Наследник господина К.: OPUS DOCTRINI

Д.Ч., 2021

Как вы считаете, всё, что вам рассказывают о некромантах, некромагах и прочих обитателях двух миров – живых и мертвых, всё это правда? Или от вас что-то скрывают, намеренно нагоняя жути? А что, если легенды – выдумка. А правда куда как хуже и скабрезнее. Или там все с точностью наоборот. А что если наш современник – потомок того, кто является воплощением некого мирового зла. Хотя по факту, это не так: он совершенно другой. Дневник ученика "Живущего-в-двух-мирах", которого по глупости называли некромантом Содержит нецензурную брань. Согласно данным antiplagiat ru, произведение является на 95% оригинальным. Имеются цитирования иных авторов.

Часть первая. В шаге от тайны

Дневник: О том, как конец в одном месте послужил началом в другом

31 мая-01 июня 2009 года

Итак, мне сегодня стукнуло двадцать семь лет. Странный возраст, странные ощущения. Странно всё! Я сижу один и смотрю в окно. На столе у меня бутылка сухаря и пять фужеров. Почему? Да, всё просто…

Я родился в обычной, но замечательной семье. У меня были мама, папа и бабушка по маминой линии. Папиных родителей я не знал. Просто мой папа, мой родной, дорогой, любимый папочка, был сиротой. И, видимо, поэтому он так ценил семью. Пока родители были живы, мы объездили весь Союз: мы видели такие чудеса, от которых захватывало дух. У нас были фантастические праздники, у нас была любовь, у нас было всё. Было… До тех пор, пока мне не исполнилось семнадцать с половиной лет…

Они ехали домой в маршрутке. Вечером. Холодным зимним вечером из гостей… И вот в эту маршрутку со всей дури, со всего размаха, влетает КамАЗ — самосвал. За рулем, которого сидела мерзкая пьяная свинья!..

От приюта меня спасла бабушка. Но это не спасло её. Не выдержав смерти любимых ею людей, она ушла через год после… так я остался совсем один.

Говорят, мужчины не плачут. Не верьте в это. Всё это враки. Мы плачем, еще как плачем. Как правило, скупо, но горько. Каждая такая слеза прожигает насквозь все, на что попадает. От таких слез даже глаза режет до новых слез. Это тяжело. Это больно. Это рвет душу на лоскуты, а сердце разрывает изнутри на части. И именно тогда, когда ушла моя бабушка, именно в тот день… я решил, что каждый свой день рождения я буду ставить на стол пять бокалов. Один — мне. Три — маме, папе, бабушке. И один тем, кого не знаю из моих родичей, но кого уже не будет рядом со мной…

Я сидел у открытого окна. Я держал бокал в руке. Я пил из этого бокала ароматное, густое, терпкое сухое вино из Наварры. А по моим щекам катились скупые мужские слезы…

День заканчивался. Солнце хоть и почти скрылось за горизонтом, но на улице было также светло, как будто вечер и не намеревался заканчиваться. Да. Последний день весны… Это мой день рождения. И, да, на улице белые ночи.

Наконец я отвлёкся от самосозерцания. Подарков от друзей немного. Хотя… самый отвязный «подарочек» я получил от своего работодателя: ввиду того, что мной непосредственный начальничек — то есть начальник больничного морга накосячил по «самое-не-балуй» (за что собственно и «присел» на семь лет), руководство самой больницы не нашло лучшего решения в отношении всего персонала морга, кроме как проведение операции «тотальное увольнение». Уволили даже санитарок и уборщиц. Ну, как уволили…, вынудили всех написать задним числом заявление «по-собственному—желанию». И вся недолга. А кадровики у них работают будь здоров. Так что лучше не рыпаться…

И все же… все же внутри меня зрело такое чувство, что именно сегодня, до исхода дня меня настигнет какое-то невиданное чудо. И оно случилось. В виде СМС-ки. Пришедшей в половине одиннадцатого вечера.

«Работодатель заинтересовался вашим резюме. Просим Вас позвонить завтра по телефону……….. (прим. номер вымаран так, что разобрать невозможно) в 11 ч. 00 мин для согласования времени собеседования. Встреча обязательна».

Быть может, я бы забил здоровеннейший болт на это сообщение, расценив его как наиглупейшую шутку. Но что-то во мне, как говорила бабушка, бдзынькнуло. Я просидел, отмечая свой день рождения до тех пор, пока последние капли густого и темно-красного, как кровь, вина не упали в мой бокал. Залпом выпив чудесный напиток, я как был в одежде, так и завалился спать.

(прим. Автора: далее написано другой пастой. Явно писалось на следующий день)

Подскочил я по привычке в семь утра. С трудом разлепил веки. И понял, что зря проснулся. Безработному можно и поваляться. Я закутался в одеялко, поёрзал ногами, подоткнул плечом подушку. И только я смежил веки, как телефон известил о получении очередного СМС.

«Сергей Юрьевич, напоминаю Вам, что в 11 ч.00 мин жду Вашего звонка. Настоятельно рекомендую встать и позавтракать поплотнее. Сегодня мы должны встретиться. Ваш новый работодатель».

Блин… вот теперь я вспомнил, как будучи изрядно набравшимся, я заполнял вначале свое резюме, а потом какую-то анкету на сайте. Каком… Ой, не спрашивайте — не вспомню. Точно помню, что откликнулся на объявление следующего содержания:

«Требуется специалист в области медицины. Способного к обучению и познанию нового и необычного. Предпочтение отдается хирургам, патологоанатомам». Нет, я понимаю, что это бред. Но ведь я ответил…

Смех смехом, но у меня теперь НОВАЯ РАБОТА. В одиннадцать утра я позвонил по тому самому телефону, договорился о встрече в три дня.

Беседа была недолгой. Короткие расспросы про опыт, про то, где я учился, состав семьи, и прочая, прочая. Краткая лекция о том, с чем придется работать. Затем меня оповестили, что я принят. И предупредили, что взяли не только меня одного. Тест по результатам испытания будет через 2 месяца. Он покажет кто достоин. Выходить на работу после Дня Независимости.

Дневник: Первый рабочий день, новости и фокусы

14 июня 2009 года

Сегодня был мой первый рабочий день. Хорошо, что ехать надо было в район Парголово. Туда, за Северное кладбище. Как раз, там, где заканчивалось кладбище, я вылез и маршрутки и пошел бодрым шагом по указанному в листочке адресу. Ха! Я первого числа ходил не в офис. И даже не в филиал компании — работодателя. Я был в гостях у «охотников за головами». Этакий современный вариант интеллигентных каннибалов. Честное слово, вспоминая то, как они меня сношали своими тупыми вопросами и покрытыми плесенью заданиями, у меня невольно возникает непроизвольный рвотный рефлекс. Как-будто я вернулся в детство, когда мне было девять. Я тогда впервые увидел мертвое существо. Мы приехали на дачу, там стояла врытая в землю почти по самое устье двухсотлитровая бочка. Туда наливалась вода из бака. И не только из бака. Дождевая тоже имелась в этой емкости. Так вот там, в этой самой бочке, вверх спинкой плавало недвижное тельце утонувшей крысы. Папа сказал мне, чтоб я выбросил эту дохлятину. Пришлось брать лопату и, после того как я с третьей попытки все-таки подцепил этот осклизший трупик, и поволок закапывать её в поле. Оно, то есть поле, там недалеко было — шагов тридцать от нашего участка нужно было сделать. Пока дохлая крыса пребывала в воде — я не особо волновался насчет запаха. Его почти не было: то ли вода поглощала, то ли он просто не выходил из крысы. Но стоило только этому дохлому ужасу разместиться на моей лопате, как я впервые почувствовал, каков он «аромат смерти». Пока я тащил ее на лопате в поле, меня мучили позывы тошноты. В поле я не устоял и меня вывернуло на изнанку. Но я её зарыл. После чего, процесс попытки показать всем мои внутренности путем, описанным выше, повторился еще пару раз. Это было неприятно. И тогда я спросил у папы, как можно с таким возиться. На что мой родитель сказал мне, что есть люди, которые с мертвыми возятся и ничего, даже едят в их «обществе». Представляю, как я выглядел с округлившимися и увеличившимися на половину моего лица глазами. Совы — вы мне не конкуренты — идите-идите, покурите и понервничайте. Папа сказал, что есть такие врачи, которые изучают мертвых. Называют их патологоанатомы или вивисекторы. Да, уж… папино чувство юмора всегда было нестандартным. И вот тогда я принял решение стать врачом. Который не боится трупов. И я им стал.

Меньше, чем за четверть часа я добежал до отдельно стоящего здания с неброской вывеской «Медицинский центр К.П.Б. Часы работы: Пн-Пт 10.00–19.00». Там уже был какой-то паренек, который танцевал летку-еньку у входа. Как оказалось его тоже приняли на работу. До десяти утра оставалось десять минут, но вот двери центра были заперты. Я решил, что стоит попытать счастья, и уверенно нажал кнопку звонка. Когда раздался звук гонга, я подумал, что у меня в ушах так звенит. Ан, нет, и правда, гонг звучит. Непривычно для этой части Питера. Толкнул дверь. Заперто. Толкнул еще раз. Не поддалась. Нажал еще раз на кнопку звонка. Нажал еще раз. Затем еще, и…

«Не стоит так усердствовать с количеством звонков. Я и в первый раз всё прекрасно слышал», — раздался над моим ухом высокий баритон с едва уловимым и необычным для моего уха акцентом. А в довершение ко всему, видимо тот же субъект положил мне руку на плечо. От испуга я подпрыгнул до потолка и, признаюсь, был готов наделать в штаны. Как тот мальчик, что увидел медведя…

Развернуться я не успел, поскольку обладатель голоса и воистину ледяного прикосновения (я не шучу, от его пальцев веяло жутким холодом, пробирало до костей), прошел к двери.

