Убийственный возраст

Геннадий Сорокин, 2021

Переступая порог чужой квартиры, десятиклассник Сергей даже не думал, что переходит опасную черту, которая поделит его жизнь на «до» и «после». Всего-то и хотелось, что узнать, кто посягнул на их спокойную семейную жизнь. Но то, что он увидел в злополучном доме, потрясло молодого человека. Пачки денег, импортные шмотки, запас дорогого спиртного – честному человеку такое не по карману. А дальше все случилось как в тумане… И вот уже вся городская милиция сбилась с ног, составляя планы по поимке опасного преступника, не весть откуда взявшегося в спокойном сибирском городе…

5

В сентябре 1981 года бравый выпускник Высшей школы МВД Игорь Ефремов помог донести сухонькой старушке тяжелую сумку с покупками. Просто так помог, без всякой задней мысли. Растроганная таким участием незнакомого молодого человека, старушка пригласила Игоря в гости. Они попили чай, познакомились. Старушку звали Ефросинья Ивановна, ей было почти семьдесят лет. Жила она одиноко, пенсии едва хватало, чтобы сводить концы с концами.

Через несколько дней Игорь вернулся к Ефросинье Ивановне с интересным предложением.

— Тетя Фрося, — старушка настояла, чтобы Ефремов обращался к ней именно так, — я работаю в уголовном розыске, и мне для встречи с секретными агентами нужна тихая, укромная квартира. Такая, как ваша.

— Ой, господи! — испугалась старушка. — Во что же это ты меня втянуть хочешь?

Игорь охотно объяснил:

— Раз в неделю вам нужно будет уходить из дома, предоставляя мне квартиру на час-полтора. За эту услугу я выбью с начальства премию — каждый месяц по двадцать рублей. Два червончика к пенсии лишними не будут?

Ефросинья Ивановна согласилась не раздумывая. Ей не столько были нужны деньги, сколько сам Игорь, терпеливо выслушивавший ее жалобы на соседей, на здоровье, на родственников, совсем позабывших о старой больной женщине. Пенсионерка отдала Ефремову второй комплект ключей от квартиры, а он, выполняя свои обязательства, раз в месяц приходил, нагруженный продуктами, пил чай с хозяйкой и, уходя, оставлял на тумбочке две десятки. Зимой Ефросинью Ивановну положили в больницу, в кардиологическое отделение. Игорь каждый день навещал больную, достал ей редкое лекарство.

— Какой у вас внук заботливый! — восхищались санитарки. — Он не женатый?

— Молод он еще семьей обзаводиться, — неохотно отвечала Ефросинья Ивановна. К своему стыду, о семейном положении Ефремова она ничего не знала.

В четверг, 20 ноября 1982 года, Ефремов пришел на конспиративную квартиру около трех часов дня. На кухонном столе Ефросинья Ивановна оставила для него записку:

«Игорек! Врач выписала мне лекарство, но сразу же предупредила, что достать его можно только по блату. Ты поможешь? т. Фрося».

Рядом с запиской лежал рецепт и пять рублей одной купюрой. Ефремов забрал рецепт, деньги оставил на месте. В конце записки он написал ответ: «Постараюсь».

В ожидании агента, завербованного под псевдонимом Жаба, Игорь поставил на плиту чайник, закурил, сбрасывая пепел в раковину. Ровно в три часа он посмотрел в окно и улыбнулся. По узкой тропинке через заметенный снегом двор к нему на тайную встречу шла Наташа Голубева, она же секретный агент Жаба.

Наташу Ефремов завербовал в самом начале лета. В тот день Голубева с подругами отмечала окончание девяти классов и так напилась, что не могла сама дойти до дома. Ее, пошатывающуюся и плохо соображающую, куда идти, привез в райотдел наряд патрульно-постовой службы. С первого взгляда оценив перспективы предстоящего сотрудничества, Игорь отобрал девушку у инспектора по делам несовершеннолетних и увел к себе в кабинет. Выбившаяся из сил Голубева мирно уснула на продавленном диване, а Ефремов сел за стол охранять ее сон. В полночь он попытался растолкать девушку, но тщетно. Она спала как убитая.

