Операция «Дуб». Звездный час Отто Скорцени

Грег Аннусек, 2005

Освобождение Бенито Муссолини из-под ареста немецкими коммандос под командованием гауптштурмфюрера СС Отто Скорцени стало классической операцией специальных частей в годы Второй мировой войны. Дерзкому налету на Гран-Сассо немцы присвоили кодовое наименование «Дуб». Освободив 12 сентября 1943 г. Муссолини, Скорцени вмиг стал диверсантом № 1 в Европе. Книга американского историка Грега Аннусека расскажет читателю о всех деталях этой громкой операции.

Пролог. Муссолини лишается власти

Штаб-квартира Муссолини в Риме, Италия 25 июля 1943 года

В солнечный воскресный день около девяти часов утра Бенито Муссолини вошел в палаццо «Венеция», роскошный дворец в стиле эпохи Возрождения, расположенный в самом сердце итальянской столицы. Он поднялся по лестнице на второй этаж, в похожий на огромную пещеру зал, носящий название Sala del Mappamondo. Здесь он опустился в кресло перед массивным письменным столом. Если итальянский диктатор выглядел более изможденным и бледным, чем обычно, то для этого имелись серьезные причины. События вчерашнего вечера вызвали у дуче бессонницу. На долгом вечернем заседании Большого фашистского совета — так называлась группа политических подручных Муссолини — глава фашистской Италии стал свидетелем беспрецедентного и драматичного мятежа своих подчиненных.

Один за другим сподвижники дуче из числа его ближайшего окружения критиковали усталого 59-летнего диктатора за его бездарное руководство военными действиями, которое привело страну к катастрофе. «Вы навязали Италии диктаторский режим, — заявил Дино Гранди, главный вожак мятежников. — Вы разрушили дух вооруженных сил страны. В течение многих лет при выборе кандидатуры на какой-нибудь важный политический пост вы неизменно выбирали самую худшую, самую недостойную».

Не было ничего удивительного в том, что коль скоро дело дошло до столь откровенного высказывания обвинений в лицо главному человеку страны, некоторые из главных заговорщиков явились на встречу с Муссолини с портфелями, набитыми ручными гранатами, — это была мера предосторожности на случай возможного ареста.

Но им не следовало беспокоиться на этот счет. Давно находившийся в подавленном состоянии духа Муссолини бесстрастно и угрюмо выслушал хор недовольных голосов, не сделав ни единой попытки заставить своих обвинителей замолчать.

Утомительное десятичасовое совещание было прервано в 2.40 ночи, однако большинство присутствующих проголосовали за так называемую Большую Повестку дня.

Эта зловещая резолюция предлагала лишение дуче всевластных полномочий и передачу контроля за вооруженными силами Италии королю Виктору Эммануилу II, который в годы фашистского режима оставался декоративной фигурой в политическом ландшафте страны. К великой досаде диктатора, одним из тех, кто в тот вечер голосовал против него, был не кто иной, как граф Галеаццо Чиано, известный плейбой, зять Муссолини, бывший министр иностранных дел Италии.

Дуче завершил заседание совета горьким заявлением: «Вы спровоцировали кризис фашистского режима». И все же, как показалось присутствующим, он казался не слишком огорченным предательством своих однопартийцев. Всего несколько часов спустя Муссолини бесстрашно продолжил руководство потерпевшей катастрофу итальянской империей. «Подобно тому, как я обычно поступал последние двадцать лет, — написал он впоследствии, — я начал свой рабочий день, как впоследствии оказалось, последний». Как было ему прекрасно известно, Большой фашистский совет являлся всего лишь совещательным органом, подобием демократического украшения политической витрины, которая, по его мнению, мало что значила.

Более того, он также сомневался в отваге своих товарищей по фашистской партии, часть которых уже выразили желание отозвать свои голоса по вчерашней резолюции. «Слишком поздно», — сказал дуче по телефону в то утро в ответ на одно такое выражение раскаяния. Незадолго до начала Совета Муссолини мысленно охарактеризовал тех, кем до этого окружал себя. «Поверьте мне, эти члены Большого совета, — заметил диктатор в разговоре с главой полиции, — люди очень-очень невысокого интеллекта, бесхребетные, не устойчивые в убеждениях и трусоватые. Эти люди всегда обязательно живут в чьей-то тени. Если источник света исчезнет, то они окажутся во тьме, из которой когда-то появились».

