Погружение

Георгий Валентинович Жихарев, 2021

Неспешный разговор с интересным попутчиком может помочь скоротать время в дороге, а может кардинально изменить твою жизнь. Когда разговор течет складно, а попутчик кажется таким живым и знакомым, то ты погружаешься в особенную реальность, где многое становится понятным. Какие открытия ждут героя, какие вопросы он захочет задать, и кто же этот таинственный попутчик? Все ответы ожидают на станции Облачная. Впрочем, у каждого может быть свой собственный ответ.

2

Вагон был круто натоплен, хотелось сразу расстегнуться, стащить шапку, растянуть удавку шарфа. Такая жара казалась излишней, ошибочной, будто поезд бросило в жар от одной мысли о предстоящем путешествии. Я представил себе седого старичка где-то в голове поезда, управляющего температурой — он стар и болен, его потрясывает от озноба, и он крутит вентиль слабой рукой, все выше и выше, пока, наконец, не забывается дурным сном, и поезд не остывает до нормального состояния под утро.

Я взял билет в двухместное купе, и через десять-пятнадцать секунд мне предстояло узнать свою судьбу на следующие пару часов. Кто ждет меня там? Бывалый офисный бродяга — это был бы неплохой вариант, пусть среди них попадаются говоруны, но, как правило, им безразличен твой уровень интереса, да и этикет поездки они знают хорошо. Вырвавшийся из дома глава семьи — здесь больше шансов нарваться на монолог по душам, сакральное поездное исповедание человеку, которого больше никогда не увидишь? Настоящие чужие истории, не придуманные и не отработанные на разных аудиториях, а реальные, из жизни — мне совершенно не интересны. Они полны туманных грехов, запутанных комедий положений, далеких родственников и очень непонятно важных друзей, внезапно акцентированных фраз, которые требуют ответа. Увольте. Я люблю (некоторых) людей, я просто не люблю их тайные, утомительные истории. Впереди немолодая пара загружала в купе три больших сумки — для чего им могло понадобиться такое количество вещей, совершенно непонятно. Пришлось переждать. Так кто же? Безразличный студент, уткнувшийся в телефон? Благообразная старушка? Или наоборот, молодая девица, которая больше моего переживает, заслышав мои шаги по проходу? Добряк с бутылкой? Наконец, путь был свободен, я завернул в следующую дверь — купе было пусто. Я затаил робкую надежду, что поеду сегодня один.

До поездки я даже подумывал выкупить оба билета, но в этом было что-то неудобоваримое. Платить за комфорт я с годами научился, но платить за гарантию одиночества? Мне казалось, что все будут смотреть на меня, как на человека с гнильцой. Слишком хорош для общения с плебсом? Да кто и захочет ехать с таким уродцем? Небось, наоборот — самому за разговор приходилось доплачивать не раз, так? Во всех этих мыслях не было вообще никакого смысла. Кто все эти люди, сокрушенно качающие головой в мой адрес? Как бы они узнали, что я выкупил второй билет? У меня уже была готова выдуманная история с объяснением, для проводника. Да кому вообще есть дело до меня, а уж тем более для моих привычек в поездке? И по какому праву? Кто-то из древних сказал: сомнениями, мол, разрешаем мы окружающим предавать себя. И вот так и я, ощетинившись чрезмерно и беспричинно на мир, сидел бы под надзором недругов. Одним словом, второй билет я не купил.

За окном прощались мои попутчики. От тех, что помоложе, валил пар — они хлопали друг друга по плечам, должно быть, громко смеялись, закидывая голову; один из них кого-то изображал, девушка рядом прикрывала рот перчаткой. Те, что постарше, стояли молча. Они столько раз уже прощались, что не было нужды ни для заполнения пауз, ни для активного проживания каждой секунды. Молодые смотрели друг на друга; пожилые вместе смотрели в одну точку. Они думали о разном, в том числе и о том, может быть, что могут никогда больше не увидеться. Они чувствовали, что не обязательно открывать рот для полноценного присутствия, что настоящий разговор не привязан к сотрясениям воздуха в данную минуту. У молодых не было такого знания, и они постоянно напоминали друг другу о своем существовании. Я неплохо еще помнил это время. Как все это было утомительно.

У меня никогда не получалось стать частью большой компании. Не подумайте, что я был отшельником, или асоциальным элементом. Нет, я дружил много и довольно часто. Но любимым форматом всегда был один-на-один. Если собиралось больше народу, чем могло уместиться за одним колченогим столом на условной кухне, я умолкал. Сначала таинственно улыбался, что, должно быть, сходило мне с рук, даже придавало некоторую значительность, мол не разменивается на пустые разговоры. Но время шло, разговоры полнились смыслом, резкие повороты темы тянули меня к себе, поблескивая в полутьме звериными глазками давно не безразличных мне сентенций. Но раз умолкнув, мне было очень сложно снова вступить в разговор. Почему? Точно я не знаю, но догадываюсь, что мой внутренний монолог к тому времени уходил все дальше и дальше от легкой канвы застольной беседы, и шансы нагрубить, или, по минимуму, съязвить становились слишком высоки. И я предпочитал воспользоваться привычной отговоркой — «что-то я неважно себя чувствую».

