Человек-Невидимка. р о м а н

Герберт Джордж Уэллс

Новый, адаптированный перевод Алексея Козлова научно-фантастического романа Герберта Уэллса «Человек-Невидимка», изданного в 1897 году. Эра Великой промышленной революции породила как великие надежды на овладение законами Природы, так и великие социальные проблемы, которые в завуалированном виде исследует Герберт Уэллс.

Глава VII

Разоблачение Незнакомца

Незнакомец вошёл в маленькую гостиную «Кареты и Кобылы» около половины шестого утра и оставался там почти до полудня, опустив шторы и закрыв дверь, и никто, после истории с Холлом, даже не осмеливался приблизиться к нему.

Все это время он, должно быть, постился. Он трижды позвонил в колокольчик, на третий раз призывно, яростно и непрерывно, но никто ему не ответил.

— Какая чертовщина! Есть тут кто-нибудь? — выпалил он.

— Вот уж воистину, он и его «идите к дьяволу» работает! — сказала миссис Холл.

Вскоре до них дошел неверный слух о краже со взломом в доме священника, и они сложили два и два. Холл с помощью Уоджерса отправился на поиски мистера Шаклфорта, мирового судьи, и посоветовался с ним. Никто не осмелился подняться наверх. Чем занимался незнакомец, неизвестно. Время от времени он принимался яростно расхаживать взад и вперёд, и дважды раздавались гнусные проклятия, рвались бумаги и с силой о стены бились бутыли. Небольшая группа испуганных, но любопытных зевак увеличилась. Какие-то сомнительные личности бродили под окнами гостиницы и вставали на цыпочки, пытаясь заглянуть в комнаты. Госпожа Хакстер была тут как тут. Несколько весёлых молодых людей, щеголявших в чёрных пиджаках и бумажных галстуках пикейного цвета — был Белый Понедельник — присоединились к группе, задавая сбивчивые вопросы и вихляясь. Юный Арчи Харкер отличился тем, что пошёл во двор и попытался залкзть по сточной трубе до окна второго этажа. Он ничего не мог разглядеть, но дулся и давал основания предполагать, что всё видит насквозь, и вскоре к нему присоединились другие молодые люди из Айпинга, которым тоже хотелось научиться лазить по деревьям, как их недалёким предкам. Это был самый прекрасный из всех возможных Белых Понедельников, и дальше по деревенской улице выстроился ряд из почти дюжины киосков, тир, а на траве у кузницы стояли три жёлто-шоколадных фургона, и несколько живописных незнакомцев обоего пола раскладывали на прилавках кокосовую стружку. Джентльмены все, как на подбор, были одеты в синие свитера, дамы — в белые фартуки и весьма модные шляпы с пышными перьями набекрень. Уоджер из «Пурпурного Оленёнка» и мистер Сапожник Джеггерс, который подвизался продажей старых подержанных велосипедов, растянули поперёк дороги гирлянды из позолоченных юнион-джеков и пёстрых королевских эмблем (которыми отмечался первый юбилей Викторианской эпохи). А внутри, в искусственной темноте гостиной, куда проникал один лишь иголочный лучик солнечного света, незнакомец, надо полагать, голодный и напуганный, кутаясь в неудобную тёплую одежду, внимательно изучал сквозь тёмные очки свои бумаги или позвякивал маленькими грязными бутылочками и время от времени яростно ругался на посетителей — навязчивых и наглых мальчишек, слышимых, но невидимых, которые бесновались у него за окнами. В углу у камина валялись осколки полудюжины разбитых склянок, а воздух был пропитан резким запахом хлоркии ещё чего-то невыразимо мерзкого. Вот и всё, что мы знаем из того, что все слышали в тот момент и что впоследствии видели в комнате. Около полудня он внезапно открыл дверь своей гостиной и остановился, пристально глядя на трёх или четырёх самых упорных завсегдатаев бара.

