Щерба

Глеб Ковзик (2024)

Сборник приглашает читателя отправиться в ностальгическую прогулку по мрачной вселенной Сталкера. Автор сохраняет лор культовой игры, при этом подчёркивая трагизм человеческой судьбы и конфликт между природой и цивилизацией. Зона в сборнике предстает как разгневанная стихия, символ сопротивления человечеству, погрязшему в своих ошибках и игнорировании проблем. В основе повествования лежат размышления о том, что экологические и философские вопросы всегда остаются на самых дальних задворках сознания человека. Осознает ли он, сколь зыбки его собственные ценности и убеждения на фоне происходящего кризиса?

Майор и кум

I

— Ты на меня не кричи, Валера, — из трубки донеслось недовольное бурчание Кузьмука. — Я по-хорошему предупредить хотел, а ты мне в ответ ругань. Некрасиво.

Валерию Морозову, командиру войсковой части под бывшим селом Красиловка, ныне почти без остатка поглощенным Зоной, взаправду стало стыдно.

— Прости. Дуркую.

Тишина в трубке.

— Злое у тебя сердце, Валера, — пришел намеренно придержанный ответ. Кум знал, как давить на Морозова.

Снова тишина. Командиру показалось, будто весь воздух из кабинета откачали.

— Ты мне не чужой дурак, Валера, — просопевший голос Кузьмука дал понять, что извинения приняты. — Я ж себя подставляю этим звонком, сам понимаешь.

— Понимаю. Так когда?

— Скоро. Я уже видел подписанный приказ начальника. Вылет завтра утром, внепланка у тебя. Надеюсь, Валер, в батальоне всё в порядке? На днях одного майора проверили в Волчкове, до сих пор в пятому углу сидит и боится высунуться.

Морозов громко вздохнул. Это какой-то кошмар.

— Ну, что делать будешь? — Кузьмук снова забурчал. Сквозь трубку слышался ритмичный стук карандашом.

— Нарисую картину, — признался Морозов.

— Принято. Слушай, у тебя на носу повышение. Идешь на подполковника. Обещали в Киев перевести, так что думай. Спотыкаться не разрешаю.

— Кум дорогой, ну подсоби немного! — взмолился Морозов.

Тишина в трубке. Затем — крепкий мат.

— Дело дрянь, Валера?

— Дрянь…

Тишина.

— Ладно. Давай-ка сверимся по календарю. На Воздухофлотском считают потенциал выброса по методике Сахарова, но аппаратура может подвести, всякое бывает. В какой день у вас прогнозируется выброс?

Морозов нервно стряхнул ненужные бумаги со стола. Под стеклом лежал майский календарь двенадцатого года с красными отметками. Восемнадцатое число обведено трижды.

— По нашим расчетам — восемнадцатого.

— По нашим — это по каким? — усомнился голос Кузьмука.

— Докладывали со станции Янтарь и с института “Агропром”. Эрхабэшники тоже прислали измерения: аномальная активность в ближайшие дни резко возрастет до семи баллов.

— Принято. Погоди-ка, на Янтаре же этот энйштейнов Сахаров работает? Ай, пусть так. Семь баллов, говоришь? Это чрезвычайная ситуация. Значит, генералу только через неделю прилететь разрешено. Вот и хорошо, а то мне эсбэушники звонят, всё спрашивают: “Верить или не верить примерным сводкам из Дитяток?”

Морозов засмеялся. В Дитятках блокпост давно заброшен после очередного расширения Зоны.

— Только учти, Иван Алексеевич, что после выброса у нас не всегда спокойно. В Красиловке хоть и предбанник, так всё равно стрелять по зверью приходится.

— Разберись с бардаком, Валера. Сердечно советую. Всё, бывай.

Трубку на той стороне повесили. Морозов с минуту глядел в окно, не вставая с кресла, всё так же держа в руке телефон. Когда разум прояснился, а по спине прошлась волна мурашек, майор рванул из кабинета.

II

Майский луч чистым светом согревал яблоню, разросшуюся возле штаба. Дерево было гигантским, а белые цветы — большими и пахучими. Запах крепок до того, что перебивал вонючий бензин, недавно пролитый на плац.

Ветви гнулись к проклятой земле, окропленной кровью павших и радиоизотопами.

Богдана, командира экипажа злосчастной машины Т-80, у которой каждый день что-то да отваливалось, радовало солнце. Сигарета быстро закончилась, и он взялся за вторую. Рапорт, сложенная вдвое бумажка, дожидался своего часа.

— Тащ командир, разрешите доложить? — к Богдану явился Михаил Петров, или Динь-дон на языке батальона, механик-водитель боевой машины. Отцовские часы, когда Миша отдавал приветствие, стальным ремешком дернули его за волос на запястье, от чего на секунду он подумал, как бы замечательно было бы кинуть их в ближайший гравиконцентрат.

