Хайаса. Свет Ликующий

Давид Корюнович Галфаян, 2021

Продолжение приключений Ара и его соратников. На этот раз, разыскивая друзей, ушедших в незапамятные времена на север в поисках своей судьбы, Ара сталкивается с пресвитером Григорием, волею судьбы также закинутого в прошлое. Григорию придется пройти путь от “священника, разъезжающего на Гелендвагене”, до истинно верующего человека. И в этом ему помогут наши герои и первый Католикос Всех Армян Григор Лусаворич.

Глава 4. Лолл

Я освободился и взглянул на него зрением духа. Этим я пользовался очень и очень редко, помня уроки Хуша и его слова, что манипулировать духом людей негуманно и неправильно. Я никогда не хотел и не играл в Бога, поэтому уж и не помню, когда я вглядывался в мир этими глазами. Но сейчас я почувствовал, что это нужно непременно. И нужно не мне, а моему другу.

Взглянув на него, я содрогнулся. Его дух был реально разорван в клочья, и, наверно, только та сила, которая питала нашу жизнь и не давала мне и моим друзьям умереть, питала и его силы. Но в поединке со смертью эта сила явно начала сдавать, и жизнь Кукконена висела буквально на волоске.

В этот момент его ноги подкосились, и он упал. Я не знаю, как можно вообще жить с такими увечьями, а он это делал, причем несколько тысячелетий. Несколько тысячелетий смертельных мук и вкуса смерти на губах! Да, ему не позавидуешь… Я успел подхватить Вальку, не дав ему упасть. Затем притянул к себе пространство — в поиске жреца Сиили, позвал. Не понимая, что происходит, но явно почувствовав мое присутствие рядом, Сиили начал оглядываться по сторонам, стараясь найти меня.

— Сиили, иди сюда, только быстро, — позвал я его дух.

— Ты где, Ара? — совсем растерявшись, жрец озирался по сторонам.

— Сиили, брось расспросы, это все потом, бери моих людей и бегом сюда! — раздраженно приказал я.

— Но я не смогу… меня не пускают духи леса, я много раз пробовал… — пытался оправдываться он.

Бросив объяснять, я просто взял его дух за шкирку и потянул сюда, а для большей скорости еще помог пинком. От такой неожиданной бесцеремонности арпуйя чертыхнулся, полетел вперед, успел только крикнуть пятерым воинам охраны, чтоб бежали за ним.

Нашли нас быстро.

— Херранюмала⁶⁴, кто это? Юмала? — спросил Сиили.

— Нет, это один из моих друзей, которых я искал, и он умирает, помоги ему.

— Как? Я не умею лечить богов! — ужаснулся Сиили.

— Я тебе уже говорил жрец, мы не боги! Дух я смогу подлатать, но его силы иссякают. Мне нужно, чтоб ты поддержал его тело.

— Ой, да тут все как… яйцо всмятку, как же он жил так?

— Поменьше говори, жрец, лечи.

В первую очередь Сиили достал котомку, которую всегда таскал с собой, порылся, выудил оттуда какие-то грибочки, протянул руку, чтоб дать их Кукконену, но я перехватил его руку.

— Мне нужен его дух сильным, — предупредил я его.

— Это только временно успокоит его, только снимет боль, но рассудок останется с ним, — сказал он.

Я отпустил руку Сиили и принялся за манипуляции с духом. Эх, где ты, мой Аралез! Как бы ты сейчас помог мне… Да, здесь работы не на один день. Но главное сейчас — не дать Вальке умереть, а уже в лагере подлатаем обязательно. Я сосредоточился, отстранился и начал плести свои узоры из духа моего наконец найденного друга…

Когда пришел в себя, все еще была ночь. Рядом мирно спали мои воины. На раны Кукконена были нанесены все нужные мази, наложены повязки… это наверняка работа Сиили. Но его самого не было. Оглянувшись, я увидел старика. Он приближался к нам с ведром воды.

— О! Вернулся, Ара, попить хочешь? — он поставил рядом воду и, кивнув на воинов, сказал, — уморились сынки.