— Миссис… Холл… — сказал он и замолк. Кто-то робко подошёл к двери и позвал миссис Холл. Миссис Холл появилась через некоторое время, немного запыхавшись и вытирая руки полотенцем, но от этого ещё более разгневанная. Холл всё ещё отсутствовал. Она обдумала и внутри себя уже отрепетировала эту сцену и вошла в огненном ореоле мстительных чувств, держа в руках маленький поднос, на котором лежал неоплаченный счёт.

— Сэр! Не изволите ли вы наконец ознакомиться со своим счетом? — ядовито спросила она.

— Почему мне не подали завтрак? Почему вы не приготовили мне еду и не ответили на мой звонок? Почему, почему, почему? С вами тольку нет никакого, одни почему!… — Постоялец отярости вдруг поперхнулся, — Неужели ты, проклятая ведьма, думаешь, что я способен жить без еды?..

На лице миссис Холл не дрогнула ни одна морщинка. То, что ей говорил этот взъерошенный банкрот, уже вовсе не интересовало её.

— Почему не оплачен мой счет? — снова холодно осведомилась она, — Вот всё, что я хочу знать!

— Три дня назад я сказал вам, что жду денежного перевода со дня на день!

— Два дня назад я охрипла, говоря вам, что не собираюсь ждать никаких денежных переводов! Я не отвечаю за работу почты и за хитрость вашей родни! Меня это ничего не волнует! Платите — и всё! Это же так просто! Вы же не станете ворчать, если ваш завтрак немного задержится, если мой счет будет ждать уже пять дней, не так ли?

Незнакомец коротко, но выразительно выругался.

— Налегай! Налегай! — донеслось из бара, — Бери её за зебры!

— И я также была бы вам очень признательна, сэр, если бы вы держали свои ругательства при себе, очень признательна, сэр! — в финале обронила миссис Холл.

Теперь незнакомец, в своём древнем водолазном шлеме, ещё больше, чем когда-либо, стал походить на разъярённого аквалангиста. В баре все вдруг почувствовали, что миссис Холл взяла над постояльцем верх. Его следующие слова показали это.

— Послушайте, э-э, моя добрая, дорогая, э-э, милая женщина… — начал он.

— Не осмеливайтесь обзывать меня «доброй»! А тем более «женщиной»! — резво взбрыкнула миссис Холл.

— Дорогуша!

— Я вам не дорогуша!

— Я же сказал, что мой денежный перевод не пришел!.. Задерживается! Не по моей вине!

— Действительно, задерживается? В самом деле перевод? — издевательски сказала миссис Холл. От злости её рот начало перекашивать набок.

— И все же, осмелюсь предположить, что у меня в кармане…

— Три дня назад вы сказали мне, что у вас шаром покати, у вас тогда при себе не было ничего, кроме жалкой серебряной мелочёвки на какой-то соверен!

— Ну, я нашёл еще немного…

— «Ура!» — раздалось в баре — «Поройся в загашнике!»

— Интересно, где вы это нашли? — сказала миссис Холл, — Оказалось, вы — богач! А всё скрываете!

Это, казалось, очень разозлило незнакомца. Он топнул ногой.

— Что вы имеете в виду? — спросил он.

— Это мне очень интересно, где вы это нашли? И что? — сказала миссис Холл.

— Да то!

— Прежде чем я приму какие-либо счета, приготовлю завтрак или сделаю что-нибудь подобное, ты должен пояснить мне одну или две вещицы, которых я не понимаю, и которые никто не понимает, и которые всем очень хочется понять. Я хочу знать, что ты делал в моём кресле, там, наверху, и я хочу знать, почему твоя комната оказалась пустой, и как ты снова попал в неё? В этот дом входят, и из дома выходят тоже через двери, так и только так, и никак иначе — таково правило нашего дома, в нём не лазят через окна, не ходят по потолку и не испражняются в столовые приборы, а вы этого не делали, почему, и я хочу знать, как вы сюда попали, когда улизнули отсюда? И я хочу знать…

Если бы читателю посчастливилось присутствовать при этой сцене, он бы обеспокоился, не выкипит ли в итоге бедная женщина…

Внезапно незнакомец поднял сжатые в кулаки руки в перчатках, топнул ногой и сказал: «Стой, тварь!» — с такой необычайной яростью, что она мгновенно замолчала.

