Собрание сочинений. Том 1. Голоса

Генрих Сапгир

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира – попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. В первый том собрания «Голоса» вошли разножанровые произведения Генриха Сапгира, объединенные идеей диалога – с поэтами-предшественниками и современниками, с социальными языковыми моделями и метафизическими силами. Сапгир выступает то как собеседник-оппонент, то как транслятор чужих языков, то как художник-исследователь человеческого (и нечеловеческого) многоголосья.

ГЕНРИХ БУФАРЕВ. ТЕРЦИХИ

(1984, 1987)

Генриха Буфарева я знаю давно, потому что я его придумал. Он мой тезка и мой двойник. Он живет на Урале. Он пишет стихи. Как всякий советский человек, бывает в Москве и на Кавказе.

Генрих Буфарев… Однажды он вошел ко мне, не постучав:

— Пельсисочная, — заявил он.

— Что? — не понял я.

— В пельменной обыкновенно пельменей нет, — объяснил поэт. — Зато имеются в наличии сосиски. А в сосисочной — наоборот.

— Красиво, — согласился я.

— Пространство — транс, а время — мера, — раздумчиво произнес выдуманный Буфарев, и я ощутил в своей ладони его небольшую сухую горячую руку.

Генрих Сапгир. Москва. 1989

ПЕЛЬСИСОЧНАЯ

В мурелки шлепают пельсиски

В стакелках светится мычай

Народострах и чуд российский

Жить отдыхать и врать и верить

Рабить стакелку невзначай

и правду выдумкой проверить

Сижу качуриком в отставке

с майороглазым старшиной

Дожали — снова по одной…

Хрегочут глотки в переплавке

А на дуроге — дымовозы

и мразогрязь… божба, угрозы —

живьем корчуют и мостят

Сквозит на взлобье — исинь — ветошь

И любят так, что не поверишь

как бы насилуют и мстят

КИОСК КУРОРГА

Киоск курорга: старый добрый пластик

На выбор — сумки, рюмки, жустик, хрястик

— Вам нужен блист? Здесь есть похожий блистик

Народ глядит. Внутри ряды резин

и никчемушек полный гамазин

Набычил глаз небритый баргузин

Тигрессы, вепри, бракодабра, на-

рисованы на майках и штана-

Хватают все. Такие времена

Нет вас не удручает нет! что это —

сплошной обман нарпитом карапета

вампука, кривошвейная работа

Возьмите в руки эту пару, браты

смотрите: не услады, а усраты —

распороты и буфли оборваты

Вы сами два солдутика в наборе —

В ничьей культуре, в выдернутом мире

И что за игры там — на верхотуре!

ДОМ ИЗ ДЕТСТВА

Одноэтажный дом с высокими

белыми окнами помню как дум

с белыми окнами помню как дым

одноэтажный с высокими белыми

помню как ветер и помню как шум

ГИСТОРИЯ

Звал ковырялу Главный Бутафор

и приказал: расковыряй мне двор

не то с тобой — короткий разговор

Звал каменилу Славный Буфари

и говорил: мне известь затвори

и каменную повесть сотвори

Звал меднолюба Гневный Фабиу

морщиной храм изобразив на лбу

он вырешил: измысли мне трубу

Был двор изрыт. Собор построен был

И крылоса охрангел затрубил

как бы Господь пришел во славе сил

И жители бежа на трубный зов

кричали так, как будто взят Азов —

И громче всех — сробевший Буфарев

Но всюду были ямы, камень бут

был Футариб раздет и необут —

и навернулся в яму Фарибуд

И умер Арибуф. И до сих пор

туристы посетившие собор

идут к автобусу через изрытый двор

ПИТИУНДА

Питиунда — охрамина сосен

Ножницами этот полухрамий —

и железные листья мандаринов

и картонные листы магнолий

и кора-дерюга эвкалиптов —

вырезан из крепкой старой сути —

из ДАРУНВАРУНМАРАКИПРЕНЫ

ПОЕЗДКА В КОЛДОБ

Питутели приехали в Колдоб

Подумал предприятель: «Ах ты чтоб…»

Задача: отстающим вымыть клуб

Лысняк, грустняк и белоклочковатый

получтарух по-модному одетый

глядит: полукоттеджи — полухаты

Скружаются к бибобусу фигуры

У дверцы — озабыченный который

не в складь — не в мать заводит разговоры

Лысняк ему лопаточкою — брысте!

