Кости

Григорий Николаевич Ведерников

В эти тёмные и жестокие времена, когда весь материк окутан хаосом и войной, наёмные отряды стекаются за выгодными контрактами в города, чтобы разжиться золотом.На далеком севере собираются несколько наёмников, которым было сделано весьма выгодное предложение.Кто они такие? Что за работа? Кто наниматель? На эти вопросы они получат ответы, но перед этим солдаты удачи непременно пропустят кружку-другую за разговорами и разыграют не одну партию в излюбленную игру.

Глава 5

Бернхард разжег в камине огонь. Поленья приятно потрескивали, языки пламени жалили подвешенный внутри камина котел. Марилька — видная, молодая и фигуристая дочь трактирщика, приковывающая взгляды посетителей, готовила жаркое. По таверне расползался приятный пряный аромат специй и мясного бульона с овощами. Хозяин расхаживал по залу и зажигал свечи, потом он подошел к стене и поправил криво висевший щит с изображением свирепого медведя. Бернхард посмотрел на своих гостей, собравшихся за одним большим столом и задумался над тем, что монах появился как нельзя вовремя, остановив начинавшуюся драку. Пятеро наемников оживленно болтали, пили эль и иногда смеялись.

— Врешь, — серьезно сказал Вигмар.

— Да под землю мне провалиться, если вру, — ответил монах.

— Не может быть, — озадаченно сказал Рерик.

— Может, уважаемые, может.

— Так вот прям и…

— Да, да. Именно так.

— Стоп! — прикрикнул Сигурд. — Я что-то совсем уже мысль потерял. О чем мы тут говорим? Чего это вы все так сомневаетесь? — захмелев, сказал он.

Наемники засмеялись.

— Ты слишком много выпил, брат.

— Вовсе нет! Ты только посмотри на мое брюхо! — Сигурд встал с места и похлопал себя по округлившемуся животу. — Сюда еще столько же влезет! Берни… Принеси-ка нам еще выпивки.

Бернхард перестал протирать тряпкой стойку и скрылся на кухне. Не проведя там и нескольких секунд, он выбежал обратно в зал и выставил рядом со столом бочку.

— Спасибо, Берни… — Сигурд икнул. — А вкусно так пахнет ваша похлебка. Скорее бы ее попробовать.

— Скоро будет готово, воители. Моя дочурка очень старалась для вас и…

— Да, да. Мы знаем. Иди занимайся своим делом, — сказал Вигмар.

Улыбка с лица трактирщика пропала, и он удалился от стола косо поглядывая на наемника.

— Зачем ты так? — спросил Клод.

— Как?

— Он ради нас старается. Обхаживает весь вечер и, по-видимому, будет виться вокруг нас и всю ночь. Нужно хоть немного ценить его труд.

— Да что ты говоришь. Кошелек он твой обхаживает. Ну а если так приглянулся, то затащи его к себе в спальню и трахни! — Вигмар рассмеялся.

— Не смей так со мной разговаривать, — спокойно, но твердо сказал Клод.

— А что ты сделаешь? Снова начнешь размахивать мечом в своих модных штанишках?

Клод поднялся с места и ухватился за позолоченную рукоять клинка.

— Глядите-ка, какой у него красивый меч. Пожалуй, когда я его заберу, то вполне смогу выменять эту железку еще на пару бочек пива.

— Вряд ли у тебя получиться сделать это без рук! — Клод вытащил из ножен меч и злобно оскалился.

Вигмар остался сидеть на месте. Нахмурив брови, он со злобой таращился на Клода и сжимал рукоять ножа под столом.

— Воины! Братья по оружию! Придите же в себя. Нам с вами еще спины друг другу прикрывать. Не зря нас всех собрали под одной крышей этого чудесного заведения. Мы вовсе не должны друг друга умерщвлять. Скажу вам точно, что за ваши смерти никто платить не станет, — монах повел бровью и довольно улыбнулся.

Оба воина продолжали испытующе смотреть друг на друга.

— Оставь его, Клод. Он просто безумец и провокатор, — сказал Рерик.

— Да. Шкурка выделки не стоит. Мы почти его убили… Вот если бы не Ирвинг, то пришлось бы Берни собирать с пола гигантские такие ошметки этого задиристого великана. — Сигурд развел руками в стороны и улыбнулся.

Клод убрал свой меч в ножны и сел на свое место.

— То-то же, девочка. Знай, что в следующий раз ты не спрячешься под монашеской юбкой, — Вигмар снова рассмеялся.

Клод напряг скулы и был готов броситься на Вигмара.

— Стоять! — закричал Сигурд, поднявшись с места. Пошатнувшись, он рухнул на пол. Рерик помог ему подняться и посоветовал сегодня больше не налегать на выпивку.

