Нереальная коллекция. Сборник рассказов

Гореликова

В сборнике восемь рассказов. Они разные: есть со счастливым финалом, есть и страшные. Объединяет их то, что в каждом присутствует толика невероятного и щепотка сверхъестественного.

Пока идет снег

В обед пошел снег — первый в этом году. Хлопья, крупные и редкие, сыпались, словно перья из прохудившейся подушки.

Земля еще не промерзла, и долетев до нее, хлопья таяли. Оставались только мокрые пятна.

Лариса смотрела в окно, а снег все сыпал и сыпал…

Утренняя злоба прошла, осталась только усталость.

Хотя час назад, после совещания у директора, Лариса думала, что ярость удавит ее. Шла по коридору, точно в красном тумане. Зашла в отдел, швырнула ежедневник на стол. Тот пролетел по гладкой столешнице, как по льду, и шлепнулся с другого конца на пол.

Девчонки сидели, как мыши, не поднимая головы. Правильно сидели — на совещании орали так, что слышал весь офис. И, конечно, все уже знали, что Лариса проиграла. Все недопоставки повесили на нее, Мышовец уж постарался, сволочь такая!

Лариса стиснула зубы, чтобы не заплакать. Глаза отчаянно защипало, тушь все-таки потекла.

Она круто развернулась и вышла из комнаты. В туалете приблизила лицо к зеркалу, хотела аккуратно вытереть черные потеки в углах глаз, тут-то контактная линза и выпала. Маленькая полупрозрачная скорлупка закружилась в водовороте и мигом улетела в сливное отверстие.

И тогда Лариса разрыдалась.

Рыдания так сотрясали тело, что ей пришлось опереться руками на край раковины, чтобы не упасть.

Плакала долго. Потом еще дольше вытирала глаза бумажными полотенцами. Потом в туалетную комнату зашла сотрудница из соседнего отдела и с затаенным любопытством окинула Ларису взглядом.

Лариса даже не смогла ей кивнуть, просто повернулась спиной.

Девчонки-подчиненные при ее появлении быстро исчезли — отправились пить кофе в буфет, и Лариса осталась одна. Развернула кресло к окну и стала смотреть на снег.

Усталость после пережитого была слишком велика, мысли текли вяло и бессвязно.

Надо увольняться… Мышовец — сволочь, ладно, но ведь меня никто не поддержал… Дальше работать с такими людьми невозможно… А куда идти?… Денег нет, еще и кредит висит невыплаченный… На что жить?… Снег идет, скоро зима, а у Кирки нет теплой куртки… Голова болит… Завтра же надо написать заявление… Ну какая же сволочь этот Мышовец!…

А снег все падал и падал…

Вернулись девчонки, зашуршали бумагами, застучали по клавишам компьютеров. Самая шустрая, Катя, уже стала названивать поставщикам. Ее пронзительный голос ввинчивался в мозг, как раскаленный коловорот.

Лариса встала, достала из шкафа пальто, подхватила сумку и, ни с кем не прощаясь, закрыла за собой дверь.

Слава богу, подъехавший лифт оказался пустым. Двери закрылись, мягкий толчок, и кабина, как капсула космического корабля, двинулась с места. Если бы улететь на ней, как в какой-то детской сказке, вот было бы хорошо!

Но путешествия не вышло. Нежный предупредительный звоночек, шипение расходящихся дверей — и она уже в вестибюле первого этажа.

Около крутящейся двери поскользнулась на скользком полу и упала бы, если бы кто-то не подхватил ее под локоть.

— Спасибо, — буркнула Лариса, даже не поглядев на своего спасителя. И что на него глядеть, наверняка, тоже гад порядочный!

Она шла, не разбирая дороги, спотыкаясь и попадая ногами в лужи. Не все ли равно? В голове не было ни одной мысли, только желание идти и идти, неважно куда, главное, убежать от обиды и омерзительного чувства поражения.

Она даже не накинула капюшон, волосы усыпали хлопья снега — первого в этом году.

Лариса миновала несколько переулков и вдруг наткнулась на невысокий металлический заборчик. Бездумно толкнула кружевную калитку и оказалась во дворе.

Прямо перед ней высился темно-красный кирпичный дом, грузный, как средневековый замок, а левее, около каменной чаши не то клумбы, не то фонтана, темнела скамейка.

Ноги сами понесли к ней. Спинка и сиденья были слегка запорошены снегом, но Лариса даже не стала его стряхивать. Села и уставилась на дом.

