КОЛД

Даниил Богословский

В отрезанном от мира поселке проходит юность Миши. Его жизнь протекает медленно и скучно, поэтому юноша спасает себя прогулками по берегу океана в поисках спокойствия и уединения, рассуждая о философских вопросах, которые появляются рано или поздно у каждого подростка. Этот привычный ритм жизни внезапно нарушает новость от классной руководительницы в школе. В их классе будет до конца года учиться новенькая Настя, чьи причины переезда в такое глухое место никто не может понять.

Редактор Антон Швецов

Редактор Надежда Шишкина

© Даниил Богословский, 2021

ISBN 978-5-0055-0259-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Даниил Богословский

Колд

…Моим друзьям, без которых этой истории бы не было.

Интерлюдия. Там на черных холмах

Записка от 20.05

«В полдень у маяка, на нашем месте»

Близился рассвет. Холмы неподалеку от поселка погрузились в молчание, и казалось, что молчание это длилось вечность.

Hа поверхности лежала гулкая тишина. Будь сегодня гроза, капли дождя разбивали бы снег. Урчал и грохотал бы гром, прогоняя молчание по дороге, словно опавшие осенние листья. Где-то недалеко слышался ласковый шепот волн, чьи мысли разбивались о прибрежные суровые скалы и отступали.

Солнца еще не было видно, но там, на черных холмах, уже виднелись клочки мха и несколько кустов голой северной смородины. Город спал. Уже десятки лет.

Старик, чье имя через пару дней сотрется в пепел, перечитывал в сотый раз драный клочок уже отсыревшей от времени бумаги, где полустертыми буквами кто-то в тот самый день написал коротко и уверенно: «В полдень, у маяка, на нашем месте». Старик на секунду взглянул из окна на развалины того самого маяка и хрупкими пальцами положил бумажку в маленький сундучок, скрывавшийся в недрах письменного стола под грудой пожелтевшей бумаги и черного порошка табака, который до сих пор никто не удосужился стереть спустя столько прошедших лет. Незаконченных лет. Пустых и тяжелых.

Старика этого северный народ полюбил еще в юные годы. Казалось, что когда-то он был знаменит на весь север. В самые серые мурманские дни, в те далекие времена, когда настроение жителей зависело от страданий природы и часто переменчивого характера неба, Михаил Владимирович садился за штурвал троллейбуса под запоминающимся номером «3» и читал пассажирам стихи, желал хорошего настроения, говорил о погоде и поднимал каждый день настроение горожанам. Eго знал каждый, кто хоть раз имел возможность взойти на борт электролайнера, и каждый гордился знакомством, вспоминая приятные душевные разговоры, без которых не состоялась бы ни одна поездка. Михаил Владимирович сел последний раз за руль своего троллейбуса в последних числах декабря два года назад, уверенно завершив водительский тридцатитрехлетний стаж.

Тридцать три года… Попробуйте назвать того человека, который готов уверенно подтвердить, мало это или достаточно для разрушенного старика, чья жизнь уже не зависит ни от чего. Михаил Владимирович давно выбился из привычного мира, где правят человеческие чувства, и все держится на любви. В окружении старика на километры не нашлось бы ни одной живой души. Пусто. Тихо. Вечное молчание черных холмов. Кажется, что молчание это было всегда и продлится вечность. Впрочем, так и будет. Старик это знал и не мог ничего поделать с попытками убедить себя в том, что здесь ему самое место. Eжедневное ожидание рассветов и закатов у самых берегов океана, прогулки с уличным лабрадором Грайем, который был вторым и последним жителем пустой Териберки, сотни часов, потраченных на трату чернил для написания истории. Своей истории, той самой, которая унесла с собой весь мир старика. Тот счастливый мир, где правили вера, надежда и любовь. Истории, ставшей убийцей времени и свободы.