Наемники рассмеялись и напряжение между ними разрядилось, но легкое чувство неприязни, конечно же, осталось.

— Что случилось, Сигурд? — добродушно спросил священник.

— Я так и не понял, чему вы так все удивлялись.

— Ивринг, расскажи нам свою историю подробнее. Только начни с самого начала. Не могу поверить, что священнослужитель подался в наемники, так еще и состоял в отряде «Потрошителей». Как вообще так вышло? — спросил Клод.

— Да и не совсем ясно, что случилось с самим отрядом. Слухи разные ходят… — сказал Рерик.

— Да какие там слухи. Порезали весь отряд, как поросят, а теперь выдают эти россказни за страшилки! — сказал Вигмар и отпил из своей кружки. — Кого ты хочешь напугать, монах? Эти вон может и поверят. — Он указал на скавров. — Они вообще думают, что Боги радостно их встретят, когда их посадят на кол! Ну, может, и сир модные штанишки в рейтузы наделает, а я вот в эти байки не верю! — вскрикнул Вигмар.

— А во что ты веришь, если отрицаешь существование высших сил? — сердито спросил Клод.

— Нет никаких Богов. Нет ни рая, ни ада. Это все напридумывали выродки вроде него, — наемник ткнул пальцем в монаха. — Чтобы было легче помыкать олухами вроде вас.

— Ошибаетесь, воин, — добродушно сказал монах.

— Говори, что хочешь, священник. Мне насрать. Я высказался. Думайте, что хотите, — Вигмар закурил трубку.

— Ты вообще во что-нибудь веришь? — спросил Рерик.

— Да. Я верю в сытную жратву, пенящееся пиво, трах с хорошей девкой и в предсмертные вопли людей, которых я убил. Вот настоящая правда!

— Мне тошно от тебя, — сказал Клод. — Надеюсь ты сгоришь в аду.

— Ты нас не проведешь, громадина. Насквозь тебя вижу. Иначе ты бы так не распинался, — сказал Сигурд.

— О чем ты? — затянувшись трубкой, спросил здоровяк.

— У тебя есть Бог, и имя ему — смерть. Я прав? — Сигурд ударил кулаком себя в грудь и рассмеялся.

— По крайней мере, она реальна и пахнет дерьмом, — ответил Вигмар.

— Ну что же, смерть да, вполне реальна, но не так уж и проста, как может показаться. Итак, если мы с этим покончили, то я начну сначала, но с тем условием, что вы поделитесь со мной и своими историями.

— Почему бы и нет? — воскликнул Сигурд. — Нам точно есть, о чем поведать! — Скавр хлопнул брата по плечу и выпил.

***

Ирвинг вырос в большой крестьянской общине на границе южного королевства. Здесь царило долгое лето, а в округе раскинулись душистые цветочные поля, голубые реки и массивные леса. Его семья была достаточно большой, но бедной. Под одной крышей мальчик рос с шестью братьями и четырьмя сестрами. Неудивительно, что однажды родители отдали его на воспитание в монастырь. Не могу сказать, что отец Ирвинга сильно верил в Бога, в отличие от матери, но он точно знал, что за стенами святилища его сын всегда будет накормлен и останется жить.

Заезжий священнослужитель усадил Ирвинга в повозку. С грустью и печалью его близкие провожали в долгий путь мальчишку. Когда селение осталось далеко позади, священнослужитель угостил его свеклой. Ирвингу стало лучше, но он все равно расплакался, когда осознал, что теперь остался совсем один. Больше он никогда не возвращался домой. О судьбе своей родни Ирвинг ничего так и не узнал, когда их общину сожгли бандиты.

Став послушником, он усвоил для себя первое и самое главное правило в аббатстве. Точнее, два правила. Беспрекословное подчинение настоятелю и строжайший запрет на покидание стен монастыря. Теперь все его время распределялось между богослужением, уединенной молитвой, обучением чтению и, конечно же, физическим трудом. В чем его отец точно не ошибся, так это в том, что Ирвинг никогда не испытывал чувства голода.

Монастыри регулярно получали денежные подати и продукты от крестьян, а также внутри аббатства послушники, под присмотром настоятелей, делали отличное вино и гнали медовуху. Правда, напитки делались исключительно для продажи, но Ирвинг знал, что старые священнослужители частенько собирались ночью, чтобы продегустировать чарку-другую своего творения. Со временем и новый послушник нашел способ незаметно пробираться в погреб, когда присоединился к братству.

Мальчишку, перед тем, как он стал послушником, сначала приняли в качестве кандидата и выбрили на его голове тонзуру — круг, выстригаемый на макушке головы. Потом его одели в монашеское облачение и закрепили за ним опытного наставника.