«Молодые люди вероятно пришли на работу?» — поинтересовался этот удивительный господин. Платиновый блондин, с неестественно белой молочной кожей. Именно платиновый, и именно блондин. Волосы острижены аккуратно, даже есть какой — то намек на ретро: очень небольшие баки до середины уха. В стиле начала XIX века. А глаза у него чернющие. И одет во все черное. От сюртука с воротником-стойкой до элегантных туфлей a-la Louie III. И акцент. Необычный и едва уловимый.

«Странно, что вы звонили… Дверь, была открыта, достаточно было потянуть на себя», — сказал этот… ну не знаю как его назвать (пусть будет «мажордом»"), и потянул на себя дверь. За ручку. Двумя пальчиками. На себя. Это… фиаско….

«Прошу, госопода, проходите. Константин Петрович вас ждет, и он не любит опозданий».

Вы знаете, ему хочется верить. И мы верили. Такому попробуй не поверь.

Пропихнувшись в несколько узковатый для обычного человека дверной проем с некоторым напряжением, я, мой конкурент и «мажордом» очутились в просторном холле, чем-то сильно напоминавшем помещение из рассказа Эдгара Алана По. Под потолком — гигантский циферблат часов и длинный почти в четыре метра маятник. Как мне показалось, нижняя кромка груза маятника даже заточена. Тьфу, тьфу, тьфу… почудится же такое. По лестнице на второй этаж, направо и до конца коридора. К двери с табличкой «Бессмертный К.П., генеральный директор».

«Подождите здесь, молодые люди», — попросил нас этот невозможный сопровождающий и… мне показалось, что он просто растворился в воздухе. Хотя дверь, кажется, скрипнула и хлопнула. Жуть какая.

Спустя еще несколько секунд дверь бесшумно отворилась, приглашая нас войти. Бесшумно? Так, а что же тогда скрипнуло? Волосы на моей голове стали еле заметно шевелиться. По спине побежали мурашки. Не толстые и наглые, когда тебя накрывает тихий ужас, а такие, как настоящие муравьи, когда под одеждой бегают, но кусать еще не кусают.

«Молодые люди, не стойте на пороге. Проходите и располагайтесь», — донесся из недр кабинета глубокий, приятный низкий мужской голос.

Превозмогая ужас первого момента, я сделал первый шаг, затем второй и так почти неспешно перешагнул порог кабинета.

Признаюсь честно, всё что угодно ожидал увидеть я там. Но то, как был обставлен кабинет, выбивалось из всех известных мне систем и правил. Даже эклектичным назвать его было сложно. Представьте себе этакую буйную помесь средневековой готики, английских традиционных домов с каминами а-ля викторианский стиль, кабинета алхимика (скелет там был, колб и реторт не хватало), и малого тронного зала Эрмитажа. И по середине стоит большой стол, и невероятных размеров кожаное крутящееся кресло, спинкой к нам. Сочетание, повторюсь, дикое, но все было на удивление гармонично. Мы оба вошли, разинув рты. Даже не обратив внимания на то, что дверь также бесшумно и закрылась. А меня еще и дернуло поднять голову к потолку. Это было что-то. Ощущение, что потолок стремится в небеса, не имея видимого края. И завораживает…

«Добро пожаловать, молодые люди», — произнес тот же приятный мужской голос за спиной, и мы оба не выдержали. Мы заорали от испуга и неожиданности. И ладно если бы просто заорали, так нет: Мой напарник, не прекращая орать в ужасе от явления нашего нового босса за спинами, подпрыгнул как кот, которого в минуты неспешной прогулки в пятую точку клюнула пролетавшая мимо птичка, и приземлился аккуратно мне на ручки. Теперь у нас обоих волосы торчали дыбом. Мне, наверное, показалось, но у моего соперника они даже немного дымились…

«Полно, полно, господа кричать по пустяковому случаю. Я не так страшен, как вам могло показаться».

Вот тут что правда, то правда. Очень сложно назвать импозантного средних лет мужика в деловом костюме-тройке чудищем. Скорее, это мы гляделись рядом с ним какими-то бомжами.

«Просто у нас складывается впечатление, что в вашем учреждении есть традиция пугать новичков до состояния мокрых и очень липких штанов. И очень «ароматных». То ваш мажордом, то вы подходите со спины и пугаете».

«Вообще-то я не мажордом», — раздался за нашими спинами голос с акцентом. Мы оба вздрогнули, изобразив скульптурную группу «Два человека схватились за оголенные провода». Меня еще и пот прошиб. «Я — помощник Константина Петровича и его партнёр по бизнесу, обращайтесь ко мне по имени: Романо». Мать….. Вот это уже неожиданный поворот. Я и мой конкурент дружно гулко сглотнули.

«Во… Вот видите. Мне даже не нужно что-то доказывать. Опять со спины и опять до гусиной кожи и холодного пота по позвоночнику!»

«Хорошо, не будем больше так, ведь так, Романо?» — по-чеширски улыбнулся вероятностный босс. «Позвольте представиться: Константин Петрович. Ваш начальник и, что вполне вероятно, в чем-то ваш учитель. А вы», — обратился он ко мне, — «предполагаю Сергей? И, следовательно, вы, юноша (это моему конкуренту), Илья?»

Не в силах уже говорить от пережитого, мы дружно молча и энергично кивнули. Получилось как-то по-собачьи. Шеф еле заметно усмехнулся.

«Ладно», — сказал он, — «давайте познакомимся окончательно, и я вам объясню некоторые аспекты работы в моем учреждении. Вы изучите документы, а потом небольшой обед и по домам».

Шеф прошел к своему креслу, сел в него и жестом предложил нам тоже располагаться. Я хотел было возразить, что втроем на одном стуле мы вряд ли поместимся, но оглянувшись обнаружил у нас с Ильей за спинами, у самых ног, два новеньких крутящихся офисных стула. Могу поклясться чем угодно: минуту назад их там не было! Ковер и всё. И Романо находился в другом конце кабинета, готовя какие-то напитки. По кабинету растекался запах кофе, лимона, померанцевого масла, муската и гвоздики.

«Ну-с, молодые люди, давайте познакомимся ещё раз. Меня зовут Константин Петрович. На ближайшие два месяца я буду вашим непосредственным руководителем и куратором. Полагаю, вы помните, с каким условием вы были приняты на работу? Всё верно: по истечении двух месяцев у вас обоих будут испытания и по их результату мы с Романо будем решать, кто из вас будет достоин продолжить труд в стенах нашего учреждения”.

Мы переглянулись с Ильей. Приятно, черт возьми, когда тебе устраивают двойное испытание при приеме на работу, но учитывая профиль работы компании шефа это даже для меня, прожженного циника слишком круто.

«Романо готовит кофе лучше всех на этой планете», — заявил между тем Константин Петрович, — «Смею вас уверить, то, что готовит мой друг, приятно вас удивит. Уверен, такого кофе вы еще не пробовали. А пока суд да дело, прошу вас написать заявление о приеме на работу».

Мы писали заявление, и в тот же момент пили этот кофе. Я такого не пробовал никогда. Если кто-то вдруг будет читать эти строки, у меня к вам один вопрос: вы пили когда-нибудь кофе с лимонной цедрой, капелькой померанцевого масла, запахом муската и с молотой гвоздикой? Нет? Зря! Бодрит офигенно, и мозги начинают работать классно.

Петрович, пока мы писали и пили кофе, что-то трындел про работу. Но я не слушал его. Я смотрел на шефа, на Илью, на Романо. И думал… Куда же я попал? И я наверняка знал — тут мой шанс. Работа тут изменит мою жизнь…

«Ну вот и славно. Господа, завтра вы подпишете трудовой договор и приказ. А сегодня вам надо изучить основные документы. На все я вам даю три часа. Романо, проследи чтоб молодых людей никто не беспокоил. Отведи их в конференц-зал. Прошу вас изучить предельно внимательно».

И мы ушли. Столь роскошного конференц-зала я не видел даже в госучреждениях. А там толк знают в роскоши. Мы сидели три часа, читая толстенные талмуды, содержавшие всякие нормы о моем труде, обязанности и права специалиста по… Черт… не запомнил, как правильно должность называется. Три часа вдохновенной прозы и скучнейших правил. И вот когда в глазах начало рябить от этих норм, бесчисленных страниц и прочей лабуды, дверь в зал отворилась и Романо, взяв всю эту бумажную груду, пригласил нас на обед.

Кто такой наш шеф, если позволяет себе ТАКИЕ обеды? Обед плавно перетек в ужин, мы выслушали столько историй, столько баек… я удивлен всему, что слышал и видел.

В довершение, мы опять пили волшебный кофе Романо. С вафлями. И сгущенкой.

