Ромул – первый царь Рима. Эпическая повесть

Даниил Муха

Книга повествует о легендарном основании Рима Ромулом, но предварительно перед этим событием отсылает нас в прошлое, чтобы узнать о непростом детстве Ромула и его брата-близнеца Рема; и как они смогли повести за собой людей и совершить важное деяние, оказавшее влияние на судьбу Центральной Италии и всего Апеннинского полуострова.

4 Чудесное спасение

Где-то неподалеку от пастушеских селений, у юго-западного подножия Палатина, на берегу реки Тибр росла смоковница. Рабы Амулия уже целый день медленно брели по направлению к Тибру, один из них нес лохань с ревущими близнецами, крепко прижимая ее к себе. Уже подуставшие рабы недоумевали: и что же царь послал их так далеко? Но делать нечего — царская воля превыше всего в делах людских.

Места были пустынны, поселений было совсем немного. Попадались люди около Альбы-Лонги, но чем дальше от города, тем меньше прохожих встречали рабы Амулия. Лишь несколько пастушеских хижин находились на одном из холмов неподалеку от Тибра, на его восточном берегу. Впрочем, самое подходящее место, чтобы оставить младенцев здесь, на произвол судьбы. Но — о! — Тибр широко разлился, что иногда бывает поздней осенью на Апеннинах из-за проливных дождей. Однако на этот раз река была необыкновенно полноводна — ее берега были затоплены бурным потоком. Сегодня рабам повезло — дождя не было.

Рабы, которые обычно бывают небрежными, когда исполняют свои обязанности, не видя надсмотрщика рядом, спустились к густым зарослям смоковницы. Дальше начиналась топкая, болотистая местность: разлив Тибра образовал в этом месте небольшую заводь. Рабы остановились как вкопанные, не зная, что делать.

Наконец, самый старший из них подумал немного и произнес:

— А давайте, ребята, оставим лохань тут, в тихой заводи. Если мы пройдем дальше к руслу реки, то нас унесет сильным течением.

Сказано — сделано: раб, который нёс младенцев, засучил рукава на одежде, приподнял одной рукою полы и начал медленно пробираться к заводи по колено в воде. Потом, крякнув: «Ну их!» — положил лохань на воду в заводи. Лохань поплыла, увлекаемая течением реки. Рабы отправились назад в город, ибо им предстояло проделать немалый путь пешком, а солнце уже прошло зенит на небосклоне — надо было поторопиться.

Лохань с близнецами, которые успокоились под убаюкивающий плеск волн, в это время неслась, гонимая сильным потоком Тибра. Вдруг подул ветер, «суденышко» с младенцами под действием ветра изменило курс и оказалось недалеко от берега. Тут одна из веток смоковницы, которая нагибалась к самой воде, зацепила лохань и остановила ее движение в мелкой заводи.

Прошло еще некоторое время, вода в этом месте, и без того неглубокая, пошла на убыль, и вскоре обнажилось дно. Малыши заплакали от мучившего их голода, но вдруг где-то в зарослях смоковницы послышался шум…

Вода в Тибре постепенно убывала, над полями раздавалось блеяние овец, лай собак да разговоры пастухов. Был тихий осенний вечер и еще довольно светло. Средних лет пастух с худощавым лицом, но с крепким торсом, окладистой бородой, которого звали Фаустул, как старший по возрасту и опытный в своем деле смотритель царских стад осматривал пастбища и осведомлялся у пастухов о состоянии пасущегося скота.

Спустившись к реке, чтобы умыть руки и ноги, запачканные грязью, Фаустул услышал шорох. Подняв пастушеский посох для защиты от возможной опасности, Фаустул подошел к зарослям смоковницы. Раздвинув ветви, он заметил черную волчицу необыкновенных размеров, с красноватым отливом шерсти. Волчица лежала на боку, глаза ее светились в полумраке каким-то фосфорическим блеском, а у брюха волчицы с разбухшими от молока сосцами лежали… два младенца!

Огромная волчица кормит малышей своим молоком! Пастух многое повидал на своем веку, но самки волка таких размеров никогда не видел. Тут откуда-то сверху послышался шелест, как будто от порхания крыльев птицы или шума листвы. Подняв голову, Фаустул заметил дятла с красными, как будто опаленными огнем, крыльями, в клюве которого была веточка ягод. Подлетев к волчице с младенцами, дятел открыл клюв и выпустил веточку, а один из малышей, оказавшийся проворнее, подполз к нему и взял веточку с ягодами маленькими ручонками. Удивительно, подумал Фаустул, чудеса, да и только! Но надо позвать жену и других пастухов, пришло ему в голову, потребуется помощь. Хотя волчица не проявляла признаков враждебности по отношению к малышам, старый пастух все же решил уберечь их от возможной опасности. Да, да, нужно забрать младенцев! И Фаустул поспешно отправился за помощью в свое жилище.