Короткий декабрьский день таял, и в нескольких окнах уже горел свет. Остальные — темнели тусклыми стеклами, в которых отражались низкие снеговые облака.

Двор был абсолютно пуст, даже голуби попрятались по застрехам. Только надвигающиеся сумерки и все густеющий снег.

Постепенно белые хлопья облепили карнизы, усыпали асфальт и Ларисины плечи.

Боковым зрением она уловила какое-то движение, повернула голову. Через калитку во двор вошла темная фигура. Лариса равнодушно отвернулась и продолжала рассматривать чужие окна, гадая, счастливы ли живущие за ними люди.

Фигура приблизилась, присела на противоположный край скамьи.

Лариса скосила глаза — мужчина. В длинном темно-сером пуховике, капюшон надвинут так, что лица не видно. Руки глубоко засунуты в карманы.

Лариса недовольно поджала губы. Мужчина молчал и не шевелился.

Откуда-то выплыла тревога. Лариса заерзала, полами пальто сметая со скамейки снег. И вдруг услышала неясное:

— Лорик.

Она подозрительно покосилась на соседа — тот был недвижим.

Она уже решила, что почудилось, когда тихий голос повторил:

— Лорик.

Лариса подпрыгнула и, забыв все приличия, в упор уставилась на мужчину.

— А теперь ты точно похожа на задумчивую кенгуру.

— Что-о?

Темно-серая фигура слегка дрогнула, и что-то неуловимо знакомое промелькнула в этом движении.

— Этого не может быть, — похолодевшими губами прошептала Лариса.

— Может, — голос был тихим, но уверенным. — Может.

— Откуда вы знаете?… Да как вы смеете?… Да я вас… — забормотала Лариса, изо всех сил сжимая пальцами ремешок сумочки. — Да кто вы вообще такой?

— Это я, Лорик.

Ларисе показалось, что ее с головой окунули в ледяную воду. Сердце на секунду остановилось, горло сжалось.

— Я пришел посмотреть на тебя.

Ледяной холод обратился в нестерпимый жар, который мгновенно поднялся от пальцев ног к сердцу, и оно забилось так сильно, точно хотело вырваться из груди.

Перед Ларисой сидел ее муж, восемь лет назад погибший в автокатастрофе.

Лицо было скрыто капюшоном, но по голосу Лариса чувствовала — Юрка улыбается.

И тогда она все поняла. Так, значит, она все-таки поскользнулась на том чертовом блестящем полу и раскроила себе череп о тяжелую стеклянную дверь. И то, что сейчас происходит — это предсмертные видения. Или посмертные. Она умерла?

— Ох, Лорик, ты всегда была паникершей. С тобой ничего не случилось. Это я пришел. Понимаешь, я все время думал о тебе, скучал. Всегда хотел прийти. Но не получалось. А сегодня пошел снег… И мне удалось.

— Юрка…

— Лорик.

— Но как… Как это может быть?

— Откуда я знаю? — с досадой воскликнул он. — Просто взяло и получилось.

В голосе Лариса уловила знакомые нотки, и они убедили ее раз и навсегда.

Перед ней действительно сидел ее муж.

— Юрка…

— Я так рад, что увидел тебя, Лорик. Как ты живешь?

— Нормально. Нормально я живу, Юрка, — и Лариса тыльной стороной ладони вытерла глаза. — А ты как…

Она запнулась, но все же договорила:

–… живешь?

— Да тоже, наверное, нормально. Только там все странно. Я очень многого не могу вспомнить. Сколько времени прошло, как я… как мы расстались?

— Восемь лет.

— Восемь лет, — задумчиво произнес он. — А ты совсем не изменилась.

— Скажешь тоже! — Лариса всхлипнула. — Смотри, какая старая стала.

— Нет, такая же. Только волосы посветлели. Раньше ты была рыжей. Рыжая Лариска. Лиска-Лариска.

Слезы ручьями катились по щекам, застилали глаза и не давали рассмотреть Юрку.

— Где ты откопал такой пуховик, горе ты мое?

Фигура мужа по-прежнему оставалась неподвижной, но Лариса знала — он растерянно пожимает плечами и смешно хмурит брови.

— Понятия не имею… Оказался откуда-то! А у меня такого точно не было?

— Точно.

— ЧуднО!

Небольшая пауза и вопрос:

— Лор… А когда это случилось? В какое время года?

— Летом. В августе. Было очень жарко, все ходили в майках… А ты не помнишь?

— Нет. Совсем не помню.