Полустарух собрал себя на части

Винтарь щепу и тракты смотрят гости —

Куровники муровники — охмурь!

А баграном со сцены (верь — не верь)

«Весь ураган доложим без потерь!»

Потом читали подыхая мух

места — отдельно — выжимая смех

лысняк и молодой полустарух

Теперь — грустняк. Он честный и очкастый

Он с отвращеньем в рифму мыслит часто:

за час — пятнадцать, а за двадцать — триста

Давай, Брусняк, дави их эрудитом

в мощь децибел! — и каждого при этом

всенепременно сделай патриотом

Зови, Песнюк, чтоб каждый первокурсник —

неруха знал: гудит престольный праздник!

Колдобник чтоб задумался о жизни

Не галочкой, а козырем пошел

«Ну прощевайте» — женщины как шелк

— Питутели питуйте хорошо

Куб опустел. Известка — голяком

Осталась память хухом — чесноком

И предприятель быдто незнаком

КЕРЫВНИК ТАЙ ПРАЦИВНИК

Шахтер — большой и шумный сухожил

— Пишлы до баб, — другому предложил

— Поихалы! — обрадовался ты-л

Будынок видпочынку — тю! — СТАХАНОВ

Блюкають хлопци в поисках коханых

В фойе физдеш: Гоните фулюганов!

Сторонкой — в лифт. И той — мужик огромный

— Працуй, казав другому, жмы подъемник! —

Тот и нажал, хоть с измальства был скромник

По коридору темень, як в забое…

Дви дивчины. И наших було двое

Ге, совписуе, значить роковое

Приподнимае кофточку рожеву

два порося… — Мы — не помеха? — Что вы?

Халатик расстегнуться був готовый

Подруга — быстр и смугол — ни словечка

Спросил: — Откуда? — Отвечал: — Узбечка

Татарка — и казанская конечно

Под окнами грымыв зализный шлях

Блымали зори, огоньки в горах

И там был Бог, а тут сидел Аллах

И пировали двое великанов

краса и блесс одесских ресторанов

и гурия из рода Темир-ханов

Овчар склонял коровушку к амуру

Товарищ обнимал татарку-дуру

Спивали хором: — Взяв бы я бандуру

И вдруг сказал товарищ напрямик:

— Ты — працивник, а я, брат, керывник

Я к обчеству шановному привык

— Нехай працюе витры над хвылыной

Нехай працюе ричка коло млына

Видпочиваты хочу, геть, хамлына!

И счастье наступило в сей же миг

ХОРОНЫ БАРАКА

Тут с поезда сойдя, казалось, только шаг

забор? Нет, здесь описывали круг

автобусы — и дальше был барак

Охристая стена — в такую далину…

Стежком пройдя снежком и подойдя к окну

заглядывал как рыба в глубину

Там в солнце сдвоено: какая-то доска

блеснул очками, кажется, Оскар

качнулась комната как некий батискаф

Хоронят или блазь? Хоронят: слышу медь

И стылая со ржавчиною сельдь

лежит в сугробе так, что любо поглядеть

Из коридора вышли Валя и Оскар —

на яси снял очки, глазами поискал

(от дужки — вот — полоска у виска)

Да, видим: понесли народом долгий ящик

с окошками и крышей настоящей

Несут барак, потряхивает вещи

Там с полки сыплются кастрюли, чашки, плошки

кровати ездят, падают подушки

Из форточки на снег выскакивают кошки

И видно, как все меньше раз за разом

несут на белом к смутным тем березам

дощатый гроб великим переносом

Когда я проезжал и видя корпуса

(забыл упомянуть, что здесь теперь Мокса)

другая жизнь, другие трубеса

ХМЫРИЗМЫ

Из многих лиц слагался хмырь

над морем наводя на душу хмарь

переползала облачная хмурь

И будто въявь я встретился с хмырем

когда вдоль моря шел я пустырем

и мир кругом был хвоен и огром

Туману может быть благодаря

вдали на белой гальке, где коря

коряжится, увидел я хмыря

Был в кепочке, нет — лыс и седокур

сидел в развилке, где целуют дур

такой худой и в маечке амур

И глазки так размывчиво — скорей —

желеючи… Хитер! нет я хитрей

Что в своей жи не видел я хмырей!