Миша был хорошим, поистине добрым и безобидным человеком, чьи мохнатые лапы способны спасти почти любой загинувший в Зоне механизм. Всё, кроме своего танка, он мог починить быстро и качественно, несмотря на острый дефицит подручных материалов. Динь-доном Миша стал потому, что всегда свои неудачи по службе скрывал за радостным докладом. Он никуда не рос, только старел потихоньку; его копеечное жалование в батальоне оперативного реагирования, с надбавкой в десять процентов за тяжелые условия службы, устраивало, и даже ооновские ребята не смогли переманить к себе в миротворческую бригаду.

— Разрешаю, — лицо Богдана сморщилось, и подчиненный не мог понять, то ли командир недоволен его появлением, то ли слишком ярким солнцем.

— К выполнению боевой задачи машина не готова.

Машина требовала нового двигателя после того, как прошлым месяцем попала в “карусель”. С минуту, если не больше, Мише пришлось вытаскивать из аномалии танк на высоких оборотах. Газотурбина не подвела, не заглохла в самый ответственный момент, и к общей радости порождение Зоны не раскрутило на запчасти танк с экипажем. Но после возвращения в часть двигатель категорически отказывался запускаться.

— Да и пох… — расслабленно произнес Богдан. — Без нового движка ты не запустишь колымагу.

Лицо Михаила побелело.

— Товарищ командир, так ведь…

— Мишка, сгинь! — вскрикнул Богдан. Третья сигарета вспыхнула алым огоньком. Мехвод ничего не понял, в недоумении почесав голову.

Из штаба выскочил командир части. Двое встали по стойке смирно.

— Вороненко, где сейчас замком Шмелёв? — Морозов, злобно глядя на Богдана, вынудил последнего позабыть о своем рапорте.

— Товарищ командир, начальник МТО в ангаре.

— А что с твоей машиной?

— Не фурычит.

Услышанное взбесило командира. Отправив подчиненных в гараж чинить безнадежно потерянный танк, он снабдил их воодушевляющей бранью, да к тому же с наказом не возвращаться, пока машина не двинется своим ходом.

Морозов ушел быстрым шагом. Богдан достал рапорт, но окликнуть майора так и не решился. Михаил, заприметив бумажку, всё понял и заметно сник.

III

Ангар пропах машинным маслом, дизелем и старой копотью; на полу — черные пятна, местами пропесоченные. Два уазика стояли без передней колесной пары; подорвавшись на внезапно возникшем “трамплине”, они сиротливо ждали новых запчастей, которых нет уже полтора года.

— Шмелёв! — Морозов рыскал по ангару в поисках подчиненного.

— Я тут, Валера… — увидев гримасу командира, начальник МТО быстро встал в стойку смирно. Его форма выглядела обыкновенно грязной. — Тащ майор, разрешите доложить.

Морозов, будучи коренастым, чувствовал себя великаном на фоне Тараса Шмелёва. Его подчиненный и внешне, и внутренне соответствовал своему предназначению: в части постоянно что-то исчезало, хотя изредка это случалось по согласию с Морозовым. Но сейчас от Шмелёва требовалось совершить обратное чудо.

— Тарас, нам хана. Сюда едет генс из ГВИ.

Начальник МТО поперхнулся, раскашлялся, побежал к шкафчику, где стояли полупустые бутылки. С горла напившись, он спросил:

— Где сейчас генус?

— В Киеве.

— Что? Так он на вертолете прибудет? Валера, у нас же ничего не готово! Хоть сбивай вертушку, коли всё пропало. А кто хоть едет?

— Без понятия. Нужно что-то придумать, Тарас. Рисовать картину.

Морозов прошелся по ангару. В рыжей голове кипела армейская смекалка. Мысль о внеочередном звании подполковника красила его воображение и топила печаль от поганой службы на периферии Зоны, где люди помирали порой чаще, чем военспецы на оперативном задании. Нужно что-то сделать. Но что?

Он слегка стыдился своего нытья. Все стенания по охране периметра Чернобыльской зоны казались ему нытьем, позорящим офицерскую честь; была служба страшнее и опаснее, вроде экспедиций с военными сталкерами, патрулирования территории возле завода “Янтарь” и десантных операций по “выявлению преступных элементов” рядом с бывшей РЛС. Служба на периметре редко заканчивалась двухсотыми, хотя цинковые гробы из его батальона всё-таки вывозили на Большую землю.

— Будем рисовать, — повторил Морозов.

— Но как? — сопливо прожжужал Шмелёв.

— Что у нас по боевым машинам?

— Да как сказать… Негусто. Из бэтэрок только две семидесятые в деле. Из танков шестьдесят четверка.