— Вы не понимаете, — сказал он, кажется, немного угомонившись, — кто я, и что я такое? Я расскажу вам… Клянусь небом! Я вам покажу!

Затем он закрыл лицо открытой ладонью и содрал бинты. В центре его лица образовалась огромная чёрная дыра.

— Вот! — сказал он. Он сделал шаг навстречу и протянул миссис Холл что-то, что она, глядя на его изменившееся лицо, машинально приняла. Затем, когда она глянула вниз и увидела, что это, она громко вскрикнула, уронила предмет и отшатнулась. Нос! Это был нос незнакомца! Розовый и блестящий! Нос! Он покатился по полу и зазвенел!

Затем он сорвал очки, и все в баре ахнули…

Он снял шляпу и резким движением сорвал с себя бакенбарды и повязки. Какое-то мгновение они сопротивлялись увиденному и отхлынули. По залу пробежала волна ужасного предчувствия.

— О, боже мой! — воскликнул кто-то. Затем всех как ветром сдуло. Они бежали за три секунды! Это было хуже всего на свете! Миссис Холл, стоявшая с открытым от ужаса ртом, вскрикнула от увиденного и бросилась к двери дома. Все замерли. Оледенели. Потом зашевелились. Они были готовы к преступлению, драке, крови и шрамам, они были готовы увидеть нечто мерзкое или ужасное, липкое и вонючее, они были готовы к безобразию и скверне, ощутимому ужасу, но ничего подобного они уж точно не ждали! Бинты и накладные волосы разлетелись по проходу в бар, и парням приходилось подпрыгивать, чтобы избежать столкновения. Все повалились друг на друга и покатились вниз по ступенькам, грохоча, как деревянные кегли. Ибо человек, который стоял там и выкрикивал какие-то бессвязные объяснения, был плотной, жестикулирующей демонической субстанцией, его доходило до воротника пальто, а дальше — а дальше была пустота, ничто, вообще ничего не было видно! Жители деревни услышали крики и визг и, выглянув на улицу, увидели, как «Карета и Кобыла» яростно выплёвывает человеческую плоть. Они увидели, как миссис Холл упала, а мистер Тедди Хенфри подпрыгнул, как козул, чтобы не споткнуться об неё, а затем услышали ужасные крики Милли, которая, внезапно выскочив из кухни на шум, налетела на безголового незнакомца сзади. Вопли внезапно усилились. Тут же все, кто был на улице, — продавец сладостей, застенчивый владелец кокосовых орехов и сладкой стружки, его бритый помощник, качельщик, маленькие мальчики и девочки, деревенские щеголи, нарядные девицы, пожилые люди в халатах и цыгане в засаленых фартуках, все они гуртом побежали к гостинице, и за удивительно короткий промежуток времени толпа из примерно сорока человек,, быстро увеличиваясь, стала раскачиваться, улюлюкать, вопить и визжать. Все спрашивали, восклицали, жестикулировали и сновали перед заведением миссис Холл. Казалось, все хотели вопить одновременно, и в результате получился настоящий тарарам и чертовщина. Небольшая группа людей поддержала миссис Холл, которую отнесли в тяжёлом обмороке. Было проведено совещание, и были получены невероятные показания громогласного очевидца.

«О, Страшилище!»

«Что он наделал?»

«Кого-то ранил!»

«Он вроде не причинил вреда девушке?»

«Бросился бы на меня с ножом, если б мог».

«Нет, говорю вам! Я не имею в виду ничего дурного!

«Я имею в виду, что у него нет головы!»

«Какая мелочь! Нет головы! Тут её нет у половины!

«Я возьму его без боя!»

«В смысле… тут какой-то фокус…»

«Кто ему помог снять бинты?»

Пытаясь заглянуть внутрь через полуоткрытую дверь, толпа выстроилась неровным клином, причем наиболее ушлые и безбашенные из обывателей оказались ближе всего к двери гостиницы.