Действуя уверенно и четко, Игорь снял с Голубевой джинсы, повернул ее на бок так, чтобы с определенного ракурса одновременно просматривалось лицо девушки и ее ягодицы в белоснежных плавках. Оценив со стороны свою работу, Ефремов позвал в кабинет эксперта-криминалиста с фотоаппаратом.

— Сделай несколько кадров так, чтобы хорошо было видно ее лицо, — попросил он.

— Ты что, Игорь! — запротестовал эксперт. — Ты посмотри, у нее же задница голая! Как я тебе ее сфотографирую? Нас же потом за изготовление порнографии привлекут!

— Запомни! — властно и авторитетно заявил Ефремов. — Порнография — это всегда половой акт. А это, — Игорь рукой указал на ягодицы девушки, — это совсем не то, что ты думаешь. Это не эротика и не порнография. Это изделие советской легкой промышленности под названием «трусы женские хлопчатобумажные». Суть уловил? Нашими законами не запрещено фотографировать нижнее женское белье, хоть на девушках, хоть без них.

Эксперт, используя вспышку, отщелкал несколько кадров и уже собрался уходить, как Голубева зашевелилась, изогнулась всем телом, свесила голову на пол. Рвало Наташу минут пять. Извергнув из себя скудное содержимое желудка, она повернулась на другой бок и засопела.

— Отлично! — восхитился Ефремов. — Захотел бы такую композицию создать, не знал бы, как сделать. А ну-ка, красавица, повернись на этот бок!

Игорь развернул Голубеву, и эксперт сделал еще несколько снимков, захватив в кадр лицо девушки, обтянутые плавками ягодицы и мерзкую лужу на полу. Через пару часов он принес Ефремову отпечатанные фотографии.

— Держи, — сказал эксперт, — только никому не говори, что я принимал в этом участие.

Посмотрев на снимки, Игорь восхитился:

— Мастерски сделано! Что я должен за труды?

— Как-нибудь после работы бутылку разопьем, и считай, что мы в расчете.

— Заметано! — согласился Ефремов.

Голубева проснулась с первыми лучами солнца, открыла глаза и сразу же поняла, что она не у себя дома, а черт знает где. Морщась от головной боли, Наташа приподнялась на диване и обомлела: прямо перед ней за столом сидел строгий незнакомый молодой мужчина. Позади него, на вбитом в стену гвозде, висела милицейская фуражка.

«Все, девочка, допрыгалась! — холодея от предстоящего общения с милиционером, подумала Голубева. — Если родители узнают, что меня в милицию загребли, они меня убьют!»

— Доброе утро, красавица! — улыбнулся Наташе Ефремов. — Как спалось?

Голубева села на диван, опустила ноги на пол и попала в вязкую жижу.

«Это я наделала?! — в ужасе подумала она. — Теперь точно — кранты!»

Наташа посмотрела на свои голые ноги, пошарила по дивану, но джинсов рядом не было.

«Неужели меня сюда голую привезли?» — в отчаянии подумала она.

В этот момент от позора и безысходности ей расхотелось жить. Она прикрыла глаза и ясно представила завтрашний день, в котором ее поджидали взбешенные родители, директор школы, инспектор детской комнаты милиции и секретарь школьного комитета комсомола. Казнь будет проходить в несколько этапов. Для начала она получит по заслугам от матери с отцом. Потом ее выгонят из школы… Выгонят, тут даже сомневаться не стоит. Как только из милиции поступит сигнал, так директриса тут же вызовет родителей и предложит им забрать документы из школы. «Отправьте вашу дочь в ПТУ! — скажет она. — Мне в десятом классе юные алкоголички не нужны».

«Какой здесь этаж? — промелькнула мысль у Наташи. — Может, в окно выброситься и покончить со всем разом?»

— Не подскажешь, что мне с тобой делать? — участливо спросил Ефремов.

— Простить. — Голубева ответила первое, что пришло на ум.

— За что простить? — Игорь сделал вид, что не понял, в чем девушка провинилась.

Наташа облизала пересохшие губы, попыталась сглотнуть, но вместо глотка получилось сухое икание.

— Ну, за это. — Она показала на лужу у дивана.

— Ах, за это! — усмехнулся Ефремов. — До этого мы еще дойдем, а сейчас давай познакомимся. Меня зовут Игорь Павлович. А тебя как зовут? Сколько тебе лет, где ты живешь?