— А машина Вороненко?

— Тьфу, там дерьмо страшное, — Шмелёв с досады сплюнул, немного измарав себя. — Эти ослы проегорили танк.

— Ясно. В общем, план таков. Пусть этот генус к нам приезжает, погоду от этого не испортит. Посидим, покумекаем, в тире постреляем, ещё раз покумекаем, в бинокль всё посмотрим, а на конец проведём инспекцию за забором.

— Прям через забор генуса закинешь?

— Ну да, — усмехнулся Морозов. — По колее, вдоль колючей проволоки, и в каждом кусте через пятьсот метров по бойцу с гранатометом. Пусть смотрит себе сколько угодно на эту Зону, будь она проклята.

Морозов взял в руку бутылку. “Что за дрянь ты пьешь, Тарас? — молча возмутился майор. — Воруешь на сотку, а живешь от силы на десятку”

— Сколько у нас времени, Валер?

— Неделя на приведение в порядок дел. Машину Вороненко поднимите, что угодно сделайте, но к началу инспекции она должна стоять заведенной.

— Чего тебе так его танк пригляделся?

— Это единственная новая машина в батальоне, с нормальным дозиметром и детектором аномалий. И с газотурбинкой мне будет спокойнее, я не хочу, чтобы генерал застрял посреди дороги и в аномалии. К завтрашнему утру сведи весь учет по готовности. Спрашивай с каждого по всей строгости, — Морозов оглядел коренастого Шмелёва. — Господи, приведи себя в порядок, свинья мазутная!

IV

Сутки до инспекционной проверки. Выброс случился в точности по методике Сахарова, так что генерал в штабе ждал зря. Ему, впрочем, кум Морозова по-товарищески разъяснил, что на Зоне всё иначе, что лучше перебдеть, чем сгинуть по глупости. Генерал сопротивлялся не стал, но к утру следующего дня планировал на вертолете уже прибыть в расположение батальона.

Богдан с мехводом ковырялся в танке. Настроение было паршивейшим — емму обещали, что если всё будет сделано на отлично, то рапорт будет подписан немедленно и без проволочек. Проблема заключалась в том, как исполнить приказ. Танк категорически сопротивлялся, двигаться не желал и всем своим мамонтовым видом показывал смирение с участью.

В части нет ни одного рабочего двигателя, подходящего под восьмидесятку. В боксах стоят два Т-64 — оба разбитые в хлам, обгоревшие после попытки прорваться на Агропром. Конвой шел с дозиметристами по бортам — их метко обстреляли диггеры, пришлось оставить двухсотых в ближайшем сарае. Кроме них грамотно измерять аномальные возмущения никто не умел. Вот и влетели на танках в едва приметные для глаза аномалии.

К тому же только на Т-80 установлен детектор ДА-2М, с которым можно мало-мальски обнаружить почти все известные аномальные поля, кроме тех, что находятся в центре Зоны. Единственный танк, на котором не страшно спровадить генерала на внутреннюю инспекцию, немо стоит в гараже и ждет себе новое сердце.

— Что ты всё ковыряешься там? — возмутился Шмелёв. Он проверял готовность машины каждый час, и каждый раз слушал просьбу Богдана достать новый двигатель.

— Сколько уже можно говорить, что двигатель не заводится?

— Хватит придуриваться. Заставь Петрова отремонтировать. Наш Кулибин разучился? Родите уже работающий движок.

Богдан утерся тряпкой. Сейчас бы гаечным ключом Шмелёву по харе дать. Без интонации, сухо он произнес:

— Нужен новый двигатель, тащ замкомандира батальона. Закажите с Харькова, установлю за несколько часов.

— Да не будут ничего заказывать тебе, Вороненко! — Шмелёв заорал так, что ноги Петрова, видные из-под днища танка, вздрогнули. Каждый раз, когда Шмелёв орал, его лицо покрывалось красными пятнами, багровел и превращался в истерика. Он заколотил по танку кулаком, всё больше распаляясь. — Роди сам, если так надо. Ты солдат или пиджак гражданский? Утром танк должен проехаться по дороге!

— Я что, похож на волшебника? — Богдан повысил голос. — Ну сколько можно говорить, что двигатель не работает?

— Делай что хочешь, или напишу на тебя особистам, — в злости Шмелёв превращался в противнейшего гнома. — Если вы такие косорукие и в бронетанковом научились только крепко держать хозяйство, то возьмите артефакт и приложите подорожником. Вдруг поможет! — начальник МТО вышел из гаража не прощаясь.

Богдан яростно заматерился: мат строчил по броне, стенам и рикошетом задевал самого командира экипажа. Сбросив напряжение, он потянулся за пачкой сигарет в кармане. Из-под танка выкатился Миша.