— Он стоял мгновение на пороге, тут я услышал крик девушки, и он обернулся. Я видел, как взметнулись её юбки, и он стремглав бросился за ней. Это не заняло и десяти секунд. Монстр! Тут он возвращается с ножом в руке и буханкой хлеба! Стоит так, словно смотрит во все глаза. У него пять глаз, не меньше! Ни секунды больше — и назад. Вбежал вон в ту дверь! Говорю тебе, никакой головыунего нет! Факт! Эх! Ты только что пропустил!

Позади послышался шум, и оратор остановился, чтобы пропустить небольшую процессию, которая очень решительно направлялась к дому. В голове колоннышёл мистер Холл, очень красный и решительный, с виртуальным знаменем и саблей, затем мистер Бобби Джефферс, деревенский констебль, с палкой, а затем настороженный, сгорбленный крюком мистер Уоджерс. Кажется, они пришли, вооруженные ордером на арест. Люди выкрикивали бредни относительно невесть чего незнамо где.

— С головы или без головы, мне плевать! — сказал Джефферс, — Мне нужно отдохнуть и сосредоточиться, я пойду отдохну! Я его и без головы схвачу за….!

Мистер Холл поднялся по ступенькам, направился прямо к двери гостиной и распахнул ее.»

— Констебль! — он солидно воздел голову, — Хватит шуток! Исполняйте свой долг!

Джефферс вошёл внутрь. Следующим был Холл, последним просклизнул внутрь Уоджерс. В тусклом свете они увидели стоящую перед ними безголовую фигуру с обглоданной коркой хлеба в одной руке, затянутой в перчатку, и куском старого сыра в другой.

— Это он! — взвизгнул Холл, — Он!

— Что это за чертовщина? — раздалось сердитое возмущение из-запустого воротника фигуры, — Я, кажется, никого не трогаю, не так ли? Если нужно, могу починить у вас примус!

Гул рос.

— Вы, чёрт возьми, любитель рома, мистер… — сказал мистер Джефферс, — Где у вас это… Где у вас голова, мистер… Но есть ли она у вас или нет, в ордере указано «тело», а долг есть долг… Долг, как известно, платежом красен!

Редко ныне можно отыскать англичанина, который не любил бы дурацкие пословицы!

— Прочь! Убирайтесь! — рявкнула фигура, отступая. Внезапно фигура швырнула на стол ковригу и сыр, и мистер Холл едва успел ткнуть нож, лежавший на столе, чтобы спастись. Левая перчатка незнакомца слетела, и он что было силы вдарил Джефферса в нос. В следующий момент Джефферс, чертыхаясь, сморкаясь и прервав какое-то очередное грозное заявление, касающееся ордера, схватил его за безрукое запястье и стал пробираться к невидимому горлу. При этом он получил такой сильный удар по голени, что заверещал фистулой и сморщился, но хватки не разжал. Холл отбросил нож, скользнувший по столу, к Уоджерсу, который, так сказать, выступал в роли вратаря в атаке, а затем шагнул вперёд, и когда Джефферс и незнакомец, покачиваясь, направились к нему, сжимая кулаки и нанося беспорядочные удары, схватил его. Стул, стоявший на пути, с грохотом полетел в сторону, а потом они вместе рухнули на пол и покатились.

— Хватайте злодея за ноги! — успел процедить сквозь зубы Джефферс. Мистер Холл, пытавшийся действовать в соответствии с инструкциями, получил сильнейший удар под дых, и скорчился, охнув и едва не лишившись сознания, а мистер Уоджерс, увидев, что обезглавленный незнакомец перекатился и схватил Джефферса за плечо, отступил к двери с ножом в руке и лбом в лоб столкнулся с мистером Хакстером и полицейским. Сиддербридж Картер пытался прийти на помощь закону и порядку. В тот же миг с шифоньера посыпались бутылки, бумаги и банки, три или четыре бутылки покатились по полу, и были раздавлены в пылу борьбы. Воздух в комнате тут же наполнился едким смрадом.

Все зажали носы.

— Я сдаюсь! — крикнул запыхавшийся незнакомец, и хотя Джефферс был повержен, в следующее мгновение он, тяжело дыша, поднялся на ноги — пред ним предстала странная фигура, без головы и рук, потому что теперь с неё слетела не только левая, но и правая перчатка.

