Игра не для всех. Сталинград

Даниил Калинин, 2023

Сталинград – знамя русской доблести и символ катастрофы германской военщины. Вырванная у врага победа, стоившая РККА огромных потерь, ведь в мясорубке боев за город от полнокровных полков оставалось по два десятка бойцов… Так было и с 282-м полком НКВД, 23 августа преградившим путь в город 16-й танковой дивизии Паулюса. Именно в этот полк попадает старший лейтенант Самсонов, вновь вынужденный поставить на кон собственную жизнь. Сумеет ли он вернуться назад, к семье и спасенной им любимой?! Или Рома слишком далеко зашел в смертельной игре?..

Глава 3

Александр проснулся резко, будто его рывком выдернули из тьмы ночного забвения. Вначале было даже непонятно, что послужило источником столь резкого пробуждения… Он не видел снов, события последних дней вымотали его настолько сильно, что ни душевных, ни физических сил уже не оставалось.

К примеру, каких трудов стоило хотя бы то, что он сумел убедить маму Ромы оставить сына в капсуле под его личным присмотром? А тут еще непонятные сны Оли, и если до недавнего времени она тихо плакала уже утром, переживая разлуку с регулярно снящимся ей Самсоновым, то сейчас радионяня громко транслировала ее тяжелое дыхание будто бы после бега да частые всхлипы. Александр также вспомнил, что во время пробуждения ему послышался отголосок вскрика, и, поняв, что ему не послышалось, он быстро нацепил на нос очки и накинул на плечи халат, после чего поспешил в соседнюю комнату.

Мещерякова плакала, но в этот раз это были не слезы душевной боли, а слезы пережитого страха. На это указывали и частое, глубокое дыхание, и гримаса ужаса, написанная на лице девушки, и испарина, покрывшая ее кожу.

— Оля, что? Что случилось?! Что тебе приснилось?!

В первую секунду девушка испуганно посмотрела на вошедшего к ней мужчину, но затем в глазах ее появились узнавание и облегчение.

— Мне приснился кошмар, дядя Саша, очень страшный кошмар!

Дядя Саша… Эта детдомовская девчонка назвала его так впервые перед роковым «погружением», отнявшим несколько месяцев ее жизни. Тогда Оля произнесла это так, словно признала его родным, и тем больнее было потерять ее в игре, которую он сам и создал! За последующий период времени закоренелый холостяк, у которого не сложилось с обоими бездетными браками, стал относиться к Мещеряковой если не как к дочери, то как минимум к родной племяннице. И каждый раз ее доверчивое, какое-то по-домашнему уютное «дядя Саша» будило в сердце целую волну чувств, от отцовской нежности до желания оберегать по сути-то чужого ребенка от любых невзгод и печалей. По возрасту Оля ведь действительно подходила ему в дочери…

Успокаивающе и ободряюще улыбнувшись девушке, Александр сел на край кровати, после чего взял узкую девичью ладонь в левую руку, а правой осторожно ее погладил.

— Все, не бойся, это просто сон… Только сон…

Пару секунд спустя Мещерякова тихо ответила, уже чуть успокоившись:

— Дядя Саша, вы же знаете, что это не просто сон. Я видела, что происходит там, у Ромы…

— Так… Хорошо. Ты можешь вспомнить, что именно? Нет, если тебе тяжело, не надо, просто это может быть важно…

Девушка выждала короткую паузу в пару секунд, после чего ответила уже другим, каким-то глуховатым голосом:

— Я помню. Правда, самого Ромы я там не видела.

Александр внимательно посмотрел в глаза своей подопечной:

— Хорошо. Ты можешь описать хотя бы в двух словах, что там происходило? Бой, или авианалет, или…

Мещерякова ответила чуть резковато, перебив мужчину.

— Самолеты там были. Но бомбили они не нас, а… Кого-то на холме позади. Я не очень хорошо помню, но там, кажется, стояли пушки. Наши пушки.

— Так… Хорошо. А что еще ты помнишь? Что было потом?

— Потом…

Девушка на секунду замолчала, словно собираясь с духом, чтобы произнести это вслух, а заговорив, ощутимо вздрогнула всем телом:

— Потом на нас пошли танки.

