Сказка о причине и следствии

Даниил Гольдин, 2017

У Майкла было всё, что нужно человеку, нашедшему себя в жизни: любимая работа в агентстве «Счастье задаром», красавица подруга, бюджетный седан за выслугу лет и дракон в подчинённых. Но даже жизнь, похожая на сказку, приедается, и Майкл, как и мы с вами, жаждал, чтобы наконец произошло что-нибудь по-настоящему грандиозное. А вот апокалипсис – совсем не то, о чём он мечтал. Говорят, «не валяй дурака, если ты променял хорошую жизнь на плохого коня». А в случае Майкла этот конь – его лучший друг. Даже не конь, а единорог. Когда по улицам текут кровавые реки, для рефлексии нет времени. Так что Майклу ничего не остаётся, как объединиться со взбунтовавшимся Вторым Всадником апокалипсиса и вступить в схватку с Чумой, Голодом и Смертью, чтобы обратить вспять первозданные законы Причины и спасти свою любовь и друзей, да и себя самого от неминуемого Следствия.

Глава 5

Эволюция пробегала перед нашими глазами: условия определяли формы жизни, формы жизни меняли планету. Только что странное существо копалось в илистом грунте, пожирая прячущихся там червеобразных животных, и вот мы уже стоим на пустом землистом берегу, за нашими спинами высятся джунгли, населённые только беспозвоночными, от жужжания диковинных насекомых воздух звенит на тысячу голосов. Из тихого прибоя выскакивает рыба, панически ища спасения в волнах, накатывающих на берег. Разбрызгивая воду, какая-то тварь мчится за ней и с разгону вылетает на сушу, сжимая вытянутыми челюстями трепыхающуюся рыбёшку. У хищника толстое мускулистое тело и мясистые плавники. Он некоторое время лежит на влажном грунте, потом начинает извиваться, толкается плавниками и постепенно возвращается из-под палящего солнца к спасительной воде. Тут действительно жарко. Джунгли исчезают, сменяясь пустынной равниной, поросшей кустарником. Огромная ящерица вяло тащит свою тушу. Закатное солнце слепит меня — не могу рассмотреть её хорошенько. Вижу только, что она волочит ногу, а за ней по пятам, припадая к земле, следуют какие-то другие твари, иногда они отвлекаются, чтобы сцепиться друг с другом, но всё же стараются не потерять из виду издыхающую громадину.

Сцены меняются, как в трёхмерном кино, только тут ещё запахи, тепло и холод. Огромный хищный динозавр (в детстве я хорошо знал их по названиям, кажется, это был аллозавр) несёт в пасти труп другого. Какого-то цератопса. Он переступает через нас с Посланником, не заметив. Когда его голова оказывается надо мной, мне на плечо капает кровь из свежей туши. Я машинально собираю её пальцем, нюхаю — она пахнет чуть иначе, чем кровь человека. Посланник смотрит на меня, усмехаясь:

— Забавно, да? Я волей-неволей передаю тебе целостную информацию. Да, именно так пахла кровь этого динозавра.

— А то, что мы были здесь, не повлияет на ход истории? — спрашиваю я, вспоминая всем знакомую научную фантастику.

— Нет, потому что мы не в истории. Я не переносил нас назад во времени — это невозможно. Реальность происходит один раз. Даже Ему не под силу изменить прошлое, иначе Ему пришлось бы отречься от самого себя.

Я непонимающе нахмурился, и Посланник пояснил:

— Он ограничил себя, чтобы создать этот мир, разорвал часть своей сущности на Причину и Следствие. Воля не в силах изменить Причину и Следствие — они чужды друг другу, существуют по разным законам. Чтобы изменить прошлое, придётся уничтожить ту часть, которая уже произошла. Создатель погубит часть самого себя, и мы не знаем, что произойдёт с этой отсечённой частью.