Переписав анкетные данные, Игорь позвонил в адресное бюро, убедился, что случайная гостья не лжет.

— Наташа, объясни мне: тебе всего шестнадцать лет, ты не ночевала дома, но родители тебя не ищут. Ты что, частенько ночуешь где придется?

— Родители вчера, в субботу, уехали на дачу. Вернутся только сегодня вечером. Они не знают, что я дома не ночевала… Еще не знают.

Голубева тяжело вздохнула, с мольбой посмотрела на милиционера. В ее глазах читалось: «Простите меня, пожалуйста! Я больше так не буду».

— Хм, интересная история! — задумчиво глядя поверх готовой расплакаться школьницы, сказал Ефремов. — Не успели родители уехать, как ты бросилась пьянствовать.

— Со мной такое в первый раз! — всплеснула руками Наташа. — Честное слово, никогда раньше такого не было.

— Что же, верю! — Инспектор посмотрел Голубевой в глаза. Она, смутившись и покраснев, опустила взгляд. — Вполне возможно, вчера ты выпила самую малость, чуть-чуть, но тебя развезло, и вот результат — ты здесь в непотребном виде: полуголая, полупьяная, растрепанная, невыспавшаяся.

— Я же не хотела, чтобы так получилось, — не поднимая глаз, прошептала Голубева.

— Каяться на комсомольском собрании будешь! — жестко пресек жалкие оправдания инспектор. — Для начала надо навести порядок в моем кабинете. Посидишь здесь, я принесу тряпку с ведром.

— Пожалуйста, отдайте мне джинсы, — попросила девушка.

— Зачем? — «удивился» Ефремов. — Тебе стыдно стало? Наташа, я уже видел тебя в неглиже, так что стесняться меня не надо. Все, девочка, поезд ушел! Помоешь пол — получишь штаны.

Во время уборки кабинета Ефремову пришлось трижды ходить за чистой водой. Зато Голубева отмыла помещение так, что инспекторы, пришедшие на другой день на работу, удивились: «У нас что, новый линолеум постелили? Чисто-то как!»

Закончив с ликвидацией следов ночного происшествия, Ефремов дал Голубевой возможность привести себя в порядок и приступил к делу.

— Садись, Наташа, к столу, посмотрим «веселые картинки». Полюбуйся на себя! — Игорь выложил перед Голубевой фотографии. — Подумать только: комсомолка, школьница, симпатичная девушка — и такая мерзость на полу… Нет, я даже смотреть на это не могу — меня сейчас самого вырвет. А каково будет директору школы? А в райкоме комсомола? Родители тебя простят. Всыплют ремня, заплатят штраф за твое антиобщественное поведение, запретят тебе гулять по вечерам, но простят. Родители — они всегда добрые, а вот в школе и в районо тебе прощения не будет. Ты же, Наташа, не у меня в кабинете насвинячила, это ты им, педагогам, в душу плюнула. Они тебя девять лет воспитывали и чего добились?

Голубева, уткнувшись в ладони, заплакала. Ефремов, не обращая внимания на ее рыдания, убрал фотографии в стол, включил чайник. Подождал, пока она немного успокоится, и примирительным тоном, почти ласково, сказал:

— Сегодняшний эксцесс может остаться между нами. Я ведь не держу на тебя зла, Наташа. Ты хорошая девушка, оступилась раз, но это не беда! Все можно исправить.

— Как? — подняла заплаканное лицо Голубева. — Я все сделаю, только не показывайте фотографии никому.

Игорь налил кружку чая, пододвинул гостье.

— Пей! Крепкий сладкий чай — лучшее средство от алкогольного отравления. Пей, Наташа, не стесняйся и внимательно слушай меня. У тебя два пути. Первый — путь позора. Если мы не договоримся, я напишу информационное сообщение, что тебя в пьяном виде доставили в милицию. К сообщению для наглядности приложу фотографии. В районо и райкоме ВЛКСМ проведут проверку и предпримут соответствующие меры профилактического характера. По идее, школа должна будет тебя взять на поруки, но этого не будет. Даю гарантию: чтобы не объясняться в высоких инстанциях, директор вашей школы заставит твоих родителей забрать документы, и ты пойдешь учиться в ПТУ. Контингент там сама знаешь какой. Путь второй — ты станешь моим тайным агентом и будешь сообщать мне обо всех преступлениях, которые совершат твои знакомые или о которых тебе станет известно.