Спустя год служения ему задали вопрос — «Хочешь ли ты остаться в монастыре?». Ирвингу уже было известно, что идти ему больше некуда, да и монастырская жизнь пришлась ему по душе. За исключением тех моментов, когда наставник стегал его розгами по спине за различные выходки, которые противоречили учению отца света — Агемона. Когда Ирвинг принес окончательные обеты, то стал частью этого братства.

Спустя несколько лет учений мальчик окреп и стал юношей. Он научился читать, овладел древней письменностью, знал наизусть псалмы и принимал участие в богослужении.

Время от времени в монастырь заглядывали воины святой инквизиции, которые получали поручения от аббата. Передохнув несколько дней в общине, они возвращались на дороги нести его слово. Иногда им приходилось доходчиво, с оружием в руках, вбивать его в ослушавшихся еретиков, в особенности на северных границах, где присутствовали многочисленные языческие культы. Вскоре юноша познакомился со святыми воинами. Один из них даже охотно поделился с ним знанием военного дела. Так Ирвинг начал освоение деревянного посоха, сначала как оружие для самозащиты, а потом, как позже выяснилось, и для нападения.

Сколько Ирвинг не молился великому Агемону — божеству, создавшему весь мир, а любопытство познания он утолить в себе не смог.

Он часто слышал, как странствующие солдаты аббата разговаривали о диковинных городах, варварских народах, о бескрайних морях и океанах, а самое главное — о женщинах. Конечно, молодой монах видел в поле крестьянок, но никогда не мог себе представить, как можно было с ними хоть заговорить, не то что проводить время в грехоподобном наслаждении. Тем более настоятели следили за тем, чтобы слабые духом послушники держались подальше от женщин, но их лица и формы тел все равно манили к себе взгляды священнослужителей.

Ирвинг принял обет безбрачия и поклялся не иметь ни жены, ни детей, ни собственной земли, но ведь это не мешало ему спать с селянками. К такому умозаключению он пришел, прежде чем решился впервые проявить внимание к девушке.

Когда он развил в себе харизму и понял, что для того, чтобы добиться желаемого, достаточно лишь ублажить девичий слух, сдобрить все дело хорошим монастырским вином и букетом полевых цветов, то частенько покидал кельи послушников глубокой ночью.

Из года в год уже окрепший мужчина жил, спал и ел под крышей аббатства великого бога Агемона — отца всего света, хотя иногда и позволял себе согрешить на стороне, оставаясь незамеченным.

После принятия духовного сана Ирвинг надеялся присоединиться к группе странствующих монахов, чтобы оставить стены древнего монастыря и открыть для себя этот большой, жестокий, но такой удивительный мир. По его просьбе братья-послушники, даже изготовили для него дубовый посох для странствий в дороге, но все его планы нарушил аббат.

Когда Ирвинг находился в своей келье, под светом свечи изучая писания настоятелей, в дверь постучали. Он встал из-за стола, подошел к ней и открыл.

— Брат Ирвинг, рад что застал вас здесь. Корпите над древними манускриптами?

— Да, отец.

— Отрадно слышать и видеть таких трудолюбивых и старательных служителей нашего Бога.

Он вошел в комнату, огляделся и остановил свой взгляд на собранной дорожной сумке.

— Не хочу тебя расстраивать, но я не могу просто отдать тебя на растерзание миру за стенами нашего дома. Он никогда не был спокойным, но сейчас все становится только хуже с каждым годом. Думаю, ты и сам замечаешь, как ряды наших странствующих братьев и инквизиторов редчают раз за разом, принося с той стороны только дурные известия. Всему виной очередная война еретиков и варваров против нашего достопочтенного короля, а также болезни и голод. Особенно голод. Некоторые братья приносят новости о известных случаях каннибализма в городах. На дорогах совсем неспокойно, и нет там жизни для миролюбивого монаха. Думаю, что привычная жизнь еще не скоро вернется в свое спокойное русло. Все больше в наши стены приводят сирот, и все меньше становится нас, старых братьев, еще сохранивших остатки чистого разума и рассудка. Скоро некому будет передавать наши знания и учения молодому поколению детей света, и тогда эти земли окончательно заполонят дьяволовы культисты с помутневшим от гнева рассудком. Трудные и темные времена нас ждут, Ирвинг.

— Аббат, но как же я останусь? Я чувствую, что нужен там, за стенами. Кто, если не мы, сможет нести свет нашего создателя в это смутное время? Тем более я смогу постоять за себя и обездоленных на этом пути.

— Не забывай, брат Ирвинг, ты не воин. Ты — священнослужитель и мудрец. Сейчас твой долг перед ликом всемогущего Агемона призывает тебя поделиться знаниями, полученными в стенах нашей общины света, с еще не окрепшими умами. Ты должен помочь им, наставить их на истинно верный путь.

