Жизнь и фильмы Сэмюэла Л. Джексона, самого крутого человека в Голливуде

Гэвин Эдвардс, 2021

Сэмюэл Л. Джексон – самый крутой человек в Голливуде. Ну, уж точно один из самых крутых. Мальчик-заика, отец которого умер от алкоголизма, а мать попала в психиатрическую лечебницу. Он прошел путь от безымянного чернокожего актера до звезды мирового масштаба. В его фильмографии почти 200 фильмов, в числе которых такие шедевры, как «Криминальное чтиво», «Джанго освобожденный», «Мстители», «Звездные войны» и «Парк Юрского периода». И пусть чаще всего ему достаются роли второго плана, но они неизбежно врезаются в память и запоминаются чуть ли не лучше, чем весь фильм. Эта книга – уникальное исследование жизни актера и его неподдельной крутости. Его долгий и нелегкий путь к вершинам Голливуда. Через что он прошел, кого он встречал и чего ему это стоило. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

BAD MOTHERFUCKER: The Life and Movies of Samuel L. Jackson, the Coolest Man in Hollywood Gavin Edwards

Copyright © Gavin Edwards, 2021

This edition published by arrangement with Levine Greenberg Rostan Literary Agency and Synopsis Literary Agency

© Антонова В.С., перевод на русский язык, 2023

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

Введение: ценность крутизны

«Я все время говорю"круто"», — сказал мне Сэмюэл Л. Джексон. Он думал, что это второе по популярности слово в его лексиконе, но признавал, что не всегда использует именно его, предлагая разные примеры: «О да, круто», «О, было бы очень круто» или просто «Круто». (А какое самое употребляемое слово в его словаре? Вы наверняка и сами догадались, но об этих четырех слогах мы еще поговорим.)

У слов «hot», «hip» и «cool» разные значения, даже если на обложках журналов их порой используют как взаимозаменяемые понятия. Слово «hot» описывает то, что хочется в данный момент: модное, сексуальное, предмет потребления, настолько совершенный, что объединяет грехи похоти и жадности. «Hip» — это состояние просветления, в котором возможно достичь понимая сложного устройства нашего общества. А вот что со словом «cool»? Cool — это hip в действии; cool необходим для того, чтобы сделать что-то hot. Крутизна — это образ жизни.

Все это — социальные конструкты, но если «hot» скоротечен, а «hip» переменчив, то «cool» — это ценность, которая остается на века. Если ты достаточно крут, тебя не смущают шестеренки популярной культуры, даже если они вращаются все быстрее и быстрее. А если ты по-настоящему крут? Тогда ты Сэмюэл Л. Джексон.

Что делает Джексона крутым? Чтобы лучше понять этого человека, вспомните его второстепенную роль, которая не входит в число его самых любимых или самых цитируемых, — Джон Арнольд, измученный администратор в «Парке юрского периода», пробивающий себе путь из кризиса, когда отключается электричество, а генетически модифицированные динозавры сбегают из клеток.

«Мне кажется, что нет ничего такого, с чем у него не хватило бы мужества столкнуться», — заметил голливудский сценарист Мэттью Олдрич. — Но это бесстрашие, которое приходит с опытом, в отличие от бравады, которая ему противоположна. Я вспоминаю"Парк Юрского периода", где у него весь фильм такой похотливый вид, а изо рта постоянно безвольно свисает сигарета. Я не знаю, как, но видно, что он уже на эти грабли наступал: он уже третий раз работает в парке с динозаврами и знает каждый возможный сценарий, в котором все пойдет наперекосяк».

Крутость — это спокойствие перед лицом кризиса. А еще крутость — это ваша походка, манера носить шляпу и безразличие к тому, что думают другие о вашем жизненном выборе. Крутость — это маска, которую человек носит в этом мире. Если ее правильно надеть, она станет лицом.