Картины снова сменяются: чёрный пепел в воздухе, небо застлано не то облаками, не то дымом. Солнца не видно, холодно. Под ногами выбегает из-под камня крошечное существо. Посланник не делает никаких видимых усилий, но зверёк вдруг замирает вместе с хлопьями пепла вокруг нас. Разиил наклоняется, поднимает его и сажает на ладонь. Зверёк не двигается, замерев в беге, и оттого кажется чучелком. У него длинный хвост, серые пятна на чёрной шерсти. Тупая мордочка и несуразно большие зубы-лопатки, слегка загнутые вперёд. Кажется, из-за них этот тварёныш никогда не сможет закрыть пасть. Посланник смотрит на существо, всё оживает, и зверёк, испуганно пища, начинает метаться по ладони.

— Не знаю почему, но он мне очень симпатичен, — поясняет Разиил. — Это одно из первых млекопитающих. — Он бесцеремонно берёт зверька за длинный голый хвост и опускает на землю.

— Погоди! — Не знаю, что это я вдруг, но очень уж хотелось попробовать. — Можно погладить?

Посланник улыбается:

— Что ж, Майкл, ты и правда любопытный парень. Во всех смыслах. Видимо, мы в тебе не ошиблись.

Он снова поднял трепыхающуюся зверушку и протянул мне. Я сложил ладони лодочкой, подставил их и почувствовал частую дрожь и дыхание хрупкого тельца. Малыш вдруг притих. Я оставил его на одной ладони, другой погладил по спине. Он не шелохнулся, и я спустил его на землю. Секунду помедлив, зверёк рванулся с места и шмыгнул под валун неподалёку.

— Очаровательный, — ещё раз улыбнулся Разиил. — А теперь смотри.

Чернота сменилась ярким светом тропиков, нас снова окружало буйство растительности, плешивая обезьяна, опираясь на длинные передние конечности и подтаскивая задние, спешила к ближайшему дереву. Среди его корней она нашла кривую палку, ухватила её пальцами ноги и целеустремлённо полезла вверх по стволу.

— Зачем она ей сейчас? — поинтересовался я.

— Полезла сбивать плоды, если не ошибаюсь, — ответил Разиил.

Обезьяна уже скрылась в кроне, теперь мы стояли в пещере, перед нами сидел почти голый волосатый мужчина. У него был низкий лоб, широкие мощные плечи, мускулистые руки с корявыми длинными пальцами. Он что-то жевал, сосредоточенно водя красноватым камнем по полу пещеры. Казалось, он рисовал: камень оставлял за собой след. Сзади к нему подкрался другой человек. Выглядел он почти так же, в руке у него тоже был камень, но уже тёмно-серый, явно заточенный.

— Стоп, — скомандовал Разиил.

Всё замерло: занесённая над головой художника рука, сам художник.

— Вот с этого момента мы потеряли контроль. Видишь их? Их жизнь определяется генами, белками, клетками, зонами мозга. В общем, вроде те самые Причина и Следствие. Но у них, то есть у вас, — он сделал жест рукой, объединив меня с двумя низколобыми людьми, — появилось нечто совсем нежданное — воля. Воля слабая, еле ощутимая в большинстве из вас, несравнимая по мощи своей с Волей Творца. Однако ваша воля, дитя Причины и Следствия, имеет к ним доступ. Причина и Следствие вашего мира подвластны ей. Она способна внедряться в законы и менять их, сама будучи частью закона. Смотри.

Мужчина с камнем с размаху всадил его в голову сидящему, череп треснул, художник завалился на бок, не издав ни звука. Победитель аккуратно обошёл поверженного и высвободил из его пальцев красный камень. Поднёс к глазам, радостно заугукал, поскрёб им по стене, убедился, что камень всё так же оставляет красный след и, восторженно лопоча что-то, скрылся в глубине грота. Я озадаченно наблюдал эту сцену, размышляя, почему именно её показал мне Посланник и как она иллюстрирует этот мутный рассказ об основах бытия.