— Как пожелаете, аббат. Вы вырастили меня, воспитали, и теперь я отплачу вам за заботу, — со скрытой грустью сказал Ирвинг.

Став наставником молодых послушников, Ирвинг, как и прежде углублялся в священные писания и псалмы. Год за годом он готовил себе и остальным настоятелям достойную замену, а большая и загадочная вселенная по-прежнему манила его к себе. Особенно в те дни, когда он собирал странствующих воинов-инквизиторов в винном погребе, чтобы послушать их рассказы за стаканом вина и кромкой козьего сыра.

Находясь почти в полной изоляции, монах пытался найти больше информации о таком близком, но по-прежнему далеком мире за каменными стенами святыни.

Покидая ночами кельи монастыря, он, как и прежде, наведывался к своей земной любовнице Гуннильде, которая поведала ему, что в соседней деревне, по слухам, появился заморский торговец редкими книгами. Книги были редким явлением в королевствах, а если и были, то в основном лишь религиозные писания, которые Ирвинг за годы службы в монастыре прочитал все, а некоторые, особо древние, он не раз переписывал, перенося силу священных слов на новые свитки.

Монах настоял на том, чтобы крестьянка выкупила все имеющиеся у торговца тома. Для этой цели он тайком вернулся в монастырь, выкрал добровольные подати у ростовщика Толгерта, пока тот, напившись вина, храпел на деревянной бочке. Ирвинг не думал, чем брату-монаху придется отплатить за это. Скорее всего собрата высекут, но такую жертву Ирвинг был готов принять.

Он уже видел перед собой слова и буквы, которые поведали бы ему о таинствах внешнего мира. Потом он страстно взял крестьянку на деревянном столе, побив глиняные чашки и кружки. Давно он не чувствовал такого возбуждения, но отнюдь не от природной красоты Гуннильды, а от желания завладеть новыми знаниями. Его охватила страсть, будоражащая все его тело до дрожи, а крестьянка просто оказалась в нужный момент рядом, чтобы он мог подавить сжигающие его чувства. Ирвинг и Гуннильда остались довольными, когда все закончилось, но каждый по-своему.

Следующей ночью он снова навестил возжелавшую его крестьянку, которая была не прочь вновь отдаться своему страстному любовнику, но Ирвинга интересовали только книги. Они были разложены на полу маленькой хаты, и это привело в гнев монаха. Он запричитал, раскраснелся и едва ли не начал кричать на женщину. Ирвинг даже пригрозил ей, что расскажет ее мужу об их связи, отчего она заплакала. Конечно он не собирался этого делать, так как сам мог лишиться своего сана из-за прелюбодеяний, но на женщину это подействовало. Она раскаивалась перед ним и умоляла простить ее, целуя ему руки. Он простил.

Ирвинг разложил полученные тома на постели, разглядывая их, пока женщина развязывала его пояс на рясе. Безусловно, не все писания были полезны, но нашлось кое-что интересное, отбившее у него охоту вновь согрешить в постели с любовницей. Когда она уже касалась губами его живота, монах остановил ее и поблагодарил за старания. Больше он имел в виду покупку книг, нежели их страстные ночи. Настоятель братства света благословил крестьянку, описал вокруг нее круг своим медальоном, поцеловал ее в лоб. На прощание он оставил ей бутыль вина и вернулся в аббатство, чтобы изучить интересующие его письмена. В том числе рукописи, которые немедленно по настоянию аббата должны были быть уничтожены, но ведь никто, кроме Ирвинга и не знал, что они находятся в стенах монастыря, кроме крестьянки, конечно, но она мало что понимала в чтении.

Днем брат Ирвинг был наставником, верным священнослужителем и учителем. Вечерами он упражнялся с посохом, даже взяв к себе нескольких учеников, потому как постоянно сотрясать воздух дубовой палкой не так интересно и весело, нежели отрабатывать удары на живых подвижных послушниках. В пределах дозволенного, конечно. Тем более священные писания гласили, что через физическую боль верующие достигали высшей формы просветления. Так монах оправдывал оставленные ученикам синяки и побои.

Темными же ночами настоятель запирался в погребе или келье, зажигал свечу и приступал к познаниям неведанных и запретных трактатов. Среди авторских трудов встречались «Кровь севера и юга», «Искусство врачевания», «Эротические поэмы барда Ангеля фон Регса», «Колдовство и оккультизм», «Трактат чернокнижника» и «Дети смерти». Причем последние три книги были обернуты обложками из человеческой кожи.

За одно лишь упоминание о трудах некромантов, ставших почти мифическими, могли сжечь на костре, но пытливый ум монаха не унимался. Поздними ночами он корпел над трудами чернокнижников, а утром он снова читал священные писания. Молясь в одиночестве, он мог какое-то время вздремнуть, находясь на коленях у алтаря. Он научился такому навыку, будучи еще послушником, чтобы ночами навещать крестьянок в деревне.

