Игра Водящего

Дака Гермон, 2020

Зак вернулся спустя год после исчезновения. Никто не знает, что с ним произошло, но мальчик стал совершенно другим. Теперь он только бормочет странное и по ночам пытается сбежать из дома. И вот уже его друзья стали пропадать один за другим… Они оказываются в страшном мире под названием Нигде, где царят собственные правила. Миром управляет Водящий, который питается человеческими страхами. Смогут ли дети победить древнего монстра и вернуться домой?

04

Лирик хватает меня за пояс и отшвыривает на тротуар. Я падаю на него и только благодаря его крепкой хватке не утыкаюсь лицом в асфальт.

Тормоза визжат, шины прочерчивают чёрные полосы там, где я только что стоял. Пахнет горелой резиной. Дым валит от грузовичка с мороженым.

Да-а, ещё чуть-чуть…

Сперва притащилась Карла. Потом на меня напал Зак. Теперь я чуть под машину не угодил… Моя мама говорила, что день, проведённый не под землёй, уже удался. Похоже, она была неправа.

Ниа отталкивает Лирика, хватает меня за руку и крепко её сжимает.

— Не пугай меня так. Ты мог умереть, я бы тогда с ума сошла!

— Я бы тоже, — добавляет Лирик.

Хайд Миллер, развозчик мороженого, выпрыгивает из машины. Его отец — хозяин фабрики мороженого, а он начал работать только этим летом.

— Привет! — Он внимательно, с головы до ног, осматривает меня карими глазами.

Я морщусь. Справа у него грубый шрам от виска до подбородка. Словно застёгнутая молния на щеке. Откуда он — об этом говорят разное. Нападение енота, неудачное бритьё, поножовщина в парке, авария. Правды никто не знает — как-то неловко спросить человека, почему его лицо так изуродовано.

Ниа упирает руки в боки.

— Ты что, только что права получил? Ты чуть не убил Джастина! — Её правая нога выбивает какой-то ритм по тротуару. Так всегда бывает, когда она злится. — Ты знаешь, что в жилом районе нельзя ездить быстрее пятнадцати миль в час?

— А знак? Знак-то где? — Хайд поддёргивает рукава расстёгнутой куртки. Он одет во всё чёрное. На левой руке кожаная перчатка. Он словно на похороны собрался, а не мороженым торговать.

— Надо быть внимательнее, — говорит Ниа.

— Прежде чем на дорогу выскакивать, надо по сторонам смотреть. Я его маме скажу, — огрызается Хайд.

Я вздрагиваю.

Лирик, взглянув на меня, шагает вперёд, свирепо глядя на Хайда.

— Дурень, за собой следи! Зачем угрожать? Это несчастный случай, — он скрещивает руки на груди. — А если я твоему папе скажу, что из-за твоего небрежного вождения мы оказались в опасности?

Хайд сжимает кулаки. Опустив глаза, он что-то бормочет. Потом расправляет плечи, прокашливается и тупо смотрит на меня:

— Виноват… Как ты, малый, в порядке?

Малый? Да он ненамного старше нас! Ему девятнадцать, как моей сестре Виктории. Но выглядит он младше.

— Порядок. — Я вытираю пот с холодного лба. — Надо было мне смотреть, куда иду.

Ниа глядит на меня прищурившись. Я глубоко вздыхаю, чтобы успокоить бешено бьющееся сердце.

— Правда порядок? — шепчет она.

Я киваю. От этого движения у меня кружится голова. Ниа подхватывает меня под руку. Надо дышать. Вдох. Выдох.

Хайд показывает на дом Зака.

— Вы оттуда идёте?

— Был бы ты повнимательнее, видел бы, откуда мы идём, — фыркает Ниа. Она ещё злится.

Хайд таращит глаза.

— Я не ожидал увидеть Зака, когда привёз мороженое. В новостях говорили о нём. Я думал…

— Что? — Ниа разглядывает Хайда.

— Слушай, хорошо, что ты доставляешь мороженое, но Зак и так уже натерпелся… — начинает Лирик.

— Хватит вынюхивать, — Ниа сердито смотрит на Хайда.

Тот поднимает руки.

— Ладно-ладно. Я кое-что слышал и… Ладно, забудем. Я не собираюсь его тревожить.

У меня голова идёт кругом. Я высвобождаю руку и сажусь на бордюр. Смотрю на улицу. Две собаки и кошка стоят рядышком, уставившись на нас. Они такие неподвижные, что кажутся ненастоящими. Они медленно удаляются. У меня волосы встают дыбом. Что за?..

— Так праздник кончился? Я должен был забрать тележку с мороженым в шесть, но могу и сейчас, — говорит Хайд.

— Зак не очень хорошо себя чувствует, так что мы ушли пораньше, — отвечает Лирик. — Пришлось прервать игру. Может быть, тебе лучше зайти завтра.

Хайд так резко дёргается, что мне кажется, будто я слышу, как трещит его шея.

— Игра? Вы играли? — спрашивает он срывающимся голосом.