— Что, долго ждали? Или ты их чем-то напоил? Они у меня не такие малахольные, чтоб до утра не дотерпеть,

— До какого утра?! Скоро уже третье утро настанет, — «обрадовал» меня Сиили.

— Что?! Три дня меня не было?

— Ну да…

— Блин, сейчас в лагере пацаны уже на говно изошли. Ладно, эй бойцы, подъем, дембель проспим! — растолкал я спящих.

Быстро сварганив носилки и поместив на них раненого, двинулись в лагерь. Пришли к лагерю на рассвете, зашли через северные ворота. И сразу же — наезд.

— Блин, Ара, у тебя вообще крыша поехала, в натуре? Где тебя носит целых три дня? Мы уже не знали, что и думать. Может, где положили тебя, а мы ни сном ни духом, — с ходу наехал Ромка.

— Подожди-ка, Ром, кого это вы притащили? — спросил Ким.

— Ни в жизнь не догадаетесь, Кукконена!

— Ни фига себе, — обрадовался Галуза, — а чего это с ним, кто его так?

— Потом расскажу, а пока, Галуза, принимай пациента. Да, и в ассистенты себе бери Сиили, — распорядился я.

Галуза велел отнести носилки к нему в медсанчасть.

— Ден, давай докладывай, что тут в мое отсутствие было?

— На следующий день после того, как ты ушел, с утра высадились красавцы на драккарах и осадили город. С наскоку взять стену не получилось, поэтому взяли в осаду. К нам сунулись, так мы их близко не подпустили, — начал доклад Ден.

— А они вообще в непонятках, кто мы, что мы здесь делаем и зачем тут две крепости. Короче, запутались фраера, — весело сказал Ромка.

Подождав, пока Ромка закончит, Ден продолжил доклад:

— Но есть и плохие новости.

— Ну?

— Северяне баб местных с детишками захватили в заложники, требуют город сдать, не то убьют.

— И дальше? Что Мусса Кару предпринял?

— Они сделали вылазку, но безуспешно. Им северяне по рогам надавали, и они еле ноги унесли, — продолжил рассказ Ден.

— Много заложников?

— Человек пятьдесят, наверно, остальные разбежались по лесу, когда их схрон северяне обнаружили.

— Ясно, а вы что-то предпринимали? — поинтересовался я.

— Нет, ты же сказал, пока сами не попросят помощи, не встревать.

— Ясно, что еще?

— А еще… сегодня с восходом солнца кончается время ультиматума, который северяне выдвинули. Как бы девок не поубивали…

— Поляков, возьми своих, сколько посчитаешь нужным, сними охрану, пока солнце не встало, девок по-тихому освободи, приведи сюда.

— Сделаем, Ара, — Поля развернулся и ушел.

— Остальным готовиться к бою, — это был последний мой приказ.

— Ты ж сказал, пока не попросят, не вмешиваться, — удивился Ден.

— Когда увидят, как мы их девчонок с детьми освободили, попросят, Ден, будь уверен. Так что… давайте по-тихому, чтоб я слышал, как пчелки на лугу в цветочках пукают. Объявляем боевой сбор.

Все разошлись, и в полной тишине началась подготовка к бою. Сиили удивленно смотрел на эти приготовления. Наконец подошел ко мне.

— Хорошо, что в вас тьмы нет, а то я даже боюсь подумать, что стало бы с нашим миром, — сказал он.

Я как раз закончил молитву… как и всегда перед боем, перекрестился. Увидев это, Сиили вылупился на меня.

— Сиили? Все в порядке? — спросил я.

— Где-то я уже видел этот знак.

— Где? У вас здесь есть христиане?

— Не знаю, кто это, и вспомнить не могу, где видел. А! Да это же лолл⁶⁵ такие знаки делает! — вспомнил жрец.

— Какой еще лолл?

— Да дурачок наш. Бедный, по лидне бегает, бред несет всякий, роуминг какой-то ищет, конец света предрекает, говорит, что сгорим мы все.

— Любопытный дурачок. Давно умом тронулся?

— Не знаю, я его таким в лесу нашел. Ну пожалел, в лидну привел, не пропадать же парню в лесу. И потом…

— Чего потом?