И вот Сэмюэл Л. Джексон наделил своим личным хладнокровием десятки ролей в кино: гангстеры и тайные агенты; супергерои и суперзлодеи; джедаи и диджеи; наемные убийцы, мошенники и джентльмены. Он снялся в фильмах «Роковая восьмерка», «Омерзительная восьмерка» и «1408». За свою карьеру он снялся более чем в 130 художественных фильмах: это больше, чем у Билла Мюррея и Тома Хэнкса, вместе взятых. Благодаря своей популярности, неустанному трудолюбию и готовности играть роли второго плана в больших и малых фильмах он достиг самых больших суммарных кассовых сборов среди всех кинозвезд: по состоянию на 2021 год — более 8,1 миллиарда долларов в США и 19,4 миллиарда долларов по всему миру. Отвечая на вопрос о рекорде, Джексон отметит, что бóльшая часть этих денег «не осела в его кармане». Но и остатки не помешают. «Мне платят весь день, каждый день, — говорит он, — что почти чересчур для чувствительного художника».

Джексон — первоклассный актер с более широким диапазоном, чем многие представляют, но он не выходит на передний план во всех этих фильмах, потому что он — хамелеон со своими уникальными чертами, который исчезает в каждой роли. В нем едва ли можно узнать его самого. Ему предлагают роли, потому что он крутой: зрителям не только нравится проводить с ним время, они чувствуют себя комфортно, когда он на экране, зная, что фильм в надежных руках.

Если крутость — это маска, которую мы носим на публике, то что значит быть актером, известным крутыми ролями? Это означает, что каждый раз маска сидит более естественно и оставляет отпечаток на лице. Это значит, что люди запоминают, как вы выглядели в ней в последний раз, и готовы поверить, что на самом деле это вовсе не маска.

Рассмотрим Лестера Янга (1909–1959), джазового саксофониста, который играл в стиле Канзас-Сити^[1]. Лучше всего он известен как участник джаз-оркестра Каунта Бейси и Билли Холидей, но один из самых крутых людей на планете как-то рассказал мне секрет: песня Янга Back to the Land, если ее играть ежедневно, может стать бальзамом для души. (Это правда.)

Все джазмены образца примерно 1943 года жили вне культурного мейнстрима, но даже в этом полусвете Янг был необычной фигурой. В эпоху, не богатую на гендерную двусмысленность, он отрастил длинные волосы, жестикулировал так, что люди считали его слишком женоподобным, и как ни в чем не бывало называл других мужчин «леди». Хотя его самым известным прозвищем было През, другие музыканты в группе Бейси называли его Мисс Штучка. Здесь следует логичный вопрос: был ли он геем? Очевидно, что нет. Когда его спросили, он ответил: «Я даже не проходил прослушивание!»

Янг был блестящим музыкантом (возможно, величайшим аккомпаниатором Холидей) и первопроходцем в области стирания различий между полами, но его величайшее наследие может носить лингвистический характер. Музыкант Джон Льюис^[2] сказал: «Он был живым, ходячим поэтом. Он был таким тихим, что, когда говорил, каждое предложение звучало как маленький взрыв». Среди его идиосинкразических сленговых терминов: Johnny Deathbed для больного человека (deathbed — смертное ложе), deep sea diver для особенно искусного басиста («тот, кто ныряет в глубокое море») и, наконец, cool в современном смысле — «расслабленная крутизна». (Раньше в американском сленге это слово имело негативный смысл: например, в рассказе Хемингуэя «Ночь перед боем», написанном в 1939 году, есть диалог: «Хотел бы я охладить тебя, ты, захудалый фальшивый Санта-Клаус»).

Когда нет письменных свидетельств, бывает трудно определить, кто придумал тот или иной сленговый термин, — если вам захочется как-нибудь заглянуть в кроличью нору, попробуйте выяснить, как раньше использовалось слово «mullet»^[3] и действительно ли Майк Ди из Beastie Boys придумал использовать его в качестве названия для той самой стрижки или же просто сделал ее популярной, однако множество музыкантов, близко знавших Янга, отдавали ему должное за слово «cool» (крутой). Один из самых крутых парней на свете подарил нам лексикон, необходимый для описания его самого и его влияния.