— Ну… — Лирик покачивается на пятках, — мы попробовали сыграть в прятки. Но…

Хайд охает. На его лице стремительно меняются эмоции — изумление, страх, печаль, понимание — их трудно отследить. И этот жуткий шрам… Страшно…

Оглушительный удар грома заставляет меня подпрыгнуть.

— Эй, ты как? — Лирик медленно отходит от Хайда.

Парень переступает с ноги на ногу. Длинные незавязанные шнурки волочатся по земле.

— Я… — он замолкает в поисках нужного слова.

Тёмные тучи наползают на небо. Внезапный ветер холодит моё разгорячённое тело.

— Пойду я, — Хайд переводит взгляд с Лирика на Ниа, потом на меня. Затем он поворачивается и запрыгивает в свой грузовичок. Завестись ему удаётся только с третьей попытки. Машина дёргается и катит вперёд с весёлым звоном. Высокие детские голоса радостно поют: «Ешь мороженое и веселись, ешь мороженое и веселись!»

— Новая песенка. Ещё не слыхала такой противной, — замечает Ниа.

— Так что же случилось? — На бледном лице Лирика ярко проступают тёмные веснушки.

— Сегодня всё идёт странно, — бормочет Ниа.

Я стою на трясущихся ногах. Пора уходить.

— Встретимся попозже. — Мне нужно пространство, не на улице, а в моей маленькой безопасной комнате. Я бы ни за что не вышел из дома, но я не мог подвести миссис Мёрфи и Зака. И вот что из этого получилось…

— Погоди, надо поговорить о Заке, — произносит Ниа.

Не надо. Мне больно даже думать о нём.

— Что это он такое говорил? — вспоминает Лирик. — Что-то важное. Он и правда боится. Он явно хотел предупредить нас.

— Он… он… что он? Болен? Травмирован? Озадачен? Всё вместе. Или ничего. Миссис Мёрфи упоминала, что он плохо спит…

Лирик охает:

— Не оборачивайся.

Но мне, конечно, надо взглянуть. Перед моим домом — белый фургон с надписью «Теннесси. Электричество и Водопровод» на боку. На крыльце стоит женщина с папкой и упорно стучит в дверь. Ответа нет, и она заглядывает в окно.

— Задолженности собирает, — говорит Лирик.

Я удивлён.

— Откуда ты знаешь?

— Знакомые признаки, — объясняет он. — Они к нам часто приезжают. Компании разные, но всегда белый фургон и кто-нибудь с папкой. И женщину узнаю. Она к нам несколько раз заглядывала.

— Это не так, — возражает Ниа.

Он пожимает плечами.

— Людям нужны деньги. Не люблю, когда они вот так выскакивают неожиданно. Гораздо проще отбиться от телефонных звонков. После обеда самое подходящее время, чтобы застать должников. Люди обычно дома. И пятница сегодня. Она хочет управиться до выходных.

Я разминаю затёкшую шею. Ниа и Лирик знают, что после смерти моей мамы с деньгами проблемы. Но я не особо об этом рассказываю. Я осматриваюсь, не видят ли соседи. Незачем им знать о наших трудностях.

— Что ты собираешься делать? Могу помочь, — произносит Лирик.

— Какие предложения? — спрашивает Ниа.

— Можем обстрелять фургон бомбочками с водой. У меня есть надёжная рогатка.

— Отлично, — отвечаю я поспешно. — Я сам справлюсь.

Сейчас-то справлюсь, но она придёт в другой раз. А я устал. Я хочу домой. Сегодня я уже много бегал и прятался.

Я думаю рассказать о своём решении психотерапевту. Она будет довольна, что я предпочёл идти навстречу трудностям, а не избегать их. Это явный прогресс.

Лирик и Ниа переглядываются. Подруга подталкивает меня плечом.

— Ну… позвони потом, если захочешь поговорить.

Я киваю. Не буду я звонить. Ниа начинает что-то говорить, но замолкает. Она знает, когда не надо вмешиваться, и за это я её ценю.

Ниа поворачивается к Лирику:

— У нас на обед спагетти. Много. Если хочешь, пойдём. Или тебе домой надо?

— Ну-у, — он раскачивается на пятках, — мама сегодня вечером занята. Я могу заняться подливкой.

Мама Лирика работает допоздна. Когда она вообще работает. Когда мамы нет дома, семейство Ниа следит, чтобы ему было где поесть и поспать.

— Мне надо быть дома до темноты, — добавляет он.

— Ты знаешь, что есть больше шестисот видов пасты? — спрашивает Ниа.

Лирик поворачивается ко мне, подняв брови. Я пожимаю плечами. Пусть сам выкручивается.

— Не знал. Перечисли все, пожалуйста.

Они уходят. Лирик оглядывается.

— Завтра в торговом центре, помнишь?

Я совсем забыл. Больше всего мне хочется спрятаться в доме, но Лирик давно просил пойти с ним посмотреть инструменты.

— Ага, ладно.

— Отлично. И про Зака поговорим, — кричит он.

Они пересекают заросшую лужайку и скрываются за высокими дубами, растущими вдоль улицы.

С неба капает, но я стою на тротуаре, пока моя промокшая рубашка не прилипает к телу. Бросив последний взгляд на притихший дом Зака, я заставляю себя идти. Мимо снова проезжает полицейская машина. Надо было патрулировать, когда Зак пропал, а не теперь, думаю я сердито.