— Истеричка знатный…

— Не говори-ка. Ты слышал? Пугануть меня решил. Три года службы в войсках, и теперь я саботажником оказался.

— Забудь, он погорячился, — Миша похлопал по плечу.

Ночь в звёздах. Возле гаража, присев на пни, оба закурили, смотрели в черное небо и гадали, как дальше жить.

— Слушай, командир, а давай и правда воспользуемся артефактом? — словно не веря своим словам, Миша дернул волосы на запястье.

— М? — рассеянно, будто не услышав предложения, спросил Богдан. Он потрогал голову, и на ладони осталась маленькая копна. Нервы или радиация, но к концу службы командир уйдет совсем лысым.

— Пошли в секцию А. Там же конфиската полно.

— И зачем?

— Как зачем? Это же артефакт. Нарушает законы физики. Глядишь, двигатель заведётся.

— Ерундой занимаешься. Лучше присобачить Дашку на шестьдесятчетверку.

— Бать, я детектор если спилю, то вместе с корпусом. Там всё намертво прикреплено, с мясом сдирать придется.

Ухнула сова.

— Там и радиации полно, Миш.

— Я схожу за Фроловым с дозиметром.

Богдан пожал плечами, тряхнул пепел в консервную банку. Выбирать не приходилось. Из всех вариантов осталось только чудо, а из чудес под рукой лишь конфискованные артефакты.

— Да всё получится, командир!

— Ну, давай… Динь-дон ты настоящий, Миш.

Фролов, штатный дозиметрист в батальоне, нехотя пошел в секцию А. Скуластый и черноглазый, он с самого начала эхал и кстати и некстати упоминал, как ему хотелось спать. Прямо у входа дозиметрист и вовсе встал, будто окопанный, явно выдавав шкурный интерес к делу. Тогда Богдан сказал, что взамен за услугу даст в награду что-нибудь из хранилища.

Дозиметрист сразу ожил.

— А Шмелёв? — недоверчиво спросил он.

— Договорюсь.

Секцией А на блокпосте обозначали склад конфискованных вещей, предполагаемо имевших аномальное происхождение. Обычно это прямоугольное хранилище по типу погреба, где расположены по бокам стен два стальных стеллажа. Артефакты стараются хранить в пластиковых боксах и в удалении друг от друга, во избежание неизвестных процессов взаимодействия.

Желтый свет растворил тьму в помещении. Фролову показывали артефакты из номенклатуры, и он говорил: “Норма. Норма. Зашкал”. Один раз дозиметрист, как только артефакт блеснул яркой вспышкой белого света, да так, что его черные радужки стали коричневыми, шарахнулся от увиденных показателей на приборе:

— Убери это немедленно! Годовую дозу получили.

— А вот это что? — Богдан добрался до последней полки стеллажа. — Золотой шар какой. И тёплый к тому же.

— Норма, — Фролов убрал дозиметр. Он подвел руку к артефакту. — Надо же, тёплый какой.

Шар переливался изнутри, как будто вязкую лаву заключили в стекло. Тепло тоже было необычным: мышцы в теле задубели, отяжелели, в жилах загустилась кровь.

— Наверное, подойдет. От него прям энергией несёт. Только что с ним делать? — спросил Миша.

— Не знаю. Возле двигателя прикрепить? — Богдан не разбирался в артефактах. По общевойской инструкции от них следовало держаться как можно дальше. Его служба всегда заключалась в “предотвращении попыток проникнуть на территорию зоны экологического бедствия, а также недопущении выхода за пределы охраняемого периметра пораженных биологических видов и предметов”. Больше его в Зоне ничего не волновало.

— Давай шлифовалкой по нему пройдемся, а пыль натрем во входной патрубок? Или с топливом смешаем?

— Ты дурак? — Богдан покрутил пальцем у виска. — Газотурбинку пылью лечить собрался?

— Так это же артефакт! — наивно воскликнул Миша. — Он ведь нарушает физику в нашу пользу. Не стали бы сталкеры таскать из Зоны погремушки, не будь они полезны.

Как мертвому припарки, подумал командир. То ли отчаявшись, то ли и правда поверив в сказку про Зону и чудо-артефакты, он махнул рукой на танк и Мишу одновременно. Будь что будет.

Мехвод спросил, не радиоактивен ли артефакт внутри, если его расколоть. Скулы Фролова в рыжем свечении артефакта подобрели:

— Ну… По идее, нет. Вот ты вопросы задаешь, конечно. На всякий случай работай в противогазе.

Из хранилища трое вышли в разном самочувствии: Богдан шел понурым, не надеясь на успех и повинуясь злому року судьбы, что ему никогда не сбежать из Зоны, никогда не уйти с ненавистной службы, не уйти на гражданку, в люди, в мир, где люди танцуют в клубе и пьют Оболонь в заросшем деревьями дворике; Миша радостно шел в подсобку за инструментами, веря в то, что его руки впервые поработают с настоящим артефактом; весёлым шел и дозиметрист Фролов, неся в кульке едва светящийся кусок, напоминающий вырванный с плотью обломок берцовой кости.