— А теперь, Майкл, — вновь заговорил Посланник, — я покажу тебе, что ещё происходило в этом мире, пока люди развивались, учились владеть огнём, рисовать и убивать друг друга. Он щёлкнул пальцами, и я вынужден был зажать уши: страшный рёв обрушился на меня. Вокруг всё мелькало, звенело, сквозь грохот прорывались вскрики, стоны, рычание, лязг — происходило что-то грандиозное, но из-за поднявшейся пыли я ничего не мог разобрать. Посланник повёл руками, мы оторвались от земли и взмыли над полем битвы. Внизу царил хаос, но рёв исчез, будто кто-то выключил звук на записи — видимо, тоже работа Посланника.

— Это битва Первородных, — пояснил он. — Я тоже Первородный. Когда человек заявил свои права на собственную волю, Создатель расщепил себя на нас, чтобы получить хоть какой-то доступ в свой эксперимент. Часть Создателя внезапно стала неуправляемой для него самого. Мы ростки его Воли в мире Следствий и должны были подчинить себе развитие человечества. Но посмотри на эти создания внизу (будто я этим и так не занимался) — они сотворены по образу и подобию вашему. Но ваша природа изувечила нас.

Мы висели метрах в двадцати над полем боя, на котором сошлись две армии. Особой разницы между ними не было: крылатые люди, закованные в броню чудовища, воины с копьями, мечами, топорами сцеплялись в схватке на спинах монстров, падали с них и вновь набрасывались друг на друга под ногами тварей, а те в ярости рвали друг друга, вырывая куски мяса, и безжалостно топтали своих хозяев без разбору. Прямо подо мной шипастый монстр размахивал гигантской булавой на хвосте, ревя и отгоняя дракона. Не такого дракона, как наш Эмилион, а тварь метров тридцати в длину, которая скакала вокруг него, то взлетая, то садясь ему на спину, маневрируя гигантскими чёрными крыльями, будто чудовищная птица. На драконе сидела женщина, покрытая чешуёй, она явно что-то кричала, правя драконом, но до нас не доносилось ни звука. Шипастым чудовищем, кажется, никто не управлял. Дракон уже впился когтями в бронированную спину и раскачивал этот танк, пытаясь перевернуть.

Тут я заметил размытый штрих, мелькнувший в воздухе. Неприятный свист, показавшийся невыносимо громким в мёртвой тишине, окружавшей нас, сопровождал этот росчерк. Я успел заметить, что копьё летит откуда-то снизу, из гущи битвы. Оно сшибло наездницу с дракона, пронзённая, та начала падать, но до земли не долетела: её подхватил рой крошечных существ, сновавших повсюду. Казалось, они обволокли её, как пчёлы, а когда рой распался, от погибшей уже ничего не осталось. Импы разорвали её, не оставив даже костей.

— Чистая работа, — прокомментировал Разиил.

Я молчал, заворожённый этим безумием, но потом всё же решился спросить:

— А ты? Ты тоже был там?

Посланник отрицательно качнул головой:

— Я смотрел на битву, как мы сейчас, — таково было моё предназначение. — Может быть, мне лишь почудилось, но в его голосе я услышал нотки сожаления.

Тем временем дракон, лишившись хозяйки, взвился над полем и полетел прочь, а утыканный шипами монстр внизу продолжал бешено размахивать своей булавой, круша всё вокруг, не разбирая, где свои, где чужие, рвался вперёд, расшвыривая других наездников и их зверюг.

— Видишь, у этих существ нет сознания и воли, они животные. Они участвовали в битве только как оружие Первородных, сложнейшие механизмы. — Разиил обвёл рукой поле сражения.

— Но ведь Эмилион, тот, что работает у нас, тоже дракон, а он вроде как разумен, — заметил я.

— С драконами всё сложнее, большинство из них были просто творениями Первородных, но и среди самих Первородных было несколько драконов. Точнее, несколько существ, в которых Создатель, экспериментируя, вложил часть себя. Воля даёт возможность творить. В определённых рамках, разумеется, но всё же творить. Как Он, как люди — суть одна, просто масштабы разные. Нас было много, — продолжал Посланник. — Он всё дробил и дробил себя, силясь умножить своё влияние в этом мире. Я был одним из первых, поэтому выгляжу как человек. — Посланник выдержал небольшую паузу и заговорил более мягким тоном: — Я понимаю, тебе всё это кажется нереальным, но тут другие правила — просто слушай и запоминай. Кстати, та очаровательная леди, что с тобой работает, Криша, она тоже Первородная и тоже участвовала в этой битве.

