Мимолето (сборник)

Георгий Махоров, 2014

В книге представлены два несвязанных сюжетом произведения – рассказ «Блондинки & Тепло», написанный в стиле noir и построенный вокруг совпадений и сложности отношений, и повесть «Мимолето» – о курортных приключениях молодой пары, отягощенных детективной линией. Являются ранними произведениями автора, объединенными слоганом «совпадения неслучайны».

Мимолето

Сестрам

1. Первопричины

Это могло случиться только со мной. Конечно, а с кем же еще?

Я осторожно припарковался около обочины и посидел в салоне несколько минут. В предчувствии близости нервного истощения достал из бардачка антистрессовые таблетки (они стали неотъемлемой частью моей жизни еще во времена экзаменационных сессий в университете) и проглотил парочку. Все, теперь можно вылезти из машины и осмотреть колесо. Ну да, конечно, только у меня могло спустить колесо на абсолютно чистой и гладкой как лед дороге. Это паника, надо успокоиться.

Черт бы подрал эту поездку. Но назад я не отступлюсь. А как все хорошо начиналось…

Таня бегала по квартире. Хотя нет, не бегала, а металась, хватая на своем пути все бьющиеся предметы и замахиваясь ими в надежде, что никто потом не пожалеет о разбитом стекле, даже если это стекло не простое, а венецианское. Вот, наконец, она села. Нервно взяла и заглянула в какую-то газету, надеясь найти в тексте хоть какую-нибудь спасительную информацию. Такой не оказалось, и газета с шелестом полетела в другой конец комнаты. После этого наступило кратковременное затишье.

— В чем виновата газета? — зачем-то спросил я, причем, как оказалось, на свою беду.

— Ты спрашиваешь, в чем виновата газета? — ее глаза сверкали.

— Да, — ответил я как можно спокойнее.

— Ты спрашиваешь, в чем виновата газета??!!

— Да. Ты что, пьяная? — спросил я так же спокойно, борясь с вырывающимся наружу смехом.

Ответ последовал в виде летящего в меня шерстяного носка, который она извлекла из-под дивана, и который был засунут туда мной в творческом порыве и благополучно забыт (мной же).

— Вот! — Таня показала на носок. — Вот в чем виновата газета. Это все из-за этих бумажек в доме какой-то бардак, бедлам! То ты читаешь, то ты пишешь, то наоборот. Неужели нельзя соблюдать элементарные… правила? У каждой вещи должно быть свое место. Вчера книга на плите, сегодня носок под диваном, а завтра? Что будет завтра? — она на мгновение растерялась. — Это не рассеянность, нет. Ты все делаешь мне на зло!

Я отложил бумаги, встал и подошел к ней.

— Ну все, — обнял я свою половину, — успокойся. Неужели ты взъелась из-за этих пустяков?

Она слабо улыбнулась:

— Нет.

— В чем тогда причина?

— В воде.

— Как в воде? — тут уж я начал что-то недопонимать, но догадывался, что у женщин есть странное заболевание, называющееся ПМС.

— В горячей воде, — говорила она уже как ребенок, которого надо пожалеть. Какая фантастическая изменчивость!

— А кто же ее нагрел?

— Вот именно! Это свинство — отключать горячую воду в июне. Посуду толком не помыть. Стоишь, как дура, под холодным душем.

— Но это же не повод для потери стольких нервных клеток.

— Вот именно, я понимаю. — говорила Таня, уже окончательно успокоившись. Она медленно начала расставлять все предметы по местам, даже газету. Руки ее потянулись к моим (ну зачем?) бумагам. Осторожно взяв один лист и пристально вглядевшись, она начала разбираться в писанине. Брови ее недоуменно поползли вверх.

— Что это? — спросила она так, как будто там не буквы, а щенок нагадил.

— Я просто решил успокоиться. Ты же знаешь, сильное эмоциональное напряжение на работе, и я только так могу успокоиться, — начал я, немного оправдываясь. Она, к несчастью, понимала мой тон и пользовалась этим.

— Нет, ты мне скажи, что это?

Я чувствовал наступление бури в стакане.

— Что э-то? Какой-то бред!

Она посмотрела так, как — будто я предложил ей прочитать вслух Кама Сутру перед многотысячной толпой. Но все же начала.

