Разговор с великолепным Босфором

Гюзель Ахунова, 2021

Моя новая книга о султане Сулеймане, членах его семьи, а также людях, живших в его эпоху. Я была вдохновлена сериалом «Великолепный век», полюбившимся всем настолько, что туристический поток в Стамбул после его просмотра увеличился в несколько раз. Даже моя приятельница, христианка до мозга костей, начала употреблять слова «машаллах» и «иншаллах». С моей помощью вы сможете побывать там, где жили эти люди и увидеть, какой след после себя они оставили. Расскажу о новых кулинарных рецептах турецких блюд, которые легко и просто можно приготовить на своей кухне. Поведаю о том, что неожиданное знакомство в интернете вполне может перетечь в законный брак и позволить влиться в огромную турецкую семью. Поделюсь своей любовью к удивительно волшебному городу. Городу, который словно пряная смесь различных вкусов и запахов проникает в каждую клеточку вашего тела и навсегда поселяется в вашем сердце. Эта книга – чудесное переплетение моей личной жизни, еды и истории.

Пророческий сон, или сбежавшая невеста

Этот мой приезд был особенным. После всех ссор и выяснения отношений наступило примирение. Насколько оно будет длительным, я не знала. Но хрупкий мир лучше прочной вражды. Поэтому я радовалась общению, хотя все же недоверие было.

Особенным было и то, что между нами произошла близость, та близость, которая соединяет любящих мужчину и женщину. Близость, заставляющая сердца биться чаще, а тела покрываться бесчисленным количеством мурашек. Когда одно только прикосновение позволяет переместиться в другой мир.

Акын — глубоко верующий мусульманин, соблюдающий законы ислама. Человек, читающий намаз пять раз в день. И для него близость между нами, которая произошла, была грехом. Потому что перед Всевышним мы были друг для друга чужими людьми, а это значит, что близость была прелюбодейством. А это смертный грех, за который в Судный день придется отвечать по всей строгости закона.

Я родилась и всю жизнь прожила в России. Да, я стараюсь соблюдать законы исламской веры, но все же не так строго. Я не очень страдала от того, что мы переспали. Но для Акына это был серьезный проступок.

— Теперь, как честный мужчина, ты должен на мне жениться, — произнеся эти слова, я улыбалась.

— Теперь я обязательно должен взять тебя в жены, — Акын был настроен очень серьезно.

Честно сказать, меня его слова немного напугали. Учитывая опыт общения с этим турецким мужчиной на протяжении всего прошедшего года, я вовсе не была уверена, что хочу провести с ним остаток своей жизни. Слишком экстремальными были некоторые его поступки, во всяком случае, для меня уж точно.

— Я подумаю, — отшутилась я, как обычно.

— Думать нет времени, — Акын не принял мою шутку. — Надо читать никах. Обязательно, иначе никак нельзя. Грех.

Мы гуляли, пили чай, шутили, дурачились. Но временами его глаза становились очень серьезными, а в моей голове постоянно крутилась мысль: «Выходить замуж? Не выходить замуж?» Самое главное, что тут не попросишь помощь зала, только сама можешь решить эту дилемму.

А может быть, попробовать звонок другу?

Я позвонила своей подруге, поделилась своими размышлениями. Она мне сказала:

— Слушай, что ты все усложняешь? Прочитайте никах, раз для него это важно. А потом ты скажешь три раза «Талак. Талак. Талак». И все — проблема решена, вы разведены.

Я лишь отрыла рот от такого совета. Как все просто, до безобразия. Для тех, кто не знает, сообщаю, что слово «талак» с арабского переводится, как «развод» или «отказ».

— Ты знаешь, моя дорогая, я не хочу так. Это же не игра. Это моя жизнь. И никах — это религиозный брак, то есть брак перед Всевышним. Брак, заключенный на небесах. И тут простым «талак» не отделаешься. Это нечто большее, чем брак, заключенный в загсе и подписанный на бумаге.

Окончательно и бесповоротно стало понятно, что я только сама могу разрешить этот вопрос.

— Все, времени нет. Послезавтра ты уезжаешь. Значит, завтра идем в мечеть. Я договорился с муллой, и свидетели тоже придут, — Акын был настроен очень серьезно.

А у меня началась настоящая паника. Мне казалось, что меня заарканили и ведут туда, куда я не хочу идти. Причем сопротивляться тоже вроде бы как неудобно. «Что делать?» — с этой мыслью я легла спать, завернувшись в руки Акына, спящего глубоким сном младенца, которому завтра купят новую игрушку.

— Не делай этого, — маленькая старушка в ситцевом платке и крупными серьгами с янтарем в ушах строго смотрела на меня. — Не делай этого, — повторила она снова, затем повернулась спиной и пошла прочь от меня неспешной походкой.

— Нанейка, почему? — я побежала за ней, но никак не могла ее догнать. Она все время оказывалась далеко впереди меня. А я, как ни старалась, не могла идти быстрей, словно на ноги мне повесили пудовые гири и еще перевязали их между собой. В отчаянии я закричала ей вслед:

— Почему-у-у?

Эхо унесло мой голос. Но ответа не было. Да и нанейки уже не было. Лишь туман, который поглотил все вокруг. Никого не было рядом со мной.

Я проснулась от шума воды. Акын делал тахарат (омовение) перед молитвой. А я лежала в кровати, ошеломленная от сна. Обычно я не помню свои сны, но тут был совершенно иной случай. Мне дали ответ на мой вопрос. И я не знала, как сказать об этом Акыну.

