Владей миром!

Георгий Герцовский (2020)

Новый мир, новые правила, новые опасности. Со всем этим предстоит столкнуться главному герою, обычному парню, второкурснику факультета журналистики. Хватит ли духу у фантазера и шутника противостоять фантастическим монстрам и нешуточной магии? А завоевать сердце красавицы? Или даже двух? Сможет ли он возглавить армию волшебных существ, чтобы свергнуть того, кто ужаснее самих монстров? Или случится что-то другое, например, главный герой откроет еще один мир? Новый мир внутри самого себя?

Глава 5

В путь

Очнулся я в дивном месте. Оно было похоже на тот пятак между скалами, на котором я оказался, когда попал в этот мир. Но здесь было попросторнее, а место казалось обжитым. Внизу зияла пропасть. Из породы в ложбину бил горячий источник. Прелесть — горячая ванна к вашим услугам. В ней уже плескался Кинсли. Рядом, спрятав голову под крыльями, дремал трухе. Шайна кашеварила возле костра. Я же, как выяснилось, лежал на шкурах в тени скал. — Эй! — крикнул я. — Где это мы?

Шайна подняла глаза, дуя на деревянную ложку с варевом.

— У меня дома, — сказала. — Как ты?

Ого, говорит не сквозь зубы?! Прогресс.

— Плечо болит, — сознался я. В нем зияли несколько дыр от зубов грахмана. Удивило, что укусы не загноились. Вот веселье-то начнется! Вряд ли у них тут имеется аптека с антибиотиками. Заодно вспомнил и об инсулине — без него-то я обхожусь. А не должен бы. Сахар не меряю, а голова даже не закружилась ни разу. Хотя что я несу?! Закружилась раз двести, но по другим причинам.

— Пройдет, — спокойно уверила Шайна. — На-ка выпей. — И протянула глиняную чашу с питьем. По вкусу — травяной чай.

— Так мы с Кинсли в гостях у тебя? — сказал я, садясь и озираясь. — Миленько. Даже по фэншуй. Жаль только — пропасть в зоне богатства.

— Чего? — поморщилась Шайна. — Головой ударился, когда падал? — беззлобно проворчала она.

— Плечо мое мазала чем-то? — спрашиваю. — Не гноится укус.

— Почему он гноиться должен? — удивилась девушка. — Тебя же не шиврот цапнул…

Ели мы кашу непонятного цвета, вкуса и состава. «Каша» — только по консистенции. По вкусу была похожа на творог, только горячий. И пахла тиной. Но есть можно и сытно, как оказалось.

— Можешь здесь отлежаться денек-другой, а как поправишься, вали куда шел и лучше нам с тобой больше не встречаться, — сказала Шайна, зачерпывая из миски.

— Что ж ты меня после боя не бросила? — прищурился я.

— Дура потому что, — честно призналась валькирия, — сначала делаю, потом думаю.

— Угу, я тоже заметил, — кивнул я.

Вдруг она рассмеялась.

— Что, под тушей грахмана надо было тебя оставить? Этот… — она кивнула в сторону Кинсли, который уже вылез из «ванны» и, напевая, обтирался какой-то тряпицей, — ни в жизнь бы тебя не вытащил. Сил не хватило бы. И у нас не так, как у дикарей из неизвестных миров. Мы не оставляем на поле умирать тех, с кем бились бок о бок.

«Ух ты! Да они тут прям самураи», — подумал я, а вслух сказал:

— Спасибо. Денек отлежусь и двинусь.

Тут мой взгляд коснулся ее красивых, крепких ног. И подзастрял.

«Урод похотливый. До того ли сейчас? Радуйся, что жив остался, а не сгнил под тушей грахмана. Вот домой вернешься…» — с усилием отводя взгляд, увещевал я себя.

Впрочем, девушка так была занята едой, что вряд ли заметила эти мои борения.

«А хороша она все-таки… Грубовата, конечно, но и жизнь тут не мед. А в остальном… Даже чумазость ей к лицу».

Шайна отставила пустую миску, налила себе того же отвара, которым меня поила, сделала глоток и посмотрела с усмешкой.