— Комод был настолько стар, что уже не помнил, из какого дерева он был сделан. Мудрый шкаф говорил, что из ореха, а братья-стулья — что из дуба. Из-за таких пробелов в памяти над ним уже начали посмеиваться. Однажды стол нарочито громко сказал, что хозяева не доверяют старому комоду, как прежде, и шелковое белье теперь хранят в другом месте, чтобы не пропахло «мудрой» стариной. Комод не обращал внимания но то обстоятельство, что он стал объектом всеобщих насмешек. Даже глупые табуретки на кухне смеялись над ним как можно громче, не зная, что век их намного короче века комода. В тех табуретках не было никакого благородства, ведь сделаны они наполовину из пластика. В некоторых местах некогда красивый мерцающий лак сильно истерся, но это не расстраивало комода. Он гордо показывал всем печати времени на своем теле, в отличие от шкафа, который прятал уродливые трещины внутри себя. Всем казалось, что комод молчит, потому что ждет своего последнего часа. Комод действительно его ждал. Он хотел повторить подвиг старого буфета, который простоял на чердаке девятнадцать лет. Хозяева, боясь, что он скоро развалится, разломали его на мелкие досочки для камина. Буфет был горд, что последние минуты его жизни принесут его хозяевам пользу — им стали растапливать камин долгими зимними вечерами. Это очень нравилось детям, они разговаривали с каждой досочкой, прежде чем положить ее в топку. Комод тоже представлял себе такую судьбу. Лучше кремация, чем гниение в земле. А уж он-то не подведет, будет гореть ярко, сине-зеленым пламенем, издавая чуть терпкий аромат от натурального лака. Это что, маразм?

— Ну почему сразу же маразм? Ты посмотри, здесь же глубокий философский смысл. Это же ясно морской свинке.

— Значит, я не морская свинка. — Таня повертела листками, но продолжила. — Утром приехала машина, и комод вынесли трое рабочих. Шкаф злорадно улыбнулся. Еще бы, ведь теперь он самый старый, а значит и самый мудрый в доме. Стол сделал вид, что ничего не замечает. Братья-стулья, обитые темно-зеленым плюшем, понимали, в отличие от шкафа, что скоро их ждет такая же участь, и по их ножкам текли слезы. Только глупые табуретки громко выражали свои эмоции, на что старая этажерка сказала, что они вульгарны. Но табуретки продолжали щебетать бессмысленные фразы, типа «меньше народу — больше кислороду», «старость — не радость» и тому подобное. Комод гордо вышел из дома с помощью рабочих. Он отказывался верить в то, что его ведут на свалку. Он так хотел хотя бы еще немного принести людям пользы… Его привезли в небольшой дворец (он жил еще старыми понятиями, ведь это был никакой не дворец, а простая мастерская). Повсюду пахло свежей древесиной. Какой-то человек сказал, что что-то выйдет в копеечку. Что — не понятно… Комод очнулся через месяц. Он чувствовал себя прекрасно, как в юности. Сначала он подумал, что это и есть рай. Но вокруг него толпилось много людей. Все показывали на него пальцем и говорили, какой он красивый и благородный, и из какого редкого кедра он сделан. Комод стоял на пьедестале, окруженный со всех сторон красными толстыми веревками. Стоявший невдалеке чемодан из крокодиловой кожи тихо шепнул ему, что попасть в этот музей — большая удача и еще большая честь. В старом же его доме на столе лежала газета, и стол рассказывал всем последние городские новости. После прочтения статьи о поступлении в исторический музей новых ценных экспонатов старый шкаф сошел с ума от зависти и умер — стал разваливаться буквально на глазах. Для всех остальных комод стал героем. Только табуретки на кухне, не понимая всей важности происходящего, стали кричать, что они тоже когда-нибудь будут выступать в музее. Кто знает…

— А теперь слушай, бумагомаратель.

— Так. Это уже грубо, слишком грубо.

— Ну ты, Толстой, лучше бы телефон провел в спальню. Сколько можно просить?! В конце концов, выбирай — я или комод!

— Какой комод? — если я начал тормозить, то это верный показатель надвигающегося гнева.

