывший военный, превыше всего ставил дисциплину и уважение к вышестоящим. Поступки и слова Стива его откровенно настораживали. Он, например, не допустил слишком предприимчивого юного Джобса к своим грандиозным запасам всяческих деталей. А еще Макколлуму не нравились наглость Стива и его постоянная присказка: «Я и так все знаю!»

На самом деле знания Стива были ограниченными.

Его претензии уже тогда выглядели большими.

Дэниел Лайонс (род. 1960) в своей веселой, во многом пародийной, но достаточно точной книге^[55] приводит имена ряда персон, которых юный Джобс считал себе равными: Пикассо, Хемингуэй, Леонардо, Стивен Хокинг, ну еще Билл Гейтс. Эти притязания на всезнайство, пока ничем серьезным не подкрепленные, раздражали учителя. В 1983 году, выйдя на пенсию, Макколлум вспоминал: «Стив Джобс как-то для меня слился с фоном. Обычно он сидел в углу и занимался чем-то своим, не особо стремясь иметь дело со мной или с другими учениками. Но я очень хорошо помню, как однажды он конструировал что-то и ему понадобились детали, которых у меня не было, поскольку их поставляла только фирма Бэрроуза. Я предложил Джобсу позвонить в местный филиал и поговорить с представителем по работе с клиентами, чтобы выяснить, не найдется ли у них детали-другой для его школьного проекта. На следующий день Джобс появился на занятиях чрезвычайно довольный собой и сказал, что Бэрроуз уже выслал ему детали и они скоро прибудут. Когда я спросил, как ему такое удалось, он ответил, что позвонил в главный офис (за их счет) и сказал им, что работает над новым электронным прибором, испытывает различные комплектующие и все такое прочее и вот раздумывает, стоит ли ему использовать те, что производит их фирма. Я был в ярости. Мне такое не нравилось. Я не хотел, чтобы мои ученики так себя вели. Но детали для Джобса в самом деле прибыли через день или два авиапочтой».

Другим учителем, запомнившимся Джобсу, был учитель английского.

«Когда я был старшеклассником, у нас был феноменальный курс AP English (Аrt and poetry). Учитель внешне очень походил на Эрнеста Хемингуэя. Он водил нас в лыжный поход в Йосемитскую долину»^[56].

В старших классах Стив Джобс действительно очень интересовался одновременно и электроникой, и литературой. Его «профиль читателя» не из обычных. Он прослушивал много музыкальных записей. Он читал Шекспира (особенно любил «Короля Лира») и Платона, любил «Моби Дика» Мелвилла (Уолтер Айзексон утверждал, что однажды спрашивал Джобса, нет ли связи между некоторыми фактами его биографии и большим интересом к таким персонажам, как капитан Ахав и король Лир, но Джобс ушел от разговора).

Еще Джобс любил поэмы Дилана Томаса и песни Боба Дилана.

Первый из Диланов — крупный англо-уэльский поэт, отличался сложным экспериментальным стилем, полным ярости и противоречий. Он умер в 1953 году, но в 1960-х стал одним из любимейших поэтов бунтарского поколения. Интересно, что бы ответил Стив Джобс, если бы его спросили, нет ли связи между стихами Дилана Томаса и его собственной биографией?

Кто

Ты есть

Рожден здесь

В комнатке за

Картонной стеной

Такой что слыхать мне

Как отверзается вдруг

Лоно и льет темный поток

За стенкой тонкой как птичья кость?

Нет, не оттиск сердец мужских

От вихря времени скрыт

Весь в крови родовой

Никем не крещен

Благословлен

Темных вод

Волной

Той…^[57]

Что касается второго, то его имя — Боб Дилан — всего лишь сценический псевдоним (взят в честь Дилана Томаса).

Юный Джобс инстинктивно разделял многие настроения «шестидесятников», вплоть до увлечения «травкой» и ЛСД. Кислотная жизнь его очень даже привлекала. Но слишком много было в Стиве замкнутой ярости (все же — отверженный ребенок) и желания утвердиться назло всему в этом (якобы не принимающем его) мире.

Стиву было около пятнадцати, когда он (понятно, с помощью отца) купил свой первый (подержанный) автомобиль. Через год он приобрел другой, более приличный — Fiat 850. И тогда же начал активно покуривать марихуану.