— Да я его посохом по макушке огрел… испугался, думал, леший это. Может, от этого он умом тронулся?

— Не знаю, ладно, потом проверим. Пока давай готовиться к бою. Да, а вон и наши с девками вернулись. Поля, ну как там, все чисто? — спросил я, хотя, судя по тому, что в лагере северян было тихо, ребята сработали чисто.

— Да все норм, все здесь, — и при этом слове у северян в лагере поднялся переполох, видно, засекли, что заложников уже нет.

Это заметили и в городе.

Я поднялся на стену и осмотрел стену города, на которой стоял Мýсса Кару. Видно, ему доложили, что произошло, что заложники пропали, и он уже понял, чьих рук это дело. Мгновение мы стояли на стенах и смотрели друг на друга. В лагере северян переполох закончился, и они решили идти на приступ. Подкатили таран и пошли вперед. И в этот момент над стенами городища подняли мой плащ.

— Эх, твою мать, понесла-ась, красава, — крикнул Потапов.

— Открывай ворота! Сиили, дуй к своим, жрец, скажи, чтоб не вмешивались, пока не подам знак.

Старик, как заправский солдат, сразу побежал исполнять приказ.

А я продолжил отдавать приказы.

— Пешие, строиться на выходе, стена щитов. Ким, конница выходит в северные ворота, готовьтесь к таранному удару. «Гарпунный», берем гербовые щиты, пусть знают, кто перед ними стоит!

И, взяв свой черный щит с белым армянским крестом Великого Древа, вышел вперед. За мной встали с такими же щитами пятеро друзей, а за ними наши воины.

Увидев движение у нашего лагеря, северяне, колдовавшие тараном у ворот города, остановились, не зная, как поступить. Но потом решили, от греха подальше, все же отойти и встать в боевой порядок, чтоб не получить удар в спину. Бегло оглядев их, я оценил ситуацию: оружие… так себе, не у всех добротное, из защиты — в основном кожаные шлемы, только у некоторых были железные котелки и кольчуги — у одного из десятерых. Зато гонору… и на десятерых хватит.

От их войска отделился один, вышел на пару шагов вперед и крикнул.

— Эй, я свободный морской конунг Альвгейр Бардисон. Пришел на эту землю забрать свое — по праву силы, а вы кто и что здесь делаете? На белую вотере⁶⁶ вы не очень похожи, темноваты для них, — при этих словах его воины заржали.

— Прикинь, Ара, он тебя, походу, черножопым обозвал, а еще сказал, мол, вот понаехали тут армяне, — прикололся Галуза, и ребята захихикали.

— Это, Галуза, и тебя касается вообще-то, — оглянувшись, ответил я. — Или ты типа Белоснежка здесь? — ребята засмеялись громче.

А северянам я крикнул:

— Я Ара, и это мои люди. Мы путешествуем по этим землям и ищем наших пропавших друзей. И так получилось, что люди этого города попросили у меня защиты. Так что они под моей защитой, и… Альвгейр Бардисон, лучше бы ты сел на свои корабли и убрался отсюда.

Северяне при этих словах громко засмеялись.

— Ара, и ты с этой своей горсткой угрожаешь мне? А если мы не примем твое предложение уйти, то что? — с издевкой выкрикнул конунг.

— Очень надеюсь, что тебе все же не доведется узнать это. Думаю, Альвгейр Бардисон, тебе хватит благоразумия уйти восвояси… пока нет крови между нами, — я говорил спокойно.

— А давай так: я выставлю своего бойца, а ты — своего. Кто победит, тот и остается. А? Как тебе?

— А проигравший уходит…

— Да, клянусь Одином!

— Отцом лжи, — прошептал я, — так я тебе и поверил.

— Ну? Что задумался, согласен? — поторопил меня конунг.

— Да.

Конунг повернулся к своим, что-то прокричал, и из толпы вышел настоящий великан — огромный, два с половиной метра ростом. Выйдя вперед, он разорвал на себе рубаху, оголив мощный торс — весь в страшных шрамах, взял двуручную секиру, вышел на середину поля между нашими войсками, остановился и зарычал. Это был настоящий рык медведя. Изо рта его пошла пена, он начал грызть рукоять топора.