«Давчемлособств!?» Себе я говорю

пришел смотреть дымясь я на зарю

Пусть в брызги…юсь! не дамся я хмырю

Вдруг вижу вдаль: вдоль берега лежат

десятки тел лежат, как рцы на гряд

Я слышу крик хмырюношей, хмырят

Там — мертвый адельфин у бахромы

ухмылкой морды будто молвит: хмы

Скружились, отчужденно смотрят мы

Там в желтом супе плавают хмыри:

газеты, пластик, юфть, хоть гнем гори! —

И грязное величие зари

Все голо — кость и камень — вот их мир

Все сбрито, стерто, сношено до дыр

и в человека водворился хмырь

Но съест его он скоро изнутри

ПЕРЕМЕНА

Дует ветр порывисто и смольно

разволноволновывет пальмы

Воду всю в курчавках видим вдаль мы

Вдруг рвануло флаг шток — сник тряп

Перехлебнулось как задохлось в хвое

Дрожь прошла переберебирая веер

Дрыгнул лист глицинии — проверил

Небо стало… лишь ласкательные волны полоскательные

ХРСТ И САМАРЯНКА

Красавец ждал — автобус В И Н Т У Р И С Т

Народ был пестр — осваиванье мест

Подтягивался — торопился хвост

— В пруф! — рявкнуло в два микрофуфа разом

Наш дом дал дым… и явно был «под газом»

наш красовод с развесистым под глазом

Ну-с развлекай нас милый куровод

рцы в микрошиш брадатый э-энекдот

пуст квохчут женщины, грегочет златорот

«Адна армянка Сарра Федосевна…»

Все: гры, двры, кры, гзы, псы, кровь говна —

кавказисто как будто нарисовано

Ноздристый кмнь — сплошь крявая стена

крст зрелая хурьма ветвями оплела

кого ты прячешь посреди села?

За крысоводом — врта в стене — туристы…

Вдруг небо Иоанна Златоуста

нас высветлило весело и чисто

Потомкам верующих — новым дикарям

большое А созвучное горам

как на ладони протянуло хрм

Вот тут пришла пора ХРСТУ И САМАРЯНКЕ

Колеблемы сошли они с картинки

беседуют — босой ногою на ступеньке

Нездешний воздух душу холодил

И даже златозубый крокодил

в своих печенках что-то ощутил

Пицунда Гагры Лыхны Гудаута

Здесь вся земля замешана на свете

и пении — и радостью прогрета

Здесь древоцерквовиноградохрамхурьма

переплела все души и дома —

и далеко внизу — бус, красовид и мы…

Здесь плавают курлы, дракони и грома —

Кавказия…

ПОСЛАНИЕ — САПГИРУ

Твой вислозадый ус, твой волосатый пуз

по перышку я описать берусь

Прощай Сапгирыч — молодец-дедусь

Фарфора чашечка и листья глянцем воска

и Питиунда про — всю вылюбили, тезка —

ты — черномор и я — кусок довеска

Дождь на шоссе, смиренный вид коров

Я — буф! я — пуф! из трубочки искрев

Из ничего сложился Буфарев

Я — клоун! цирк! — но и в брезенте дырка

Я тот мальчишка — «посмотреть» — из парка

Ага! попался! ждет годяя порка

Тебе в тумане чайку вместо рук

я протяну — расстанемся, навек? —

Все будут жить и ждать глазами всех собак…

Бери, Сапгир, дарю свои терцихи —

хоть бы они завязли в чьем-то ухе

и то мне хлеб — хрычу и выпивохе

Но ты — не Герцен, я — не Огарев —

хоть кроликам скорми! Прощай и будь здоров

Мкрч! Твой лоскутный тезка Буфарев

КУЗНЕЧИКУС

Давиду Шраеру

Оретикус моретикус кантарус! —

Свою латынь теперь изобрету

Я над любой фонемой ставлю парус

Жив еретик вживлением в ничту

Как ариель взбежал на звездный ярус

Кричу судьбе: огнем его! ату!