— Эй, — сказал Кинсли. Он часто ко мне так обращался. — Мне домой надо наведаться. Подсобрать кое-что в дорогу. Вернусь завтра к вечеру. Ты уверен, что хочешь идти туда?

Я кивнул. Кинсли побрел по тропинке, которая вела между скалами вниз.

— Куда направитесь? — Во взгляде Шайны мелькнуло любопытство.

— Ведьму какую-то искать… — вздохнул я. — То ли осиную, то ли шмелиную… Кинсли сказал, только она и может знать, как меня угораздило сюда попасть.

— Ясно. — Шайна встала, похлопала по боку грухса, чем его разбудила.

Тот расправил крылья и взмыл в небо. Наверное, тоже завтракать отправился.

— И у меня к ней дельце было… — сказала воительница, задумчиво глядя вслед улетающему дракону.

— Пошли с нами? — обрадовался я. В компании с боевой красавицей было бы веселей.

— Я — одиночка, — сказала Шайна. — Кроме того, хуальские разбойники на западе расшалились, а у меня договор с готами. За день там не управишься, по опыту знаю. Зато и платят хорошо.

Я немногое понял из ответа, но решил не переспрашивать. Шайна принялась мыть миски в горячем источнике, я же отправился на краткую прогулку по скальному пятаку. Сделал несколько шагов и лег — слабость одолела.

«Тут у нее мило, — снова подумал я. — Скалы из какого-то камня с бордовыми вкраплениями, „ванна“ в квартире, свежий воздух круглые сутки без всякого кондиционирования. Я бы, пожалуй, тоже смог так жить. Вот только как она от дождя укрывается? Навесы скальные не закроют плато от косого ливня. А может, у них тут и не бывает дождей? — спохватился я. — Мир-то, мягко говоря, со странностями».

На второй день плечо мое вообще зажило. Шрамы остались, и весьма внушительные, но уже не болели. Воздух бактериологический, что ли?

Дождь хлынул днем. Полноправный, мощный, смывающий волной некрупные камни и мои сомнения в его существовании. Шайна дремала под скалой, трухе, будто горный орел, предвзято озирал окрестности. До того, как дождь начался. После мизансцена изменилась — трухе расправил мощное крыло прямо над нашей стоянкой, уперев коготь в скалу. Шайна нырнула под этот навес, я последовал ее примеру. На сухой площадке примерно два на два метра было не то чтобы просторно, но вполне уютно.

Все, что было дальше, — как-то само случилось. Шайна облокотилась о мое плечо, ноги от ливня пряча, я ее приобнял, вроде как согревая…

Потом мы еще долго согревали друг друга — и дождь кончился, и грухс улетел. Шайна была горяча, требовательна и восхитительна. Трудно сказать, оказался ли я на высоте, так как большую часть времени находился снизу, но я не в претензии.

Потом мы задремали. Проснулся вечером — ни грухса, ни Шайны не было, зато у костра сидел Кинсли. Рядом с ним размещалась туго набитая котомка.

— Кин, что-то есть хочется не по-детски. Где бы тут кус мясца хватануть?

— Только в харчевне… Но можно и самим поохотиться.

— Подождем Шайну или…

— Она улетела к готским лесам. Сегодня ее не жди. — Кинсли снова отвернулся к костру, и я понял, что он уже откуда-то знает, как мы с Шайной переждали дождь.

Поели мы не в харчевне. Опускаясь со скалы в низину, почувствовали аромат жаркого. Пошли на запах. У костра сидели люди — а как их еще назвать, даже если у некоторых четыре руки или две головы? — и ели. На вертеле над костром жарилась чья-то туша. За деньги кормили всех желающих. Поужинали и мы. Переночевали под Тайным Кровом в лесу. Утром тронулись в путь.

— Так ты говорил, — начал я, — что бабка-пчеловод частенько кормит своих насекомых на маковом поле?

— Клеверном, — сердито ответил Кинсли.

— Понятно. И как нам туда попасть?

— Самый короткий путь — по морю. Но на Заморские холмы этим путем не попасть. Наша лодка прямо перед берегом просто упрется в прозрачную стену.