На этом волшебство не закончилось — перед самым уходом нам выдали подъёмные. Семьдесят штук подъемных. Это просто охренеть. Вечером я сидел дома и пил пиво. И писал это… Какой же крутой день был!

Дневник: Подслушивать плохо… но полезно

15 июня 2009 года

Я не спал всю ночь! Кофеёк Романо реально бодрит охренительно. Я не спал даже невзирая на то, что после прихода домой я умудрился выхлебать 8 литров пива. Портера! Импортного!

Несмотря на это, с утра я был бодр, весел, счастлив и как огурчик: весь зеленый и в пупырышках. Усталости ни грамма, вялости ни литра. Пришел на работу. Илья тоже прибыл вовремя, но с ликом какого-то салатового цвета и с кругами под глазами. Как кислотная панда. Выяснилось, что он тоже пил тот кофеек, и тоже всю ночь пробдел. Люминал даже не помог. На материалы, выданные Романо отреагировал вяло, тормозил безбожно и бессовестно, как комп на втором пне, на который поставили (чудом) десятую винду. В результате в обеденный перерыв вырубился и спал ровно пятьдесят девять минут и десять секунд. Несмотря на такой малый срок, утверждал, что даже отдохнул хорошо. Тот факт, что он всё-таки отдохнул, подтверждается тем, что работать стал как-то активнее и материалы о структуре холдинга воспринимал более осознанно и трезво. Под конец рабочего дня мы стали более-мене осознанно, и четко представлять себе в какой компании работаем.

Сегодня я случайно подслушал разговор шефа с Романо. Я сидел в «библиотеке», такой комнате, оборудованной специально для чтения, тихих бесед и приватных встреч. Нет, не тех, о которых подумала бы большая часть мужиков. Комната имеет несколько отделений, где стоят: в первом отделении — мягкие стулья и тяжелый стол с лампами; во втором три высоких кресла и низкий столик, а в третьем — низкие кресла с банкетками под ноги, небольшой столик и камин. Я сидел в дальнем отделении со стульями и читал «Наставление о правильном написании и прочтении рецептурных названий на латыни» авторства нашего шефа. В тот момент, когда я закрыл книгу и потянулся, расправляя затекшие члены, и хрустя позвонками, дверь в библиотеку хлопнула, послышались шаги. Судя по тому, как быстро они стихли, и как скрипела кожа, гостей было двое, и они расположились в отделении с камином. По голосам я узнал Романо (в диалоге «Р») и шефа (в диалоге «Ш»). Дальше привожу почти точное содержание их беседы

Ш: Итак, у нас двое кандидатов. Что скажешь о них? Поделись наблюдениями и мыслями.

Р: Патрон, мне сложно будет сказать что-то конкретное и определённое, но вы знаете, что первое впечатление, обычно, самое верное.

Ш: Давай без долгих вступлений и по существу. А потом я поделюсь своим мнением.

Р: Патрон, если вы помните, этих двух кандидатов мы отобрали по девяти параметрам, из которых два были наиболее важными. Вчера и сегодня я к этим мальчишкам пригляделся. И готов сделать первые выводы.

Ш: Ну, тогда начинай.

Р: Да будет мне позволено сказать, что один из кандидатов в ваши ученики идеально подходит на эту роль. Оба парня медики, оба имели дело с телами пациентов во всех возможных вариациях. Я даже сказал бы, что один реально видел всё, что может быть с телом человека. Второй, работал с живыми пациентами достаточно, чтоб понимать ценность жизни. Просто один и тот же вопрос они рассмотрели в разных плоскостях, но пришли, надеюсь, хотя и сомневаюсь, к единому знаменателю. И в этом отношении они оба готовы к реальным действиям. Но один из них не годится по другой причине. Он потенциальный лич.

Ш: Ты меня удивил…с чего ты так решил? Есть разумные объяснения?

Р: есть и не одно. К нам пришли двое мальчишек. Один имеет холодный рассудок и горячее сердце. Второй — холодное сердце и горячечный рассудок. И у второго нет того, что есть у первого.

Ш: (судя по хмыканью, на лице у шефа удивление)

Р: Я правильно Вас понял, что вы интересуетесь…

Ш: Короче, склихасофский…

Р: У одного из них нет сострадания. Отсутствие сострадания первый и вернейший признак мертворожденной души. Именно такие становятся личем. И тут ничего удивительного. Вспомните Мрака. Те же симптомы. Он не будет жить, но и Смерть его отвергнет. И тогда он озлобится. На всех. Последствия напомнить?

Ш: Спасибо, не стоит. Слишком хорошо я помню эпидемии чумы и оспы.

Р: все верно. Мрак долго скрывал от нас, что он лич. Но, простая случайность сорвала с него маску. Помните, как тяжело было его победить стандартными средствами? Вижу, помните. А на что его учитель тогда не обратил внимания?

Ш: Его учитель был идиот, поскольку не удосужился проверить душу подопечного на мертворождение и, по сути, поощрял появление в этом мире очередного спятившего лича. Поэтому завтра ты проверишь обоих. Чтоб снять все вопросы. И получи от них кровь на анализ. Мне очень нужно.

Р: Хорошо, патрон. Будет исполнено.

Ш: в любом случае надо уже действовать. Мой первый звоночек прозвенел.

Р: Когда?

Ш: три месяца назад.

Р: М-да… радостного мало. Тогда надо скорее определяться и проводить тест, иначе вы недотянете.

Ш: Расслабься. Второй звонок обычно бывает куда мощнее. И страшнее. И гораздо позже. Так что не бзззззди.

Голоса смолкли, и я слышал, как двое посетителей библиотеки сидели и что-то пили алкогольное. Наконец голос шефа попросил Романо прибрать и самому убираться из этого помещения. Хлопнула дверь библиотеки. Послышался звон бокалов. Сдержанные проклятия на незнакомом мне языке. И… тишина.

Я осторожно выглянул и пробрался тихо-тихо к третьему отделению. Там уже никого не было. Только яблоко на столике…

Я взял его. Повертел в руках. Посмотрел на него и так, и сяк. Улыбнулся. И… откусил половину.

Дневник: Память крови

16 июня 2009 года

Вчера я не знал, как описать тот «букет» чувств, который меня охватил после подслушанного разговора нашего начальника и его подручного. Что они там несли про мёртвые души, про превращения и прочий средневековый бред? Я так и не понял ни-че-го! Вот просто абсолютно! И на кой им наша кровь потребовалась?

Утро в офисе началось спокойно. У кофемашины, которую держат для всех, я столкнулся с Романо. Он стоял и ждал, когда закипит чайник, чтобы сделать себе чашку крепчайшего чая. Кстати, он заваривает не пакетики. Он заваривает настоящую заварку. Такую крепкую, чтоб потом от горечи все лицо скукоживается в подобие кулачка, а во рту все вяжет, как после смеси черноплодки и незрелой хурмы. Скулы сводит в ленту Мёбиуса. Я просто попробовал вчера его чаёк. Непередаваемые ощущения.

Так вот, мы стоим у кофемашины. Он заваривает себе свой гиперчай, я жду, когда машина сделает мне крепкий кофе в чашке объемом 326 мл. Пока мой напиток струйкой течет в чашку, я иду к «сахарнице» и беру три пакетика, ложечку, кусочек лимона и веточку мяты. Ой, представляю какую мину бы скривил очередной иксперд, увидев ингредиенты для моего кофе. А мне ТАК нравится. Романо значит можно пить чай, после которого тебя можно спокойно упаковывать в компактную коробочку, потому как сам так скукожишься. А мне мой кофе, который, к слову, много вкуснее этого чая — это слова шефа, мне, значит, нельзя. Ибо mauvais-tone. А вот фиг вам. Я свободный человек в свободной стране. Что хочу, то и ворочу.

И тут он мне как бы, между прочим, говорит: «У тебя хороший прикус». Я поперхнулся лимоном, который жевал с сахаром. Лимонный сок через нос потёк наружу. Твою ж дивизию! Гад! Значит он понял, что я там был во время их беседы.

Я чихаю, я вытираю текущие потоком сопли и слезы, я кашляю, а в глазах у меня мелькают разноцветные искры. Окончательно севшим, дико хриплым голосом я спрашиваю этого невозможного субъекта: «С чего ты взял?»

«Да, наблюдал, как ты морковку ел», — ответил он, ухмыляясь, — «и яблочком закусывал…»

Меня прошиб липкий холодный пот. «Всё!» — подумал я, — «Теперь я снова безработный…»

«Ты чего побледнел? Тебе нехорошо? Ну-ка присядь… Дыши глубже. Чего испугался? Думал я тебя выгонять буду? Расслабь крестец. Пока шеф мне не скажет, я никого пальцем тронуть не смею. Так что, твоя выходка с яблочком вчера завершилась просто ржанием начальства. Константин Петрович оценил шутку».

Дышать, как мне тогда показалось, стало легче, но вот состояние мокрости не прошло. Меня можно было выжимать.

«Сейчас попей кофейку, кстати, добавь масло бергамота, оригинальное сочетание, а после мы едем в один из медцентров. Патрон желает посмотреть на вас в работе. Сегодня будут только манипуляции над трупами».

«Ась», — не понял я.