Криша была в том побоище, о котором иногда рассказывал Эмилион, и ни разу не обмолвилась об этом? Я был поражён. Стоп!

— А когда произошла эта битва? — Этот вопрос вдруг очень взволновал меня. — По человеческому летосчислению.

— Около одиннадцати тысяч лет назад, — ответил Посланник.

— То есть Крише как минимум одиннадцать тысяч лет?

— Ей много больше. Самым молодым Первородным одиннадцать тысяч лет. Большинство же гораздо старше.

Вот уж не думал, что речь шла о тысячелетиях. Порядком же они меня надурили! Я попытался вдуматься в эти цифры, представить одиннадцать тысяч лет, но меня затошнило.

— А все остальные? В смысле, кто ещё в «Счастье задаром» Первородный?

— Ещё тот, кого ты зовёшь Лари. Ты видишь его в облике наказанного пса, потому что он покусился на установленный порядок. В некотором роде он террорист. Суккубка тоже стала такой не просто так — у неё своё… Мы с тобой можем называть это наказанием. Твой друг, который выглядит как лошадь с рогом, — он родился позже, именно родился. Можно сказать, вышел из преисподней, но подробности сейчас не важны. — «Ещё как важны!» — чуть было не вырвалось у меня, но я сдержался, не желая перебивать Разиила. — У остальных свои истории, но это к делу не относится. Теперь ты видел достаточно, дальше я просто расскажу тебе.

С этими словами он положил руку мне на голову, по спине пробежали мурашки, я невольно закрыл глаза, а когда открыл их, мы стояли на той же тёмной улице, у закрытого кафе. Я глянул на часы — было 10:34, то есть прошло не больше минуты, пока Разиил показывал мне историю планеты. Я проморгался, оглядел Посланника. Он похлопал меня по плечу и предложил пройтись. Мы двинулись вниз по хорошо освещённой улице.

— У тебя наверняка есть вопросы, — начал Посланник. — Задавай, но на некоторые я могу не ответить.

— Хорошо. — Я задумался. — Почему у Творца возникли такие проблемы с контролем над людьми? Разве Он не всемогущ?

Посланник помотал головой:

— Нет. Он всемогущ в том, что подвластно Ему. Идея жизни заключалась именно в спонтанности её возникновения и развития. Она возможна лишь в мире, недоступном Воле Творца. Воля не может вмешаться в этом мир, у него другая природа, противоположная, недоступная Создателю. И при всём при том этот мир и есть часть Создателя.

— Он создал камень, который не может поднять… Я всегда считал это лишь языковой проблемой.

— Именно, Майкл, тот самый камень. Только этим камнем стала свобода. Когда появились люди, Он не имел представления о том, как устроена человеческая воля. И до сих пор не может понять. Представь, что в животе у тебя завелись паразиты, которые начали перестраивать твоё тело изнутри, а ты не можешь ничего с ними сделать. Он нашёл способ проникнуть сюда — разделив себя на нас, Первородных. Он ожидал, что мы просто уничтожим человечество и эксперимент завершится сам собой. Но Он снова недооценил своё творение. Причина и Следствие, образцы, снятые с людей, искорежили нас — перестав быть целым, мы стали осколками, больше похожими на вас, чем на Творца.

— Понятно, — протянул я. — Хотя нет, ничего не понятно. Окей, предположим, я уловил идею. А вы, Первородные, живёте вечно? Вам нужно есть, пить, спать — вы живы биологически?

— Да. Это наша дань Причине, а наша смертность — дань Следствию. Вот я, например, нуждаюсь и в еде, и в воде, и в сне, и даже во всём остальном, что нужно человеку. У меня даже были дети в разных эпохах, но они уже давно умерли, а я нет. Первородных можно убить — это могут сделать и люди, и другие Первородные. Но не все они как я — некоторые не имеют формы человека. К тому же мы можем перестраивать себя. Объединяет нас только власть над материей. И Воля. И, конечно, мы все умрём вместе с этим миром, что будет не так уж скоро даже по нашим меркам: когда Вселенная сожмётся до того состояния, в котором находилась, когда была запущена.