— А как-то обойти?

— Только и остается, — грустно сказал Кинсли. — Но это не лучше.

— Почему?

— Обойти можно только с одной стороны — с южной. С западной и северной — море Славсев, а значит, там тоже заслон прозрачный. С восточной — Неведомый океан. Туда если только по воздуху можно попасть. И мне неизвестно, есть ли там заслон вдоль берега или нет. А с южной стороны можно и посуху, но придется пройти болотами Грольш. А до них — Заброшенные пещеры.

— И там нет заслона? — спросил я.

— Он там не нужен. Нормальный утронец тем путем не пойдет никогда. А если пойдет, вряд ли вернется.

Чувствуя, что начинаю переполняться значимостью, я спросил:

— То есть никто, кроме нас, туда идти не решается?

— Может, и так, дураков-то немного. — По взгляду Кинсли я понял, что он считает меня исключением. — Да и мало кто отважится у магов что-нибудь попросить. С ними, знаешь ли, шутки плохи — потому и стену поставили, что гостей не любят. Если магам что-то нужно, сами наведаются. Не постесняются.

— Может, и нам ведьму подождать? — охотно предложил я. — Как она полетит в наши края, мы ей ручкой помашем да расспросим обо всем.

— Пожалуйста, можешь ждать — мне все равно. Только я ни разу не слышал, чтобы кто-то смог рой пчел расспросами остановить.

— А Рахли точно не знает, как мне в свой мир вернуться?

— Не знает, — покачал головой Кинсли. — Я спрашивал.

— Тогда другого пути нет. Двинусь болотами да пещерой. Тебя не зову, понимаю…

— Я с тобой пойду. Без меня совсем пропадешь, — вздохнул Кинсли. — Такова уж доля оруженосца.

— Спасибо, дружище, — похлопал я его по плечу. — На том свете обязательно замолвлю за тебя словечко.

— Только сначала на этом свете кое-куда наведаться надо, — сказал Кинсли. — Пока не поздно…

Этим местом оказалась памятная расщелина. Под покровом межскальных теней мы добрались до тайника Кинсли. В нем была куча всякой всячины типа дешевых бус, медного чайника и старого ржавого щита, покрывавшего тайник. Щитом мы клад и раскапывали. Ни чайник, ни бусы Кинсли не заинтересовали, как и меня, но кое-что карлик велел обязательно взять с собой. Таковых вещей было шесть: охотничий нож с красным лезвием и резной рукояткой из черной кости, серебряная диадема, три дротика и перстень с зеленым камнем. Я подобные камни видел в магазинах, где продается все для медитаций. Не то чтобы был завсегдатаем, но пару раз покупал там ароматические палочки.

— Эти вещи — волшебные, — страстно прошептал Кинсли.

— А что они могут?

— Вот это — диадема императора! — Он указал на серебряный полукруг, больше похожий на женский ободок для волос.

— Так какие у нее свойства? — спросил я нетерпеливо. — И у перстня этого? Что они, дополнительную жизнь дают, снабжают опцией невидимости, уровень маны поднимают до запредельного?

— Чего? — строго посмотрел на меня спутник.

— Да, извини… — осекся я. — Слушай, Кинсли, у нас на Земле язык отличается от вашего, поэтому давай так договоримся — когда я начинаю говорить непонятно, скажи мне: «Слезай с коня!»

— С кого слезай?

— Ох… Тяжко-то как… — вздохнул я. — Ладно, не важно, кто такой конь. Просто запомни: «Слезай с коня». Хорошо?

— Наплевать, — кивнул Кинсли. — Слезай сколько влезет, только говори понятно.

— Отлично. Итак, какой толк от этих вещей?

— Это тебе другие расскажут, — хмуро ответил Кинсли. — Если захотят. Пчелиная ведьма, например.

— Угу, — поморщился я. — Если мы доберемся до нее. Так с чего же ты взял, что эти вещи волшебные?

— А ты будто сам не видишь?

Мы вышли из расщелины, небо было ясным, но никакого свечения над найденными предметами я не заметил.