«Однажды отец нашел некоторое количество травки в “фиате” Стива, — писал Уолтер Айзексон. — На вопрос отца: “Что это?” — Стив хладнокровно ответил: “Марихуана”. Это был один из тех немногих случаев, когда Стиву пришлось противостоять открытому гневу отца. “Это была единственная настоящая ссора, которая у меня случилась с отцом”. И отец отступил. “Он хотел, чтобы я обещал, что никогда больше не буду курить марихуану, но я не стал ничего такого обещать”. Так что к старшим классам Стив уже хорошо знал вкус ЛСД и гашиша и даже проверял на себе, как действует на психику длительное лишение сна»^[58].

Интерес Стива к наркотикам в немалой степени был вызван популярными песнями и стихами любимого им Боба Дилана. При этом Стив считал, что кислота помогала ему понимать нечто важное. Что — он не брался объяснить. Но якобы помогала.

А еще восточные духовные практики и тяга к технике.

А еще книга Фрэнсиса Мура Лаппе «Диета для маленькой планеты».

Прочитав книгу Лаппе, Стив Джобс навсегда отказался от мяса. Активно и регулярно очищал кишечник, голодал, неделями питался только морковью и яблоками. Пачки овсянки ему хватало на целую неделю, к овсянке он добавлял миндаль. Позже, вычитав, что питаться надо только теми овощами, в которых нет крахмала, он отказался даже от хлеба, даже от овсянки. Часто ходил босиком. Медитировал. Научился, не моргая, смотреть в глаза любому собеседнику. Воскресными вечерами охотно посещал храм Кришны на западной окраине Портленда — там танцевали и пели такие же, как он, одержимые.

Крисанн Бреннан, подружка Стива, рассказывала:

«Он правда считал, что прием кислоты оказал существенное влияние на формирование его личности. Идея “просветления” интересовала тогда многих, сознательно или нет. Вся наша высшая школа была маленькой благодатной почвой, плодами которой являлись творческие студенты и учителя, многие из них стремились начать новую блестящую дискуссию, основанную на блестящих новых ценностях. Семь лет спустя после окончания старшей школы я разговаривала с журналистом “Time” Майклом Морицем, который сказал мне, что он брал интервью у учителей Хоумстеда. Не согласовывая свои ответы заранее, многие из преподавателей отмечали, что в период с 1967 по 1974 год в школе наблюдался аномальный расцвет творчества, настоящий расцвет экспериментирования в стиле буги. А затем буквально в один день без всякого предупреждения все исчезло. Закончилось. Пропало. Прекратило свое существование. Учителя были потрясены, спрашивая друг друга: “Что произошло? Куда все это делось?”»^[59].

«Мне кажется, — предполагала Крисанн Бреннан, — что вся эта взрывоопасная культурная магма выродилась, в конце концов, в холодную упорядоченную схему микроскопического компьютерного чипа; вот он — ответ на создание всех этих социальных сложностей, организаций, связей. Мир нуждался в более высокой организации бытия. Он призывал не только к новой науке и технологии, но и к новым законам, чтобы совладать с ними, а также к новым типам искусства и музыки, чтобы их символизировать»^[60].

4

Эй, отцы с матерями

Во всех уголках земли,

Не критикуйте то, что

Вы сами понять не смогли.

Сыны и дочери ваши

Не подчинятся вам,

Устарели ваши дороги.

Если можете — дайте руку,

А не то уходите к чертям.

Ибо время пришло перемен…

Оба Стива (и Джобс, и Возняк) были зациклены на песнях Боба Дилана.

Они охотились за каждой его песней, благо на них самих в то время еще никто особенно не охотился — ни журналисты, ни сотрудники спецслужб, ни компьютерные фирмы. Они познакомились в 1969 году. Возняк был старше (на пять лет). К тому же он был типичным хакером, совершенно своим в Клубе cамодельных компьютеров^[61], но при этом, как ни странно, выглядел (даже психологически) несколько моложе Джобса.

«Возняк сохранял провинциальную самоуверенность и прямолинейность хорошо изолированного гения-электронщика. Весь мир для него делился на черное и белое, хорошее и плохое — в духе бинарной логики электрических схем, которые он так самозабвенно рисовал. Возняк не тратил время на девушек и ненавидел наркотики. Когда однажды он обнаружил семена, похожие на семена конопли в спальне сестры, он тут же донес матери»^[62]. А мать его, кстати, была членом Республиканской лиги Купертино. В 1962 году, когда Ричард Никсон (1913–1994) избирался губернатором Калифорнии, юный Стив Возняк по поручению своей матери вручал кандидату на губернаторский пост адрес от выдуманной по ходу дела «Школьной ассоциации радиолюбителей за Никсона». Фото даже попало в местные газеты.