— Походу, у нас тут берсерк объявился, — я повернулся, чтоб отдать щит и бригантину.

Как я понял, бьются здесь на поединке с голым торсом. Но тут Ким вышел вперед и остановил меня.

— Ара, давай я тряхну стариной.

— Уверен? Смотри, какой амбал, — я хотел отговорить его.

— А для тебя он Дюймовочка? — улыбнулся Ким. — И потом, ты хотел, чтоб крови между нами не было.

— Ну?.. — не понял я.

— Тогда пойду я.

Скинув с себя верх, взяв два своих меча, Ким пошел в сторону противника, рядом с которым Ким, с его метр шестьдесят ростом, казался гномиком. Увидев, кого мы выставили, северяне громко заржали, а один из них, развернувшись, опустил штаны и показал задницу. Не доходя метров двадцать до берсерка, Ким с силой воткнул мечи в землю и поднял руки, показав ладони — мол, ничего нет. Не понимая, что происходит, северяне замолкли и продолжили наблюдать уже молча.

— Пижон, — прошептал я.

А Ким все продолжал приближаться к великану с широко раскрытыми руками, как будто собирался обнять его. Когда расстояние сократилось до нескольких шагов, северянин заревел как медведь и занес секиру для удара. Я завороженно следил за лезвием огромного двуручного топора, который, как в замедленной съемке, начал свой смертоносный путь. И тогда всем стало казаться, что сейчас у нас будет уже два Кима. Но в последнее мгновение Ким поднырнул под секиру, проскочив с левой стороны, и когда лезвие встретилось с землей, увязнув в ней по самую рукоять, колено Кима встретилось с челюстью гиганта. Потеряв равновесие, великан упал, но быстро вскочил, тряхнул головой, вздернул ее и снова заревел, еще пуще.

— Нокдаун, — прокомментировал сзади Потапов, — просто мужик крепкий попался, другой уже в нокауте валялся бы.

А между тем события развивались стремительно. Берсерк выдернул топор из земли и на этот раз нанес удар не сверху вниз, а справа налево. Ким опять поднырнул под топор, и когда великан по инерции развернулся вполоборота, Ким как кошка запрыгнул на великана и забрался на спину. Схватив одной рукой подбородок, а второй — затылок, он резко дернул, и голова, сидевшая на толстой и крепкой, как дуб, шее, развернулась неестественно — на сто восемьдесят градусов. Посмотрев прощальным взглядом в застывшие в удивлении глаза великана, Ким спрыгнул с его спины и, уже не оборачиваясь, пошел к нам, по дороге прихватив мечи. Ничего не понимающие северяне молча смотрели на своего героя, стоявшего к ним спиной, но смотревшего на них во все глаза — с неестественно вывернутой головой. Мгновение — и он упал… сначала на колени, а потом свалился на живот. Остекленевшие глаза мертвым взглядом смотрели в небо.

— Между нами все еще крови нет, — проходя мимо меня, сказал Ким, кивнув в сторону трупа. Ни один мускул не дрогнул на его лице.

Гробовое молчание и шок — только и можно сказать о состоянии северян. Но они быстро опомнились и с диким воем бросились на нас. Дождавшись, пока они добегут до заранее установленного ориентира, я отдал приказ:

— Огонь!

И факел поджег земляное масло, залитое в лунку глубиной тридцать сантиметров, которую мы выкопали за день до прихода северян. В мгновение ока стена огня окружила нашего противника по кругу. Несколько гранат, чтоб никого не покалечить, разорвались в воздухе. Северяне присели от страха и затравленно озирались по сторонам. Те, кто был поближе, разглядели кресты на наших щитах.

— Иггдраси́ль, Иггдраси́ль, — прошел среди них шепот.

— Кто вы?! — крикнул Альвгейр Бардисон с той стороны пламени.

— Те, кто предложил вам уйти и не испытывать судьбу, — ответил я.

— Вы не асы и не йόтуны⁶⁷, значит вы ваны.