В ночной майской тишине зашумела шлифовалка. Искры — алые, золотые, белые, — летели от шара, а светящийся порошок падал в поддон, откуда мехвод будет брать волшебную пыль.

V

Генерал Бурый оказался обыкновенным человеком с наставническими замашками. По-видимому, инспекцию он воспринимал как служебную командировку с бенефитом, а ещё как способ присесть на уши офицерскому молодняку.

Генерал был стар, но активен, брови у него постоянно в движении; руки крепкие, по-хозяйски проверили каждую деталь и каждую винтовку; прошелся по всей части, заглянул в каждый дом и пристройку, осмотрел технику.

— На ремонте, товарищ генерал, — виновато сказал Морозов, когда инспектор рассмотрел уазики под брезентом. — Аномальная активность в последние полгода очень высокая. Попали в “трамплин” на марше до базы в Агропроме.

Кучные брови инспектора поднялись вверх.

— А что, вслепую ездите по Зоне? Как же детекторы?

— Оборудование поставляется с перебоями, товарищ генерал.

Собеседник хмыкнул.

— Сраные тыловики, — тихо, только для майора улыбнулся Бурый. — Но технику надо беречь, товарищ майор.

— Есть беречь технику!

В тире постреляли из основного оружия, но в качестве презента принесли конфискат. Бурый лучше всего управился с LR-300, подчеркнув хорошую кучность стрельбы. От L-85 остались неприятные воспоминания: «Бестолковая какая!»

Решили подарить ему любое оружие из конфискованного, но генерал, памятуя о том, что в Зоне почти всё имеет аномальную природу, вежливо отказался.

Чем дольше инспектор сидел за столом, тем больше говорил о своем прошлом и тем меньше интересовался делами войсковой части. Морозов даже представил, будто генералу правда понравилась чистая и подстриженная лужайка, белые бордюры и свежий запах краски от каждой пристройки.

— У вас в батальоне спокойно, — заметил Бурый, туша сигарету в хрустальной пепельнице. На улице светло, в окно бил солнечный луч. Китель с орденской планкой висел на спинке стула, и яркие пуговицы от света становились ещё желтее. — Двухсотых мало, сталкерского отребья немного, прорывов почти нет.

— Верно, товарищ генерал, — соврал Морозов.

— Как после выброса живется?

— На этот раз всё спокойно, товарищ генерал. Стаи кабанов, слепых псов, тушканы всякие. Мелочь, снимаем автоматной очередью.

— Что, псы здесь правда слепые? — удивился Бурый.

— Так точно, — Морозов взял закуску, прожевал и громко проглотил, заметно двигая кадыком. — Последствия. Но они ничуть не слабее зрячих.

— Гораздо хуже на севере, ближе к границе, — продолжил генерал. — Там стоит отдельная танковая, так её после каждого выброса рвут на куски. Уже не знаем, что с ней делать, то ли ООН просить, то ли в НАТО жаловаться… Варшавского-то больше нет, понимаешь.

Морозов промолчал.

— Ещё годика три-четыре, и будем бетонной стеной заниматься, — сказал генерал, жуя лук-перо. — От Зоны только так нужно защищаться. Автоматические доты, минные поля. Вот выстроим эшелонированную оборону, тогда двухсотых будет по нулям, коррупционные схемы с артефактами поломаются. Ведь противник у нас кто? Не полководец же. Разбить стену не сможет. А ученые потом разберутся, как избавиться от мутантов, аномалий и артефактов.

Морозов снова промолчал. Ему становилось противно.

“Ну и осел, ей богу, — подумал майор. — Да что он понимает в здешних реалиях? Какая стена? Зона растет, пока стену построишь — экскаватор на обратном пути в аномалию угодит! А деньги откуда на мероприятие? — голова майора отвернулась от стола, чтобы взглядом не замечать генерала. — Это я должен разъезжать по Зоне с инспекциями. Я боевой офицер, а не паркетный звездонос. У меня боевой опыт, радиоактивную землю месил пузом, молокосов наивных за воротник тащил обратно под мамкину юбку…”

Через два часа, к позднему утру, когда у майора оставалось совсем немного сил, а у генерала, напротив, силы только возрастали от хорошего стола, в дверь постучался Вороненко. Командир батальона посмотрел на него насупившись:

— Чего тебе?

— Товарищ командир, машина готова, — радостный Богдан наблюдал, как у его начальника округлились глаза от удивления. — Экипаж ждёт приказа.