Хотя за последние месяцы звезда Муссолини значительно потускнела, он продолжал уверять себя в том, что остается самым ярким светилом на политическом небосклоне Италии. Те, кто оставался в тени, могли вонзить кинжал в спину новоявленного цезаря, однако дуче воспринимал их не более чем булавочные уколы, — возможно, раздражающие, но отнюдь не смертельные. Тем не менее в тот день он запланировал встречу с королем Италии для обсуждения недавней резолюции и ее возможных последствий.

В час дня Муссолини принял в палаццо «Венеция» высокопоставленного посетителя, японского посла Синрокуро Хидака. Дуче примерно в течение часа рассказывал ему о недавней встрече с Гитлером, состоявшейся шесть дней назад. Критическое значение для судьбы Италии приобрела высадка войск союзников на Сицилии. Этот большой гористый остров, в свое время часто бывавший ареной сражений армий древних греков, превратился в поле ожесточенных боев между войсками стран «оси» и англоамериканцев.

Англо-американские войска высадились на острове 10 июля (в числе их командующих был и генерал Джордж Паттон). Они стремительно сломили оборону немецких и итальянских частей. Последние, кстати сказать, оказывали чисто символическое сопротивление. Высадка на материк оставалась лишь вопросом времени. Муссолини знал, что бессилен противостоять ей. Именно эта дилемма и ее неизбежное воздействие на его политическую жизнеспособность в последние месяцы существенно подтачивали его моральный дух и усугубляли давние — и до известной степени загадочные — проблемы со здоровьем.

Во время встречи с Гитлером Муссолини надеялся, что немцы согласятся отправить подкрепления для обороны Сицилии и поддержки внутренней политики дуче, однако существенной и незамедлительной помощи явно не предвиделось. Ресурсы нацистской Германии и без того были на пределе, а Гитлер имел сильные сомнения в желании Италии продолжать войну. В промежуточные дни Муссолини решил избрать жесткую линию поведения с немцами и сделать попытку добиться поддержки со стороны императорской Японии.

«Прошу вас срочно информировать Токио, — сказал Муссолини Хидаке, — о моем решении во вторник отправить в Берлин ноту, в которой будет говориться о том, что если Германия не предоставит Италии требуемую военную помощь, то она будет вынуждена объявить, что более не в состоянии выполнять свои союзнические обязательства. К сожалению, обстановка сложилась именно таким образом, и Берлин должен это понимать. Для того чтобы воевать, нужно оружие». Целых три года после того, как Гитлер втянул Италию в войну, дуче отчаянно пытался предотвратить неизбежное.

После встречи с японским дипломатом Муссолини покинул палаццо «Венеция» и проехал через рабочий квартал Сан-Лоренцо, сильно разрушенный после налета англо-американской авиации. Следует отметить, что итальянцы никогда не хотели развязанной Муссолини войны, несмотря на повсеместное присутствие лозунгов типа «Муссолини всегда прав», и, когда военные действия приблизились к порогу Италии, они начали, особенно не афишируя это, проклинать решение диктатора связать судьбу страны с ненавистной нацистской Германией, расовая политика которой всегда ужасала их.

Когда Муссолини вышел из автомобиля, ему высказали обязательные приветствия несколько усталых мужчин и женщин, копавшихся в развалинах. Как он позднее вспоминал: «Меня сразу окружила толпа, радостно приветствовавшая меня». Он приказал сопровождавшему его генералу Энцо Гальбиати раздать имеющиеся у него деньги этим людям. (Сам Муссолини обычно никогда не носил с собой наличных денег.)

Похоже, что подобный прием, оказанный ему среди развалин Рима, вызвал у него гордость. Что, впрочем, не вызывает особого удивления. Одинокий диктатор всегда получал больше удовольствия от взаимопонимания с народными массами, реального или воображаемого, чем от личных отношений с близким окружением.