Примером устной традиции использования слова «крутой» служит тот случай, когда Сэмюэл Л. Джексон решил научить белую девушку тому, как быть крутой/спокойной^[4]. Возможно, вы помните этот момент: это произошло в лос-анджелесской закусочной, и этот урок он давал с совершенно невозмутимым видом, не обращая внимания на то, что бóльшую часть времени она направляла на него пистолет. Но, как заявил он одному из двух мелких налетчиков, собиравших кошельки у посетителей, «не хочу задевать ваше самолюбие, но это не первый раз, когда на меня направляют пистолет». Как и всегда, Джексон проявил бесстрашие, которое приходит с опытом.

Положив бумажник в сумку, которую держал Тим Рот, но еще до того, как внимательно процитировать Священное Писание, Джексон взял ситуацию в свои руки, обезоружив Рота и приставив собственный пистолет к его шее. Девушка, по понятным причинам, испугалась, направила пистолет на Джексона и пригрозила его убить.

— Мы будем как три малыша Фонзи из мультика^[5], — сказал ей Джексон. — Помнишь малыша Фонзи^[6]?

Она замолчала и задергалась, потрясенная таким ответом.

— Ну? Какой он, помнишь? — закричал он.

— Спокойный? — нерешительно предположила она, отчаянно пытаясь найти правильный ответ.

— Что?

— Спокойный, — сказала она чуть увереннее.

— Вот именно.

Урок по спокойствию и крутости из закусочной Hawthorne Grill в финальной сцене фильма «Криминальное чтиво»: сохраняйте спокойствие в критических ситуациях. Применяйте эту основополагающую философию даже к незначительным моментам своего существования. Идите по стопам своих крутых предшественников.

Фонз был крут, даже если это было круто по меркам ситкома 1970‐х годов: Генри Уинклер так круто сыграл Артура Фонзи Фонзарелли, что даже неудачи более поздних сезонов (самый известный случай — Фонзи на водных лыжах и в кожаной куртке перепрыгивает через акулу) принижали скорее сериал, чем персонажа.

Вот еще несколько членов Зала славы крутизны: Questlove. Кит Ричардс. Нина Симон. Принс. Роберт Митчем. Патти Смит. Фрида Кало. Леонард Коэн. Поли Стайрин. Серена Уильямс. Алан Тьюринг. Ричард Прайор. Кельвин (король тигров, а не богослов XVI века). Тосиро Мифунэ. Их гораздо больше, и у вас найдутся свои кандидаты.

Абсолютно крутой поп-исполнитель Гарри Стайлс впервые посмотрел «Криминальное чтиво», когда ему было всего 13 лет: «Наверное, рановато было», — признается он. Он впечатлился Джексоном в роли Джулса Уиннфилда и, желая подражать своему кумиру, «откладывал деньги, подрабатывая разносом газет, чтобы купить бумажник с надписью"Bad Motherfucker". Я просто ходил с этим бумажником по английской деревне, как тупой белый ребенок».

Понятие крутости, как и многие другие первые изобретения человечества, зародилось в Африке. Понятие крутизны, спокойствия, прохлады, часто ассоциирующееся с водой, мелом и любым другим веществом, которое делает человека таким свежим и чистым, распространено во многих африканских языках. На языке йоруба^[7] «enun tutu» означает «крутой рот», в то время как на языке кикуйю^[8] «kanua kohoro» означает «крутой язык» — оба понятия описывают силу умения промолчать вместо того, чтобы разевать свой глупый рот.

«Это маска самого мышления», — писал искусствовед Роберт Фаррис Томпсон об этих идиомах и о том, как они формируют поведение. Томпсон вывел западноафриканское определение понятия «крутость»: «Способность оставаться невозмутимым в нужный момент, не проявлять никаких эмоций в ситуациях, где допустимы волнение и сентиментальность, — другими словами, вести себя так, как будто твои мысли находятся в совершенно другом мире».