Морозов не верил подчиненному, но Богдан впервые за долгое время выглядел улыбающимся.

— Отставить. Товарищ генерал всё проинспектировал. Можешь идти.

— Погоди, сынок, — Бурый рукой осек Морозова. — О чем разговор?

— Инспекция периметра Зоны. Маршрут до блокпоста Дубовая-1. Боевая машина готова к выполнению поставленной задачи… — голос Богдана слабел под напором покрасневших от гнева глаз Морозова. Генерал же, охмелев донельзя, обрадовался внезапному вояжу.

— Хорошее дело! Готовьте машину, — всё более смелевший генерал, обратившийся к Морозову, решительно поднялся со стула. — Да ты не волнуйся, Морозов. Всё хорошо у тебя в части. Спасибо куму передай. Он у тебя мужик добрый.

Майор, понявший, что скоро взаправду уедет из богом проклятой земли, уже представил на секунду кабинет и соседствующих рядом полезных людей. А что дальше? Дружить, дергать за усы подчиненных, подписывать приказы? Ну мёд, а не сказка.

— Когда выступаем? — спросил он.

— Выступаем немедленно, — генерал стянул со стула китель, позвенев звездами. — Приказывай ребятам, пусть заводят машину.

— Товарищ генерал, позавчера прошел выброс, — испуганный майор представил, как танк по случайной оказии влетит в новорожденную аномалию, зажарив его будущее навсегда. — Эрхабэшники ещё не прошлись по маршруту. Возможно, появились новые аномалии на дороге, невесть что со зверьем. Дайте хотя б разведку провести.

— Отставить разговор. Мы и есть разведка. Приступаем к исполнению боевой задачи! — спина генерала уже показалась в дверях. Майору ничего не оставалось, как бежать за своим потенциальным будущим.

VI

Танк ехал ровно, вдоль тёмно-зелёного еловника, лязгая гусеницами на всю округу. Расставленный по маршруту караул, контрабасы, усиленные гранатометами, позевывал в кустах, пока машина проезжала мимо. Утренняя погода испортилась: шел моросящий дождь, тучи, как освинцованные, держали в оковах небо, дул ветерок, раскачивающий остатки кабелей на ЛЭП.

Морозов остался в расположении части, трясясь вместе с Шмелёвым. Последний, чтобы наверняка танк не подвел, перекрестил трижды экипаж Вороненко. В последний момент к Богдану прицепили нового наводчика по фамилии Бровко, который слишком часто поглядывал на орденосца.

— Где мы находимся? — спросил генерал.

В кабине стоял спертый воздух, душный от работы двигателя и паров спирта; газы попадали внутрь, изредка в глазах мерещилась золотая пыль, искрящая как римская свеча; Богдан опасался, как бы генерала не укачало в дороге, поэтому требовал от мехвода держать скорость на 20 километрах в час.

— Стещина пройдена, — ответил мехвод. — Ещё немного осталось, товарищ генерал.

— А где расхваленная живность? Тормози-ка.

— Товарищ генерал, это неразумная идея. Мы всё-таки Зоне, — опасливо запротестовал Богдан.

— Тормози, кому сказал.

Танк остановился у сосново-березового бора, прямо возле моста, под которым текла мелкая речушка. Лес шумел свежей, полной жизни листвой, но мрачное небо придавало ему угрожающий вид. Генерал высунулся из башни, поднес бинокль и сказал:

— Вижу каких-то тварей, идущих вдоль воды к границе. Развернуть башню.

Дуло орудия теперь смотрело на стадо каплевидных существ. Богдан узнал в них обыкновенную плоть, коих много в предбаннике Зоны.

— Это плоть, товарищ генерал.

— Что ещё за плоть?

— Мутировавшая свинья.

— Приказываю уничтожить противника, — инспектор шлепнул рукой по корпусу, когда не услышал подготовку. — Командир, ты там уснул, что ли? Ну, ахонь!

— Так точно, товарищ генерал, есть уничтожить противника, — Богдан резким кивком приказал наводчику: — Осколочно-фугасным по группе.

На зарядку орудия ушло семь секунд. После того, как Богдан скомандовал “Огонь!”, случилось невероятное: снаряд вылетел из орудия и мгновенно превратился в каплевидное состояние. Пролетя с километр, капля развалилась на части и поразила плотей так, словно их ударили жидкой металлической брызгой. Танк от выстрела резко дернуло назад с такой силой, что стволом можно было поцарапать небо.

— Что это было? — Миша обернулся к командиру, но тот смотрел на наводчика, онемевшего с открытым ртом. У юнца, только прибывшего в батальон, всё происходящее было диковинным.

— Хлопцы, что это было? — ошарашенный генерал спустился в башню. — Это что за снаряд такой?