Мои персональные друзья, те, с кем мы проводили не один час в прогулках, совместных занятиях, над тарелкой с моими очередными экспериментами по рецептам из интернета, наконец, не понимали, куда я пропадал на публике, и старались не звать меня на шумные сборища. Может быть, они даже лелеяли свой особенный статус — друзей, с которыми я открываюсь. И порочный круг вершил свой порочный цикл. Впрочем переживал я от этого только головой, словно пытаясь побороть некий недостаток, понять, в чем проблема. Ну и немного от уязвленного самолюбия. Но сердце давно нашло формулу согласия, оно шептало мне, что вызвать дух прозрения, сбросить пелену обыденности можно только в компании настоящих единомышленников. У гранильного станка было место только для горстки самых близких друзей. И я с удовольствием устраивал эти своеобразные оккультные вечера — мы называли их погружениями — где было положено обсасывать тему со всех сторон, постепенно погружаясь в некий транс, в котором открывались небанальные связи между банальными формулировками, темнели опушки дремучих лесов еще-не-думанных мыслей. И иногда мы туда заходили. И я был рад сыграть и в повара, и официанта, и вышибалу этих погружений, компенсируя свою асоциальность на веселых сборищах. Я готов был отложить все свои дела для погружения.

— Все в порядке? Что-нибудь принести?

Проводник показался отличным парнем. Его глаза смотрели на тебя и видели. Он не торопил меня с ответом. Весь вечер я был словно из бани, хотелось двигаться плавно, улыбаться и хлопать глазами. Я плыл на своей волне. Пауза немного затянулась.

— Нет, спасибо. Когда отправляемся?

Обычный идиотский вопрос. Я прекрасно знал, что поезд должен был тронуться через пять минут. На самом деле, я хотел спросить его, не один ли я поеду сегодня, но очень боялся спугнуть свою удачу. При всем своем жизненном скепсисе, я был удивительно суеверен на предмет удачи. Все должно было идти своим ходом, нельзя было заглядывать в конец книги за ответом.

— Через пять минут, — просто сказал он. — Во сколько вам застелить кровать?

— Спасибо не надо, я сам.

Что-то было в этом мужчине, располагающее к нему. Может быть, неспешность, или теплые, округлые паузы после каждой фразы, словно он ждал приглашения на чай. Все это совершенно не вязалось с его профессией, настоящим моментом. Мне казалось, что он вот-вот снимет форменную фуражку и скажет: «Ты что, правда меня не узнаешь?» Он и в самом деле казался знакомым. Все эти нестыковки и повторения, сбои в программе, всегда тянули меня как бабочку на верандный фонарь. Он наклонил голову и встал.

— Если хоть чем-то могу помочь, обращайтесь. Я в голове вагона.

Снова какая-то выпавшая из момента формулировка. Он вышел из купе, но за ним потянулась ниточка, за которую хотелось дернуть. Я представил себе, что мой попутчик так и не появится, а в часе от города раздастся стук, и мы будем пить чай с лимоном и коньяком, и говорить о дальних дорогах. Вот почему так? Я сидел и надеялся остаться в одиночестве, но стоило незнакомцу подмигнуть и слегка махнуть хвостом, ведь мы обменялись всего парой пустых фраз, как я уже готов был напроситься на разговор. Неужели пресловутая неизвестность действительно лишает нас решительности и обрекает на одиночество? Если разобрать эту ситуацию при помощи сухих цифр, как инвестиционное предложение, то мое поведение смехотворно. Вероятность нарваться на отвратительного попутчика мало чем отличается от вероятности, что проводник окажется интересным собеседником. Классический случай поведенческого влияния на твой выбор. Так же как мои клиенты, из года в год покупающие у меня одни и те же ценные бумаги, пока один из их знакомых не посоветует им вложиться в биткойн, так и мои предпочтения крутились флюгером. Бывает, что одной крохотной щербинки, завалящей трещинки достаточно, чтобы смыть возведенные вокруг меня стены. А в другой раз, ломятся в дверь, засыпали ров обещаниями, а я лишь тоскливо смотрю на кусочек синего неба в окне. Удивительно, как мало мы знаем о том, что, а главное — почему, происходит где-то внутри, где сидит измученный снегом и жарой старичок, что выставляет температуру нашего настроения.

Что-то лязгнуло, и перрон тихонечко покатился вспять. Поезд загудел, даже заиграла музыка за окном. Меня почему-то всегда тянуло в этот момент дернуть стоп-кран. Не на полном ходу, не дай бог, ребенок какой свалится с верхней полки, а именно в самом начале, на первой поездной, набранной, чтобы преодолеть притяжение города. Я бы, конечно, признал свою вину и не смог бы объяснить, зачем я это сделал. Запретный плод, мол, сладок, но только где в том сладость? Наверное, хотелось пожить пару секунд не по правилам, или тряхнуть мой мирок, чтобы увидеть, что из этого выйдет. Конечно, скорее всего, мне сошло бы это с рук, ну сунул бы кому-то денег, ну сочли бы идиотом, но на моем лице же не написано никакого умысла. Для настоящих неприятностей пришлось бы наорать еще на охрану, ударить кого-нибудь по лицу, а этого я не умею. Перескочив через реку, поезд набрал ход, и желание нашкодить отпустило.

Я прислонился лбом к стеклу и убрал фокус — фонари и деревья за окном слились в темную стену, протянутую праздничной гирляндой. Километровые столбики летели мимо, как фигурки в углу страниц блокнота с самодельной мультипликацией — если один был поставлен чуть ниже по откосу, то казалось, что они отпрыгивают при приближении поезда. Пронеслась пустынная станция с одинокой парой, что срослись в крепком объятии. Куда ни кинь глаз, всюду есть люди, всем им куда-то надо, все они, должно быть, чего-то желают, может быть, с особенной страстью, а получив удивляются, как мимолетна радость. Вот я ничего о них не знаю, как и они обо мне, но судьба свела нас в эту секунду, в этом месте, мы схватились взглядами — для чего? Все случайность, или я что-то упускаю из виду… В отражении окна я увидел, как открылась дверь купе, и зашел мой попутчик. Видно, как в фильмах, он вскочил на последнюю ступеньку уходящего поезда, не иначе.