Останавливаюсь у покосившегося почтового ящика. Если бы был конкурс на самый запущенный дом в квартале, мой бы стал победителем. Грязно-белый, чёрные ставни болтаются. После смерти мамы мы с сестрой наплевали на всё. Маме бы это не понравилось, но без неё дом не дом.

Та самая женщина из фургона замирает, увидев меня на дорожке. Глубоко вздохнув, я подхожу. Она отбрасывает длинную светлую косу за плечо и спускается по ступенькам. Лицо у неё от жары красное, такого же цвета, как рубашка, заправленная в тёмные джинсы. Одета она небрежно, но вид у неё деловой. Под мышкой папка и большое пятно от пота.

— Ты здесь живёшь? — спрашивает она.

— Ну да…

— А где твои родители?

Я стискиваю зубы.

— Нет у меня родителей. Отец ушёл давно. У него новая жена и новые дети. Новая жизнь. А мама умерла.

Женщина сощуривается.

— Так ты один живёшь? Без взрослых?

— Со старшей сестрой, — поспешно говорю я. Меньше всего мне хотелось бы, чтобы она сообщила в опеку, что здесь живёт ребёнок без присмотра. — Она в школе или на работе. Придёт позже.

— Хорошо… — Женщина заглядывает в папку. — Мне надо поговорить с кем-то взрослым об оплате.

Я молчу. Я явно не взрослый и не знаю, что ответить. Может быть, она сейчас уйдёт, и мы с Викторией сами решим, что делать.

Женщина вздыхает.

— Послушай, я не должна этого делать, но сегодня пятница, я хочу попасть домой и сдать отчёт за неделю. — Она вытаскивает из папки бумаги и подаёт мне. — Это ваш счёт.

Я читаю, вытаращив глаза. Тысяча восемьсот пятьдесят четыре доллара — мы уже столько задолжали? Когда мамины сбережения кончились, у нас появились трудности с деньгами, и мы до сих пор не справились.

Женщина переступает с ноги на ногу. Она смотрит на карточку, прикреплённую к папке, и читает:

— «Компания «Теннесси. Электричество и Водопровод» понимает, что иногда потребители не оплачивают счета из-за непредвиденных или сложных обстоятельств…»

Я стискиваю бумаги. Смерть мамы — это непредвиденное или сложное?

— Мы поможем вам снизить затраты и оплатить счета. Прекращение обслуживания — это крайняя мера, и нам будет сложно возобновить его потом, — продолжает она.

Без электричества. Без воды. Мы не сможем так жить. Если они всё отрежут, что нам делать? Куда деваться? Я моргаю. Вдох. Выдох. В глазах туман, в груди жжёт.

— С тобой всё в порядке? — спрашивает женщина.

Я обхожу её и поднимаюсь на крыльцо. После нескольких попыток дрожащими руками открываю замок и наконец попадаю внутрь. В ушах у меня звенит. Распахнув дверь, я бросаюсь в свою комнату. Задеваю столик у кровати. С него падает головоломка. Детальки рассыпаются по полу.

Всё рушится! Я швыряю скомканный счёт через всю комнату. Тысяча восемьсот пятьдесят четыре доллара! Я бью свою подушку. Перед глазами проплывает лицо Карлы. Я снова бью подушку кулаком. В ушах звенят слова Зака. Он был моим другом, но он так изменился. Страшно. Настоящий Зак никогда не вернётся. Снова бью подушку.

Пот заливает глаза. Если бы мама была жива, она бы знала, что делать. Она бы всё устроила. Но её нет. Все уходят. Всё изменяется. Ничего не остаётся.

— Лучше бы мне исчезнуть.

Я поднимаю глаза на фотографию на стене, рядом с моими бейсбольными трофеями. Мама с улыбкой смотрит на меня. Что бы она подумала, увидев меня сейчас? Она хотела, чтобы я был сильным. Но я слабак.

— Мне жаль, мама, — голос мой дрожит.

Через некоторое время я прихожу в себя. Уже хорошо — целый месяц у меня не было приступов паники. Вздохнув, я слезаю с кровати, собираю кусочки головоломки в коробочку. Мне нравятся пейзажи и космические картинки, но мама любила изображения животных и красивой еды. Каждый вечер, даже когда она болела, мы собирали новый пазл. Мы всё закончили, кроме…

Я вытаскиваю из кармана пазл и рассматриваю. Синее и оранжевое. Кусочек солнца, заходящего за гору. Прижимаю его к груди. Мама. Триста девяносто семь дней.

Наконец усталость одолевает меня. Я снова забираюсь в постель, чтобы забыть весь сегодняшний день. В беспокойном сне я слышу слова Зака, словно он шепчет мне прямо в ухо. Где-то в глубине сознания я понимаю, что это говорит не Зак.

— Настала пора играть в прятки. Тебе придётся выучить новые правила и подчиняться им. Готовься к бедам. Они будут приходить одна за другой, пока я не выиграю. Когда ты проснёшься утром, начнётся страшное.