— Это… Это экспериментальный образец для ведения боевых действий в Зоне, товарищ генерал, — Богдан попытался наобум придумать что-нибудь вразумительное.

— Интересная штука! — генерал щипнул себя за ус. — Ну-ка повторить.

Когда генерал снова высунулся из башни, наводчик, моложавый парнишка, окончивший учебку и не понимающий, что не так с танком и снарядами, со страхом спросил: “Товарищ командир, как бы не разорвало ствол от следующего выстрела”.

— Заряжай осколочно-фугасный.

Ещё семь секунд. Экипаж в страхе ожидал худшего.

Выстрел. В башне заискрило золотой пылью. “Черт побери, наглотались радиации? — Богдан пытался подавить в себе страх, но чувство слабости в коленях нарастало. — Надо было дозиметриста взять на борт. Если показания в норме, что же это?”

— Отличная работа, ребята! — генерал от азарта заблестели глаза. — Так держать. Чтоб этому зверью неповадно было.

От стада почти ничего не осталось. Горящие останки обуглились, конечности рефлекторно подергивались. Берег речушки, где находились плоти, словно остеклился от жара.

— И много вам поставляют таких снарядов? — спросил генерал. — Почему нам не сообщили о разработке? Странное дело. Высокая у вас тут секретность.

— Никак не знаю, товарищ генерал, — ответил Богдан.

Танк продолжил движение. Бурый периодически спрашивал «А это что? А это кто?», часто ему попадались обычные коряги и плешивые зайцы, но бывало, что взглядом выхватывал простенькие аномалии «трамплин» в поле и «жгучий пух» на ветках.

И всё было бы прекрасно, если бы ближе к Дубовой двигатель не зачудил. Генералу Бурому захотелось выйти наружу, по его словам, чтобы “почувствовать почву под ногами”. Богдан всячески отнекивался, но получил громкое и полное недовольства приказание, от которого не мог увернуться:

— Миша, что по аномальной активности?

Мехвод посмотрел на показания детектора аномалий.

— Вроде чисто.

— Так вроде или чисто?

— По меркам Зоны — очень чисто.

— Тормози.

Танк не послушался: траки застопорились, а двигатель продолжил работать на полных оборотах.

— Что вы там, уснули опять? — заорал в люк генерал.

— Никак нет, товарищ командир! Петров, тормози.

— Не получается.

— Что с движком?

— Да не понимаю я.

— Глуши.

Мехвод заглушил двигатель, но движение продолжилось несмотря ни на что. Гусеницы, пустившиеся в задний ход, рвали землю, удерживая танк на месте. Генерал, похоже капризничая, спрыгнул с медленно идущей машины, прихватив с собой АКСУ и взялся изучать окружение. Осмотревшись, он подошел к старому дубу, повесил Калашников на плечо и замер в удовольствии.

— Миша, ну епвашу ж, останови машину! — закричал командир.

— Ну не получается! — чуть не заплакал Миша. Вороненко показалось, что его подчиненный впервые за жизнь всерьез чему-то испугался.

Стоило Бурому закончить облегчение, как танк, отказываясь любым командам, двинулся вперёд, в сторону Дубовой-1. Инспектирующий аномальные деревья, обомлев от увиденного, махнул выскочившему из люка Вороненко:

— Эй! Хлопцы, что творите? А ну, остановись!

— Товарищ генерал, машина взбесилась! — сквозь рёв двигателя прокричал Богдан. Клубы сизого выхлопного дыма становились всё крепче.

— Стоять! — генерал вмиг протрезвел — либо от страха остаться наедине в Зоне, либо от гнева быть брошенным экипажем танка. Он бежал резво, минуя свежие лужи в суглинке, обходя крупные ветки на пути; в какой-то момент показалось, что ещё чуть-чуть и взберётся на рычащую машину, но поскользнулась подошва от глины. Лицом упав в лужу, генерал взревел как медведь от элекропогонялки.

— Ой мама, мы пропали, — обомлевший Вороненко положил руку на шлемофон.

VII

Караульный Митька простоял третий час под кустом. Его изрядно покусал одиночный тушкан, вылезающий из погреба-тайника. Сапог был весь порезан от резцов мутанта.

Митьке было не столько жаль себя, ибо завхоз устроит ему взбучку за порчу имущества, сколько жалко тушкана, который и съесть его не может, и с голоду дуреет.

— Иди сюда, глупая ты тварь, — солдат кинул здоровенную галету тушкану. Существо пискнуло и в один присест слопало гостинец. По-видимому, сигнал был верно понят — тушкан присел на лапки и немо уставился абсолютно черными глазами на человека, подергивая правым ушком.

Так они и просидели ещё минут десять, а может и двадцать, играя в гляделки, и Митька радовался, что он больше не один в кустах ждёт генерала на танке. Но вскоре тушкан засуетился и сбежал обратно в погреб. Издалека послышался рык мотора.