— Так, а что там про конец, о котором ты говорил? — тут же вспомнил я.

— Об этом позже. Чтобы ты понял, нужно ещё о многом рассказать.

Тогда я спросил про то, что всегда не давало мне покоя в отрывочных рассказах Эмилиона:

— Скажи, а из-за чего началась битва Первородных?

— Что ж… — Разиил помедлил. — Это правильный вопрос. — Мы появились, чтобы закончить эксперимент, устранить угрозу. Создатель, вероятно, предполагал, что сможет действовать через нас как через единое целое. Но Он снова ошибся. От целого в нас осталось лишь призрачное чувство общности. А осознав себя, мы тут же озаботились собственными интересами. Мы задавались вопросами: если уничтожить людей, что будет с нами? хотим ли мы возвращаться в единую Волю? помним ли мы что-то о том состоянии? было ли оно вообще? что нам делать? Мы видели в людях угрозу, понимали её. Но уничтожить людей для нас не менее опасно: что потом? Мы не развиваемся как вы, мы не меняемся, мы не венец этого мира. Очень возможно, что, если не станет вас, этот мир потеряет свою суть, деградирует, вновь сольётся с Творцом, но далеко не все мы хотим этого. И не все уверены. Некоторые Первородные выступили за первоначальный план: избавиться от человечества. Однако нашлось много и тех, кто встал на вашу защиту. Меня среди них не было, я всегда занимал нейтральную позицию. И из искр наших споров разгорелась война. Это было первое заимствование, сделанное нами у мира людей, и оно стало откровением для нас самих: убивать друг друга из-за идеи, не из-за нужды. До Битвы такого не происходило, но чем больше накалялась обстановка, тем всем становилось яснее, что пора создавать оружие. Оружие как у человека — ничего другого нам тогда в голову не приходило. Ну и существ. Мы могли творить биологическую неразумную жизнь — и ты видел, что породили наши таланты.

Я стоял разинув рот.

— Но почему Первородные начали заступаться за людей?

— Потому что были созданы по образу и подобию вашему. — Разиил сбавил тон и улыбнулся снисходительно. — Всё же мы — почти вы, и те, кто заступался за вас, верили, что без вас этот мир потеряет свою бесконтрольность, свою, выражаясь богословским языком, самопричинность, а значит, и нашему существованию придёт конец. Наверняка было ещё что-то, но об этом ты уже можешь подумать сам на досуге.

— А ты на чьей стороне был?

— Я вместе с несколькими другими Первородными занимал нейтральную позицию — мне не было всё равно, но воевать с собратьями я не собирался в любом случае. Моё дело — знать. Мы подарили той бойне пространство и импов, которые повсюду следовали за сражавшимися, уничтожая трупы. Оттого люди не видели этой войны: не осталось никаких следов. В итоге никто не победил: силы были примерно равны и уже слишком много первородных погибло, чтобы продолжать борьбу. Поэтому оставшиеся сели за стол переговоров решать судьбу людей. Нас осталось мало после Битвы, фактически, там могли бы погибнуть все. Мы слишком поздно осознали необратимость того, что устроили, и, подстёгиваемые страхом и ещё не рассеявшейся ненавистью, чуть было не превратили переговоры в новую схватку. Но разум возобладал. Мы решили взять развитие людей под контроль, не афишируя себя. Так появились те конторы, о которых ты, может быть, слышал. Все ведомства, отделы, регулирующие — не напрямую, естественно, а лишь косвенно — жизнь человечества, корректируют его историю. Иногда это получается, иногда нет. Параллельно мы наблюдали за людьми, входили с ними в контакт, иногда преподносили подарки или наказывали — эти тысячи лет прошли в целом отлично. Самым забавным было то, что мы вечно подглядывали у людей идеи: структуры организации, языки, мебель, машины — всё синтетическое. То есть, разумеется, очень многое мы создали задолго до того, как это сделал человек, но это скорее заслуга наших возможностей, а не разума. А сейчас мы уже просто пользуемся плодами цивилизации, стали потребителями. Мы отстали, Майкл. — В его голосе слышалась горечь. — Я хожу в этом пальто, и оно мне нравится. — Он одёрнул полы своей шинели. — Его сделал человек. Сам бы я вряд ли такое придумал, хотя легко могу сотворить идентичное.