— Ничего не вижу.

— Странный все-таки мир, из которого ты явился, — сказал Кинсли.

— Очень, — признался я. — По сравнению с этим — очень…

Мы шли перелеском. Вокруг было много грибов, но мне все незнакомые. Оказалось, Кинсли в местных грибах разбирался. Мы их собрали и пожарили. И вот в тот самый момент, когда решили закусить, — закусить решили нами. С дерева спустилось что-то желтоватое, почти такого же цвета, как листья. А тут у цвета листьев и травы, как я понял, никакой зависимости от времени года не было. И вот когда я вкусный гриб с дымком надкусил и блуждающий взгляд на ближайшие деревья направил, он уперся в эту самую тварь. Четыре конечности, все угловатые, как у паука. Тело похоже на крабье. Ни головы, ни шеи нет, а пасть прямо спереди туловища. Зубы кривые, глазки маленькие, злые, красноватые. И так оно быстро к нам почесало, что я едва успел вскочить. Прыгнул через костерок, схватил Кинсли под мышку и вместе с ним побежал. Кроме ножа с красным лезвием, у меня оружия не было, да и не особо я им пользоваться-то умел. Я могу заблокировать нож, отбить, даже руку противника выкрутить и самого ранить его же оружием, а вот нападать не обучен. Карате — это средство защиты от вооруженного воина с помощью голых рук и ног, а не искусство драться на мечах, ножах и саблях. И хотя на Окинаве крестьяне для самозащиты использовали порой всякий подручный инвентарь, карате в чистом виде — искусство безоружной защиты. И мой сэнсэй этой линии строго держался. Вот только как без топора отбиться от краба громадного с панцирем, как у черепахи, и скоростью, как у гончей, — сэнсэй объяснить не успел.

Тварей было несколько — они посыпались с деревьев, как яблоки в саду купидонов. Одна мне в штанину вцепилась — хорошо, что до ноги не добралась. Но не успел я порадоваться, как тут же другая тварь уже в ногу вгрызлась.

— Поставь меня! — заорал Кинсли.

Я так и сделал. Он сразу же воткнул в землю гайку с болтом, провернул, и мы вместе с двумя тварями — одна мне ногу грызла, другая штанину рвала — оказались под куполом Тайного Крова. Тут уже я обоих «крабов» ножом заколол. Смог пробить лезвием панцирь. Для остальных тварей мы стали невидимы и недосягаемы.

Штанина джинсов быстро кровью пропиталась, а о боли можно и не говорить. Я осел на землю, задрал брючину — да, зрелище не из приятных.

— Муракки, — сказал Кинсли, вытирая о тряпицу лезвие моего ножа, перепачканное черно-коричневой кровью тварей.

— Дай-ка, — сказал я и протянул руку. Пришлось обрезать штанины до уровня шорт — все равно одна в клочья разодрана, другая не только разодрана, но и кровью пропиталась. Зато теперь есть ткань, которой можно было перевязать пожеванную ногу.

«Вот теперь без антибиотиков мне точно кранты», — подумал я.

— Что же ты не предупредил о них? О мураками твоих, харуки их побери!

— А зачем?

— Ну ты даешь! Затем, чтоб мы готовы были. Или лес бы этот за сто верст обошли. Ты что, не знал, что они здесь водятся?

— Юноша, — Кинсли снова занялся возрастным унижением, — в нашем мире бестии везде, понимаешь?! Если хочешь, чтобы я предупредил, тогда предупреждаю! Здесь нет спокойных мест! Даже в Тайном Крове не всегда укроешься. И про муракки я знал, и еще много про кого знаю, о ком ты и слышать не захочешь. Но что же, теперь не жить?

— Ваш мир Угробией надо было назвать, а не Утронией, — сказал я, глядя на ногу. Кровь вроде бы перестала фонтанировать, но болело ужасно. — Жаль, я пожрать не успел. Слушай, а почему мы прямо под кровом костер не развели? Поели бы спокойно…

— Нельзя. Чары от огня спадают.