— У вас есть последняя возможность сесть на свои корабли и уйти обратно. Или таким же огнем мы сожжем ваши корабли, и тем немногим, кто спасется, придется идти домой пешком. А какой морской конунг без кораблей, подумай, Альвгейр Бардисон, — я сказал свое, проигнорировав его вопросы.

— Проиграть битву богам — это честь, — крикнул конунг, по-своему трактуя мое игнорирование.

— Ага, а битва кровавая получилась, — еле слышно сказал с сарказмом Поляков.

Огонь вокруг северян к этому времени стал затухать, но противник не спешил снова бросаться в бой.

— Все, Альвгейр Бардисон, можешь идти. И… запомни сам и передай другим: отныне это племя под нашей защитой.

Низко поклонившись, северяне попятились к берегу, не поворачиваясь к нам спиной… на всякий случай. Оставив свои пожитки, они погрузились на корабли и отчалили.

— Ну что, обошлось без крови? Вот умеешь ты убеждать людей, Ара, — радостно констатировал Ромка.

— Перефразируя одного очень убедительного человека, скажу, что мечом и добрым словом можно добиться от людей намного большего, чем просто добрым словом. Все, народ, отбой, только… Поляков…

— Да, да, сам знаю… послать разведчиков, чтоб незваных гостей проводили, — проворчал Поля.

— О, молодец, на лету схватываешь, — улыбнулся я.

— Так за столько времени, не мудрено… — махнул он в ответ рукой.

Мы зашли через раскрытые ворота обратно в лагерь. Я уже шел к своему шатру, как вдруг мне на шею, как кошка, прыгнула белобрысая девчушка. Я ее сразу вспомнил — младшенькая Муссы Кару, но… она же была среди заложников. Сняв аккуратно с шеи девчонку и поставив ее обратно на землю, я нахмурился и строго спросил:

— Как звать?

— Анаити.

— Анаити? — я аж закашлялся. — Странно, это что, водское имя? — у меня сердце защемило.

— Нет, это в честь древней Всепрощающей Матери-богини, когда-то ходившей по нашей земле — Антеексиантава аити⁶⁸, а коротко Анаити.

— А что легенда говорит о ней, где она? — с надеждой спросил я.

— Она ушла за своими детьми, дицами.

— А куда?

— Не знаю. Об этом никто не знает. Просто ушла и все. Может, древние люди разгневали ее, а может, просто решила повидать чудеса в мире. Хотя… зачем ей, если она сама может творить чудеса, вот как ты. Ты тоже бог? — с неподдельным интересом, совсем по-детски, спросила она.

— Нет, — коротко ответил я.

— А как ты заточил роовелов в темницу из огня и пригрозил громом? Ты, наверно, Юмала, бог неба и грома, — не хотела разочаровываться девчоночка.

Ее детская наивность умилила меня.

— Нет, — рассмеялся я, — я же говорил, что меня зовут Ара, и к вашему Юмале не имею никакого отношения.

— Но все эти чудеса…

— Никаких чудес не было, Анаити, — перебил я ее.

— А то, что ты освободил меня?

— Это чудо? — я удивленно приподнял брови. — Ну, во-первых, освободил не я, а мои люди. А я находился здесь в это время. А во-вторых, освободили не только тебя, но и еще пятьдесят человек. А в-третьих, ты что думаешь, лучше было оставить тебя там? — подтрунивал я над настырной девчонкой.

Она обиженно нахмурилась и надула щеки, а я вошел к себе в шатер.

В шатре я начал, не расстегивая, стаскивать бригантину через голову. Что и говорить, неудобно, но иногда лень все шнурки развязывать. И тут я почувствовал, что чьи-то руки помогают. Резко сдернул с себя доспехи и повернулся. Рядом стояла настырная дочка главы города.

— Блин, Анаити, кто тебе позволил зайти сюда?

— Те двое у входа.

— Охрана! — крикнул я.

В шатер заглянул один из охранников

— Почему посторонние в помещении?

— Так попробуй эту дикую кошку останови, и потом… она сразу за вами шла, мы подумали, что с вами…

Видно, они все же попробовали остановить, догадался я. Вот свалилась мне на голову…

— Ладно, все, давай дуй отсюда, мне надо переодеться, — строго сказал я ей.