Жена пастуха была в хижине, которая представляла собой небольшую круглой формы конструкцию из дерева, соломы и глины, с конусообразной крышей. Дородная хозяйка с разгоряченным от жара лицом, хлопотала около очага, готовя скромный ужин: лепешки из полбы, кусок копченой свинины, овечий сыр да лук — вот и вся еда апеннинского крестьянина в те далекие времена.

Фаустул, вошедши в хижину, громко и радостно произнес:

— Жена, а жена, я покажу тебе нечто особенное — ты ни разу еще не видала такого!

— Что случилось? И куда ты хочешь меня увлечь? Будто мне заняться нечем, — недовольно проворчала хозяйка, ее умные и честолюбивые карие глаза уставились на своего супруга. А звалась она Аккой Ларенцией.

— Я видел на берегу Тибра, в роще из смоковницы, огромную волчицу и дятла со странным оперением. И эти дикие животные кормили младенцев!

— Баснями соловья не накормишь! Где ж это видано, чтобы дикие звери кормили детей! — воскликнула недоверчивая Акка Ларенция.

Но пастух повелительно взял жену за руку и строго произнес:

— Акка, я не выдумываю ничего — это правда! Но я пришел сюда за помощью. Пошли!

И он шлепнул жену по ягодицам, задул огонь и вышел вслед за ней.

В поле Фаустул сделал знак жене остановиться, а сам поспешил по направлению к стаду, за которым следили молодые пастухи. Навстречу Фаустулу вышли двое пастухов со сторожевыми собаками: один — постарше и выше ростом, другой — еще юный, небольшого роста.

— Кто там? — вопросил один из них.

— Не бойтесь, это я, Фаустул. Ребята, вы мне нужны! Надо отогнать волчицу — она приласкала двух младенцев. Берите собак, зовите остальных в помощники — и за мной! Овец пригоните к дому, оставите парочку караулить да собак им дайте. Те, кто со мной, не забудьте взять колья да дубины! — громко произнес Фаустул повелительным голосом.

Молодые пастухи повиновались, вслед за ними подошли остальные — в общей сложности человек восемь-десять. Вооружившись, пастухи поспешили вслед за Фаустулом и его женой.

Уже сгущались сумерки, но было еще тепло: теплая, а иногда и жаркая осень на Апеннинском полуострове уступает дорогу дождливой и прохладной зиме довольно поздно.

Группа пастухов подошла к тому месту, где Фаустул увидел волчицу с младенцами. Собаки почуяли незнакомый запах, но не лаяли, послушные приказу пастухов не вызывать тревогу у волчицы, — они лишь виляли хвостами.

Раздвинув заросли, Фаустул пальцем указал Акке Ларенции на волчицу и произнес ей шепотом:

— Вот они, поверь мне.

Акка Ларенция в ответ только удивленно шепнула:

— Да, это невероятное зрелище — никогда такого не видала.

Фаустул повернулся к молодым пастухам:

— А ну, мальчики, давайте подбираться с собаками, да и не забудьте про оружие. Хорошенько напугаем матерую самку.

Пастухи с собаками да с кольями и дубинами наперевес, двинулись по направлению к волчице, Фаустул — за ними. Волчица заметила вооруженных пастухов, но, несмотря на это, даже не проявила признаков враждебности. Не обращая внимания на заливающихся лаем собак, она встала и, вильнув хвостом на прощание да сверкнув напоследок глазами, спокойно удалилась.

Фаустул, Акка Ларенция и остальные пастухи окружили младенцев. Те, что были вскормлены волчицей, оказались красивыми и крепкими карапузами, абсолютно похожими друг на друга. Они смеялись и дергали ножками, протягивая свои ручонки к людям — видно, молоко волчицы пришлось им по вкусу, с иронией подумал Фаустул. Он и его жена осторожно взяли близнецов на руки: Фаустул взял того, который был проворнее, Акка Ларенция — другого, который был не таким резвым. Довольные, пастухи с найденышами вернулись домой.

В хижине Фаустула было тепло от еще не остывшего очага, который оставила хозяйка дома перед уходом. Двое пастухов вновь разожгли огонь, а Фаустул и его жена уложили близнецов на деревянное ложе, покрытое сверху соломой и шкурой. Новорожденные плакали, утомившись от тряской дороги, но потом, накормленные хозяйкой и согретые домашним очагом, успокоились.

Пастухи разошлись по своим хижинам, так как на землю спускалась ночь.

Вдруг дверь отворилась, и в помещение ввалилась кучка мальчуганов, человек пять-шесть:

— Мама, мама, мы есть хотим!

— Тише, ребятки, здесь малыши спят, — проговорила Акка Ларенция, — но, о боги, я не всех детей здесь вижу — где остальные?

— Остальные во дворе, помогают пастухам загонять скотину в стойло, — ответил за всех самый старший.

Фаустул, не сказав ни слова, вышел из хижины, строго наказав детям не шуметь, чтобы не разбудить младенцев. Близнецы на кровати уже спали сладким сном, спали спокойно после тех злоключений, что им довелось пережить.

