Жабы и гадюки. Документально-фантастический роман о политической жизни и пути к просветлению в тридцати трёх коэнах

Герман Садулаев

Постпелевинская проза со знакомым садулаевским акцентом. Беспощадная ирония и самоирония. Злой и гомерически смешной текст. Про выборы, политику, национализм, про литературу и, как всегда, про индийскую философию в неожиданном ключе. Многие узнают себя, некоторые будут уязвлены и взбешены. Nobody cares. Всем плевать. Так кто же на самом деле правит миром?

8

Когда я был маленьким, я много мечтал. От дома до школы было идти два километра тротуаром вдоль главной улицы нашего городка, улицы Ленина. Два километра — это полчаса чистой мечты. Я мечтал о будущем. Мечтал стать великим полководцем, религиозным реформатором, музыкантом, богачом, писателем и поэтом, философом, властителем народов, завоевателем и отшельником, йогом, аскетом, монахом, любимцем женщин. Нисколько не сомневаясь в том, что всё это осуществимо, и не задумываясь, каким образом: одновременно или поочерёдно?

Не понимал я и того, что не могу стать великим не только во всех областях человеческой деятельности одновременно, или поочерёдно, но даже и в любой только одной, потому что мне недоставало качеств, которые всегда отличают успешного, выдающегося, тем паче, великого человека. Мне не хватало целеустремлённости, упорства, силы характера и жестокости.

Мне не хватало жестокости. Я был слишком добрым. Помню, у меня был сосед, мальчик из карачаевцев, которого звали Чингис. Чингис имел все задатки победителя, хозяина жизни. Он любил убивать лягушек. И делал это с особой жестокостью. Чингис ловил живую лягушку или, если удавалось — жабу. Затем Чингис обламывал ветку с акации. Ветки акации украшены острыми плоскими треугольными шипами. Чингис собирал шипы для своей операции. Он распинал земноводное на земле, приколов шипами за лапки. Потом вскрывал жёлтое брюхо живой твари самым лучшим, самым большим и острым шипом. Лягушка тряслась, дёргалась, хрипела. Чингис заливисто смеялся ярким, чистым и звонким детским лаем.

Когда я увидел это в первый раз, меня вырвало. В другой раз я набросился на Чингиса с кулаками. И был, конечно, побит. Чингис был меньше, ниже меня, но проворнее и злее. Он встретил меня подлым приёмом, подножкой, а потом сел сверху, схватил меня за волосы и заставил есть глину. А ещё он стал обзывать меня гадким карачаевским словом, которое означало головастика, лягушачьего малька, но звучало очень обидно.