— А я могу помочь, — хитро улыбнулась она.

— Еще чего! Малолетка! Сказали тебе — дуй, значит дуй. Вот я отцу твоему расскажу про твои приключения, — пригрозил я, хотя и не собирался.

— Не-а, не расскажешь, — раскусила меня, проказница.

— Это почему еще, — меня не переставало изумлять ее нахальство.

— А ты добрый.

Вот хитрюга! В натуре, свалилась мне на голову малолетка. Хотя какая на фиг малолетка… по теперешним временам девка в девках засиделась… каламбурчик! Но все равно, не по себе как-то. Староват я для нее, это уж точно.

— Ладно, давай из палатки, пока я стражу не позвал, чтоб тебя за уши вывели, да еще и по попе прутиком отхлестали, чтоб поменьше тут ей крутила.

Анаити фыркнула в ответ и, смешно задрав маленький курносый носик, гордо произнесла.

— Не сделаешь, я дочка клаанин паа.

— Да хоть шахин шаха, — страшно прошипел я.

Анаити вдруг вся сжалась, покраснела, глаза налились слезами, и она выбежала из шатра. Да-а, видно, переборщил я с девчонкой, ну да ладно, в следующий раз будет знать, с кем и как разговаривать, а то разбаловали девку, спуску не дает.

Я стянул с себя рубаху, подошел к тазику с водой, смыл с себя пот и копоть после недавних пиротехнических эффектов, которые мы устроили. И тут в шатер заглянул один из часовых.

— Ара, у нас гости.

— Кто?

— Местные.

— Сейчас выйду, пусть подождут секунду.

На скорую руку я накинул чистую рубаху и вышел навстречу гостям.

— Ну, и где твои гости? — спросил я часового.

— Не мои Ара, а твои, — весело ответил за него подошедший Потапов, — за воротами ждут, не заходят.

— Так позовите.

— Звали, все равно не идут, видно, побаиваются, — развел он руками.

— Ладно, пошли к ним.

Нацепив мечи (для солидности!), пошли за ворота. Делегация собралась внушительная — поболее, чем когда нас в первый раз встречали. Да и кроме делегации, смотрю, и охрану повнушительней захватили. Правда, на них лица нет, ну… это дело второстепенное.

— Здрав будь, Мусса Кару, друг мой. Что же ты тут стоишь, внутрь не заходишь? Аль обиделся на что? — улыбнулся я.

— И ты здрав будь, Ара. Правда, не знаю, как к тебе обращаться. Кто вы? И что вы хотите от нас? — в его голосе вызов смешался со страхом.

Я взглянул на его дух: да, так и есть. Но чтоб случайно не потревожить его, я сразу же перешел на нормальное зрение.

— А как обращаются к друзьям в ваших краях? — ответил я встречным вопросом. — А кто мы и что хотим, я уже рассказал тебе, и ничего в моих словах не изменилось.

— Мы услышали, что говорил йохтая этих роовелов. Вы древние боги? — прямо спросил Мусса Кару.

— Нет. Я повторюсь: мы путники, ищущие своих друзей, — в сотый раз попытался успокоить я вождя.

— Сиили мне рассказал про белого петуха, предвестника рагнарёка, — не поддавался Мусса Кару.

— Кого-кого? — переспросил Потапов.

— Это они про Вальку Кукконена⁶⁹, — объяснил я.

— За что они его так… — неодобрительно сказал Ромка.

— Да хрен его знает, — не нашел подходящего ответа Потапов.

— Это наш друг, ты что-то напутал, — ответил я Муссе Кару.

— С незапамятных времен в священную рощу путь был заказан, чтоб не потревожить древнее божество, живущее там, и оно оказалось вашим другом? И ты продолжаешь утверждать, что вы «просто люди»?

— Да, что ни говори, а кочерыжка у него варит, — прошептал мне Потап.

— Мусса Кару, мы не враги вам, поверь мне, — я все-таки понимал, что никакие доводы не изменят его мнения.