Александр больше не решился расспрашивать девушку, вместо этого он аккуратно лег рядом с ней поверх одеяла, очень бережно обнял и начал нежно гладить ее по голове, одновременно приговаривая:

— Ну все, все… Тебя там больше нет… Это ведь все не по-настоящему…

На пару минут в комнате повисла тишина, прерываемая тихими, успокаивающими словами мужчины, но тут Мещерякова отрывисто, быстро заговорила сама, стараясь выплеснуть из себя пережитый во сне ужас:

— Я была в блиндаже. Кажется, санитарном пункте. Вроде бы не одна… Когда начали стрелять, я хотела пойти к Роме, но мне запретили, сказали, что там слишком опасно… Начался бой, танки стали давить окопы, а два танка… — Тут девушка прервала рассказ, словно попыталась проглотить ставший в горле ком. Но спустя некоторое время продолжила: — Два танка пошли прямо на нас. Там были наши военные… У них был командир. Он что-то кричал, приказывал… Они сумели забросать один танк гранатами, бутылками с зажигательной смесью, а вылезших из него немцев расстреляли, но… Немцы тоже стреляли. Из танков — пушек и пулеметов, — а уже потом из автоматов… Они ранили одного парня, совсем еще молодого, практически мальчишку. Я подхватила его под плечо, хотела помочь дойти до санпункта… Я бы сумела его перевязать, я уверена, что у меня бы получилось остановить кровь.

Тут Мещерякова в очередной раз прервалась, но Александр не спешил торопить Олю. Пауза затянулась, и он уже подумал, что девушка и вовсе не сможет продолжить рассказывать, но тут она вновь заговорила:

— Но когда я вела раненого к блиндажу, второй танк выстрелил из пушки в наших… Я слышала, как после страшно кричали тяжелораненые, я хотела вернуться к ним… Но немец наехал прямо на окоп и начал давить раненых гусеницами… Я упала, мне было очень страшно, очень!!! Потом поползла назад. Попыталась помочь подняться тому мальчишке, но он потерял сознание… Тогда я положила его к себе на спину, руки закинула на плечи, попробовала встать… Мне было очень тяжело, но я сумела сделать с ним несколько шагов… А потом почувствовала, как что-то очень сильно бьет в его тело сзади, он вскрикнул, мы оба упали… А потом показался танк, он загородил собой все и ехал прямо на нас, дядя Саша… Прямо на нас! Было очень страшно!

Сердце Александра сжалось от дурного предчувствия. Когда девушка вновь надолго замолчала, он долго колебался, но наконец решился и, прочистив горло, с трудом вытолкнул из себя вопрос:

— Танк… Он наехал на вас?

Оля ответила совершенно бесцветным голосом:

— Не знаю… Я проснулась.

Больше мужчина ни о чем не спрашивал, а девушка ни о чем не рассказывала. Поделившись пережитым ужасом, она заметно успокоилась и вскоре задремала, а Александр, аккуратно умостив ее голову на подушке и заботливо поправив одеяло, поспешил к капсуле Самсонова.

Несмотря на то что ученый и разработчик «Великой Отечественной» никак не мог повлиять на прохождение Романом игрового процесса, Александр все же имел возможность отслеживать различные показатели. Например, такие, как дата в виртуальной реальности, локация, уровень опасности… И сейчас уровень опасности находился в красной, критической для персонажа Самсонова зоне.

23 августа 1942 года

Декретное время: 18 часов 47 минут

Район Сталинградского тракторного завода, 282-й полк НКВД

Все же мне повезло: на дне траншеи, рядом с раздавленным окопом я увидел валяющуюся в стороне ручную противотанковую гранату конструкции Пузырева. Ранее я ими никогда не пользовался, но мне на помощь быстро пришел помощник, чей голос внезапно раздался прямо в голове:

— Запал в нее уже вставлен. На ручке в ушко вставлен предохранительный шплинт — чека, — на нем еще язычок из тесьмы. Отожми усики, вырви шплинт и бросай. В полете откидная планка отлетит сама, освобождая ударный механизм от иглы. Ударник мгновенного действия срабатывает при малейшем ударе, так что будь осторожен при броске! И помни, что для РПГ-41 дистанция броска не превышает десяти метров, а метать ее нужно из укрытия, иначе заденет ударной волной и осколками!

— Нет здесь никаких укрытий…

Зло сцепив зубы — я увидел раздавленный блиндаж санпункта и торчащую из-под его обломков ногу в солдатском ботинке (правда, мужскую), — я на бегу отжимаю усики чеки, одновременно крикнув Степанову:

— Женя, прячься в ходе сообщения, граната рванет будь здоров!