«Двась», — в тон мне ответил Романо, — «Что слышал, то и будет. Пей кофе, и галопом к шефу в кабинет. Там ждать его и выполнять все приказы. Скажет сидеть на лапках, как пёсики — выполнять. Сидеть, облизываться, и, вывалив наружу язык, радостно лаять, приветствуя начальство».

Возразить что-либо я не смог. Да и что тут возразить? Теперь я подневольный человек. Хочешь-не хочешь, а обязан выполнять.

Ладно. Беру кофе. Добавляю все ингредиенты, размешиваю сахар (хотя тут лучше использовать мёд) и иду к кабинету шефа. Аккуратно дергаю дверь и натыкаюсь на её абсолютную запертость.

Сажусь на стульчик у кабинета шефа, отпиваю приличный глоток, откидываюсь к стенке и закрываю глаза. Развлекаюсь тем, что смотрю на разноцветные круги, которые появились, как только я закрыл глаза. Внезапно я услышал голоса. Вначале я посчитал, что я того… ку-ку, типа. Крыша, в смысле, поползла набекрень. Тотальный сдвиг по фазе. А вот и нет. Я начал слышать голоса шефа и Романо. А потом я их УВИДЕЛ.

Они сидели у шефа в кабинете, и мирно беседовали. Стоп! Я не понял, а как этот крендель Романо оказался там ранее меня? Я же уходил с миникухни — он там торчал, ждал, когда чай заварится. Нет, я видимо точно поплыл головой.

А тем временем они беседовали о нас. Точнее о визите в один из медицинских центров. Тот, что на Парнасе. Мне в качестве задания определили работу со свежепреставившимся мужиком, а Илье — удаление нарыва. Но прежде надо взять кровь нашу для анализов. Да далась им наша кровь! Что они её, пить что ли будут? Но таким объемом в треть пипетки хрен напьешься.

В общем необычное ощущение: тебя там нет, а ты все видишь и все слышишь. Я вроде как хожу вокруг нашего руководства и смотрю на них. Слушаю. И понимаю, что мало того, что я их вижу и слышу, но я ещё и всё запоминаю. Моментально. Я могу повторить каждую фразу, каждое слово, произнесенные Константином Петровичем или Романо. И вот тут я ловлю на себе взгляд шефа. Взгляд не сконцентрированный, рассеянный, но шеф пытается сфокусировать зрение и поймать меня в поле своего зрения. И тогда я счел разумным открыть глаза, отключиться от присутствия и покинуть кабинет руководства. И вовремя.

Кабинет открылся. Навстречу мне вышел Романо и пригласил меня к шефу. Шеф коротко сказал: «Для устранения сомнений в твоем здоровье ты обязан сдать кровь на экспертизу. Это не обсуждается».

Нет, я, конечно, могу воспротивиться, потому как это незаконно. Но, впрочем, приказы начальства, а особенно этого, обсуждать не стоит. Подозреваю, что такая строптивость может вылезти боком. Главное, чтоб не трогали по рабочим моментам.

«Ну, и что стоим как столп? У тебя тринадцать минут. Кофе-чай — кисель, погрузка в микрик и нах медцентр на митрофаньевском. Ферштейн?»

«Jawohl, mein Führer!^[2]» — рявкнул я, щелкая каблуками, и удерживая себя от выкидывания вперед правой руки в нацистском приветствии.

«Романо», — тихо, то ли шипя от злости, то ли давясь смехом, произнес шеф, — «прошу тебя напомнить мне, чтоб я всю неделю показывал этому молодчику в качестве образовательной программы фильм «Обыкновенный фашизм». А то распустились ту…»

Финал этой зажигательной речи я не услышал, ибо вымелся подобру — поздорову, во избежание очередной нахлобучки.

Со всеми напитками, подготовкой к поездке и началу практики я уложился в рекордные семь минут. Пил кофе уже развалясь на заднем кресле микроавтобуса, который несся по КАДу в направлении Митрофаньевского шоссе.

Приехали туда уже ближе к полудню. Блин… Ну, и, дырень. Здание явно постройки 18 века. Снаружи малёх обшарпанное. Изнутри…. Если медицинские отделы еще куда ни шло, то подсобки и прочие столовые — жесть какие жуткие. Не хватает только плесени и мышей.

Да, кстати. Вывеска поражает одновременной скромностью и своей «необычностью». Стилизация под начало XX века. Скромно и со вкусом. Но без ятей, еров и ижиц. И при этом, ночью светится все это благополучие ядовито зеленым светом. Просто вырвиглаз. Я видел такое же, но тут шеф всех переплюнул.

Когда зашли — нас сразу отвели в гардеробную, после чего препроводили в кабинет. Что-то вроде ординаторской.

Затем начались сюрпризы. Первое, что было сделано, у нас с Ильей взяли кровь на якобы анализы.

Затем нас сводили в морг. Да, я не ошибся. Это был морг. Такой не большой. На 15 мест. Как сказал Романо, он никогда не пустует. Я не удивлен. Там я поизображал немного Джека-Потрошителя, а Илью, почему-то мутило. Он что, никогда гнилостных трупов не видал? Или с утопленниками дела не имел? В общей сложности наш начальник гонял меня по анатомке и прочим прикладным дисциплинам более двух часов. Как я это выдержал — не знаю. После морга помылся в душе. Тут, оказывается, есть…

И вот чистый и вымытый я ввергнут в процедурную, где немолодая дама прокалывает нам пальцы, высасывает кровь…Да нет, что вы, не пьет. Просто на анализы.

После дали по 150 мл красного сухаря и отвели в некое подобие библиотеки. Там наше руководство выдало нам по репринтному изданию книжки с названием «Να κατανοήσουμε τον κόσμο της ζωντανής και νεκρής φύσης^[3]» за авторством некоего Диониса Одигоса. С помощью гугла, с грехом пополам разобрал, что труд сей датируется аж вторым веком до нашей эры. Полистал книжицу… Толстенькая она. И вся на греческом. И тут черт меня дернул спросить шефа: «А в русском переводе есть?»

Шеф так посмотрел на меня. Как будто я тут в какашку обернулся. Лежу, воняю и не даю себя убрать. И, так, с ухмылочкой, говорит: «У вас, молодые люди, три выхода: или учите греческий, что для вас будет весьма полезно, или берите в лапки словари, они там — на полках, или пользуйтесь онлайн переводчиками. В последнем случае за точность перевода не ручаюсь». Ну, спасибо, Константин Петрович. Удружили.

Единственное, что не удручало, то, что эти фолианты можно было домой забрать. Ладно дома покумекаю как быть с этой научно-фантастической литературой.

А потом ближе к вечеру меня что-то сморило. Устал я. Особенно от перевода. А книжица оказалась не так занудна. Что-то даже познавательно. Но, поскольку греческим я не владею, приходилось вначале онлайн-переводчиком пользоваться, но после пятнадцатой попытки, при помощи пары сотни очень и не совсем крепких слов, выражений и эвфемизмов перевести одно предложение, которое в тарктовке и яндекса, и гугла становилось исключительно двусмысленным, я решил прекратить эти глупые потуги. А когда я спросил Романо, какой из пятнадцати переводов подходит, и дал ему листок с этими версиями, я воочию увидел, как обладатель очень бледной, молочного цвета кожи становится цвета пурпурной тоги римского императора. О, как его пробрало. А из ноздрей повалил то ли дым, то ли пар. Ещё чуток, и вероятно искры из ушей посыпались. Такое представление редко увидишь.

И вот, когда я усталый откинулся на спинку старинного (или это был новодел?) кресла, я опять начал следить за цветными кругами… А потом… опять как утром… вначале голоса… затем как в старом телеке — картинка прояснялась постепенно.

«Надеюсь, мой друг, вы соблюли все предосторожности при заборе проб? А то мне не хочется повторять опыт наших коллег, когда трусливый практикант подменил свою кровь на биоматериал своего родича, больного ликантропией. Из желания быть круче в глазах учителя.»

«Не беспокойтесь, патрон. Все было сделано как положено. Думаю, можно начинать».

И хотя я присутствовал там не телом, а чем-то иным, пока объяснить не могу, я решил оглядеться. Просторное лабораторное помещение. Много вытяжек. Окон нет. Значит это тайная лаборатория, где-то в подвале. Все белое. Аж глаза режет. Даже свет тут нереально, неестественно белый. И шеф, и Романо представляют собой единственные цветные пятна в этом царстве белизны: на моем начальнике зеленый халат, на Романо — серый.

«Выпари влагу и подготовь препарат для исследования», — попросил шеф своего помощника. Тот послушно накапал в две керамические чашки по пять-шесть миллилитров крови. Поставил на каждой по букве. Несложно догадаться: «И» и «С». После чего он поставил на препаратный стол гигантскую свечу. Я так и не понял какого она цвета. Какая-то странная смесь, с преобладанием трех: белого, черного и красного. Запалил фитиль и отошел, почтительно поклонившись шефу.

«Патрон, все готово. Можно приступать».

Константин Петрович взял вначале сухой остаток от крови одного из нас и пинцетом бросил в огонь этой свечи. Пламя не изменило ни ровного горения, ни цвета пламени. Какое было, таким и осталось. Настал черед второго образца. Не успел кусочек высушенной крови коснуться пламени свечи, как язык пламени стал больше втрое, а цвет его изменился с желто-оранжевого на фиолетовый с черной каймой.