И сам себя хватаю налету

Жгу в ярости! — На сцене — пыль и старость

Беру ваш мир — и этакий макарус

Из стеклодранок строю аппаратус

Кузнечикус — и зинзивер икарус!

Не звездомер не время-акробатус

Сам-сон лечу и нет пути обрауунс

Пусть солнце попадает в точку! в ту!

БУТЫРСКАЯ ТЮРЬМА В МОРОЗ

Моксовые дворы белеют кры

Сверкеет небо как седая ры

с утра еще морозище ветри

На холоду гляди потусторонна

тюрьма в снегу большая как ворона —

она сидит и ходит как ворона

С Ивана начиная — с башни дуры

домашним страхом дышат кирпечуры —

всех выше профиль сталинской бандуры

Наверняка в такой мороз и снег

какой-нибудь залетный «человек»

фланируя планирует побег

Когда слепят и гаснут фонари

еще красней морозище ветри —

еще и с вышки вертухай смотри…

Душа успел — пролезли проскочили (ха!)

не выдали его не «замочили» (ха!)

В пустом трамвае — до ВДНХ

А там до Ивантеевки — такси

Душа расслабься! Скука не крыси! —

у шефа БЕЛОМОРА попроси

В кабине черный свет летит свечой

так жарко что горит — знобит плечо

и ноет девка — рана: чо да чо?

Вкось зеркальце ныряет глаз — чекист

«емутовсеравно» — вези таксист

пусть буркалы твои слепуша съест — артист!

Заветный дом — светло замрожено

От крыши тень — крылом. Стучу в светло

перепелом — там жду меня давно —

Ноэтоневозметоневозмо!……………

На дверь и стены зырит как в трюмо —

и там — я сам — портрет и натюрмо

Джазморж — еще ветрище! — и Бутырки

дуванит вовсе каменные дырки

скрипучит карусели в детском парке

Скрипачит и качели в дымной пурке

СУМЕРКИ

Манеж в опилках — наломали дров

а вывихи которых будь здоров! —

в любой из одиноких вечеров

когда нарепетируешься со

товарищи — серсо и колесо

огнями рассыпаясь в нарисо —

Твое лицо привычным кукаре

из зеркала кричу тебе навстре

и слышно: ржут горынычи в горе

Улыбку снял — кругами на воде

расходимся — и оплеуха где?

Сам незнаком — уже в другой оде

…усталости — погаснут все о н и

По коридорам — отсвет беготни

…о притолоку — голову нагни

По стенам осыпаясь тарака…

и с прочим пестрым ворохом рука

кладет на дно — и в солнце городка

где девичье на третьем этаже

где позвала — и никого уже —

распахнуто

ЧУРЗЕЛ

Памяти Тоси Зеленского — подмастерья Татлина

Сидит чурзел на курбаке лицом как желтый жаб

хлебает Хлебникова суп — античный водохлеб

он видит сквозь и срез и врозь — фактически он слеп

Ладони сани млину гнут — сметана сатаны —

удочерил и в девы взял как вылепил жены —

весь млечный путь губам прижечь — все гродники спины

Горягой книгу кухватив летатлина рука

над виноградником летит к уступам Судака

где всинева и всеблака — сомнениям близка

Чурзел ты муж! лицо — пейзаж из выдубленных кож!

ты скроен так! — горелый пыж! — по злому ты хорош —

летают гуки как огонь! — а умер… ну так что ж…

Мы — кипчаки от стрековищ до слюдевинных³ крыл

тот — степь лиловая цветов — а этот — серый Крым —

вдали сошлись гора к горе — теперь поговорим

ПАРЕНЕК И ГЕРЛЕСКИ

В наш клаб приухали герлески —

цыганско-русской по-одесски

интрепетации обноски

Два метра ноги — флеш и пляски

А у меня в моей коляске

полинезийка на присоске

Подралливаю к гитаристке —

в шузах и патлах — парень свойский

«Ай лав ю!» — и по Гиляровской

В экстазе жму! — под локтем сиськи

Она моя! — и вру ей — брыське

что городок у нас таковский

что быт степной — почти техасский

что там я вроде Смоктуновский

и что гриль-бар у нас по-карски —

турусы в общем — боль и сказки!