Лариса запрокинула голову. Небо опустилось совсем низко и стало еще больше похожим на подушку — старую, скомканную, серую. А снег оттуда сыпался ярко-белый.

— Тебе было очень больно? Ну тогда…

— Совсем не больно. Вот честное слово!

Лариса закусила губу. Перед глазами на тысячную долю секунды мелькнули картины, которые она изгнала из памяти навсегда. Морг. Полумрак в коридорах, а потом яркий свет и… Она смогла опознать Юрку только по остаткам одежды, которая не обгорела. Ее было немного.

— Ну вот, опять разревелась. Ты становишься плаксой, Лорик. Это к старости! Небось, на похоронах рыдала в три ручья?

— Нет, Юр… Не рыдала.

— Вот и умница. Слушай, я ничего этого не помню. Помню только, как мы ели эклеры.

— Господи, какие еще эклеры?

— Шоколадные. Не помню только, где. Там еще столы были стеклянные, зеленые. Где-то около ГУМа.

— А-а, теперь я тоже вспомнила! Но это очень давно было. Кирка был совсем крошечным.

— А сейчас ему сколько?

— Девятнадцать. В институте учится.

— Меня вспоминает?

— Да. Только не говорит об этом. Сразу после… ну, этого… он так переживал, что даже заикаться стал.

— Ну вот! Вас на секунду оставить нельзя. Один заикаться начнет, другая перекрасится в солому и будет поминутно реветь, как белуга.

— Не на секунду, Юра. Прошло восемь лет!

— Восемь, — повторил он. — Восемь… Нет, не помню… Там время какое-то странное. Я никак не могу привыкнуть.

— Я тоже.

— Ты помнишь меня?

Помнишь! Разве можно словами описать ту космическую дыру, которая образовалась в ней, тот черный вакуум, который скрутил жизнь в тугую спираль и унес все? Или рассказать, как она плакала сухими злыми слезами? Извивалась от ярости на пустой кровати, потому что он смог вот так ее оставить.

— Ну ладно, извини. Просто я очень скучаю по тебе, Лорик. А кто такой Мышовец?

Лариса осеклась, точно налетела на преграду. Утренние события оказались отделенными от сейчас на миллиарды лет.

— Мышовец?… Да сволочь одна. С работы. У меня серьезные неприятности, Юрка.

Сказала и почувствовала, что он опять улыбается.

— Все обойдется. Ты сильная, ты справишься.

— Справлюсь, конечно. Только… Только ты вернешься?

Молчание.

Он молчал, а ей хотелось выкрикивать его имя, звать, и сердце сжималось при мысли, что впереди годы без него.

В пустом, лишенном любви мире.

— Ну хотя бы побудь со мной.

— Побуду.

— Долго?

— Пока идет снег.

Она снова запрокинула голову. Тучи спустились так низко, что, казалось, уже лежали у них на головах. Снег валил, не переставая.

Они сидели на разных концах скамейки, окутанные в снежные коконы, но были вместе. Может быть, даже обнимались.

Пелена сделалась такой густой, что скрыла дом, каменную чашу, железный забор и, вообще, весь мир.

— Лорик.

— Юрка.

Холод пробрался к ней под пальто, она вздрогнула.

— Холодно?

— Холодно.

— Обязательно купи Кирке теплую куртку, слышишь?

— Слышу. Куплю.

— И скажи, что это от меня.

— Скажу.

Он смотрит на нее сквозь снежную занавесь и улыбается. Он все время улыбается, а она все время плачет.

— Эх, Лорик, Лорик! Глупая девчонка.

— Оставайся со мной, Юрка, — говорит она.

Нет, не говорит. Умоляет. Просит вернуться — всей душой.

Долгая пауза. И когда она думает, что ответа не будет, он отвечает.

— Я останусь. Останусь, пока идет снег.

А его навалило столько, что Лариса чувствует тяжесть на плечах. Но ведь на плечах — не на сердце?

И вдруг снег начал редеть. Белая пелена — таять, и сквозь нее стал проступать темно-красный кирпичный дом, грузный, как средневековый замок.

— Юра.

Молчание. Кокон на противоположном конце скамейки заколебался, задрожал, как туман, уносимый ветром.

— Юра!

Если ему хватило воли прийти к ней, пусть на несколько мгновений, разве он не сможет сказать ей что-то важное напоследок?

Тучи над ними стали расходиться, и на темном декабрьском небе проступили бледные редкие звезды.

— Юра!

И тут он заговорил с ней в последний раз:

— Лорик.

Бесконечно нежный голос. Звал ее по имени.

— Лорик…