Я отчетливо увидел, как лицо господина Бессмертного К.П. в мгновение ока стало пепельно-серым. А по лбу поползли капельки пота. Холодного, липкого, как тот страх, который его и вызвал.

Я видел, что шеф в страхе. Он чего-то боится. Но держится.

«Принеси дистиллированной воды», — коротко бросил он Романо. Тот повиновался, и через секунду открывал канистру с надписью Аqua destillata. Налил в четыре стаканчика совсем немножко. Взял по капле крови и добавил в воду, в каждый стаканчик.

Первые стаканчики не принесли этим исследователям ничего интересного. Результат — ноль. Они взяли в рот воду с кровью, пополоскали ей рот и выплюнули ее. Затем прополоскали простой водой рот. Переглянулись. Молчаливый диалог длился с минуты две. Затем они взяли в руки свои вторые стаканчики. Одним движением они отправили содержимое стаканов в рот.

Не успели они оторвать от своих губ эти стаканы, как Константин Петрович побагровел, из ушей у него вырвались снопы разноцветный искр, изо рта вырвалась тонкая струя черного пламени, все помещение заволокло дымом, раздался оглушительный хлопок, шефа какой-то страшной силой швырнуло в стену и со всего размаху впечатало в нее.

Когда дым рассеялся, я увидел, что Петрович висит на стене в позе рисунка из древнеегипетской фрески. Образец привожу ниже. Чтоб было понятно.

Кое-как отодрав нашего начальника от стены Романо уложил его на кушетку и рванул к холодильнику. Взял какие-то две бутылки с красно-бордовой жидкостью, в аптечке на стене открыл потайной отсек, вытащил две ампулы, и добавил в каждую посудину какой — то препарат из ампул.

«Фшто эфо было?», — через силу, отчаянно шепелявя и не произнося некоторые звуки спросил шеф.

«Потерпите, патрон», — отвечал заботливый Романо, вытирая струйку крови с той части лица, которая оказалась впечатанной в стену, — «Сейчас вы примите лекарство, и все пройдет».

«Фты эфо визел? Ауй!» Это шеф немного неаккуратно шевельнул челюстью. «Да, видел. И это меня пугает. Шеф, я вижу такое в первый раз. А вы? Вот выпейте».

«Опяфь фвои кровавые насфои?»

«Патрон. Не знай я вас столько времени, я бы посчитал, что вы решили меня оскорбить. Нет, будьте покойны. Это гранатовый сок, в смеси с настоем успокоительных трав и сверху лидокаин. Через три минуты, зная ваш обмен веществ, вы будете уже в адекватном состоянии».

Шеф поморщился, но напиток выпил. Откинулся обратно на кушетку, прикрыл глаза. Через пять минут, не открывая глаз, сказал: «Романо, я не знаю, что это было, но мне чуть челюсть не вырвало и язык чудом на месте»

Он тяжело поднялся, сел на кушетке. Было слышно, что речь почти восстановилась. Но говорил он как будто через силу. Просидев с минуту, он встал и медленно подошел к керамической чашке с буквой «И» на боку. До меня доносилось отчетливое бормотание начальника: «Мальчик, мальчик…. Скажи мне, милый мальчик, чья кровь течет в твоих жилах. Кровь какого моего старого врага… Которая так немилосердно и свирепо терзала бренное тело старика?» Он смотрел, не моргая, в чашку. Но кровь не реагировала.

«Романо, а ты, как я посмотрю, отделался простым сплевыванием?»

«Вы заблуждаетесь, патрон, как только с вами это началось — я сразу сплюнул все содержимое стакана на пол. Но вот незадача: три капли этой воды я умудрился проглотить, когда вы так знатно взорвались. У меня было ощущение, что я проглотил три раскаленных до бела гвоздя-сотки».

«Значит это наш общий враг…»

«Кто-то из сторонников Света?»

«Друг мой, не пори чушь! Ты еще скажи, что это кровь святого в жилах мальчишки течет. Если ты не забыл, то святые и не очень граждане, не перешедшие на сторону вселенского зла, ведшие относительно смиренную, и не очень, и целомудренную, и не очень, жизнь, не являлись нашими врагами. Взаимное неприятие, но не более того. А вот противоположный край…»

«Возможно, вы правы, патрон…»

«Подожди… Ты сумел просмотреть его жизнь? Ты видел его предка?»

Романо только молча отрицательно покачал головой.

В этот момент я почувствовал, что шея у меня окончательно затекла, и я сделал несколько резких наклонов вправо-влево. На пятом, последнем наклоне, раздался треск, и облегчение спустилось на меня.

Шеф же резко обернулся, ища кого-то глазами. Словно он услышал этот треск…

«Романо. Тебе не кажется, что мы тут не одни?»

«Патрон, уже второй день подряд я чувствую чье-то незримое присутствие. Судя по всему, мой кофеёк все-таки сработал над одним из парней, и он активно осваивает вновь приобретённый навык».

«Мы можем сейчас определить, кто он?»

«Нет, скрываться от наблюдаемых могут или новички, или очень серьезные профессионалы. Середнячка вы бы выявили быстро, а неопытный середняк сам себя бы сдал».

«Что ж, хоть какие-то приятные новости», — мурлыкнул Бессмертный, — «Слушай, парень. У меня к тебе предложение: я две недели тебя ищу, пытаюсь вытащить. Если ты продержишься незримым и неулавливаемым эти две недели, даю слово в присутствии свидетеля и подтверждаю, словом, Смерти, что ты будешь у меня работать, и никаких проверок проходить не станешь. Полагаю, ты согласен?»

Хех, еще бы я не был не согласен. Я не просто согласен! Я всеми конечностями «за»! Но, ведь шеф нарочно меня вытаскивает на беседу… Э, нет! Кукиш вам, мусьё! Ищите меня.

«Будем считать, что наше соглашение заключено. В добрый путь, малыш!»

В этот момент у меня зачесался нос, засвербило в ноздре, я набрал воздуха в грудь и со всей дури я чихнул! Громко! С легким опьянением от чиха. С подвыванием и хлюпаньем носом. И вышел из лаборатории.

Кто такой этот Илья…. Теперь даже я задумался…

Дневник: Суета сует

28 июня 2009 года

Если честно, эти последние две недели были насыщены изрядно. Все описать не хватит того же времени, что прошло с моей последней записи в дневнике. Но, я попытаюсь быть кратким и по существу.

Момент первый: я продолжаю играть в прятки с шефом. Становится весело и увлекательно. Теперь я научился выходить в режим “незримого присутствия” не закрывая глаза. Тренируюсь делать то же самое, не замирая как столб. Шеф пока не может меня вычислить. И я этим беззастенчиво пользуюсь. В результате я присутствовал почти на всех совещаниях шефа с Романо, с руководителями отделений холдинга, с представителями властных и силовых структур. Также пересмотрел все эксперименты в тайной лаборатории. Попутно выяснил, что таких лабораторий у шефа аж целых пятнадцать. И везде я побывал. Не забыл я и себя побаловать. Побывал незримо в женской бане. Решил реализовать свои подростковые желания. Ничего особенного… Потом посмотрел на своих одноклассниц и однокурсниц в возрасте 27–28 лет в их голом естестве. На ВСЕХ! Каждый вечер и ночь я устраивал для себя эротическое шоу “Одноклассница”. Просыпался потом мокрый от возбуждения и вожделения. Даже на наших милых пышечек и гиперпышечек облизывался, хотя они не в моем вкусе. А вот про то, что у некоторых на теле есть, я не знал пока не увидел. Некоторые до сих пор в одиночестве. И нагишом гуляют по квартире. Убедился так же и в том, что у той, что мне нравилась до беспамятства, безумно классное тело. И она — Огневушка-поскакушка. Жаль, что только на искусственном елдаке. А может и хорошо. Попробовал потрогать ее — не вышло: рука проходила сквозь ее тело. Если смогу — она будет моей. А я смогу…

Момент второй: Романо угощал нас вторично своим знаменитым и невероятно волшебным кофе. В результате, через четыре дня после приема напитка я выявил у себя два новых свойства: я научился работать без устали и воспринимать новую информацию в гигантских объемах (а что еще важнее — запоминать без изъянов) и я научился влиять на людей, убеждать их, не прилагая больших усилий. Если первое мое свойство помогает мне сейчас в работе и в учёбе, то второе недурно выручает в общении с представителями власти или с теми, у кого есть что-то, что мне нужно.

Момент третий: я стал меньше спать, но при этом не чувствую себя уставшим или невыспавшимся. Всякий раз, как я открываю глаза и сбрасываю с себя оковы сна — я бодр, весел, и полон сил. Что это? Как такое возможно?

Момент четвертый: шеф заваливает нас старинной литературой. Сегодня, например, заставил изучать труд некоего Максимина Агра “Magna comparatione inter somnum et mortem^[4]”. Очень странно… Да, странно. Хотя, с самого начала моей работы у Константина Петровича странностей хватает. Я тому живейшее подтверждение. А еще шеф нагружает нас обоих литературой о сне. Как древней, так и современной. Я скоро так стану профессиональным сомнологом. Для какой надобности ему это — не знаю. КП пообещал дать свои разъяснения. Но, позже. Ладно, подожду.