В итоге все книги были прочитаны, однако полученной теории все равно было мало, ведь свежие знания требовали доказательств.

***

— Постойте, вы хотите сказать, что практиковали колдовство? — удивленно спросил Клод.

— Ну что вы. Вряд ли я сейчас сидел бы рядом с вами. Инквизиция уже давно бы меня нашла и предала огню. Хотя, пожалуй, в моей жизни был случай… Трудно описать, что именно тогда произошло, но я попытаюсь, — задумчиво сказал монах.

— Папаша Ирвинг оказался не так прост, как оказалось, — Вигмар цокнул и ощерил зубы в улыбке.

— По большей части книги содержали в себе ценную информацию о внутреннем устройстве человека, а также там описывались методы борьбы с различными заболеваниями. Уверен, что толковый лекарь оценил бы труды тех авторов.

— Ну да! — вскрикнул Рерик. — Именно поэтому они были замотаны в человеческую кожу с различными авторами «Культа смерти».

— Сложно сказать, для чего это. Да, там были старинные письмена на довольно-таки темном ругательном языке, но, думаю, книга должна была отпугивать любопытных священников, чтобы даже прикоснуться боялись к ней из-за страха проклятий.

— Но вас это не остановило? — спросил Вигмар потягивая трубку.

— Все для меня только начиналось, — сказал монах и отхлебнул из кружки.

***

Свирепствующая в стране чума добралась-таки и до стен аббатства. Окрестные селения с крестьянами и скотом вымерли, как и многие послушники монастыря. Агемон — Бог света не позволил проклятой болезни забрать всех, но мир, который был знаком Ирвингу, больше никогда не был прежним.

Когда умер аббат, то на его место назначением церкви прислали одного из самых рьяных и преданных фанатиков короля. Новый настоятель святой общины был старым и довольно жестоким инквизитором. Иногда в качестве наказания молодых послушников он применял пытки. Человек был старой закалки, в общем. Звали его Карл.

Он, как мог, сдерживал миролюбивых монахов внутри безопасных, хотя, как выяснилось, и не очень, стен монастыря, когда большинство монахов наплевали на обеты и клятвы, пытаясь убежать. Провинившихся он наказывал жестоко. Кто-то просидел в холодной яме сутки, кому-то отняли несколько пальцев, а некоторым прижигали раскаленным железом кожу. Дисциплина была восстановлена. Как ему удалось? Он не справлялся с обязанностями в одиночку. С ним был подготовленный отряд вооруженных рыцарей, который просто выполнял его приказы.

Ирвинга даже удивляло, насколько фанатично Карл подходит к исполнению своих обязанностей. Любой ценой, но он всегда добивался того, что ему захочется. Это был ценный урок для повзрослевшего монаха.

Будучи наставником, Ирвинг никогда не был из числа бунтарей и не пытался бежать, когда остальные видели в этом хоть малую возможность. Напротив, он обзавелся уважением инквизитора, когда рассказывал ему о Боге, писаниях и исторических событиях вроде прихода в наш мир великого пророка Аро. Расположение главы общины позволяло Ирвингу втайне заниматься собственными опытами, находясь под самым носом у великого палача — инквизитора. Ведь Карл доверял ему и не сомневался в монахе.

Мертвых становилось с каждым днем все больше, и, прежде чем предавать их тела костру, Ирвинг забирал их в подвалы монастыря. Карлу он пояснял, что необходимо очистить их души от скверны проклятой болезни, и он был готов пожертвовать собой ради них, читая молитвы над зараженными телами. Отцу света нужны были чистые души верных последователей. Карл одобрительно кивал монаху и благодарил его за риск и чистоту его веры.

На самом же деле Ирвинг отбирал чаще всего священнослужителей, погибших естественной смертью — стариков или замученных послушников, над которыми постарались воины инквизитора. Остальные тела он просто предавал огню. Потом любопытный монах вскрывал их тела и подробно изучал устройство человека. Приобретённые знания и опыт позволяли ему заниматься лечением своих братьев-священнослужителей и даже инквизиторов короля. Начиная с переломов и ушибов, заканчивая проведением запрещенных духовенством операций, в процессе которых иногда приходилось читать запрещенные свитки, рисуя диковинные символы на теле больного. С тех, кто выздоравливал, Ирвинг брал обещание молчать. На этом он однажды и попался.

Благодарные и спасенные от смерти люди все равно шептались, разносили слухи в стенах аббатства. Ирвинг проклинал себя за свою наивность и веру в честное слово. Когда до него наконец дошли вести о том, что Карл хочет провести над ним обряд очищения, то есть сжечь его, Ирвинг понял, что в этом месте его труды подходят к концу.