Идея эмоциональной сдержанности встречается в неафриканских культурах: возможно, вам знакомо французское «sangfroid» — хладнокровие, или британское «pride» — гордость за то, что вы держите язык за зубами. Африканский вариант стоицизма отличается тем, что хладнокровие считается важным качеством не только во время стресса, но и во время праздников и танцев. Нужен настоящий талант, чтобы выглядеть непринужденно в такие бурные, экспрессивные моменты, вот почему мы восхищаемся киноактерами, которые сохраняют хладнокровие, даже когда играют роль в абсурдной обстановке, применяя все навыки притворства, такие как общение с компьютерными инопланетянами перед ярким зеленым экраном.

Актер Хью Лори однажды сказал мне, что Кэри Гранта можно назвать величайшим из всех кинозвезд XX века именно из-за этого его качества — отстраненного хладнокровия: «Он всегда осознавал, что снимается в фильме. Его забавляло его положение: не положение его персонажа, а положение Кэри Гранта в фильме».

Или, как выразился Томпсон, описывая невозмутимую отстраненность в африканском контексте: «В этой философии крутости проявляется вера в то, что чем чище, чем спокойнее становится человек, тем ближе он к предкам. Другими словами, владение собой позволяет человеку выйти за пределы времени и избежать навязчивых мыслей».

В облаке сигаретного дыма джазовые музыканты стали современными американскими архитекторами образа жизни, которому Лестер Янг дал название «крутой», а за ними следовали писатели-битники^[9]. В 1957 году Майлз Дэвис выпустил альбом Birth of the Cool, где собрал записи, сделанные совместно с музыкантами, среди которых были саксофонист Джерри Маллиган и барабанщик Макс Роуч, в ответ на бурное развитие бибопа^[10], распахнув двери в комнату для отдыха. В том же году Джек Керуак опубликовал «В дороге», автобиографический роман, написанный буквально на одном дыхании, который вдохновил целое поколение отправиться на поиски Америки по магистрали Нью-Джерси Тернпайк.

В своей автобиографии Дэвис признал, что на этих сессиях его вдохновлял белый руководитель группы Клод Торнхилл, но постарался вычеркнуть из своего рассказа любое влияние со стороны белых: «Мы пытались звучать как Клод Торнхилл, но он сам нахватался от Дюка Эллингтона и Флетчера Хендерсона». С учетом того, что в музыке Эллингтона и Хендерсона джаз и африканские мотивы смешивались с европейскими симфоническими традициями, это не такая уж чистая сквозная линия, как утверждал Дэвис. Несмотря на то что крутость подчас служит лишь кодом для обозначения чернокожих, крутость в Соединенных Штатах не существует без смешанного влияния черных и белых, которое выливается в комплексное наследие.

В 1957 году в Центральную среднюю школу в Литл-Роке были зачислены девять афроамериканских подростков. (Губернатор штата Арканзас послал Арканзасскую национальную гвардию, чтобы не пустить их в здание; президент Дуайт Эйзенхауэр ответил федерализацией Арканзасской национальной гвардии и приказал им защищать учеников.) Девятка из Литл-Рока заходила в школу сквозь толпу белых, с безмятежным и уверенным видом, сохраняя хладнокровие перед лицом смертельной опасности. Одна из них, Минниджин Браун-Трикки, позже сказала: «Их беспокоило то, что мы были такими же высокомерными, как и они».

В 640 километрах к востоку от Литл-Рока, в Чаттануге, штат Теннесси, в том же году отметил девятый день рождения Сэмюэл Лерой Джексон, который тоже жил в сегрегированном мире. Чем старше он становился, тем с бóльшим количеством белых он знакомился, но почти все, кого он встречал, будучи ребенком, были чернокожими. Детство в условиях сегрегации не сделало Джексона злее — оно выковало его стальное хладнокровие. Но, став взрослым, он пришел в ярость от голосов консервативных политиков, наследников традиций угнетателей из его детства. «Это те же самые гребаные типы, — сказал он. — И когда я слышу их голоса, я слышу те же самые голоса. Тот носовой выговор, когда тебя специально называли не ниггером, а нигрой. Нигры. Не было никаких сомнений в их позиции — ты никогда не будешь им ровней, и по возможности они сделают так, чтобы у тебя никогда не было столько дерьма, сколько есть у них».