И, наконец пятый момент. По ходу, Илья тяготится пребыванием в стенах холдинга. Стал мрачен, нервный, по любому поводу рычит. Честно говоря, я тоже готов ему морду надраить. Уже начал молиться Богу, чтоб он сваливал как можно скорее. И ему будет лучше, и нам проще.

(прим. Дописано другой пастой: видимо позже)

Вспомнил одну особенность. Шеф последнее время всё чаще и чаще повторяет одну и туже фразу: “Кто же ты, Илья?” Действительно, кто же ты? Почему так много загадок и ребусов?

Дневник: Вклейка копии заявления

01 июля 2009 года

Председателю совета директоров Холдинга “Медицинские центры К.П.Б.” Господину Бессмертному К.П.

От стажера — младшего медицинского работника отделения хирургии Дамнитова И.А.

Заявление.

Прошу уволить меня до окончания срока испытания по собственному желанию в день подачи настоящего заявления. Кратко поясняю, что я устал возится с каким-то мракобесием, которым нас пичкает руководство холдинга. Складывается впечатление, что из нас хотели приготовить каких-то колдунов — шарлатанов. Да идите вы к такой-то матушке с вашими приколами.

Дамнитов И.А.

Дата

Подпись

Дневник: Сказал — победил

02 июля 2009 года

Илья ушел. Не знаю, возможно я злыдня. Но я искренне считаю, что он сделал лучше для всех. Он избавил шефа от лишних трат времени, средств, сил. Но он оставил после себя шлейф тайны и страха. Шеф до сих пор в состоянии страха, правда не такого сильного, когда у него во рту рванула кровавая смесь. Точно могу сказать, что патрон вздохнул с облегчением, когда Илья свалил из конторы.

А еще сегодня я напросился на аудиенцию к шефу, и настоял на обязательном присутствии Романо.

Когда Петрович и его подручный уселись и уставились на меня, я сообщил, что именно я и был тем, кто освоил “незримое присутствие “ в столь краткие сроки и прятался от них две недели. Поскольку Илья ушёл, работа, стало быть, моя, и если шеф возражает, то у меня реально два подспорья в доказывании моей правоты: его слово и клятва, и условия приёма на работу.

Каково было мое удивление, когда Бессмертный не стал возражать, подтвердил моё право на эту работу, но выставил последнее условие: я обязан прослушать его лекцию (о чём — не знаю, тему он выбирает сам), и выполнить тестовое задание. Потому как при устройстве на работу вопрос о тестовом задании стоял и отменять его шеф не будет.

Романо добавил мне холода в жору: “Мой друг, тест от патрона откроет тебе возможность работать тут. А вот испытание от меня, позволит, при удачном прохождении, делать невообразимые вещи. Так что будьте готовы, и читайте ту литературу, на которую указываем мы”.

Зашибись… еще один тест… когда это закончится…

Первая лекция-беседа Бессмертного К.П. с Невмерлых С.Ю. о сне, смерти и походах на сторону мертвых (расшифровка аудиозаписи)

05 июля 2009 года

Итак, мой дорогой друг, сегодня, прежде чем я дам вам задание, мы поговорим об одном очень важном деле. Почему важном? Полагаю, что от него будет зависеть Ваше прохождение тестового задания. А оно будет, поверьте, далеко не легким.

Для начала вспомните, какую книгу я вам дал на прочтение совсем недавно? Всё верно: “Magna comparatione inter somnum et mortem^[5]”. И дал вам ее неслучайно. Полагаю, вы обратили внимание, что в вашем экземпляре много пометок, в том числе на полях. Это мой экземпляр. Эти пометки помогут вам лучше понять природу сна, его некоторые свойства, и, как следствие, наше мнение о том, что отрицание факта, что сон — это маленькая смерть — есть заблуждение.

Что ж приступим. Начнем, пожалуй, с цитат из источников. Сразу оговорюсь, что берем более-менее близкие к нашему времени, труды и изречения, а тексты из пирамид, поскольку в них я могу найти минимум зауми и словесного тумана, так свойственного египетским жрецам Анубиса. Согласно тексту, приписываемому Гомеру (ок. 850 г. до н. э.), он называл сон младшим братом смерти. Будда (Сиддхартха Гаутама, ок. 500 г. до н. э.) описал сон как маленькую смерть и считал сон своего рода духовным возрождением: маленькая смерть сон. В Коране сон — это разновидность смерти: Аллах забирает души в момент смерти, а ту, которая пока не умирает — во время сна. Он удерживает ту, которой предопределил смерть, а другую отпускает до определенного срока — настоятельно рекомендую заглянуть в Коран и почитать суру 39, стих 42.

С другой стороны, выражение маленькая смерть, по крайней мере, сегодня означает оргазм. Но в некоторых интерпретациях сон есть маленькая смерть, в которой бессознательное выходит на поверхность. И то, и другое связано с потерей контроля, и то, и другое «продуктивно». В то же время, ощущение маленькой смерти может возникнуть при утрате любви или крепкой дружбы. И так же я могу смело утверждать, что оргазм в определённый момент, вводя нас в состоянии эйфории, у кого-то сильнее, у кого-то слабее, становиться этаким сном наяву, а человек переживает состояние близкое к коме. Это факт. Но масса ученых-сомнологов и сексопатологов, по какой-то странной причине отрицает это.

Давайте подумаем вместе: а что такое сон вообще? Что это: попытка перезагрузки нашего суперкомпьютера при которой периферийные устройства не работают, а мозг обновляется; или это попытка человека выйти в иные миры, покинув хотя бы на мгновение собственное тело, которое привязывает душу к этому грубому материальному миру; или сон действительно — микросмерть, дарующая нам неоценимый опыт, который мы вспоминаем только перед своей кончиной. Что это? Давайте будем честны: с биологической точки зрения, сон — одна из самых важных форм поведения человека и животных, но мы до сих пор не знаем, почему мы спим. Даже через два с половиной тысячелетия после Гераклита сон остается одной из великих неразрешенных загадок биологии. Посмотрите на человека или животное во время сна. Зрелище порой забавное, порой не очень. Где-то мы умиляемся, а где-то на нас накатывает отвращение.

Но самое важное во сне то, что он действительно является проводником человека в мир мертвых. Многие это отрицают, считают оккультной ерундой и чушью. Но проблема в том, что ничего мистического и оккультного тут нет. Это голые факты. И гадкая правда.

Проблема в том, что мы разучились управлять сном, управлять собой во сне, а в случае необходимости, нуждаемся в проводниках и помощниках.

Что такое смерть? Немногие из нас всерьез задумываются о природе этого явления. Чаще всего мы суеверно избегаем не только разговоров, но и мыслей о смерти, потому что тема эта кажется нам очень уж безрадостной и страшной. Ведь каждый ребенок с малых лет знает: «Жизнь — это хорошо, а вот смерть… смерть — это не знаю что, но точно что-то плохое. Такое плохое, что об этом лучше даже и не думать».

Мы взрослеем, учимся, приобретаем знания и опыт в различных областях, но наши суждения о смерти остаются все на том же уровне — уровне маленького ребенка, который боится темноты.

Но неизвестность всегда страшит, и по этой причине даже для взрослого человека смерть всегда будет оставаться все той же неведомой, пугающей темнотой, пока он не постарается понять ее природы. Рано или поздно смерть приходит в каждый дом, и с каждым годом число ушедших в эту неизвестность родных и знакомых людей растет и растет….

Люди уходят — мы горюем и страдаем от расставания с ними, но даже и в эти периоды очередной постигшей нас утраты не всегда пытаемся разобраться и понять: что же все-таки такое — эта смерть? Как ее воспринимать? Только ли, как ни с чем не сравнимую потерю и вопиющую несправедливость жизни, или возможно и совершенно другое ее восприятие?

А вы задумывались о том, что, например, в соответствии с традициями православия ушедшего в иной мир человека называли не умершим, а усопшим. Что означает слово «усопший»? Усопший человек — это человек уснувший. И православие образно говорит так о закончившем свою земную жизнь теле человека, которое после смерти будет покоиться до тех пор, пока не будет воскрешено Богом. Уснуть может тело. А вот дух, не спит. Он бодрствует. И так у всех. Вы согласны мой юный друг?

Вижу, согласны. Тогда позвольте вас обломать. Не все в этом лучшем из миров способны быть единовременно и в мире живых, и в мире мёртвых. А те, кто способен — не рассказывает об этом. Да и зачем? Начнешь рассказывать, обзовут или вралем, или сумасшедшим. Поэтому те, кто в своих снах гуляет по юдоли скорби в обществе прочих усопших, или, что менее приятно для многих, в обществе Неумолимого Жнеца, понимают, мир живых и мир мертвых идут параллельно, но существовать в отрыве друг от друга не могут.