— Комод, который из редкого кедра. Мне мама сразу сказала, что из тебя ничего не выйдет. А я, дура…

— Вот именно.

— Что? — Тайфун Эль-Ниньо стремительно приближался к берегам Америки. — Я? Дура? А кто тогда ты со своей писаниной?

— Ну хватит! Ты уже и так слишком далеко зашла. Я ничего не говорю про твое вечное вязание каких-то бесполезных шарфов, которые ты потом сразу распускаешь. Не ты ли говорила, что это снимает стрессы?

Не найдя подходящего ответа, Таня ломанулась в ванную, нервно захлопнув дверь и включив воду.

Я же схватил ключи от машины и, уже собираясь выйти из квартиры, постучал в дверь ванной и зло спросил:

— Ну что, уже дали горячую воду?

После всего этого, сидя в машине, я думал, что нам была нужна и даже необходима такая взбучка. Ну, может мы и зашли слишком далеко. Не знаю.

Накатав километров пятьдесят, я твердо решил заехать в цветочный магазин и купить ей цветы. Наверное, раньше я делал это не так часто, как хотелось бы. Но лучше поздно, чем никогда. (Женщины-читательницы, наверное, просто сгорают от желания прикончить меня после этих слов.)

Как бы то ни было, я купил прекрасный и огромный (как я полагаю) букет бордовых тюльпанов и, чувствуя себя Отелло, который решил простить Дездемону, переступил порог квартиры.

Подозрительная тишина — первое, что я заметил. В голове сразу созрело несколько версий. Я кинулся к шкафу, — так и есть, все платья отсутствуют, а с тумбочки исчезла многочисленная косметика и иные принадлежности (неужели все уместилось в чемодане?). Я кинул цветы на кровать и сел рядом. Мое внимание привлек лист бумаги, прикрепленный к зеркалу. Красивым и старательным почерком было написано: «Я в отпуске».

Я, конечно же, воспринял это как шутку. Все женщины взбалмошные, а особенно эта. Сейчас сидит, наверное, с чемоданами у одной из соседок и ждет, когда я заявлюсь за ней.

Ну что ж. Пойдем до конца. Постояв на распутье минут десять, я решил пойти за ней.

Как оказалось, у всех знакомых мне соседок ее не было.

Тогда я взял записку и снизу подписал: «Я тоже».

И вот, по дороге за билетами в свой отпуск у меня прокололо колесо. Если бы я хоть немного догадывался, какой это будет отпуск, то решительно навсегда забыл бы дорогу в авиа кассу и туристическое агентство и работал бы лет пять без единого выходного.

Благополучно пережив кризис и поменяв колесо, я доехал до нужного мне объекта, где в тот день, оказалось, работала наша общая знакомая Ирина.

Вместо приветствия она спросила:

— Вы что же теперь, всегда будете по очереди ходить?

— В каком смысле?

— Да твоя приходила прямо перед тобой, правда билеты не у меня заказывала. Так что ты не беспокойся, все уже сделано. Заказала два билета и убежала.

— Как два?

— Так два, — засмеялась Иринка, — ты и она, вас же двое. Два билета, сейчас я посмотрю, куда… — И пальцы ее забегали по клавиатуре.

— Нет, нет, — говорю я в оцепенении, — не надо говорить куда, я знаю. У тебя есть рядом телефон?

— Конечно, есть. — Она протянула мне в окошко трубку и попросила назвать номер, что я и сделал.

— Саня, алло! Это ты?

— Да. — Как ни в чем не бывало ответил мне голос на другом конце провода.

— Это я!

— Привет, Я.

— Нет, стой, мне не до шуток.

— А что случилось?

— У тебя когда отпуск?

— Хоть завтра.

— На Санторини поедешь?

— Да что я вам мешать там буду, едите вдвоем.

— Нет, Саня, поедем мы с тобой одни.

— А-а, мы ведь с тобой лет пять назад собирались туда поехать. Помню. А что случилось-то?

— Я потом объясню. Читай мне данные паспорта на билеты и визу. Через дней десять будем плескаться в море и клеить девчонок. А сегодня я приеду ночевать к тебе.

— Ладно, в поряде, все понятно, не дураки.