Майлз Дэвис начал свою автобиографию с таких слов: «Самое сильное чувство, которое я испытал в жизни — одетым, конечно, — это когда еще в 1944 году я впервые услышал, как Диз и Птица играли вместе»^[11]. Шел 1944 год, Диззи Гиллеспи и Чарли Паркер играли вместе в группе Билли Экстайна, каждый вечер изобретая боповое звучание. Паркер (он же Птица) стал иконой крутости как за свою гениальность, так и за беспутный образ жизни: он кололся героином, мочился в телефонных будках, закладывал свой саксофон прямо перед концертом, чтобы успеть сделать ставку, а затем добивался великолепного звучания из подменного инструмента, например детского пластмассового саксофона. Паркер умер, когда ему было всего 34 года, но коронер оценил его возраст где-то между 50 и 60 годами.

Гиллеспи, напротив, дожил до 75 лет, более 50 из них состоя в браке с одной и той же женщиной. Несмотря на то что у него был безупречно крутой послужной список, он был новатором как в бибопе, так и в афро-кубинском джазе, он не чувствовал необходимости сжигать себя, как его партнер. У него дома в Нью-Джерси в морозилке хранился запас безалкогольного пива. Когда Гиллеспи спрашивали о его сдержанной натуре, он отшучивался: «Я всегда боялся иголок». Он знал, что его крутость строилась не на саморазрушении.

В то время как Сэмюэл Л. Джексон приобрел адскую зависимость от кокаина, он в конечном итоге выбрал путь Диззи, а не Птицы: завязав после того, как ему исполнилось 40 лет, он не просто остался в живых еще на несколько десятилетий, но и снялся в своих лучших работах. В свободное от съемок время он не болтался по злачным местам и не появлялся в таблоидах: он играл в гольф и смотрел «Закон и порядок»^[12]. «Большинство людей удивились бы тому, насколько скучна моя жизнь», — признавался он. Но во время работы он превращался в международную кинозвезду, и казалось, что он работает все время, часто снимаясь в пяти или шести фильмах за год.

В детстве Джексон играл на различных духовых инструментах, в том числе деревянных. Он мечтал стать джазовым музыкантом — и эта мечта резко оборвалась в одиннадцатом классе, когда он обнаружил, что не умеет импровизировать. Но он уже впитал в себя кодекс крутого джазмена, и оказалось, что Джексон прекрасно справляется с работой по сценарию.

Знаток джаза Гэри Гиддинс писал о Гиллеспи: «В 60 лет Гиллеспи признался, что когда-то ему казалось, будто со временем играть на трубе станет легче, но оказалось, что играть стало труднее — не потому, что губы теряют подвижность, а потому, что он исчерпал все идеи, которые у него когда-либо были. Он мог прибегать к юмору или другим отвлекающим маневрам, но в пылу импровизации его спасала только правда». Точно так же Джексон снялся в стольких фильмах, что его каденции и крещендо стали привычными, но если он отчасти и утратил способность удивлять зрителей, то накопленный им объем работ раскрыл его истинную, самую крутую сторону сущности.

У Джексона было еще кое-что общее с Гиллеспи — музыкальность. Выбранным инструментом Гиллеспи была труба с раструбом, изогнутым под углом 45 градусов. Инструментом Джексона стал его голос, особенно в сочетании с непристойными выражениями. Когда Джексон матерится, это звучит как поэма, построенная на двух ямбических стопах в одном составном существительном, которое, по его словам, является тем самым английским словом, что он использует чаще всего, — motherfucker.

«Я использую слово motherfucker по меньшей мере восемь раз в одном абзаце, — сказал мне Джексон. — Я все называю этим словом. Говорю: «О, вот это убойная хрень была», или «Знаешь, на кого похож этот ублюдок?», или «Ну, знаешь, эта сраная штука»^[13]. Для меня это идеальное существительное/местоимение/мат/что угодно».