— Ара, я видел, как вы заступились за нас, как прогнали северян. Мы все слышали, как вы объявили, что мы отныне под вашей защитой, но… у всего на свете есть своя цена. Какова она?

— Нам, Мусса Кару, всего лишь нужна информация об остальных наших друзьях, — ответил я.

— Но мы ничего не знаем о них, это не наши боги.

Снова и снова объяснять, что мы не боги, порядком надоело.

— Тогда вы нам ничего не должны, тем более что одного вы нам вернули. Пусть это и будет той платой, о которой ты говоришь, а пока прошу — заходите к нам и будьте нашими гостями.

В этот момент прибежала вся заплаканная дочь вождя и бросилась ему на шею. Погладив ее по белым волосам, Мусса Кару стал успокаивать ее.

— Ну что ты, дочка, кто тебя обидел? — обнял ее отец, немного встревожившийся из-за ее слез.

— Никто, — не переставала рыдать папина дочка.

— Так что ж ты тогда плачешь, — вытирая ей слезы, спросил Мусса Кару.

— Я некрасивая!!!

— С чего ты взяла? — засмеялся он, начиная догадываться об истинной причине.

— Ни с чего, просто некрасивая и все.

— Ладно, успокойся, пойдем с нами, — сказал Мусса Кару и, обняв дочь за плечи, пошел за нами.

— Прости нас, мы не были готовы к пиру, поэтому начнем пока с простой еды воина. У нас она называется харисá. Мы ее всю ночь варили, а наши люди сейчас подготовят пиршественный стол.

— Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох — они успокаивают меня. Ты приготовил предо мною трапезу на виду врагов моих; умастил елеем голову мою; чаша моя преисполнена⁷⁰.

Словно из ниоткуда, вдруг вынырнул какой-то мужичок в рваной грязной одежде до пят, со свалявшимися волосами и бородой, с безумными горящими глазами. В руках, подняв высоко над головой, он держал какую-то плоскую блестящую коробочку и тряс ею, как замполит партбилетом. Продолжая громко выкрикивать что-то, он пробился между присутствующими к нам, заглянул мне в глаза безумным взглядом, хихикнул и, сунув мне под нос коробочку, спросил шепотом.

— Мужик, айфон двенадцатый не нужен? За полцены отдам…

Я удивленно посмотрел на него, потом на Муссу Кару. Тот улыбнулся и виновато пожал плечами. Вдруг появился Сиили, схватил мужичка за руку, резко одернул его, строго посмотрев в глаза, а потом перевел взгляд на меня и сказал:

— Это лолл, ну дурачок, я тебе о нем рассказывал, ты забыл, наверно, но не обращай внимания, Ара.

— Ара? Что, армянин? И здесь?! И здесь понаехали, еретики-и! — завизжал истерично незнакомец, но вожанские воины быстро оттеснили его от нас.

Да, странный мужик. «Что-то неправильное во всей этой ситуации, что-то не то», — как навязчивая муха, крутилась в голове эта мысль, пока мы не зашли в лагерь, сели за приготовленные столы, накрытые по-военному просто, и начали пировать. По этому поводу открыли бочку вина. Пока ели харису, подоспели и другие блюда.

Местные, явно не привыкшие к такому обилию специй, вкушали то же самое мясо и рыбу, которые они каждый день употребляли в пищу. Но, приготовленные совершенно по-новому, наши кушанья из рыбы и мяса вызвали их интерес, и гости сегодня словно заново знакомились с привычными для них продуктами. Белая кожа вожан при употреблении щедро поперченного мяса тут же становилось красной, и они сразу запивали его вином, так что, несмотря на обилие разнообразной еды на столе, все уже были под мухой, причем конкретной. И скоро разговор перешел со сдержанно-дипломатичного стиля на братски-застольный.

— Спасибо тебе, Ара, за защиту, а то северяне каждый год грабят, жизни не дают, но теперь, я думаю, они еще долго сюда не сунутся, — чуть заплетающимся языком сказал Мусса Кару.

— А нормально объединиться и дать отпор… не пробовали?

— Совет племен не дает добро на это. Каждое племя само по себе, пока не станут угрожать всем, — махнул он рукой.