А сам — в трусы — и фингер близко…

Москвички эти — польки чешки —

распалась вдрызг!.. А город мерзкий

Швейцуг в отделе СВИНТУРИСТЕ

загородил лопатой барской —

Оберегают джинг и рвиски

Давлю стекло — я мальчик дерзкий

Мне хук — я брык… У! бийца в каске

попался бы ты мне в Хабаровске!..

Ну в общем как окурок в миске

сижу — генуг — в своей коляске

А мимо спрингуют сосиски

хоть презирают попкой детской

ай соу — хочется раздеться…

Приду как Зоро в гневной маске

Как Рембо прыгну — лев и мускул

любую выдержу нагрузку

но таун этот идиотский

весь разнесу машинкой адской…

А там пусть скажет суд советский

ВОЛК В УНИВЕРСАМЕ

Надоело мне бегать полям и лесам

отощал мой кайсак. Дети просят кусам

хоть горячих кругал в котелок набрасам

Сколь бетона и звона — красиво кругом!

У вокзала торгуют пустым пирогом

Кунья шапка ворует а мы не могём

В холодильнике — праздник — выходной — никого

Не несутся несушки в НИИ ни в КОО

Скрипнул зубом: поеду! пусть оно далеко

Сбил стаю — зубасты мохна

и шофер наш — такая махна

белый путь — Волохна Болохна

Вспоминали как древле в лесу

я догнал и загрыз колбасу

А теперь все — в Моксу да в Моксу

Вон течет не умещаясь в берега

Как ударит сковородкой утюга!..

Взяли с тыла — проглядели нас — врага

Нас тьмы и тьмы волков-провинциалов

На площадь мы плывем со всех вокзалов

и солнце зимнее — кровавый оковалок

Да! видим! — небо заслоняя колесом

стаканно светится колосс УНИВЕРСАМ

мг — мгают буквы на фасаде А М

Легендой манит путника витрина

Оранжевое боком апельсина

вернулось детство — «Сыр и Ассортина!»

Я пры — я прыгнул шапка с волчьим ухом

навстречу прыснуло сосисками, горохом…

Все покупаю! — не рассыпься лихом

Так два часа толкался как в раю

набил моксой горбушку до краю

Бегу чужой — своих не узнаю

Один старик узрев мои горбы

сказал мне внятно: «постыдились бы»

Я огрызнулся: — Постыдитесь вы! —

едой гонять… за тридевять… судьбы

ОЧЕРЕДЬ

Венечке Ерофееву

Государство нам перекрыло кран

но еще шумим — спорим по дворам

С двух часов стоим — очередь во храм

Наши тени по асфальту по земле —

просто каторжники сущие Домье

Протестуем неразумно как в семье

— Либер! Либер! — протестующий хрипит

— Из водяры тоже маде дефицит! —

Теща-ящерица слушает и спит

Впереди тоскует плешь. Сзади за —

нос грустит и разъезжаются глаза

дальше лица — как солдатская кирза…

Вот и девочка — старуха — надцать лет

а глаза — плевок! а душа — наждак! —

это ж надо так себя вывернуть суметь!

Что ни личность — околичность. В то чащё

ни проехать не продраться — что ещё? —

скукотища! — глоток тыща! — леж-би-щё-ё-ё…

Дрызнь об нас обколотила все углы

Мы бы рады считать красивей — жены злы

вот и пьем и вяжем мать твою в узлы

Ветераны-ны медаля-ля трясут

с фотокарточки глядят — народный суд

дай им волю — все порушат разнесут!

Размахнутся коммунальными Махно

развернут свои тачанки (как в кино)

с бугра из пулемета — каждый знает сам в кого!..

А пока пока по капле в даль двора

продвигаемся в затылок — номера

Горы ящиков и солнца штабеля…

Дом поехал… «Всем не хватит» — голосок…

Известь трескается… сыплется песок…

Водки нет уже — в бутылках ржавый сок!

У дверей скорей скорей — терпенья не!..

Дуська плавает руками как во сне…

Тут же стриженный другого жмэ к стене…

И пошел пошел размазывать в крови

с кровью сопли — изъясняется в любви

а кровищи — хоть милицию зови…

Так и надо нас — смурьё и старичьё

На износ на выброс — кости и тряпьё!

Пусть над свалкой — небо птичье и ничьё

Примечания

3

Люда — «Лаванда» (Прим. автора).