Тюремные истории. Тюремный роман в рассказах

Григорий Зарубин

Главные герои – заключенные и охранники. Живут, любят и ненавидят, о чем-то мечтают. Иногда плачут, иногда смеются. Хоть и по разные стороны запертых решеток и дверей, но линии судьбы их тесно связаны и зачастую пересекаются в перипетиях длинных казематных коридоров. И самое трудное для обеих сторон – понять, что в тюрьме тоже надо оставаться человеком… Книга содержит нецензурную брань.

© Григорий Зарубин, 2022

ISBN 978-5-4474-5869-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Безнадега

— Ну, прям — весна! А…?! Солнышко-то как греет! А…?! — разглядывал оживленно Валерка соседние дома и улицы в небольшое зарешетчатое тюремное окно. Чему-то заулыбался. Вдруг как закричит:

— Э-ге-ге-гей…!!! Люди…!!! Человеки…!!!

Никто из сокамерников не поддержал его радостного настроения. Новенький сиделец после завтрака аккуратно сметал крошки со стола. А освобождавшийся сегодня Матвей в третий раз после подъема сидел на унитазе. Только Паша, сосед по шконке снизу, читавший газету, глубоко вздохнул.

— Ну чё ты бздишь? — в который раз привязывался Валерка к Матвею, — на волю, ведь не в земельный отдел… Откинешься сегодня! Братишка…!

— C моё в крытке посидишь, вот тогда на тебя посмотрю, — ворчал из дальнего угла Матвей.

— А ты не беспокойся! Мне и так семнадцать годков тянуть… ещё успею… Эх! А я бы на твоем месте… сразу к бабам, и водки — стакана три! Или, наоборот… уж я покуражился бы, — хорохорился, мечтательно наставляя товарища, Валера.

Матвей, c зеленовато-бледного оттенка лицом, неторопливо собирался. Скрутил тонкий матрац, в наволочку покидал казенное постельное белье. Полупустой тюбик зубной пасты оставил на полочке, щетку швырнул в мусорное ведро.

— Снарядил шекель-то свой? Ничего не забыл? — спросил несмолкаемый Валерка.

— Чего собирать то? — буркнул Матвей. На всякий случай проверил карманы и полупустой цветной пакет.

C противным резким стуком открылась дверная форточка. Новенький сдал баландеру грязную посуду. Прыщавый баландер, недосчитавшись одной ложки, застучал черпаком по двери.

— Ну, что ты грабками-то стучишь, лось сохатый? — подбежав к форточке, чертыхался Валера.

— Вам четыре чашки и четыре ложки выдано. Где ложка? — прогундосил баландер.

— Очнись! Милый! Ты три шлемки баланды накропил. И всё… Так, что, покеда! Нужны нам твои весла… луну, что ли тебе здесь крутим…?

— Всем поровну разливаю, — обиделся баландер.

— Вот, вот… Сам жри свой горох вонючий в следующий раз… По длинному продолу уже вышагивал в их сторону здоровенный охранник. Люто ненавидимый и презираемый зеками Славик, в новехоньком камуфляже, чуток скрывающий его несуразно развитое тело, больше похожее на головастика, игрался дубинкой и смачно сплевывал на пол.

Валерка швырнул недостающую ложку в форточку, — нате! Подавитесь!

Форточка c силой захлопнулась. И тут же снова открылась.

— Чего бузим…?! Типа… проблемы нужны?! — злорадно поинтересовался Славик — в предвкушении кого-нибудь из четверых отдубасить и посадить в карцер.

— Все нормально, командир! Мы поняли, и уже исправляемся, — ответил за всех Матвей.

Окошко закрылось.

Валерка еще минут пять ходил из угла в угол, со злобой выговаривая:

— Вот гнида! Если бы не дядя его…, втетерил бы тогда племяшу, посшибал рога… Опарыш! Мать его…

— Присядем на дорожку, что ли, — предложил Матвей.

Присели. Закурили. У Матвея сильно дрожали руки.

— Не дрейфь! Все будет ништяк! — подбодрил Валерка, хлопая по плечу кореша.

— Я разговаривать-то по-человечески разучился, — подтрунивал Матвей над собой. Показал синие от множества татуировок пальцы, — весь расписной!

— В магазинах, что хочешь c полок берешь, на кассе монету только всучишь, тебе сдачу, — влез в разговор новенький, — месяцами можно ни c кем не общаться. Хоть подохни! Никому не нужен.

— Чего в разговор встреваешь? Ушастик! — наскочил Валерка на новенького.

— Отвяжись ты от него, — заступился Матвей.

Открылась дверь камеры. Попрощались. И Матвея увели… А еще через полчаса, его благополучно выпихнули за ворота, на свободу…

Как только за Матвеем захлопнули дверь, в камеру влезло давящее, вязкое чувство безысходности, щемящей тоски…

Валерка до вечера слонялся из угла в угол, нервно хрустя пальцами. В очередной раз, подойдя к окну, завопил на всю улицу отборным матом.

Как и предвидел Паша, быстренько прячась под одеяло, дверь в камеру отворилась незамедлительно…

Трое охранников взопрели, пока выволакивали Валерку на продол. Он пинался, норовил укусить, упирался, цепляясь за железные прутья нар. Извиваясь, сшиб со стены полку, рассыпав чай и папиросы. И, когда его за ноги уже тянули через дверной проем, все же изловчился схватить грязную половую тряпку и хлестануть по физиономии Славика.

C шумом и воем на всю тюрьму, нещадно лупцуя дубинками, Валерку c трудом все же допинали до подвала и водворили в карцер.

— Чего, это он? — спросил новенький Пашу, прибираясь после потасовки в опустевшей камере.

— Безнадега, — задумчиво произнес старый зек, — безнадега…