В Риме стояло удивительно душное лето, и в этот воскресный день город начал, образно говоря, увядать под жгучими лучами средиземноморского солнца.

«Невыносимый летний зной давил на души людей, — вспоминал Муссолини, бывший некогда журналистом и воображавший себя писателем, — и тяжким бременем давит с неподвижного неба на Рим». В три часа дня дуче отправился на виллу Торлония, уютное поместье в местечке Фраскатти, где его с чашкой супа и пророчествами в духе легендарной Кассандры ожидала жена, Ракеле.

«Я съел свой обычный завтрак, — вспоминал он, — провел примерно час за разговором с женой в музыкальной комнате. Моя супруга пребывала в крайне подавленном состоянии и высказала опасения, что вскоре должно случиться что-то очень важное». Мнительная Ракеле умоляла мужа отказаться от встречи с королем, но дуче отмахнулся от ее предостережений. Он заявил ей, что нисколько не боится Виктора Эммануила. Король — его друг.

Муссолини не знал, что его друг король вступил в контакт с итальянскими генералами и был главной фигурой заговора, имевшего целью лишить диктатора власти и свергнуть фашистский режим, существовавший в Италии уже 21 год. По мнению короля, голосование Большого фашистского совета было удобным предлогом расставить ловушку для Муссолини, которая была намного более экстремальной, чем что-либо другое, предусмотренное большинством ставленников дуче в Gran Consiglio, которые желали дать стране новее руководство, не совершая политического самоубийства путем уничтожения фашизма. Неожиданная просьба Муссолини разрешить ему заехать в резиденцию короля расстроила план заговорщиков осуществить намеченный на завтра государственный переворот. Однако король и его единомышленники решили не отказывать дуче, который бессознательно ускорил свой уход с политической сцены.

Примерно в пять часов дня «альфа-ромео» Муссолини проехала чрез чугунные ворота виллы «Савойя», резиденции Виктора Эммануила, расположенной на окраине итальянской столицы.

Дуче, одетый в темно-синий костюм и черную фетровую шляпу, увидел многочисленных карабинеров, расставленных по всему саду. Он заметил не всех — часть охранников прятались в кустах. Однако присутствие вооруженной охраны не вызвало подозрений у диктатора. Муссолини совершенно беззаботно прошел в самое сердце зловещей паутины заговора.

Когда он приблизился к вилле, то увидел на ступеньках здания Виктора Эммануила. Король был невысокого роста — чуть выше, чем метр пятьдесят. На нем был маршальский мундир. После короткого обмена любезностями и обсуждения погоды дуче последовал за королем в гостиную, где они остались одни. Муссолини принялся рассказывать о заседании Совета, сведя к минимуму важность голосования, а также его легальные результаты, когда король неожиданно оборвал его.

«Мой дорогой дуче, так больше не может продолжаться, — произнес король. — Италия на пороге катастрофы. Моральный дух армии упал чрезвычайно низко и солдаты больше не хотят воевать. Альпийские стрелки распевают песню о том, что сыты по горло войной Муссолини». В следующее мгновение, вероятно, показавшееся Муссолини сюрреалистической картиной, король процитировал пару строк («Долой Муссолини, убийцу альпийских стрелков»), которые диктатор выслушал в молчании.

«Вы наверняка не испытываете никаких иллюзий, — продолжил король, — относительно того, как к вам сейчас относятся итальянцы. Вы самый ненавидимый в Италии человек. У вас не осталось ни одного друга, кроме меня. Вам не нужно беспокоиться за собственную безопасность. Я позабочусь об этом. Я решил, что человек этого часа — маршал Бадольо».

Произнесенное королем имя задело Муссолини за живое. Пьетро Бадольо — бывший глава Верховного командования итальянской армии, смещенный в 1940 году со своего поста указом дуче, после того как Италия потерпела самое большое унижение в войне. Муссолини и Бадольо считались заклятыми врагами. И вот теперь король говорит Муссолини о том, что выбрал старого солдата на роль главы нового итальянского правительства. «Он сформирует правительственный кабинет из карьерных профессионалов, — добавил Виктор Эммануил, — чтобы править страной и продолжать войну. Через полгода мы увидим, что из этого получится».