Перекатываясь во рту Джексона, непристойное становится священным. Не просто пунктуация, не просто ударение, а материал для словесных соло, которые могут петь от ярости или раскачиваться от трепета перед мощью Вселенной. Чтобы лучше понять работу мастера, при написании обзора каждого из его фильмов я составлял список всех его ругательств. В главах «Фильмы Сэмюэла Л. Джексона» ищите графу под заголовком «Не вырезанные ругательства», чтобы узнать количество каждого «fuck», «asshole», «shitfire» и, конечно же, «motherfucker»^[14].

Многие из нас до сих пор сдабривают свою речь словом «круто» (или, если вы персонаж ситкома вроде Джейка из «Бруклина 9–9» или Абеда из «Сообщества», возможно даже вариацией «тройного лутца»^[15] — «круто-круто-круто»). Но мы живем в эпоху, когда крутость часто воспринимают как культурную ценность, столь же устаревшую, как рыцарство или куртуазная любовь. В тревожное, душное время мы страдаем от недостатка спокойствия и прохлады.

Это не потому, что корпорации вдруг начали использовать слово «крутой» в качестве маркетинговой стратегии: всегда существовали крутые продукты и аксессуары, которые потребители могли приобрести так же легко, как Снупи^[16] влезает в толстовку Joe Cool. Вскоре после окончания Второй мировой войны чикагские портные из компании Fox Bros. рекламировали свой «пиджак из леопардовой кожи, как у Диззи Гиллеспи»: закажи по почте кое-что крутое по низкой цене — 2,5 доллара.

Поддержка со стороны знаменитостей — это целая традиция, которая уходит корнями в прошлое, как и само понятие знаменитости: британская королевская семья издавна выдавала королевские ордера поставщикам двора Его Императорского Величества. Но, возможно, пик пришелся на рок-н-ролльные войны за колу 1980-х годов, когда Майкл Джексон, Дэвид Боуи, Тина Тернер и Мадонна поддержали многонациональный конгломерат PepsiCo своей крутизной. В XXI веке, однако, те, кто не обладает крутизной — а именно их олицетворял Джордж Клинтон в альбомах группы Parliament-Funkadelic песней Sir Nose D’Voidoffunk, — научились имитировать это. В большинстве ситуаций оказалось достаточно просто каких-то крутых жестов, и создавалось впечатление, что крутизна свелась к набору жестов.

Современный мир существует исключительно в социальных сетях: в Twitter, Instagram и Facebook^[17], кажется, каждый занимается маркетингом, каждый пытается продать себя, как двухлитровую бутылку Crystal Pepsi. По иронии судьбы, все хотят пить, но никто не покупает. Социальные медиа построены на нашем общем словаре крутости, который переводят рекламные агентства, а затем повторно цитируют широкие слои населения, рассказывая всем, кто слушает, насколько прекрасна их жизнь.

Фундаментальный компонент крутости — безразличие к тому, что о вас думают другие люди. Это и позволяет людям руководить революциями и выгуливать невероятные платья в ночь вручения статуэток «Оскара». Это одна из причин, по которой политика и крутость зачастую плохо сочетаются, — никто не перепутал бы прямую трансляцию телеканала C-Span из Сената с красной дорожкой MTV на церемонии вручения наград Video Music Awards. И отстраненная хипстерская позиция не очень эффективна в мире публичной деятельности. Фраза «Пофиг, чувак» не очень хорошо масштабируется.

Оказывается, крутость — более важная ценность для граждан здорового общества, чем для его политических лидеров. И хотя сейчас крутость, кажется, не в моде, она по-прежнему необходима в качестве противовеса преобладающим тенденциям эмоционального кликбейта и наглого спонтанного торгашества. Крутость помогает повернуть мир вокруг другой оси, и она же может сделать ваш уголок мира лучше, пока вы пытаетесь творить чудеса гравитации. А кто святой покровитель крутости XXI века? Сэмюэл, мать его, Джексон.