А самое удивительное заключается в том, что мы в состоянии узнавать прошлое в мире мертвых. И не просто видеть, а узнавать такое, отчего современные криминалисты просто бы пищали от восторга. Именно это вам предстоит сделать. Это и есть ваше тестовое задание. Попадёте вы туда под моим контролем и под защитой Романо. Понимаю, это тяжкий труд и кошмар нормального человека. Но вы живой. А живой человек, отправивший свою душу во время сна в царство мёртвых, рискует оттуда не вернуться. Именно поэтому вам нужны провожатые. Что конкретно будете там делать, где и что искать — вам поведает Романо. Я же хочу до вас донести простую мысль — человек не знающий и некомпетентный, не имеет права заигрывать с Ней. Ибо тут риск слишком высок остаться в том мире. Итак, сон и вправду — это маленькая смерть. Почему же обычно не страшно засыпать? По двум причинам: либо что-то отвлекает мысль на себя от рефлексии о сне как смерти, либо спать так хочется, что не остаётся возможности этой рефлексии, она сама вперёд засыпает. Если же рефлексия такая всё же состоялась, и сон открывается как маленькая смерть, тогда засыпание становится осознанным, сознательным умиранием.

Но кто ж согласится умирать? Почему он согласится? Видимо потому, что надеется на чудо воскресения (Ну, чем не Лазарь), что, дескать, завтра он проснётся. Сам? Нет, конечно. Он же будет спать, т. е. в некотором роде будет мёртв. Кто-то его разбудит, но вот самостоятельно проснуться такой спящий не сможет. Никак. Даже если это будет его организм, который сам проснётся и разбудит сознание.

И, кажется, что так вот умирать, в расчёте на воскресение, — есть в этом нечто интересное. Такая, как бы своя романтика, путешествие в неизвестность. А можно и как тренировку рассматривать к будущей уже большой смерти, с возможным большим воскресением.

(Рукой владельца дневника: далее нормальная аудиозапись закончилась — какое-то бульканье, хрип и звон).

Дневник: Завершение первой беседы — лекции, записанное по памяти. Романо берет слово

05 июля 2009 года

Сегодня прослушал запись и с досадой обнаружил, что часть беседы невозможно прослушать. Не знаю, по какой причине мой телефон выкинул такой кунштюк, но постараюсь кратко внести дополнения к аудиозаписи.

Первое, шеф много объяснял, в чём общность сна и смерти, и в чём их различие. Главное, что я должен усвоить, по мнению Константина Петровича, это то, что сон близкий к смерти, сон, который находится на самой острой грани, в шаге от проваливания в безвременье и забвение, позволяет находить ответы на самые сложные вопросы. Но это самый простой уровень тех, кто идет по пути “живущих-в-двух-мирах”. Именно он и называется некромантией. Он также обещал поговорить со мной об этом подробнее. Кроме того, он сказал, что мёртвым задавать вопросы легко. Есть одна особенность: усопшие врать не умеют. Поэтому, если ты сваливаешься в предсмертный сон, ты можешь задавать любые интересующие тебя вопросы любому духу. Да, в мире мёртвых нет тел. Одни души. И единственные люди, которые в состоянии посещать мир усопших в своём теле — именно… ЖВДМ. Классная аббревиатура. Так, возвращаюсь к теме: итак, души усопших врать не могут. Вообще. Никогда. Вот совсем-совсем. И они, помимо всего прочего, располагают информацией обо всём и всех. Но только о том, что было. Было, Карл, ты понял! То есть, попав туда, тот, кто в состоянии и знает как, может получить ответы на все вопросы о прошлом любого человека, о каких-то событиях и прочая. Но походы туда сопряжены с гигантскими затратами энергии человека. Если задержишься там больше положенного, или рванешь без подготовки — считай труп. Поэтому к первому походу туда, за грань человека готовят долго. Но в некоторых случаях, могут отправить и не подготовленного человека. Но с сопровождающим. Если такого не найдут — всё на свой страх и риск. Мне повезло: Моим сопровождающим станет Романо. Шеф пожелал мне успеха в беседе с его “десницей” и ушел, как он сказал, готовить необходимое оборудование.

Теперь настала пора рассказывать Романо. Первое, что он мне сказал на полном серьезе, это то, что, пройдя это испытание, я получу статус ученика. И статус некроманта. И вот не стоит обольщаться: став некромантом, я смогу лишь беседовать с душами умерших, или тех, кто жив, но в коме или еще в каком мерзком состоянии. Даже у пьяных душа имеет свойство путешествовать вне тела. По сему я должен соответствовать требованиям. Некромант это не некромаг. Задача некроманта — задавать вопросы и получать на них ответы. И всё. Дельфийский оракул, пифии из самых различных мест, всякие предсказатели — это некроманты. Предсказывать будущее некроманты не умеют. Это иные сферы и иные способы. Романо по секрету сказал, что в большинстве случаев все эти предсказания от всяких там ясновидящих и прочих прорицателей — суть шарлатанство, а сами прорицатели — еще те мошенники. В мире найдется от силы человек десять, способных прорицать и предсказывать будущее по-настоящему. Но вот свой дар они держат в секрете. И только посвященные знают о том, кто они и как с ними войти в контакт.

Теперь о задании: если я правильно понял Романо, то мне придется войти в состояние почти смерти и выяснить, кто же в предках ходит у бывшего нашего странного мальчика Ильи. Для этого меня медикаментозно введут в такое состояние, предварительно вложив в руку кусочек высохшей крови Ильи. Мне надо будет пройти в любое место, где окажется более-менее большое количество усопших, и задать свои вопросы. Список этих вопросов шеф уже подготовил, мне остается их вызубрить. Романо так же предупредил, что у многих попавших в тот мир впервые может наблюдаться временная потеря памяти. У кого — то происходит во время похода за грань, у других после. В частности, шеф говорил, что на свою память надо надеяться, но не настолько, чтоб доверять себя и всех своих безоглядно. Поэтому, если вспомнил что — записывай. Ёшкин кот, а ведь классно, что я дневничок веду. Вот и выполнение требований.

После этого, Романо предложил мне выпить, за успех, так сказать, похода. Я не побрезговал. За что получил от Романо уверения в вечной дружбе. М-да… меня тогда что-то уж сильно развезло.

Дневник: Открывая двери в неизвестность

14 июля 2009

Господи, на что я согласился? Нет, конечно, я понимаю, что «мир мёртвых» это бред, но всё же… Я готов поверить и в это. И для этого у меня есть все основания. Попробую подсчитать…

Во-первых, тематика даваемой литературы. Как я ранее указывал, шеф заваливал нас литературой о сне, о мертвых, о смерти и тому подобное. Причем как древние фолианты, так и сравнительно современное чтиво. И вся эта литература недвусмысленно намекает, что мир неживых существует и где-то как-то пересекается нашим миром, что кто-то имеет возможности и способности туда шнырять. И, видимо, без каких-то магических штучек это невозможно. Ой, что я пишу! Слышал бы меня кто-то из моих преподавателей…

Во-вторых, как объяснить то, что я легко освоил «незримое присутствие»? А это факт! Это — данность! И от этого уже не отвертишься.

В-третьих, то, что я наблюдал в секретной лаборатории, включая черное пламя, взрыв и впечатывание шефа в стену тоже не объяснить с сугубо научной точки зрения. Любой физик, химик подтвердит, что пламя чёрного цвета не получить, сколько не бросай в открытое пламя всякие там соли. И плазмы черной тоже не бывает! Нет её! Нет, и всё тут! А взрыв во рту? Нет, понять его я, вроде, могу. Когда работал в морге, пришлось помогать вскрывать труп идиота, засунувшего себе в рот взрывпакет. Зрелище, конечно, тошнотворное. Но это — факт. А вот то, что произошло с шефом — не укладывается в рамки нормального порядка вещей. Взрыв должен был разнести ему голову в лоскуты. С обильным орошением окрестностей частичками черепа, мышц, мозгового вещества и при «аккомпанементе» фонтанирующего потока крови. Но нет же! Вот фигушки! Максимальный урон — он зашепелявил. Всё! И главное: на кой пробовать на язык раствор воды с кровью. К чему этот выпендрёж? Мне скоро идти… Отступать не могу. Сам подписался. Ну, и ладно! Надо бы приготовиться — Романо выдал комплект белья… Кажется это похоже на какую-то лёгкую и тонкую пижамку. Ой, кто знает моих боссов: быть может именно такая одёжа мне и нужна будет. Пусть… Всё — призывают… Попробую дописать после того ка…

(Прим.: запись обрывается. Далее через две строчки корявым почерком: явно написано позже)

Руки дрожат, в голове сумбур, во рту кака и сухо. Попробую описать, что произошло, так как чувствую: если я сейчас отключусь, то уже многого не вспомню. А мне это важно. ВАЖНО!

Итак, я иду за Романо в процедурную. Так Романо сказал. Процедурная странная — кажется ткни пальцев куда-нибудь в стену — полезут всякие домовики. В подвале. Ни окон. Ни намёка на сообщение с другим помещениями, кроме как через одну единственную дверь. Отопления нет. Холод собачий. Но намёка на сырость нет. Сухо. Очень сухо. Даже воздух тут сухой. Настолько, что можно поцарапать слизистую носа.

«Ложись!»-приказал мне шеф, движением головы определив место моего «упокоения». Обычная больничная лежанка. Жёсткая, но не каменная. Под кожзамовской обивкой тонкий слой поролона. И застелена обычной белой простынкой. Изголовье приподнято. Я лёг.