— Я не хочу быть стукачкой, — не подумав о последствиях, заупрямилась Голубева.

— На нет и суда нет! — охотно согласился Ефремов. — Допивай чай — и пошла вон! Родителям скажи, чтобы готовились к неприятностям.

— Я… я… честное слово, я не то хотела сказать, — испугалась девушка.

— Разговор окончен! — хлопнул ладонью по столу Ефремов. — Запомни: я — инспектор уголовного розыска, а не нянечка в детском саду. Я тебе сопли вытирать не собираюсь…

— Не надо! — в голос заревела Голубева. — Только не фотографии!

Через десять минут она, успокоившись, писала под диктовку Ефремова.

— Я, Голубева Наталья Викторовна, обязуюсь в добровольном порядке сотрудничать с органами внутренних дел. Свои сообщения буду подписывать псевдонимом… — Игорь на секунду задумался, посмотрел на потолок и нашел ответ в дальнем углу, между потеком с крыши и куском обвалившейся известки, — свои сообщения я буду подписывать псевдонимом Жаба.

— Почему Жаба? — осторожно, стараясь не злить инспектора, спросила Голубева. — Я что, такая же мерзкая?

— Наташа, ты симпатичная, привлекательная девушка.

Голубева оторвалась от бумаг, посмотрела на инспектора.

— Не поняла? — спросил Ефремов. — Твой псевдоним никак не должен раскрывать твою личность. Скажи, кто сможет догадаться, что Жаба — это ты? Никто.

— Жаба так Жаба, — согласилась Наташа.

Когда расписка была готова, Ефремов приступил ко второму этапу вербовки:

— Сейчас на другом листе коротко напиши мне обо всех преступлениях, о которых ты слышала в последнее время. Запомни: кто помочился в неположенном месте или кто нашу партию матерным словом поминает, меня не интересует. Кражи, грабежи, угоны мотоциклов. Хулиганство… Кто на прошлой неделе выбил в вашей школе два окна? — неожиданно спросил инспектор. — Вспоминай: два окна на втором этаже.

— Меня там не было, — поспешно ответила девушка.

— А кто был? Наташа, на меня смотри! Ты уже проговорилась, что знаешь об этом случае, так что пиши: кто кидал камни, с какой целью.

— Мне потом голову за это открутят, — недовольно пробурчала Голубева.

— Голову тебе открутят, если ты не перестанешь пьяная по подворотням шататься! — строго сказал инспектор. — Виданное ли это дело, в шестнадцать лет до бесчувствия напиваться? А если бы тебя изнасиловали и убили? Приехали бы мама с папой домой, а доченьки нет — в морге она, изуродованная, лежит. Пока со мной работаешь, ты о своей безопасности не беспокойся. Будешь язык за зубами держать, о нашем сотрудничестве никто не узнает.

Голубева трудилась над своим первым сообщением больше часа. К концу работы она вошла во вкус.

— У нас соседка на мясокомбинате работает. Каждый месяц обновки меняет. Про нее писать?

— Про всех пиши, — разрешил инспектор. — Я потом отсортирую, что мне пригодится, а что нет.

Прощаясь, Ефремов разъяснил девушке основы конспирации и тайной связи:

— Каждую неделю ты будешь звонить по этому телефону и сообщать мне, есть у тебя интересная информация или нет. Раз в месяц мы будем встречаться на конспиративной квартире. Сейчас запоминай свою первую легенду. Если кто-то узнает, что ты была в милиции, и спросит, чем все кончилось, ответишь так: ночь ты просидела в клетке. Наутро тебя завели на второй этаж, дожидаться инспектора по делам несовершеннолетних. Пока менты отвлеклись, ты незаметно сбежала. Все запомнила?

— Как «Отче наш». — Голубева посмотрела на инспектора, улыбнулась. — Ну, я поскакала?

Ефремов юмор оценил:

— Скачи, Царевна-лягушка, меняй потрепанную шкурку на новую.