Самоуверенный экипаж танка оторвался от пехотного прикрытия, стремясь раздавить очередной, возможно, последний узел обороны большевиков. Сейчас он азартно прет вперед над ходом сообщения, обваливая края траншеи гусеницами — возможно, видит перед собой еще одну цель… Но зато немцы не видят меня.

На бегу вырвав чеку, я приближаюсь к «тройке» даже меньше чем на десять метров и что есть силы бросаю гранату на жалюзи, прикрывающие двигатель машины. Жалюзи защищены тонкой броней, толщиной не более десяти миллиметров, и усиленная граната РПГ-41 взрывается, едва коснувшись их, пробив броневой лист и смяв решетку. Но, коротко тормознув, машина продолжает двигаться. Теперь она разворачивается в мою сторону, доворачивая башню…

После броска я сразу же прыгнул на дно окопа, и взрывная волна РПГ, способная сбить неудачливого гранатометчика с ног, одновременно зацепив его и осколками, проходит заметно выше над головой. Вскочив на ноги, тянусь к подсумку и достаю последнее свое оружие, ручную противопехотку Дьяконова, практически бесполезную против танка. Практически — потому что брешь в едва ли не самое уязвимое место немецкой машины пробита…

Все решают считаные мгновения. Для начавшего разворачиваться на месте танка я сейчас нахожусь в мертвой зоне для огня его пушки и пулеметов, так как слишком близко подобрался. А вот раздавить меня, раскатать гусеницами в траншее, завалив землей и придавив сверху массой в более чем двадцать тонн, «тройка» вполне способна, и на маневр ей требуется совсем немного времени. Но что-то явственно загремело, захрустело в двигателе, машина дернулась рывком, теряя ход и даря мне лишние секунды. А мои ненависть, желание поквитаться с фрицами за, возможно, погибшую Ольку, дикий страх пусть и за бот, но являющийся фактически живым воплощением памяти о любимой — этих чувств хватило, чтобы буквально подбросить меня на ноги и заставить преодолеть последние метры до танка…

Поставленная на боевой взвод «эргэдэшка» влетает точно в рваную брешь — с дистанции в один метр я не промахнулся! Немец же, сползший с траншеи на твердую землю, за следующие пару секунд закончил разворот ко мне, но тут в утробе танка раздался не слишком громкий, глухой хлопок подрыва ручной гранаты. Панцер дернулся в последний раз и замер на месте, а из-за башни вверх повалил черный дым, вначале тонкой струйкой, но она становилась все более плотной и густой с каждым ударом сердца…

Я бросил взгляд влево, вперед по траншее, туда, куда следовал танк, и явственно вздрогнул. Буквально в пяти метрах от себя я разглядел бледную как смерть Ольку, залитую кровью, и неподвижно лежащего рядом с ней парня в изодранной на спине пулями гимнастерке. Широко распахнутые от ужаса глаза казачки показались мне мертвыми, отчего все внутри больно сжалось, но в следующую секунду она моргнула, а во взгляде промелькнуло узнавание… Я понял, что девушка жива, испытав при этом невероятное облегчение… Вот только расслабился я слишком рано. Из открывшегося в командирской башне и одновременно из бокового люков показались сразу два танкиста, вооруженных МП-40.

Густо ударили очереди, но я успел инстинктивно нырнуть вниз, под защиту бровки хода сообщения. Пули просвистели сверху, немцам здесь меня не достать, из автоматов по крайней мере. А вот гранатами добить могут запросто…

Справа, довольно близко от нас, грохнул выстрел мосинки. Один из танкистов начал стрелять на голос трехлинейки, а вот второй временно замолчал. Угадав, что немец готовит для броска гранату, я резко распрямился, одновременно выхватив из кобуры ТТ.

Три патрона. Первой пулей впопыхах смазал — она ударила ниже, срикошетив от лобовой башенной брони, но вторая вошла в грудь скривившегося от боли офицера. Слабеющими пальцами он выпустил «яйцо» с уже оборванным шнурком из руки, сил на полноценный бросок ему не хватило… Третья пуля ударила в плечо развернувшегося ко мне автоматчика, и ответная очередь прошла в стороне, лишь зацепив правую руку чуть выше локтя. Зашипев от боли, я вновь сел на дно траншеи, сжимая в ладони бесполезный теперь ТТ, вставший на затворную задержку…

Вновь ударил выстрел мосинки, от танка раздался отчаянный вскрик, практически сразу следом негромко хлопнула М-39. Явственно заревело быстро разгорающееся пламя, охватившее всю корму танка, его языки принялись лизать башню; открылся люк механика-водителя.