«Теперь слушай», — не прекращая манипуляций бросил шеф, — «Вот это — пропофол. Он введёт тебя в состояние клинической смерти. Переход произойдёт очень быстро. Ты даже не успеешь удивиться. Дальше — твое задание. Не теряй времени. Его у тебя будет очень мало. Я кладу тебе в правую руку высохшую кровь Ильи. Как попадёшь в юдоль тишины — ищи любую душу почившего человека. Найдешь — не трогай. Повторяю — не касайся мертвого. Иначе ты умрёшь уже в этом мире. Ты можешь спокойно, без боязни трогать любой предмет, какой увидишь там. Но! Никогда, ни за что не трогай духа мертвого человека. Ты мне нужен тут. Живой и здоровый. Когда найдёшь дух любого человека — окликни его. И тут не имеет значения как ты это сделаешь. Главное, чтобы он тебе ответил…

Так, давай свою руку. Дай правую. Я кладу тебе в ладонь кровь Ильи. И что бы ты не выронил обматываю кисть твоей руки эластичным бинтом. Тебе, в отличие от меня, эта субстанция повредить не сможет. Ты пока еще простой человек…

Далее: когда дух вступит с тобой в разговор, задай ему один важнейший вопрос: кто предок человека, чью кровь ты держишь в ладони.

Помни, мёртвые не умеют лгать. Они могут бояться. Они могут радоваться. Они могут многое. Но! Они не могут лгать. И они не могут уйти, не ответив прямо на прямой вопрос. Я не знаю, в какой форме тебе будет дан ответ. Но, будь так любезен: НЕ ЗАБУДЬ ЕГО! И как только вернешься в наш мир, ты обязан мне все подробно рассказать невзирая на свое состояние. Ты понял меня?»

Шеф взял раствор пропофола, повесил его на стойку, взял трубку капельницы и соединил флакон с сосудом, где плескался физраствор.

«Главное не бойся!» — услышал я, с другой стороны, шепот Романо, — «Не бойся проявлять чувства: радость, грусть, даже горе. Смейся от счастья, рыдай от горечи поражения. Тоскуй, грусти, умиляйся и, даже, проявляй вовне свой гнев. НО! Ни при каких условиях, никогда, совсем, даже ни миллипусечку не смей бояться. Начнешь бояться — проиграешь. А в данной ситуации — умрешь по-настоящему. Ты обязан вернуться. Хотя бы ради того, чтоб узнать, почему живой человек, попадающий в мир мертвых не имеет права на страх. Договорились?»

Говорить я уже не мог. Челюсть, язык, мышцы лица уже отказывались повиноваться. Шея тоже работала через раз. Тогда я нашел способ — на лице остались только веки, которые слабо, но подчинялись приказам моего мозга. Я прикрыл их и попробовал открыть. Открыл наполовину и снова захлопнул их…

Прошли какие-то мизерные доли мгновения, и я открыл глаза. Обернулся. Огляделся. Я стою в этой гнусной хламиде, которую мне выдал Романо, посредине не пойми чего. Вокруг меня — плотная стена молочного цвета густейшего, как сливочно-овсяный кисель. Хоть бери половник и смело черпай его себе в кружку. И ешь. Можно просто рукой. Что я, собственно, и сделал — нет, я реально взял и черпанул этот туман рукой. Здоровенный кусок тумана лежал в моей ладони, сложенной ковшом, и таял как мороженное. Я посмотрел вокруг — никого. И ни зги. Я крикнул. От души. Во всё горло. А в ответ — тишина.

В этот момент, голос в моей голове прозвучал отчетливо и ясно: «Просто прикажи туману уйти. Посмотри вверх и представь, что там яркое солнце». Боже, сердце зашлось в бешеной скачке… Этот голос… Голос… глаза защипало так, что всё вокруг расплывалось. Я знаю этот голос, потому что роднее его в этом мире ничего нет. Точнее есть. Но это голоса самых родных и любимых людей. И я их не слышал давно. И вот один из них… Как игла в сердце… Папа… мой родной, любимый, дорогой, папочка… Горло сдавило, и я не мог выдавить из себя ни слова… Через силу, превозмогая боль, дерущую горло, я просипел: «Папа…»

Туман рассеивался, как будто солнце все жарче и ярче пригревало. И чем жиже становился туман, тем отчётливее я видел, кто стоит в нескольких десятках шагов… Да, это был он, мой папа… Я дернулся к нему, попытался побежать, но ноги, как будто, налились свинцом, я еле передвигался. Такое ощущение, что я тащу на себе трехсоткилограммовую штангу.

«Стой!» — услышал я. «Сынок, не надо бежать ко мне. Я понимаю тебя. Я сам безумно по тебе соскучился и тоже хочу прижать тебя к себе и обнять… крепко, нежно… Но, мальчик мой… Сергунька, Серёжка, Серёженька… не надо. Нам нельзя касаться друг друга. Ты должен жить. У тебя впереди целая жизнь, и ты должен… обязан… ради меня, ради мамы, бабушки пройти её от начала и до конца, какой бы длинной она ни была. Мы всегда будем рядом с тобой… Позже, много позже мы сможем и посидеть, и поговорить и даже обняться. Но не сейчас, мой родной. Я знаю, ради чего ты в мире тех, кто ушёл… И знаю как помочь тебе. Поэтому стой спокойно, не бойся и вытяни вперёд руку с кровью…»

Папа отступил на два шага назад и вдруг крикнул: «Покажи истину!»

Не успел он закончить, как стена огня окружила меня, разделив нас. Бешенное пламя, цвет от багрового до переливов всех светов радуги… И рёв, рёв пламени… И в тот момент, когда я почти отвлёкся, ЭТО началось!

Какое-то облачко появилось над моей ладонью. Маленькое. Размером с мандаринку. Внутри этого облачка бешено носились золотые искры, серые кусочки дыма и нечто черное, как душа неисправимого грешника. Облачко росло, наливалось силой. И вдруг, раздался треск, и вот две струи полетели от этого облачка в разные стороны. Серо-золотая струйка летит вправо и сплетается причудливыми узорами в фигуру… Она складывалась постепенно, как будто кто-то невидимый строил причудливой формы дом. Фигура стояла ко мне спиной, в балахоне, да еще и капюшон скрывала лицо. Но вот фигура развернулась ко мне, и сбросила капюшон. На меня, улыбаясь, смотрел… ШЕФ! Этого не может быть! Что за бред. Но я вижу своими глазами — это был Константин Петрович собственной персоной. Он еще раз улыбнулся и накинул капюшон.

А тем временем, другая, черная как смоль струйка сплетала свою фигуру. Никаких причудливых форм. Никаких завитушек. Ломаные линии, острые углы, жестокие, пугающие грубые формы. Тоже фигура в балахоне. Тоже спиной ко мне. «Повернись!» — ору я, перекрикивая рёв пламени. Фигура не реагирует. «Повернись, падлюка!» — не унимаюсь я. Похоже, грубость — действенный инструмент в отношении этой жуткой фигуры: она дергается, и начинает медленно, словно нехотя, поворачиваться ко мне лицом. И пока она поворачивается, я как мантру повторяю: «Страха нет! Я не боюсь!» И в какой — то момент, зародившееся было чувство страха отступает, уступая место холодному рассудку. И вовремя. То, что я вижу под капюшоном, у неподготовленного человека вызвало бы заикание и непроизвольные мочеиспускание и дефекацию. Из-под капюшона на меня смотрели два глаза, в глубине которых плясали яростные багровые языки адского пламени. Нет, я не знаю, какое пламя там, в аду. Но я чувствую, что оно именно такое. Считайте, что это моя интуиция.

Я оторвал взгляд от этих пронизывающих насквозь глаз, и посмотрел в лицо их владельцу. И от неожиданности чуть не вздрогнул. На меня смотрело лицо явно мужчины — европейца. Но его кожа была почему-то черная. Нет…не чёрная. Она была насыщенного антрацитового цвета, с каким-то пурпурно-фиолетовым отблеском. Тонкие брови, тонкий нос, тонкие жёсткие губы в кривой ухмылке. И вот только я сфокусировал взгляд на лице этого… не знаю как назвать его… как кожа начала трескаться и расползаться, как у банального гнилостного трупа, куски мышц отлетали, обнажая и являя на свет не менее антрацитовый череп в золотой короне. Вместо глаз на меня теперь смотрели пустые глазницы жуткого черепа, в глубине которых плясали теперь языки и багрового, и ядовито-зеленого огня. На мгновение мне почудилось, что череп ухмыльнулся той же издевательской усмешкой, но пламя погасло и видение пропало.

Я опять там же, где ждал меня отец. Он посмотрел на меня. Возможно, мне показалось, но по его щеке катилась слеза.

«Сынок, торопись», — сказал он, — «Расскажи тем, кто тебя послал, всё, что видел. Скажи, что их давний враг не исчез. И передай привет деду».

Последние слова я слышал, будто отец их произносил в глубоком подвале: глухо и почти неслышно.

«Разряд!»

Пиииииииииииииии — шмяк! Мое тело подбросило.

«Романо! Камфару в сердце!»

Я приоткрыл глаз, посмотрел на суету вокруг меня и….

Примечания

2

Так точно, мой фюрер! (нем.)

3

О понимании мира живой и мертвой природы (греч.)

4

Большое сравнение между сном и смертью (лат.)

5

Большое сравнение между сном и смертью (лат.)