Весь день я была очень задумчива, и это было совершенно не похоже на мое обычное поведение, что Акын сразу же заподозрил что-то неладное.

— У тебя что-то болит?

— Нет, canım (дорогой), ничего не болит.

— Что-то случилось? — в своем стремлении докопаться до истины Акын был очень настойчив.

— Нет, все хорошо, ничего не случилось.

— Я точно знаю, что что-то случилось, просто по какой-то причине ты не хочешь мне говорить. Хорошо, скажешь, когда захочешь.

Акын отправил меня в душевую комнату для полного омовения перед никахом. А я на автомате делала то, что он мне говорил, и никак не могла озвучить ему, что я не готова читать никах.

Мы пришли в мечеть. Это небольшая мечеть рядом с домом Акына, в которой он часто читает намаз. Конечно же, все прихожане мечети и мулла прекрасно знакомы друг с другом. Акын проводил меня за шторку, которой была отделена от основного зала женская половина, а сам ушел еще раз поговорить с муллой и шахидами (свидетелями), которые будут свидетельствовать факт нашего бракосочетания. Я начала читать намаз, в конце молитвы попросила Всевышнего: «Дай мне силы обо всем рассказать Акыну, я боюсь его гнева».

Однако ничто не может длиться вечно. Шторка открылась, заглянул Акын.

— Ты готова?

— Нет еще, — мой язык стал деревянным.

— Сколько времени тебе понадобиться?

— Акын, я не могу сейчас читать никах, — наконец-то мои губы смогли произнести эти слова признания.

— Как? Почему ты сразу мне не сказала? Я держу людей, у них ведь есть свои дела, — Акын старался быть спокойным, но у него это плохо получалось. — Что случилось? — мой пока еще не состоявшийся муж был в полной растерянности.

А меня будто парализовало, причем все части тела одновременно.

— Сейчас я скажу им, что все отменяется, — Акын опустил ткань, скрывающую женскую половинку от нескромных глаз.

Я молча вышла из-за шторки, взяла свою обувь, начала одевать ее. Мои глаза были полны слез. Я вышла из мечети и пошла к выходу. Акын догнал меня и быстро прошел вперед. Перед мечетью было небольшое кафе.

— Давай посидим здесь, чай попьем, поговорим, — он не мог скрыть своего раздражения и некоторой злости.

— Хорошо, — я старалась не смотреть на него. Почему-то мне было стыдно. Но стыдно не перед ним, а перед самой собой. За свою трусость. За свое малодушие. За свой страх.

— Что-то случилось? — он повторил свой вопрос. Конечно же, без разборок не обойтись, Акын хочет узнать причины моего поступка. И это его право.

Естественно, как человек, умудренный жизненным опытом, он прекрасно понимал, что что-то произошло. Ибо я так устроена, что не умею притворяться. Мое внутреннее состояние моментально отражается на моем поведении. И если меня что-то гложет, то это сразу же становится заметно.

Я подключила все свои скрытые ресурсы в знании турецкого языка и постаралась объяснить Акыну, почему я отказалась сейчас читать никах. Я рассказала про сон, про нанейку, про ее слова.

— Почему ты решила, что ее слова были про никах? — для Акына были непонятны мои пространные объяснения. Что-то из области фантастики: сон, нанейка, какие-то слова.

— Я не уверена, но лучше подстраховаться. Она меня очень любила и пришла в ночь перед никахом не просто так. Она о чем-то хотела меня предупредить, — я старалась максимально доходчиво объяснить причины моего отказа.

— Ты знаешь, любая турецкая женщина, если бы я предложил ей читать никах, побежала бы в мечеть впереди меня, а ты отказываешься, — он искренне не понимал меня, а я никак не могла донести до него мою позицию.

— Что ж, хорошо. Давай, женись на турецкой женщине, раз уж ты так хочешь, — в отчаянии выпалила я.

— Ты что? — Акын опешил от моей реакции. — Мне не нужная турецкая женщина. Мне нужна ты.

— Раз так, значит, подождем. Завтра я уезжаю. Приеду через месяц-два, тогда и посмотрим. Ты меня любишь, я тебя тоже люблю. Небольшое промедление ничего не изменит.

Он не принял мои слова, но, тем не менее, согласился с ними. Ибо деваться было некуда. Не может же он меня, в конце концов, силой потащить под венец.

Мама Акына расстроилась больше всех. Она спросила меня:

— Дочка, может быть, ты хотела дома читать никах, а не в мечети? Мы можем все устроить.

— Нет, Тюркан-ханум, я отказалась не поэтому, — и снова рассказ про сон, про слова нанейки.

— Но ведь это всего лишь сон, не больше. И ты даже не уверена, что нанейка твоя сказала, чтобы ты не читала никах.

— Да, не уверена. Но лучше подождать.

Все родственники и знакомые были в полнейшем недоумении от моего поступка. А у меня в душе было четкое осознание того, что я все сделала правильно. Просто жаль, что не призналась сразу. Хотя Акын, как мудрый мужчина, понял, что что-то идет не так, ибо мое настроение в этот день было совершенно другим, не таким, как обычно. Но для него было совершенно неожиданным мой отказ читать никах.

Однако для меня самым главным было то, что я была совершенно спокойна. От осознания того, что все же смогла признаться в своем нежелании читать никах сейчас. Все встало на свои места.