— Это никуда не годится! — сказала фигура, словно задохнувшись от напряжения. Было странно слышать этот голос, словно исходящий из абсолютной пустоты, но крестьяне Сассекса, пожалуй, самые прозаичные люди на свете, и, кажется, их ничего не смутило. Джефферс тоже встал и достал из кармана пару наручников. Затем он уставился на неизвестного.

— Послушайте! — воскликнул Джефферс, внезапно осознав всю нелепость происходящего, — Черт возьми! Насколько я понимаю, они не пригодятся…

Незнакомец провел рукой по жилету, и, словно по волшебству, пуговицы, на которые указывал его пустой рукав, расстегнулись. Затем он что-то сказал о своей голени и наклонился. Казалось, он возится со своими ботинками и носками.

— Да что вы! Не видите? — внезапно воскликнул Хакстер, — Это вообще не человек. Это просто пустая одежда. Смотрите! Вы можете разглядеть воротник и подкладку одежды! Я мог бы просунуть руку…

Он протянул руку, но оказалось, что она наткнулась на что-то твёрдое в воздухе, и он с резким всхлипом отдёрнул руку.

— Я бы очень хотел, мистер э-ээ… чтобы вы убрали свои грязные клешни от моих глаз, — произнес воздушный голос яростным тоном, — Дело в том, что я весь здесь — голова, руки, ноги и все остальное, но так случается, что я оказался невидим. Это чертовски неприятно, но я есть в натуре… Просто вы меня не видите! Но это же не причина, по которой каждый тупой деревенщина в Айпинге может быть позволено рвать меня на куски, не так ли?

Костюм, который теперь был расстёгнут и свободно висел на невидимых опорах, встал, подбоченившись. В комнату ворвались ещё несколько мужчин, так что стало довольно тесно и душно.

— Невидимка? Да? Ты не шутишь? — спросил Хакстер, не обращая внимания на оскорбления незнакомца, — Кто-нибудь когда-нибудь слышал подобное?

Брови у него стояли шалашиком.

— Возможно, это странно, но это не преступление! Почему полицейский напал на меня посреди белого дня? Что такое? Что за нарушение моих исконных человеческих и гражданских прав? Где толерантность и гуманизм? С каких пор полицейские ведут себя, как натуральные бандиты? За что меня хотят арестовать и заковать в кандалы? Я буду жаловаться в палату Общин! У меня там деверь работает полотёром!

— Эх! Тогда это совсем другое дело! — сказал Джефферс, — Без сомнения, в таком свете вас немного трудно разглядеть, но у меня есть ордер, и все в порядке! То, что я ищу, — это не невидимость, а кража со взломом! В частное владение вломились неизвестные и похитили деньги…

— Ну?

— И обстоятельства, безусловно, указывают…

— Чушь собачья! — прервал Невидимка, — Я идеалист и с молоком матери впитал неприязнь к денежным знакам!

— Я надеюсь на то, что это в самом деле чушь и навет, сэр, но у меня есть инструкция…

— Покажите!

— Вот! Печать и подпись!

— Всё-всё-всё! — сказал незнакомец, — Хорошо! Закон есть закон! Я не сопротивляюсь! Я иду! Я покорен! Но без наручников, пожалуйста!

— Такова обычная практика! — насупился Джефферс.

— Никаких наручников! — уточнил незнакомец, — Вы же приличный человек! В колледже учились поди!