Ночью он собрал в дорогу необходимые вещи: провиант, книги, инструменты. Надев свою рясу и прихватив дубовый посох, он направился к своему тайному ходу, откуда он лазил в село, где его, к сожалению, уже ждали рыцари ордена вместе с Карлом.

После того, как его заточили в подвале, чтобы он уже никуда не делся до обряда очищения, Ирвинг сидел в сырой темнице, ни капли не раскаиваясь за приобретенные знания и опыт. Единственное, о чем он по-настоящему сожалел, так это о книгах, брошенных в печь на съедение огню. Однако он все равно отлично помнил их содержание. Тем более одна из них гласила, что само понятие смерти далеко не означало конец.

По велению судьбы монах вскоре обрел свободу, так как на монастырь было совершено нападение варварских кланов, которые ввязались в кровопролитную войну южного королевства.

Будучи не таким уж правоверным служителем своего Бога, Ирвинг скинул с себя одеяние священника, пока скавры разделывались с обитателями монастыря, и когда они спустились в темницу, найдя его в запертом подвале, то не вонзили в него меч, а заковали в цепи, уведя в большой мир, как раба. Не так он представлял себе путешествие за стены аббатства, но это было намного лучше казни на костре.

В лагере конунга Хакона Яростного было много воинов. Такая орда варваров вполне могла захватить всю страну. Примечательным было то, что среди его войска Ирвинг иногда слышал знакомую речь, признав среди некоторых воинов своих соотечественников. Как позже выяснилось, в состав армии варваров входил и отряд наемных южан, известных под именем «Потрошители» во главе с капитаном Стефаном Кровопускателем, который выкупил Ирвинга себе, заметив его способности врачевания ран. Именно тогда монах-отступник и стал наемником, подписав свой первый контракт.

Кампания конунга завершилась также быстро и стремительно, как и началась. Король Вильгельм Благословенный через доверенного гонца тайно доставил капитану наемников сообщение об объединенных силах его феодалов на востоке страны возле устья реки Серебрянки. Узнав о связи Стефана с королем, Ирвинг понял истинное предназначение отряда «Потрошителей» в рядах армии Хакона Яростного.

По совету Стефана (а он был весьма приближен к конунгу, так как вырос в этой стране и знал ее слабые места) Хакон вывел свою армию к реке, к предполагаемому городу, который будет легко захватить, разжиться провизией и золотом для войска. Сопровождая вождя варваров, командир наемного отряда одним взмахом двуручного топора отсек голову главарю великой орды скавров, и оказавшись в окружении врагов, капитан и его отряд, вступили в неравный бой. Король Вильгельм не бросил отряд в беде, выслав из засады все свои силы.

Наблюдая за происходившей бойней, Ирвинг считал, что не выберется из этой мясорубки живым, но навыки владения древковым оружием спасли его от гибели. Копье было несколько тяжелее его посоха, но он все равно ловко орудовал им, пронзая врагов.

Сыпался град огненных стрел, воины армий рвали друг друга на части, валились наземь и продолжали драться. Безумные крики, ругань и кровь были со всех сторон. В воздухе смердело смертью.

Враг был разбит. Река Серебрянка окрасилась кровью, усеянная трупами солдат. Наемники получили свою оплату от короля, а также и со стороны конунга, разумеется, до его предательства. Для такой громкой победы пришлось всего лишь принести в жертву несколько деревень и древний монастырь. Удачная выдалась кампания.

После завершения битвы Ирвинг отложил свое копье и занялся врачеванием. Он ампутировал конечности, прижигал раны, вправлял переломы, смазывал целебными мазями рубцы. Капитан Стефан был доволен работой новоиспеченного наемника и обеспечивал его необходимыми инструментами, травами, припарками, бинтами и прочими медикаментами, закрывая глаза на его ночные исследования и опыты.

Ирвингу также предоставили много чистой бумаги, куда он переносил знания, полученные из запретных книг. В отряде монах сыскал авторитет и не стесняясь пользовался своим положением. Если ему было что-то нужно, то он всегда получал это. В пределах разумного.

Прославившийся отряд приобрел двоякую репутацию. С одной стороны, они снискали уважение, а с другой стороны, недоверие и даже презрение, так как в любой момент наемники могли перейти на сторону врага. Все зависело лишь от цены. Пока воины были сыты, а в их карманах было полно золота, репутация была последним, что их заботило, ведь работы по-прежнему было полно.

Иногда монастырское начало Ирвинга играло на его совести, ведь отряд «Потрошителей» полностью оправдывал свое название. Нередко в составе авангарда в очередной войне наемники начинали с грабежа и разорения поселений, убийства ни в чем неповинных людей. Лишь в последнюю очередь следовало сражение с регулярными армиями. После боя члены отряда поднимали на пики или колья нескольких бедняг со вспоротыми животами, оголяя внутренности убитых. Видя такие знаки на полях сражений, люди понимали, кто здесь постарался. Но Ирвинг уживался с происходящим и даже привык к таким зрелищам, ведь он сам не раз вскрывал трупы для исследований, но, когда все же чувствовал сильные угрызения совести вперемешку с отхождениями от принципов морали, то читал в своей палатке молитвы, прося у Агемона прощения за свои грехи.