Родился Стив Возняк в Купертино, в нескольких милях от Саннивейла.

«Я знал, что мой отец инженер, — вспоминал он. — И я знал, что он работал в ракетной программе в фирме “Lockheed”. Об этом отец сам упоминал, но это, собственно, было все, что он говорил о своей работе. Оглядываясь назад, думаю, что помалкивал он о ней в основном из-за того, что шел конец 1950-х — начало 1960-х, самый разгар холодной войны, когда космическая программа была горячей темой и, понятно, секретной, и все такое прочее. Над чем он работал, что он делал на работе каждый день — об этом дома не говорили»^[63].

Благодаря отцу Воз получил гораздо более систематическую инженерную подготовку, чем Джобс. Избегая рассказов о конкретном содержании своей работы, Возняк-старший много рассказывал сыну об основах инженерного дела, демонстрируя при этом немалый педагогический талант.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

35

Levy S. L’Ethique des Hackers. Paris: Globe, 2013. P. 11–14. (Перевод книги: Levy S. Hackers, heroes of computer revolution. Garden City, N. Y.: Doubleday, 1984.) Как более позднее, французское издание содержит некоторые дополнения. В Интернете существует русский перевод — http://rus-linux.net/MyLDP/BOOKS/zip/hackers-heroes.pdf

36

Levy S. L’Ethique des Hackers. P. 37–45.

37

Ibid. P. 13.

38

Стругацкие А. Н. и Б. Н. Понедельник начинается в субботу. Любое издание.

39

Борис Натанович Стругацкий — выпускник матмеха ЛГУ (1955). См.: Стругацкий Б. Н. О матмехе с любовью. СПб.: Полярная звезда, 2011.

40

IBM 704 Manual. Printed by IBM Corporation, 1954, 1955.

41

См.: Липаев В. В. Очерки истории отечественной программной инженерии: 1940–1980-е годы. М.: Синтег, 2012.

42

Китов А. И., Криницкий Н. А. Электронные цифровые машины и программирование. М.: Государственное изд-во физико-математической литературы, 1959.

43

Levy S. L’Ethique des Hackers. P. 57.

44

Ibid.

45

Ibid. P. 59.

46

Ibid. P. 151.

47

Ibid.

48

Перевод С. Соловьева.

49

Кинг С. Сердца в Атлантиде. М.: АСТ; Харвест, 2008.

50

Isaakson W. Op. cit. P. 14–15.

51

Ibid. Р. 15.

52

History of the 9100 A desktop calculator, 1968. — http://welcome.hp.com/country/us/en/welcome.html

53

Isaakson W. Op. cit. P. 16.

54

Мориц М. Возвращение в Яблочное королевство: Стив Джобс, сотворение Apple и как оно изменило мир. М.: Азбука-Аттикус, 2013 (Азбука Бизнес).

55

Лайонс Д. За кулисами Apple, iли Тайная жизнь Стива Джобса. Минск: Попурри, 2009.

56

Isaakson W. Op. cit. Р. 17.

57

Из поэмы Д. Томаса «Видение и молитва» («Vision and prayer»), перевод С. Соловьева. Цит. по: Парадигма: Философско-культурологический альманах. Вып. 21. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2013. С. 207–225.

58

Isaakson W. Op. cit. P. 17.

59

Бреннан К. Указ. соч. С. 40.

60

Там же. С. 48.

61

Английское название Homebrew Computer Club можно перевести как «Клуб самопальных компьютеров» или даже «Клуб самоварных компьютеров»; у хакеров своеобразное чувство юмора.

62

Young J. S. Steve Jobs: The Journey is the Reward. Glenview, Illinois: Scott Foresman Trade, 1987. Ch. 2.

63

Возняк С., Смит Д. Стив Джобс и я: Подлинная история Apple. М.: Эксмо, 2012. (Перевод издания: Wozniak S. with Smith G. iWoz: How I invented the personal computer, co-founded Apple, and had fun doing it: Computer Geek to Cult Icon. N. Y.; London: W. W. Norton & Company, 2006.) С. 7.