— А такое было? — поинтересовался я.

— Да, старики рассказывали: в последний раз при нашествии гутов, когда они пришли и начали сжигать священные рощи, убивать людей и ломать сейды. Вот тогда совет племен объединился. А с этими разбоями… каждый сам за себя, — опять обреченно махнул рукой вождь.

— Это плохо, сила в единстве. Так скоро сюда придут чужаки, и от вашего народа останется только имя, если оно и останется, — напророчил я.

— Ты прав, Ара, но это все равно не изменит сущности человеческой, своя рубашка ближе к телу.

— Да, и ты прав. Кстати, Мусса Кару, а кто этот человек, который кричал там? — поинтересовался я.

— Какой? А-а, лолл? Ну дурачок местный, он безобидный, ходит по городищу, всякую несуразицу несет. Вначале побаивались его, а потом поняли, что слаб человек умом, тут уж ничего не поделаешь. Но помогают люди ему, кто чем может: кто накормит, кто одёжу подправит, а кто на сеновал ночевать пустит, ежели дождь или снег. Пытались его к работе пристроить, вроде здоровый муж, ан ничего не умеет, да и учиться не может, слабоват умом. Вот и бродит по городу лолл без дела.

— Он с детства такой?

— Ну, того я не знаю. Он у нас не так давно появился.

— Не так давно, это сколько?

— Уже как… две зимы минуло, — на мгновение задумался вождь.

— Да? — удивился я. — А откуда он к вам пришел?

— Того не ведаю, его Сиили в лесу нашел, вот у него и спроси. Эй, Сиили, подойди к нам, арпуйя.

Сиили подсел к нам.

— Да, паа, что хотел? — спросил он.

— Тут Ара про твоего дурачка спрашивает.

— Так я же рассказывал тебе про бедолагу.

— А как он вообще оказался здесь? Что сам-то рассказывает? — я заинтересовался сильнее.

— Да кто ж его разберет. Глупости лопочет. Мол, отец он… без детей. Меня наркодилером каким-то обзывает. Сначала обижался, а потом привык. Ну, что со слабоумного возьмешь. Поначалу сеть искал, рыбаки ему и отдали старую. Так он взбеленился так, словно мы ему вместо сети навозу дали. Стоял кричал, что мы дураки, ему, мол, сеть нужна, а мы ему черт-те что подсовываем. Бедолага. Но в основном он безобидный.

Пока мне рассказывали о слабоумном, я все пытался понять, что же мне показалось уж очень странным… одежда? Да вроде нет, длинная до пят рубаха, вся порванная и грязная, кстати, не подпоясанная, что редкость здесь. Длинные, грязные волосы, такая же борода? Тоже нет… так что же? А коробочка в руках… какая-то странная — блестящая, пластмассовая. Стоп! Какая на фиг пластмасса в эти времена!

— А можно с ним поговорить? — попросил я вождя.

— Конечно, но зачем это тебе? — удивился Мусса Кару.

— Просто мне кажется, этот дурачок не совсем прост, как кажется на первый взгляд. Он рассказывал что-то странное?

— Да у него что ни слово, то странность, — засмеялся Мусса Кару. — То у него птицы железные прилетят и всех нас уничтожат, то какие-то машины со спецназом каким-то приедут за ним и освободят, как будто кому-то он нужен. Потом кричит о своем боге, что он всех нас почему-то покарает, как будто мы ему что плохое сделали.

— Скажи своим людям, пусть найдут и приведут сюда этого человека, если он далеко еще не ушел.

— Да, конечно, — он подозвал к себе одного из воинов, что-то шепнул на ухо, и тот умчался на поиски.

Примечания

64

Herranjumala — о боже (вод.)

65

Лолл (вод.) — дурачок.

66

Votere — водь (на датском).

67

Йόтуны в германо-скандинавской мифологии — великаны семейства Гримтурсенов, правнуки Имира.

68

Anteeksiantava äiti (водь) — Всепрощающая Мать.

69

Белый — valkõa, петух — kukkõ (вод.).

70

Псалом Давида (22; 4-5).