Через пару лет в стране вспыхнула кровопролитная гражданская война. Причинами, как и всегда, являлись пороки власти. Люди гибли тысячами за интересы монархов, и лишь наемники сражались за ту сторону, что больше заплатит. В ходе начавшейся войны отряд перекупали трижды.

«Потрошители» были опытным и дорогостоящим войском, и тот, на чьей стороне они бились, обязательно выходил победителем. Почему? Потому что это был один из тех отрядов, что держался на плаву годами, вскормив и воспитав на войнах опытных убийц и ветеранов, готовых взяться за самую сложную работу.

Но даже таким успешным организациям приходит конец. Когда обыкновенные люди не могут сдержать такую мощь, то в дело вступают иные силы.

— Двигайте живее! Иначе гребаные королевские ублюдки нас нагонят! — кричал во все горло капитан отряда.

Колонна солдат удачи шла через топкие лесные болота, чтобы закрепиться в крепости «Ясная» — одной из самых важнейших точек страны, контролирующей все торговые пути на юге. Приказ был прост. Нужно было всего лишь добраться до твердыни и усилить местный гарнизон, чтобы удержать сооружение до прибытия резервных сил.

— Черт побери! Где этот чертов картограф!? — гневно кричал Стефан.

Двое солдат вывели к командиру совсем юного мальчишку.

— Когда уже кончится это проклятое болото? Откуда вообще взялись эти топи? Да и кто ты, черт тебя дери такой? Где Вернер?

— Он мертв, капитан. Уже как две недели назад. Лекарь Ирвинг сказал, что у него началась гангрена. Он отрезал ему руку, но это не помогло, — сказал мальчишка.

— А ты кто такой? Почему я должен повторять дважды!?

Было видно, как Стефан нервничает, и люди это заметили.

Их командир терял свою холодную сдержанность и расчетливость. Его гнев все чаще начал возобладать над рассудком.

— Я его ученик. Он учил меня читать карты, но… но похоже, мы заблудились. Я не знаю, что это за место, — робко ответил парень.

— Ах ты жалкий ублюдок! — Стефан отвесил ему пощечину железной перчаткой, и мальчик свалился наземь. — Почему ты раньше не сказал мне об этом!?

— Побоялся, господин, — рыдая, говорил он.

— Отлично. Вы слышали его. Парнишка намочил в штаны, и из-за него все мы теперь здесь подохнем! Вздернуть его!

Мальчишка кричал, когда его волокли к дереву, вопил и умолял, когда на его шее затягивали петлю. Он умолк через минуту, когда судорожное тельце перестало болтаться на суку ветви массивного дерева.

Боевой дух отряда падал ниже некуда, когда выяснилось, что в топях они бродят уже несколько дней. Часть отряда сгинула в обманчивом и зыбком иле. Кто-то из воинов дезертировал, скрывшись в дебрях леса. Один раз капитан самолично подавил начинающийся бунт, перебив нескольких стойких ветеранов, что начинали службу вместе с ним. Потом закончился провиант. Надежды на спасение не было.

Через два дня пути отряд встал лагерем подле очередного болота. Солдаты не испытывали более никаких эмоций, кроме усталости и безнадеги. Они даже в кости, излюбленную наемниками забаву, играли без особого азарта. А ведь раньше финал игры всегда предвещал какую-нибудь потасовку, что вполне себе могло развлечь людей или хоть немного поднять их боевой дух.

Ирвинг ходил кругами возле лагеря, раздумывая над тем, что делать дальше. Он не раз прокручивал в голове мысль о побеге, но куда? Кругом были одни топи. К тому же отряд натыкался в этих проклятых местах на своих же дезертиров, объеденных зверьем или утопших в трясине. И все же он оставил лагерь позади, вышел на небольшую опушку гиблого леса, взобрался на повалившийся ствол дерева, чтобы хоть немного изучить обстановку, и увидел слабый отблеск света вдалеке над кронами деревьев.

— Там что-то есть! — радостно вскрикнул монах.

Поначалу реакции не было. Несколько воинов тоскливо подняли взгляд на лекаря и решили, что он свихнулся. Но среди наемников были и те, кто не оставлял надежды выбраться из этого лабиринта. К Ирвингу поднялся один из лагерных следопытов.

— Свет! Я вижу свет! — вскрикнул наемник, взобравшись к монаху.