Спустя несколько минут Кинсли снял кров. Муракки исчезли. Карлик быстренько вернулся к костру, подобрал ветки с жареными грибами — лесные твари такого не потребляли, поэтому обед остался нетронутым — и снова вернулся. Установили кров, перекусили, раздумывая, что делать дальше.

Мне все это стало осточертевать. Ни дома нормального, ни холодильника, ни книг с фантастикой, ни тапочек любимых, в конце концов! При этом кто-то постоянно норовит тебя сожрать или иным способом прикончить.

«Зато тут есть Шайна, — подумал я. — Хотя… Уверен, для нее наше романтическое приключение под крылом грахмана ничего не значит. А для меня? Тоже непонятно».

Нога болела нещадно. С поддержкой Кинсли я добрел — постоянно оглядываясь — до ближайшего ручья, там промыл рану, снова перевязал. В чайник воды набрали, потом опять кровом накрылись — от греха.

— Я не доктор, конечно, — сказал я, — но, судя по укусам, если даже и заживет без воспаления, как от укуса грахмана зажило, придется мне отлежаться. — С этими словами я хотел нож за пояс заткнуть и с удивлением обнаружил, что цвет клинка поменялся — он стал темно-коричневым. Сначала я думал, что это просто кровь муракки впиталась, но, сколько ни мыл, красный цвет не вернулся.

Кинсли взял нож, удивленно хмыкнул и снова вернул мне.

— Я сразу понял, что этот нож необычный — колдовство почувствовал. Но никак не ожидал, что это Кровный Убийца. Не думал, что они еще остались. Редчайшая находка, скажу тебе. Вот так повезло!

— И в чем же его суперспособности? — спросил я.

— Завтра сам увидишь. Заклинание только запомни. — Он наклонился ко мне и прошептал, видимо чтобы нож не слышал. — Пуля — дура…

— Штык — молодец, что ли?

— Откуда ты знаешь? — удивленно воззрился Кинсли.

— Я это заклинание в первый раз еще в школе слышал, — сказал я. — Или в фильме каком-то…

* * *

Утром я смог идти. Да, нога еще побаливала, но опухоль спала — от зубов тварей остались несколько шрамов, но неглубоких. Воистину, тут воздух с пенициллином.

— Ну что, — с профессорской важностью спросил Кинсли, — опробуем твой нож?

— Давай, — пожал я плечами.

— Подкинь его и скажи заклинание! Помнишь?

Я подкинул и крикнул:

— Пуля — дура! — И почему-то голову руками закрыл, будто боялся, что нож в меня полетит.

Нож метнулся к кроне дерева, растущего неподалеку. С него упали две половины разрубленного муракки. На соседнем дереве еще одна тушка посчитала ветки, пока вниз летела. Вскоре еще один труп, падая, ободрал листву. Нож мой метался от дерева к дереву, как взбесившаяся петарда.

Когда мы насчитали двенадцать трупов, я решил его остановить.

— Крикни: «Штык — молодец!» — сказал Кинсли.

Я крикнул. Правду говорить легко и приятно, а если она еще и заклинание!..

Кровный Убийца мгновенно нырнул в ножны на моем поясе. Я достал и обтер его от коричнево-черной крови.

— Если этим ножом убить кого-то, — сказал Кинсли, — он напитается кровью жертвы и потом будет рубить в салат всех с такой кровью. Но только их! Так что не рань им кого не хотел, — он взглянул на меня строго, как папа на шкодливого мальчика, — да и сам не поранься!

— А пока я не убил врага — нож превращается в обычный тесак? Колбасу-то им можно порезать? Или потом он только этим и будет заниматься?

— Я не знаю, что такое колбаса, — сказал Кинсли, — но если бы ты чуть задумался, прежде чем спрашивать глупости, понял бы — нож все время окрашен чьей-то кровью! Может быть, когда его только выковали — был обычным, как ты сказал, тесаком. Но и как обычный нож можешь использовать — ты же брюки себе обрезал! Что ты…

— Сколько идти до пещер? — спросил я, торопясь перевести разговор, не дожидаясь от Кинсли нового справедливого эпитета в мой адрес.