«Мне комфортно в той шкуре, в которой я нахожусь, — сказал Джексон. — Мне так долго было неудобно быть тем, кто я есть. Я принимал наркотики, пил и травился всякой другой дрянью, чтобы отгородиться от мира, не чувствовать того, что я чувствовал. Я был не уверен в себе, беспокоился из-за заикания, из-за того, что у меня нет работы, что я не такой богатый или успешный, как кто-то еще. Это меня больше не беспокоит. Мне посчастливилось сыграть некоторых персонажей, которых люди воспринимают определенным образом. Это отразилось на мне, поэтому люди приписывают мне их черты характера».

Джексон добавил: «Не знаю, откуда взялось прозвище Король крутости и как оно эволюционировало. Но это во многом связано с"Криминальным чтивом"и тем, каким уравновешенным был Джулс. Он был таким профессионалом. Минимум движений, он ни на что не отвлекается — он парень прямолинейный, и людям это показалось крутым».

Джексон знал, что между ним и Джулсом существует огромная пропасть: если бы на него с двух сторон было направлено оружие, вероятнее всего, одной из его реакций был бы пронзительный крик. Но его непоколебимая преданность своему делу не только создавала крутые образы для подражания и источники цитат для других людей, но и делала крутым его самого.

«Быть крутым было не в тягость, — сказал Джексон. — Я просто представляю себя таким, какой я есть».

Примечания

1

Стиль Канзас-Сити — джазовый стиль, для которого характерны пьесы с блюзовой окраской и энергичные соло. — Прим. науч. ред.

2

Джон Льюис — американский джазовый пианист и композитор, руководитель Modern Jazz Quartet. — Прим. науч. ред.

3

Сейчас словом «mullet» или «маллет» называют прическу с длинными волосами сзади и коротко постриженными по бокам и спереди. — Прим. пер.

4

Все грани значения оригинального слова «cool» невозможно передать одним русским словом. В нем умещается несколько смыслов: крутой, спокойный, расслабленный, свежий, прохладный и т. п. — Прим. пер.

5

Фонзи — персонаж американского комедийного сериала «Счастливые дни» (1974–1984). — Прим. науч. ред.

6

В русских переводах вместо Фонзи используется «снеговик» или «мороженое», чтобы обыграть значение «холодный» в слове «cool». — Прим. науч. ред.

7

Йоруба — группа народов, населяющих Западную Африку (Нигерия, Того, Бенин, Гана). — Прим. науч. ред.

8

Кикуйю — народ, живущий в центральной части Кении. — Прим. науч. ред.

9

Битники — нонконформистское молодежное движение 1940–1950-х годов. — Прим. науч. ред.

10

Бибоп — джазовый стиль 1940-х годов, характеризуемый быстрым темпом и сложными импровизациями. — Прим. науч. ред.

11

Дэвис М. Автобиография / Пер. с англ. Е. Калининой. — М.: София; Екатеринбург: Ультра. Культура, 2005. — 544 с. — Прим. науч. ред.

12

«Закон и порядок» (англ. Law & Order) — детективный сериал о работе полиции и суда, впервые вышедший в 1990 году. — Прим. науч. ред.

13

Слово «motherfucker» и его производные используются в положительном значении в английском языке чуть ли не чаще, чем в отрицательном. Одним русским словом во всех случаях его тоже невозможно передать. — Прим. пер.

14

В соответствующих разделах книги перед описанием фильмов Сэмюэла Л. Джексона подобные слова даны в первозданном виде, так как в контексте все они переводятся чаще всего разными русскими словами, а целью автора было показать, сколько раз каждое из них используется в конкретном фильме в оригинале. — Прим. пер.

15

Тройной лутц — название прыжка в фигурном катании. — Прим. пер.

16

Снупи — вымышленный персонаж комиксов Peanuts 1950-х годов, пес породы бигль. — Прим. науч. ред.

17

Instagram и Facebook — социальные сети компании Meta, признанной на территории РФ экстремистской организацией. — Прим. науч. ред.