Разиил сделал паузу, по его отстранённому взгляду я понял, что он заговорился. Посланник вздохнул, сбрасывая оцепенение:

— Всё же тогда оказалось больше тех, кто опасался людей: ужас битвы, порождённой разумом человека, оставил свой след. Они настояли на том, что людей придётся уничтожить рано или поздно. Как видишь, опасения были не напрасны. Было решено дать людям срок, но запустить Систему обратного отсчёта, которая сотрёт человечество с лица Земли через несколько тысяч лет, пока не станет слишком поздно. Апокалипсис, Судный день — было много попыток предупредить людей об этом, но тогда ещё вы были неспособны принять такое знание. В ваших культурах столько легенд, пророчеств, но никто не знает главного. Именно ради этого я и беседую с тобой сегодня.

— Что за Система была создана, Разиил? — Я перебил его и удостоился недовольного взгляда — Посланник был явно увлечён своим рассказом. Он взял паузу, будто набивая цену тому, о чём собирался дальше поведать мне, и продолжил всё в том же пафосном тоне:

— Чтобы объяснить это, мне придётся ещё больше усложнить свой рассказ, ввести новых… героев. Извини.

— Не передо мной извиняйся, — вздохнул я, — не мне же, на самом деле, в это вникать.

Он испытующе посмотрел на меня.

— Причина и Следствие, о которых я столько раз говорил тут, — это сущности явлений. Сущности реальных, происходящих в этом мире событий. Нога пинает бутылку. — Он толкнул стекляшку, валявшуюся на тротуаре, носком ботинка, и она со звоном покатилась к проезжей части. — Сущность Причина воплощена в столкновении ноги с бутылкой. Сущность Следствие — в покатившейся бутылке. Сущности — это то, как Воля может воспринимать мир Причины и Следствия. У всего в этом мире есть сущности — у тебя, у этого столба, у любви, у боли, у войны, но они не связаны законами этого мира, поэтому в некотором роде они доступны и вам, и Творцу, и нам. Система… — Он прожевал это слово, будто решая, уместно ли оно, — похожа на компьютерный вирус, только работающий в материальном мире. Она собирала информацию о жизни людей, об их слабостях и сильных сторонах, об их характерах, биологии, численности и в определённый момент выделила сущности, которые ослабляют и душат цивилизацию, на какой бы стадии развития она ни находилась. Но до определённого дня эти сущности были безвредны. Они время от времени скалили зубы, но не могли помешать людям с их прогрессом. Поэтому главное условие программы — возложить остаток работы на самого человека. Люди сами родят то, что погубит их. Естественно, не по своей воле. Но дитя человеческое вместе с теми, кого создала Система, положит конец власти людей над миром. Таков наш замысел.

— Подожди, конец власти, но не всего человечества, так? То есть это не библейский апокалипсис. Кто-то уцелеет.

— Когда гибнут миллиарды, никто не может гарантировать сохранности нескольких. И это зависит уже не от нас. Наши опасения никуда не делись, но могущество людей сейчас представляется наибольшей проблемой, поскольку ещё чуть-чуть, и наша Система уже не справится с вашим прогрессом. — Разиил вдруг нахмурился и произнёс низким голосом, театрально прикрыв глаза: — День Его триумфа близок, Майкл, очень близок. Запомни, война — это конец человечества, но это и ваш последний шанс. Впрочем, — внезапно он снова перешёл на непринуждённый тон, — лично я считаю, что у человека как вида неплохие шансы.