— Дней пять еще. Если, конечно, будем идти, а не сидеть. — Он хмуро взглянул на мою перебинтованную ногу.

— Знаешь что? А не вредно было бы все-таки прикупить кое-что из оружия. Лук нормальный или топор какой-нибудь. Кровный Убийца, конечно, крут, но нужно еще что-нибудь. На тот случай, когда враг не будет в тесной близости.

— Спохватился, наконец, — проворчал Кинсли. — Будь ты в наручах и наколенниках, может, и укусов бы избежал. Придется сделать крюк к югу. Там у готов кузница имеется. Можно у них отовариться.

Двинулись. К вечеру были у цели — по дороге нас не пытались ни убить, ни съесть. Даже удивительно.

Когда мы дошли, здоровенный гот-кузнец уже печь остудил, фартук снял, уйти собирался. Но посетителям обрадовался. Оказалось, что с торца кузницы был небольшой магазинчик — прилавок, а за ним на стене оружие, обувь и даже одежда кое-какая.

По совету Кинсли я купил кольчугу из какого-то неведомого металла того же цвета, как вечернее небо над Утронией. Правда, почему-то она мне лишь до пупка доставала — эдакая кольчуга-топик. Широкий кожаный пояс купил — к нему крепилась пара футляров для разной мелочи, несколько ячеек, словно для патронов, а по бокам — ножны. Кинсли сказал, такой пояс очень удобен. И точно, по ячейкам я сразу дротики рассовал, в ножнах Кровному Убийце место нашлось. Надев пояс — широкий, как у какого-нибудь танцора испанского, — я понял, почему кольчуга короткая. Бренчал бы я иначе, как ящик рыболовный.

С оружием оказалось сложнее. Не умел я ни мечом размахивать, ни из лука стрелять, как недавно пришлось убедиться. Выстрел в гнездо, да и то со второй попытки, вряд ли можно в зачет поставить. Купил арбалет, дав себе слово, что потренируюсь. К нему болтов штук двадцать. Опять-таки ячейки пригодились.

— Меч возьми, — сказал Кинсли.

— Да я в жизни его в руках не держал, — сказал я.

— А что держал? — спросил тот.

— Ничего.

— Как же вы без оружия обходитесь? — брезгливо поморщился Кине ли.

— Да вот так как-то… — пожал я плечами.

Помимо рукопашного боя было у нас на тренировках карате несколько занятий с нунчаками. Получалось у меня неплохо. Шишек, конечно, наставил себе, но пару движений выучил неплохо — тренер меня хвалил. Тут, конечно, нунчак не было, да и быть не могло, но палка, к которой цепью крепился железный шар с шипами, чем-то их напоминала. Вспомнил, что такая штука кистенем называется. Я примерился к нему, покрутил в руке — остался доволен.

— Ты, я смотрю, не впервой такую штуку держишь, — не без удивления заметил Кинсли.

— Нет, впервые, — не стал я врать. — Но мне нравится.

— Щит возьми. — Кинсли мне не поверил. — Как будешь удары-то отбивать, без меча в руке? Кистенем особо не отмахнешься.

Щит я выбрал — не щит, а игрушку. Узкий, раза в четыре шире запястья, но зато и сидел он на левом предплечье, как влитой. Легкий, крепкий, серебристого цвета, с литьем в виде воинов, кромсающих местных тварей, — песня. Наверное, в каждом мужике к доброму оружию сидит любовь неизбывная — как бы глубоко она в подсознанье ни гнездилась. Как у бабы к платью красивому. Щит был легок и удобен — носи, не снимай. Кистень я заткнул во вторые ножны, предварительно обмотав цепь вокруг древка.

От шлема, наручей и наколенников отказывался, как Кинсли ни уговаривал. Не привычен я тяжести на себе таскать, да и в рукопашном бою это только мешало бы.

Кое-что еще по мелочи прикупили: два мотка крепкой бечевки, лепешек несколько и мяса вяленого. Взяли еще масла лампадного. Это я его лампадным прозвал, на самом-то деле шут его ведает, что за масло, но Кинсли сказал, для факелов и костра сгодится.