Двое мальчуганов склонились над кроватью.

— Какие милые, какие красивые! — не удержались они от восклицания.

Хозяйка схватилась за голову:

— Ох, и прибавится же у меня забот! Что мне делать?

Дверь скрипнула, и в помещение вошел хозяин дома с остальными детьми, Фаустул погрозил ораве мальчуганов пальцем, дескать, не шуметь.

Акка Ларенция кинулась к нему:

— Что делать, Фаустул? Куда нам девать этих найденышей — у нас и так забот полон рот.

— Придумаем что-нибудь, жена, — ответил хозяин, садясь за низкий стол вместе с остальными. — Отдадим кому-нибудь из соседей, у кого не хватает рабочих рук.

Все принялись с аппетитом за еду — двенадцать мальчуганов особенно усердно уплетали за обе щеки, но при этом старались сильно не шуметь. Самому старшему из них на вид было лет семнадцать, младшему — пять.

Фаустул обратился к ним вполголоса:

— Ну, старший, рассказывай, что интересного видели в городе? Почему так поздно вернулись домой?

Тот начал говорить лишь после того, как доел последний кусок из положенного ему на столе:

— Отец наш, мы, как обычно, заканчивали на городском рынке свою торговлю, упаковывая в тюки непроданные товары. На рынке было необычно много народу, и тут до нас дошел слух, что дочь свергнутого царя Нумитора, весталка Рея Сильвия, родила близнецов…

— Но это еще не причина для позднего возвращения, — строго перебил его Фаустул. — Вы должны были вернуться до наступления темноты: на дорогах попадаются разбойники, а разбойники никого не щадят.

— Выслушай нас, отец, — с волнением ответил мальчуган. — Только мы готовились пройти городские ворота, как толпа людей начала возбужденно собираться у дворца; мы тоже из любопытства подошли к дворцу, чтобы услышать еще что-нибудь интересное. Вдруг все увидели какую-то девушку в сопровождении стражников, в хороших одеждах, но закованную в цепи — народ пришел в негодование, стал протестовать. И вот что до нас дошло: базарные торговки, самые любопытные и самые болтливые, разнесли слух, что, дескать, Рею Сильвию будут содержать в городской тюрьме, а близнецов бросят в Тибр.

— Это жестоко, это несправедливо, — замахала руками хозяйка.

— Замолчи, — цыкнул на нее Фаустул, — как бы не разбудить близнецов. Но я начинаю догадываться, кого мы подобрали.

Хозяин подошел к кровати, где лежали найденыши, и удостоверился в том, что малыши не проснулись от шума. И тогда Фаустул вернулся к столу.

— Продолжай, мой сын.

— Тогда городская толпа пришла в движение, пытаясь силой отобрать эту девушку у стражников. Началась потасовка, на помощь стражникам подошли другие, которые щитами и пинками принялись разгонять протестующих. Те стражники, которые были на сторожевых стенах, заперли ворота, чтобы люди снаружи города не подоспели на помощь тем, кто заступился за дочь Нумитора. Стражники образовали заслон от возбужденной толпы, а на возвышение поднялся начальник стражи и громким, властным голосом повелел всем разойтись, пригрозив народу применением оружия. Народ, испуганный, начал расходиться, а мы были вынуждены ждать до тех пор, пока нам не откроют ворота. Лишь после того, как на площади почти никого не осталось, мы смогли попасть к воротам, но прошло еще несколько времени. Люди, работавшие в поле, подошли к воротам, но, обнаружив, что те закрыты, стали требовать их открыть. Тогда из-за угрозы со стороны разбойников стражники впустили испуганных людей в город, а мы смогли выйти. Вот как это было, отец!

— А что с дочерью Нумитора?

— Ее, как и говорили многие, отвели в тюрьму.

У Фаустула все перевернулось внутри, лицо побледнело, ладони сжались в кулаки. И кому он служит?! Его хозяин, Амулий, на самом деле узурпатор, настоящий тиран.

— О Амулий! Как ты мог?! — вырвалось у него.

Потом Фаустул долго думал и, в конце концов взяв себя в руки, решился:

— Надо рассказать все Нумитору, благородному человеку, пострадавшему от рук тирана. Он живет в деревне; нам он, конечно, поможет. Ну а теперь всем спать.

Все молча стали укладываться, усталый Фаустул лег рядом с найденышами. Да, нужно идти к Нумитору: ведь он, Фаустул, сначала находился в подчинении у этого благородного царя, до тех пор пока его не свергнул негодяй Амулий! Но он, Фаустул, этого не знал! Амулий лично сообщил ему, что Нумитор добровольно отрекся от трона. Значит, коварный Амулий солгал всем, когда во всеуслышание заявил, что трон ему уступил Нумитор! Такие мысли проносились в голове у смотрителя царских стад. И с этими мыслями пастух уснул.