— Где? Где? — сказал кто-то из отчаявшихся наймитов. Любопытство среди заблудших усиливалось.

Солдаты начали оживленно переговариваться, залазить друг другу на плечи, чтобы взглянуть на отблеск спасения. По крайней мере, появился хоть крохотный шанс на то, что отряд таки сможет пережить это бедствие.

Капитан приблизился к поваленному стволу, растолкав любопытных зевак.

— Веди нас, монах. Если ты ошибся, то я прикажу порезать тебя и остальных лжецов на куски. Свежее мясо нам точно не повредит, — серьезно сказал Кровопускатель.

Ирвинг пропустил слова командира мимо ушей, так как отчетливо видел очертания каменных башен вдали. Вскоре лес правда кончился, и отряд вышел к разрушенной временем крепости, обнесенной разваливающимся частоколом. На бревнах массивного забора в петлях были развешены мертвецы, а в вырытом вокруг сооружения рву разбросаны пожелтевшие черепа и кости.

В черном небе сверкнула молния, раздался гром, и полил дождь. Сильные порывы ветра гнали наемников в эти мрачные владения. Ночное небо разразилось бурей, и дождь усилился. К Ирвингу подошел Стефан.

— Молодец, монах. Обязательно выдам тебе премию, когда выберемся отсюда.

Спустя некоторое время в отряде зашептались. Они разговаривали о притаившемся здесь зле и призраках. Слишком много было кругом мертвых и ни одной ухоженной могилы в округе.

Ветераны отряда видели много разных замков и крепостей, однако это место заставляло их судорожно оглядываться по сторонам и прислушиваться к каждому шороху во тьме. Но они все равно шли вперед. Ведь под крышей можно было развести костер, согреться, прийти в себя и отдохнуть, чтобы спокойно обдумать следующий шаг.

Ворота крепости давным-давно были выломаны. Когда-то войско смелого военачальника разбило их при помощи тарана и ворвалось с боем, неся защитникам этого места лишь смерть.

Во дворе, как и возле частокола. лежали груды останков былых солдат, старые зазубренные клинки и поржавевшие от времени доспехи. Площадь крепости была размыта дождем, всюду была слякоть, лужи и грязь.

Хлюпая по двору к замку, воины недоверчиво и боязливо продолжали осматриваться, будто чувствовали здесь присутствие чего-то иного. Ирвинг не был исключением и тоже ощущал необъяснимое странное явление, вот только чего? Он отбился от отряда, прошел до спуска в темницы, прильнул ухом к стене, прислушиваясь.

Звуки, исходящие по ту сторону, были тихими, но чем дольше монах стоял возле каменной кладки, тем отчетливее он слышал стоны, а потом и крики.

Тяжелая рука легла на его плечо, и он вздрогнул.

— Ты тоже их слышишь? — сказал появившийся позади него наемник.

— Да. Это место проклято. Нам здесь нельзя оставаться.

— Ирвинг, поговори с командиром. Кроме тебя, никто не сможет объяснить ему присутствия темных сил в этом месте. Ты же как-никак священник.

Монах согласился с мнением собрата по оружию, хотя святым себя не считал, и направился в замок.

В холле донжона (главной башни замка) остатки когда-то славного отряда сидели возле костра. Некоторые люди ломали мебель для хвороста, другие умудрились найти заплесневевшую провизию и, несмотря на предостережения, все равно ее ели, другие рассматривали незнакомые гобелены на стенах. Предводитель Стефан восседал на стуле возле огня, возложив себе на ноги двуручный топор. Он смотрел в пламя и о чем-то раздумывал, нахмурив кустистые брови.

— Капитан, — обратился к нему Ирвинг.

— Что-то случилось? — спокойным голосом ответил он.

— Да, и нам необходимо немедленно поговорить об этом.

— Присядь возле огня. Говори все, как есть.

— Лучше, если мы побеседуем наедине, — настойчиво сказал монах.

Солдаты обратили свои взгляды на Ирвинга.

— Нет. Сядь. Пусть все братья тебя послушают. Ты ведь знаешь, что это за место, верно?

— Знаю. Поэтому считаю, что нужно как можно скорее покинуть его, иначе мы навеки останемся здесь пленниками. Следовало ранее обратить внимание, что никаких дорог и подходов к замку не было.

— Скажи.

Наемники взволнованно наблюдали за монахом, оставив все прочие занятия.

— Этот замок принадлежит Изеулту Некроманту. В этих стенах он загубил слишком много душ, которые по-прежнему служат ему, мучаясь от невыносимой боли целую вечность. Вы все слышите их вопли, я знаю. Сам колдун тоже никуда не делся и до сих пор правит этим местом. Я видел тень, которая наблюдала за нами на крыше замка, но не придал этому должного значения. Это он впустил нас сюда.

Конец ознакомительного фрагмента.