— О, вот и наши гости, — приготовился Митька, как вдруг увидел выезжающей из-за угла танк. Машина выкатилась из-за еловника, медленно и верно катясь по проселочной дороге, сделанной многоразовыми проверками пограничников. Но потом Митька заметил, как командир орет что-то в люк башни, а за танком бежит… да-да, бежит генерал!

Весь в грязи, в глине, измазавшийся и потерявший фуражку, бегущий на крыльях благого мата человек махал рукой и делал одиночные выстрелы в воздух. Танк бухнулся в лужу, что притормозило его движение, чем воспользовался генерал: залезая на броню, он дал танкисту столь звонкую оплеуху, что даже Митьку стало больно.

— Кубок, я Виктор-6. Вижу танк и генерала, та только тут нелад какой-то…

VIII

— Что ты творишь, командир? — измазанное глиной лицо Бурого плевалось соплями и слюной. — Совсем учудил?

— Машина сошла с ума, товарищ генерал!

— Да что у вас с восьмидесяткой? Опять свалишь на секретку?

Танк вырвался из заключений лужи, мехвод повернул вправо, чтобы остановиться.

— Либо в баке топливо закончится, либо так прыгать, Богдан! — поседевший на пару волос Миша взглянул на дозиметр и детектор. В кабине всё ярче искрило золотой пыльцой. — Показатели норма, можно спрыгнуть с борта.

Генерал просунулся обратно в башню, взял пятерней за воротник.

— Хлопцы, под трибунал пойдете за анекдот…

— Да пошел ты со своим трибуналом! У меня танк рехнулся, очнись наконец! Это Зона!

Башня тоже решила ожить, принялась поворачиваться против движения корпуса. Минутная кавалькада прервалась громким ударом в борт, и в ушах послышался тонкий звон.

IX

— Да ты що, совсем с ума выжил? — Митька кричал в рацию. — В генерала стрелять, та меня немедленно на гиляке наш майор повесит.

— Это приказ командира, идиот! Бей под юбку, прямо в катки, чтобы движение остановилось. И сразу вытаскивай их из машины.

— Я не буду стрелять в генерала!

— Тупой осел, это Морозов с тобой сейчас говорит. Живо исполняй приказ, не то шкуру с тебя сдеру.

Митька, не верящий, что он сейчас сделает, снял гранатомет с плеча, зарядил снаряд и выстрелил.

X

Недолго думая, Богдан приказал покинуть машину. Генерала пихнули обратно на землю, затем вылез наводчик, который, кажется, скоро планировал отдать богу душу, за ним выскочил контуженный и седой Динь-Дон, приговаривавший “Всё будет хорошо, машина скоро встанет!”. Последним спрыгнул сам Богдан.

К ним из кустов подбежал контрактник, козырнул генералу и молча предложил ему платок. Генерал вырвал у него из рук, протер лицо и сказал:

— Ну, хлопцы, здесь похлеще Афгана. Какие у вас номера тут приключаются.

Вороненко жадно пил с фляги. Лист с рапортом он скомкал и бросил в грязь. Наводчик Бровко, забыв про конспирацию, докладывал кому-то в свою рацию. А Миша, с побелевшим ежиком на голове, удивленно восклицал про движущийся вокруг оси танк.

Через забор напрямик, не глядя на аномалии выехала зелёная “Нива”, мигая фарами: “Я тут! Я спешу на помощь!”. Морозов на ходу спрыгнул, подбежал к Бурому.

— Товарищ генерал, что случилось? — взгляд прыгал то на инспектора, то на экипаж, то на танк, который почему-то продолжал движение вкруговую.

Генерал лишь усмехнулся.

XI

Патруль из трёх контрактников медленно прочесывал район возле блокпоста Дубовая-1. Стояла осень, мокрый лес влажно дышал, делая форму и без того липкой. Обход был спокойным, так как с последнего выброса прошло две недели, идеальное время стабильности в Зоне.

Послышался знакомый рев мотора.

— Так это он? — спросил первый из тройки. Митька, остановившись и сбросив разгрузку, размял плечи от бронника.

— Ага. Ты представляешь, с полгода назад генерала катали на танке, а тот решил зажить своей жизнью. Та это ещё не всё, я в самого генерала стрелял. Из гранатомета!

— Брешишь, — заявил второй с сигаретой во рту. Небрежно тыча в телефон, он искал иконку камеры для запечатления момента.

— Не каждый день такое увидишь, — заявил первый. Он толкнул обоих к себе. — Ладно, делаем снимок и обратно, не то наш майор опять разорётся. А ну-ка все чи-и-из!

Позади них, углубившись до уровня башни, делал очередной круг аномальный танк.