Бывшие. Боль и любовь

Дана Стар (2023)

— Скоро роды? — с интересом спросила Лена. — Живот такой большой! — Через месяц, — накрываю ладонью своë сокровище и чувствую, как малыш пинается. — Как мило! Миллионер женился на простой медсестре, событие века! Но я вообще о другом хотела спросить… почему ты на днях удалила все свои фото с Ильей и скрыла семейное положение? Сердце вдруг сжалось от боли, в глазах слёзы. — Извини, я спешу, в другой раз поговорим. Не успеваю свернуть за угол, дорогу преграждает внушительный внедорожник. Дверь открывается, на меня опасными глазами смотрит он… *** — Ну и счастливая же ты, Варька, мне бы такого мужика! Илья твой — идеал ходячий. Богатый, красивый, заботливый. Серьёзный и солидный человек! Дочурке вашей уже три года, и сынок скоро родится, — любуется моим огромным животом подруга. — Поздравляю! — Спасибо. Смущаюсь и краснею. Даже неловко как-то. И не мечтала о такой сказке… Судьба нас неожиданно свела, хоть бери и роман пиши. — А мой урод мне с соседкой изменил, развелась недавно! — Как изменил? — удивляюсь. — А вот так! Нахрен его послала! Собрала вещи и с окна на голову бросила, казанове недоделанному. — Да уж, сочувствую. — Вот и где такого идеального искать? Как у тебя… Пиликнуло смс. Полезла в сумочку, пытаясь отыскать в ней телефон. — Кто пишет? — Номер какой-то неизвестный… Почему-то у меня холодеют пальцы и живот немного сдавливает. Ужасное предчувствие накрывает… Жму пальцем на конвертик, сообщение открывается. Я смотрю на экран стеклянными глазами и не могу сделать вдох. Мой Илья и незнакомая голая девица. В номере отеля…

Глава 4

— Здравствуй, Варя, — ухмыляется с сытым, величественным видом.

Наглые глаза горят, наглые, пухлые губы изогнуты в кривой ухмылке, наглая поза всем своим видом показывает максимум снисхождения.

И он как всегда без майки, с голым торсом. Спасибо хоть в трусах. Таки надел.

— Прикройтесь, — отворачиваюсь.

Дурацкий жар опять ползёт по лицу — мне это уже всё надоело. Надоело так реагировать на него. Он же мерзавец!

— Почему? Не нравлюсь.

— Нра… То есть, это вас не касается! — хмыкаю, вздёрнув подбородок.

— У тебя красивая коса. Ты сегодня волосы в косу собрала? Мне нравится. Мечтаю наматывать её на кулак, и…

— Вы отвратительно себя ведёте. И, если не прикроетесь, я откажусь вас лечить и уволюсь.

— Тогда я умру и это будет на твоей совести.

Голос насытился льдом и сталью. Опасной.

Повернулась, двинулась к кровати. Вяземский соизволил набросить на бёдра одеяло.

— Лежите спокойно, мне нужно осмотреть вашу рану.

Присаживаюсь на край кровати, подготавливая всё необходимое, он, как всегда, мешает.

— Тут простынка запачкалась, нужно поменять, — криво лыбится, указывая на белёсые пятна на одеяле.

— Это просто отвратительно! Тут не публичный дом, а учреждение, где спасают людей. Хоть бы каплю уважения проявили! — взрываюсь я.

— Я проявил. Не одну каплю, а даже несколько.

— Мне не о чем с вами разговаривать. Это бесполезно, — цыкаю.

— Жаль, что ты такая холодная колючка. Но очень скоро я тебя отогрею…

Всю энергию направляю в работу.

Я должна, должна, должна.

Думать о словах Стрельникова, за них цепляться.

Стрельников ещё одну важную вещь добавил — он дал мне добро быть не только медсестрой, но и почувствовать себя в роли врача. Поэтому наградил дополнительными заданиями.

Конечно, на утреннем или вечернем обходе он был главным, а я лишь вела контроль в остальное время и обо всём ему докладывала. Павел Степанович почти всегда на операциях, ему нужен человек на подхвате. Но почему именно я? Неужели правда разглядел во мне талант?