Записав все необходимое, я передал трубку обратно. И продолжал задуманное.

— Значит так, Ирин, на двадцать восьмое до Афин. Я надеюсь, визу дадут без проблем. А там местной авиакомпанией до Санторини. И все по два, не забудь.

— Значит так, на двадцать восьмое до Афин билетов нет. Сегодня два последних купили. Есть на третье июля. Тебе туда и обратно?

— Нет, только туда, обратно не надо.

Мне, конечно, стыдно, но уже вечером я плакался Сане в жилетку: как меня бросили, с каким-то мужиком, а я даже (!) цветы купил. Саня все кивал и кивал, а на последний факт отреагировал как-то так:

— Уау!

Уже засыпая, я подумал, а как же там она, Таня? Наверное, сейчас уже обо всем жалеет. А вдруг она к бабке своей поехала. Но зачем тогда два билета? А она ведь так хотела этим летом поехать на Санторини. Не надо было трогать мой комод. А мне вообще надо было молчать, вдруг у нее проблемы какие были со здоровьем, вот она и нервничала.

Потом я вспомнил записку.

Нет, мы же взрослые люди. Пусть мы и питаем друг к другу нежные чувства, все же необходимо на некоторое короткое время побыть раздельно. Сильнее соскучимся…

2. Бег по кругу

Летя в небольшом самолете до Санторини, мы с Саней успели пропустить по три рюмочки водки, и собирались было уже завести шарманку — запеть любимую песню, да не тут-то было. Маленький самолет попал в такую большую воздушную яму, что если бы не последующие наши приключения, тот факт присутствия воздушной дыры на нашем пути был бы одним из самых нервощекотящих событий в моей жизни.

Сложилось впечатление, что мы парили в воздухе минут десять, после чего, уже у самой воды, наконец, опять набрали высоту.

Сане стало плохо…

После стольких часов полета в течение одного дня ему уже не нужна была никакая Греция, ни море с солнцем, ни даже дикие пляжи с натуристами, которые были в свое время чуть ли не главным доводом для принятия решения поехать именно на Санторини.

Через пять минут мое имя, судя по его нечленораздельной речи, стояло, как минимум, рядом с именем Люцифер. Ну вот, и здесь я — крайний. Но ничего, я достал свою дорожную фляжку с любимым виски, открыл и сунул ему под нос, после чего он, не выдержав, сиганул в туалет. А я сидел и громогласно ухмылялся на весь салон. По-видимому, уже тогда со мной было что-то неладное.

Приземлились мы благополучно, несмотря на зеленый цвет лица Алехандро. На острове было не слишком жарко, видимо из-за сильного ветра с моря, но мне теперь уже ничто не сможет испортить настроение. Поздно. В отпуске я совершенно другой человек.

Недорогой отель, забронированный мной по телефону еще из дома, назывался, ни много ни мало, «Санторини». В ресепшн нас спросили, не будем ли мы против, пожить некоторое время в двухкомнатном номере, что предполагало наличие не только спален, но и гостиной. Это вместо заказанного мною ранее просто двухместного номера. Мы, конечно, не отказались и довольные въехали в просторные апартаменты на первом этаже.

Итак, да здравствует отдых, заработанный за два долгих года собственным потом и кровью, а также возвращение логического мышления!

В первый же день, около пяти часов, мы побежали искупаться и посмотреть — куда же нас занесло на этот раз.

Море сделало свое дело, — расслабило настолько, что я стал наподобие медузы с кашей вместо мозгов в голове. Зато какое спокойствие и умиротворение… Чистейший пофигизм. Ради такого стоить жить, работать и тратить заработанное.

Бело-голубая архитектура Санторини налагала отпечаток нереальности на все происходящее. Где-то в нескольких десятках метров от нас громко заиграла музыка, — это в трактирах начинают готовиться к вечерним празднествам. А мы с Саней просто лежали, распластавшись, на горячем песке, смотрели на горизонт и вспоминали школьные и студенческие годы. И… так же просто сгорели.

О, это вечное испытание! Я уверен, если бы рядом была Таня, то этого бы не случилось, ведь женщины всегда таскают с собой всякие кремы-пены, особенно когда идут на пляж.

Конец ознакомительного фрагмента.