Судя по всему, дуче был поражен услышанным, во всяком случае, именно так запомнилось королю. «В таком случае, я потерпел полное поражение», — пробормотал диктатор, опускаясь в кресло.

«Мне очень жаль, — произнес король, который за последние годы искренне привязался к Муссолини и действительно симпатизировал ему, — однако решение не может быть иным. Мне очень жаль». Когда к дуче вернулось самообладание, он выразил мягкий протест, после чего добавил: «Я прекрасно понимаю, что народ ненавидит меня. Я осознал это в ночь перед заседанием Большого совета. Никто не может так долго править страной и навязывать народу так много жертв, не вызывая к себе более или менее горького презрения».

Встреча длилась всего двадцать минут. В двадцать минут шестого пополудни Виктор Эммануил, монархия которого тесно сотрудничала с фашистским режимом почти два десятилетия, проводил Муссолини до двери. Они обменялись рукопожатиями. «Его лицо было мертвенно-бледным, — позднее вспоминал дуче, — и он показался мне даже ниже ростом, чем обычно. Ощущение было такое, будто он как-то сжался, стал меньше в размерах».

Однако главный сюрприз был еще впереди. Приблизившись к автомобилю, ничего не подозревающий Муссолини был арестован капитаном карабинеров и препровожден в машину «скорой помощи», стоявшую неподалеку, которая затем на большой скорости отъехала от виллы. Диктатор фашистской Италии стал пленником собственного народа. (Никому доподлинно не известно, о чем шла речь во время этой встречи Муссолини и короля Италии Виктора Эммануила. Вышеприведенная реконструкция составлена из противоречивых версий этой встречи, данных ее обоими участниками. Многим историкам воспоминания короля и дуче представляются сомнительными. — Примечание автора.)

После того, как Муссолини увезли в некое тайное место, король и его единомышленники — заговорщики занялись арестами других высокопоставленных фашистов в Риме и демонтировали остатки политического режима дуче. Несмотря на те слова, что король сказал Муссолини на вилле, он не собирался доводить Италию до такого состояния, когда она полностью обескровит себя, продолжая участвовать в войне. Когда пришел нужный час, Виктор Эммануил был готов разорвать военно-политический союз с Германией и отдаться на милость стран антигитлеровской коалиции. Бывший диктор может оказаться ценной разменной монетой в переговорах с теми, кто скоро высадится на берегах Италии.

Хотя Муссолини и его сторонники были без шума нейтрализованы в течение считаных дней после государственного переворота, возможность вероятного вмешательства Германии представляла собой огромную опасность для нового итальянского правительства. Гитлер, называвший себя другом Муссолини, мог с неудовольствием отнестись к смене политического режима. Кроме того, он с глубоким недоверием относился к Виктору Эммануилу и его позиции по отношению к войне, причем не без оснований.

Если Италия капитулирует, то это станет настоящей катастрофой для Германии, которая рассчитывала на своего средиземноморского союзника в обороне южного фронта от англо-американских войск. Если итальянцы откроют ворота врагу, то он совершит рывок на север Италии и устремится к границам Третьего рейха, который вел отчаянную борьбу с Красной армией на Восточном фронте. Чтобы избежать репрессий со стороны Германии, король решил скрыть свои истинные намерения, всячески декларируя верность военно-политическому союзу с Гитлером. Такое притворство король считал временной мерой, способной держать немцев на расстоянии достаточно долго, что позволит итальянцам вступить в тайные переговоры с антигитлеровской коалицией и заручиться ее обещанием оказать военную помощь. Однако существовало некое препятствие. Прежде чем новое итальянское правительство договорится с врагом, ему придется полагаться на свой ум, если оно желает предвосхитить возможное нападение немцев.

Ранним вечером 25 июля похитители Муссолини приступили к выполнению задачи по уничтожению фашизма и укреплению контроля над страной. Делалось это в атмосфере мрачного напряжения. Как же отнесутся немцы, нервно размышлял король, к неожиданному исчезновению Муссолини — решительного сторонника Германии и личного друга Гитлера?