— Тут болит? — нажимаю на грудь.

Молчит.

— А тут?

Тишина.

Я выдыхаю. Прощупываю область груди, чтобы убедиться в отсутствии рубцов и подкожных гематом. Вроде хорошо заживает, но на всякий случай следует перестраховаться.

— Сделаем УЗИ через несколько дней, надо ещё сдать анализы.

— Для тебя всё, что захочешь.

— А сейчас я вас послушаю…

Снимаю с шеи стетоскоп прикладываю к области сердца, сосредотачиваюсь.

Он хищно, очень внимательно за мной наблюдает. За каждым моим действием. Будто мечтает сожрать, в самом деле.

— Как себя в целом чувствуете?

— Как огурчик. Хоть в космос.

— Радует ваш оптимизм.

— А меня ты радуешь.

— Со мной на вы, пожалуйста. Варвара Дмитриевна! — колко рублю. Сама задыхаюсь. Эмоции уже на разрыв.

— Оу… Варвара. Дмитриевна, — смачно перекатил на языке моё имя, как сладкую конфету. — Зачётно. Но молодая ты слишком для Варвары. Мне нравится Варя. Нежно, с теплотой. Сколько тебе лет?

— У врача нет возраста, только его опыт.

— Острячка! И гордая. Мне нравится. Как же я от тебя кайфую, малышка! От каждой секунды взгляда на тебя, твоего голоса, образа… Глаз красивых, как небо…

Я стараюсь, я правда стараюсь быть стойкой, непробиваемой как сталь для его банальной лести, но он меня пробивает. Наповал сражает. Едва держусь. А в душе уже всё кипит, как лава.

— Жалобы есть?

— Курить хочу…

Глаза закатываю.

— И трахаться.

— До свидания! — дёргаюсь, уже собираясь встать и навсегда покинуть клинику, Вяземский притормаживает.

— Ладно, прости! Шутка. Ляпнул сдуру. Идиот. Бывает. Всё понял, с тобой иначе надо. Хрупкая ты, нежная, ранимая. Что ж, буду по-другому пытаться, если смогу. Я не романтик, Варвара, но любым способом хочу получить желаемое.

Так и думала. Не романтик, а просто наглая сволочь.

Продолжаю, по крайне мере пытаюсь игнорировать этого «романтика недоделанного», не предавая значение его словам.

— Так, сейчас девочек из лаборатории позову, пусть кровь возьмут.

Поднимаюсь с кровати, а он за руку хватает, крепко сжимая. Бесцеремонно, в упор рубит.

— Пошли на свидание.

— Отпустите меня, — попробую вырваться. Мертвая хватка. Адреналин начинает захлёстывать нещадно, словно на убой.

— Ответ: да, нет?

— Нет!

— Зря! — рыкает, откидывая мою руку грубо. Злится. — Чего ты хочешь? Сколько денег? Назови цену!

— Всего доброго, отдыхайте! А у меня ещё много дел.

— Твои дела — это, блять, я!

Я почти бегом из палаты лечу, а позади слышу глухой удар. Кажется, это была прикроватная тумбочка и она встретилась с мощным мужским кулаком. Надеюсь, осталась целой.

Маша говорила, что, когда я ушла на больничный на один день, уже один раз в палате Вяземского меняли мебель.

Пора начать пить анаприлин…

* * *

Ненавижу этот час!

Плююсь в уме, останавливаясь возле двери ненавистной палаты с золотой цифрой «1».

Ладно, Иванова, в конце концов это исчадье не вечно будет здесь лежать. При хорошем раскладе, Вяземского выпишут уже на следующей неделе, когда снимут швы.

Но как же медленно тянется время…

Мне кажется, я уже год с ним цацкаюсь.

И прямо сейчас настал очередной час адского визита.

Интересно, что самый несносный и проблемный пациент приготовил для меня сегодня?

Вхожу, делая вид, что всё моё внимание приковано к рабочему журналу, который от напряжения стискиваю в руках.

Глаза боюсь поднять до последнего, ожидая очередного прикола, как вдруг, неуклюже о что-то спотыкаюсь и чуть не падаю, ударяясь о бортик кровати.

Конец ознакомительного фрагмента.