— Прошу прощения! — сказал Джефферс, явно готовый надеть наручники на любую выпавшую жертву. Внезапно фигура осела, и, прежде чем кто-либо успел сообразить, что происходит, тапочки, носки и брюки роем полетели под стол. Затем персонаж снова вскочил и эффектным театральным жестом сбросил пальто…

— Эй, прекратите балаган! — опешил Джефферс, внезапно осознав, что происходит нечто совершенно незапланированное, и добыча уходит из рук. Он ухватился за отворот жилет врага, невидимый крендель дёрнулся, рубашка выскользнула и осталась безвольной и пустой в руке блюстителя порядка, — Держите его! — громоподобно завопил Джефферс, наливаясь кровью от ярости, — Как только он снимет с себя это…

— Держи его! Держи! Не дайте ему уйти живым! — закричали все английские доброхоты, и толпой бросились к развевающейся, как знамя, белой рубашке, которая теперь явно была единственным, что оставалось на теле незнакомца. Рукав рубашки нанес Холлу хлёсткий, сильный удар по физиономии, и остановил порыв схватить арестованного в охапку, отбросил его назад, на старого, прямо на тушу изъеденного оспой могильщика Зубастика, а в следующий момент одежда была безжалостно задрана и стала судорожно и бессмысленно трепыхаться в руках, как смирительная рубашка, которую надевают на человека через голову. Джефферс ухватился за неё и этим только помог содрать окончательно. В воздухе что-то шершавое свирепо прокатилось по его губам, потом по темени, выдирая остатки волос, и он тут же в отместку вскинул дубинку и со всей силы жахнул Тедди Хенфри по потному, расслабленному черепу, отчего тот истошно заверещал и схватился за голову.

События приобретали экстаординарный оборот.

— Идиот! Осторожно! — закричали все сочувствующие хором, фехтуя наугад и нанося удары ногами и руками в пустоту.

— Держи его! Закройте дверь! Не выпускай его из рук! Он сбежит! Как пить дать, сбежит! У меня кое-что есть! Вот он! Копошится в грязи!

Тут поднялся настоящий кавардак. Казалось, удары посыпались на всех сразу, и Сэнди Уоджерс, как всегда всё знающий и сообразительный, после страшного удара в нос, снова с криком «пропадать, так с музыкой», отпер дверь и возглавил окончательный и полный разгром. Остальные, мгновенно по зову души последовавшие за ним, оказались зажатыми в углу у дверного проёма. Избиение, ничем не хуже, чем в центре, продолжилось и в углу. У унитария Фиппса был выбит передний зуб, а у Хенфри поврежден ушной хрящ, Джефферс получил знатный удар в челюсть и, поворачиваясь, зацепился за что-то, что встало между ним и Хакстером в схватке и помешало им сойтись. Раздался звук рвущейся материи, и кто-то плашмя упал в подвальную яму. Хакстер налетел на чью-то волосатую, мускулистую грудь, и в следующее мгновение вся толпа дерущихся, возбужденных мужчин хлынула в переполненный зал, как стая головастиков — в лужу, чтобы окончательно насладиться бойней не на жизнь, а на смерть.

— Я поймал его! — кричал Джефферс, задыхаясь и продираясь сквозь обезумевшую толпу. С багровым лицом и вздувшимися венами идиота он боролся со своим невидимым врагом.

Люди шатались и кувыркались направо и налево, когда необычайная схватка стремительно покатилась к двери дома и, вращаясь, скатилась по полудюжине ступенек гостиницы. Джефферс сдавленно вскрикнул, но, тем не менее, держался крепко и поигрывая коленом, развернулся и тяжело рухнул вниз, ударившись головой о кучу придорожного щебня. Только тогда его пальцы наконец разжались. Раздались возбужденные крики: «Держи его!», «Невидимка!» «Не уйдёшь, тварь!» и так далее, и молодой человек, незнакомый в этом месте, чье имя не разглашается, сразу же бросился туда, схватил что-то, промахнулся и упал, споткнувшись о распростертую тушу констебла. На полпути через дорогу завизжала женщина, которую кто-то толкнул в грудь, собака, которую, очевидно, пнули ногой, дико взвизгнула и с жалобным воем побежала во двор Хакстера, и на этом парадный проход Человека-Невидимки завершился. Какое-то время люди стояли в изумлении, поглядывая друг на друга и жестикулируя, как оглашенные, а потом началась паника, и их разбросало по деревне, как порыв ветра разбрасывает опавшие осенние листья. Но Джефферс лежал совершенно неподвижно, лицом вверх и согнув колени, у подножия лестницы гостиницы, как поверженный христианами античный Зевс и вздыхал.