Сняв затвор ТТ с задержки, я направил пистолет на показавшегося механа и злобно, властно выкрикнул:

— Хэндэ хох! Кам цу мир!

Немец на мгновение замер, зло и одновременно испуганно смотря на пистолет в моей руке; возможно, он бы и рискнул захлопнуть люк, нырнув обратно, или попробовал бы достать свой вальтер, но рядом со мной встал запыхавшийся, тяжело дышащий Степанов с трехлинейкой, так же уверенно смотрящей фрицу в грудь, который что-то громко сказал, после чего вытянул вверх обе руки.

— Кам цу мир! Шнелля!

Мой немецкий без поднастроек — это, конечно, что-то с чем-то. Но некоторые расхожие фразы я помнил еще с детства, и танкист, плотно стиснув губы так, что они вытянулись в тонкую линию, покинул танк, сделав первый шаг в нашу сторону. Видать, все-таки понял!

Все изменилось в одно мгновение. Сзади послышались выстрелы приближающегося к нам немецкого десанта, пули ударили совсем рядом, фонтанчиками вздыбив земляную стенку окопа. Упал на землю механ, потянувшись к кобуре на поясе, а следом из танка рванули еще два члена экипажа, правда, оружие они оставили внутри боевой машины. Очевидно, горящий панцер вкупе с погибшим командиром и еще одним танкистом, а также предупреждение механа о держащих его на мушке большевиках сломило желание доблестных зольдат драться! Н-да… Вот только мы теперь оказались фактически в ловушке…

Грохнул чудовищно мощный вблизи взрыв — башню панцера сорвало с погон и отбросило в сторону, а пытающихся спастись танкистов буквально подбросило в воздух, оторвав от земли. Мы с Женькой успели нырнуть вниз, но все же испытали на себе сильнейший удар обжигающе горячего воздуха… А сверху раздался дикий крик вспыхнувшего от разлившегося бензина механа, бездумно бросившегося вперед и тут же свалившегося в окоп рядом с нами…

— Helfen Sie!!!

— Конечно, дорогой, конечно, сейчас я тебе помогу…

Я рванулся к гансу, словно дикий кот к мыши, одновременно выдернув из поясных ножен финку с потертой рукоятью. Не раз меня выручал верный клинок, не подвел и сейчас, мягко войдя в тугую человеческую плоть в районе печени — еще раз и еще…

Не обращая внимания на объятый пламенем комбинезон, я вырвал клинок из тела затихшего танкиста и нашарил в его кобуре так и не извлеченный вальтер с запасной обоймой (ну не успел его механ достать).

— Уходим!

Пять метров до все еще лежащей на земле Ольки я проскочил едва ли не за секунду, упав на колени рядом с казачкой.

— Ты ранена? Где?!

Но девушка ничего мне не ответила, со страхом и одновременно обреченной надеждой глядя мне в лицо. Однако, внимательно осмотрев окровавленную гимнастерку супруги и для верности проведя по ней рукой, я так и не обнаружил даже намека на рану.

— Сними с мертвого ремень, глядишь, что-нибудь нужное в подсумках есть, и ходу, Женя, ходу!

Сам же я от души залепил крепчайшую пощечину девушке, так, что ее голова дернулась, а взгляд мгновенно стал ошарашенным и злым.

— Ну-ка бегом, пока нас здесь всех не положили!!!

Уйти мы не успеваем. Единственное место, куда возможно отступить, — это танковые капониры, стоящие в двухстах метрах позади опорного пункта, но до них ход сообщений не протянут. Нам пришлось выбираться из траншеи на открытое пространство, где практически сразу были вынуждены залечь — немцы ударили в спину из карабинов и двух автоматов, а вскоре, я уверен, подключится МГ. А то и не один! Огрызнулись, как смогли: Степанов трижды довольно метко выстрелил из винтаря, а я с задержкой метнул единственную «лимонку», найденную в подсумке убитого бойца. Немцы ответили бросками сразу нескольких «колотушек», на наше счастье, легших в стороне.

Неожиданно из капонира по преследующему нас врагу ударили длинные очереди танкового «дегтярева». Стрелок, решившийся нас прикрыть, или слишком неопытен, или, что вернее всего, контужен. А может быть, и ранен… И все же его огонь подарил нам короткую передышку, за время которой мы в две перебежки, по три секунды каждая, преодолели метров где-то пятьдесят.

А потом звук движков уцелевших «троек» за спиной стал неотвратимо к нам приближаться…