Батя, Батюшко и Бэмби

Дарья Волкова, 2019

Город. Улицы, машины, люди, дома. Поздний вечер, окна. И за ними – снова люди. Нас интересуют некоторые из них. Какова вероятность, что прагматичная, лишенная иллюзий женщина за тридцать закрутит роман с убежденным холостяком и циником? Небольшая, но есть. А сколько шансов на то, что этот роман перерастет в настоящее чувство? Ноль? А вот и нет. Ноль целых, одна тысячная. Как раз на таких цифрах мы и специализируемся. Расскажем, покажем, докажем.

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Батя, Батюшко и Бэмби предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

← Глава 3. Modus vivendi

Глава 5. Homo sapiens →

Глава 4. Status naturalis

^[10]

На футбол Никиту отвез Геннадий Игоревич. А все потому, что Изольда Васильевна снова, стушевавшись и покраснев, пробормотала про занятый вечер.

Все это произошло в обед, когда Оля заглянула домой, чтобы забрать забытый смартфон.

— Весь день разрывался. Оленька, когда же ты успеваешь работать при таком количестве звонков? — соседка старалась говорить как обычно, но из-за нехарактерной для нее суетливости все равно получалось не очень естественно.

— Это работа, — Оля пожала плечами.

— Я ужин приготовлю, так что мужчины голодными не останутся…

У Изольды Васильевны зазвонил телефон, и она, нажав на кнопку соединения, поспешила выйти в коридор. Что тоже не было для нее типично.

Отец и дочь обменялись взглядами.

— Ухажер, — мрачно прокомментировал Геннадий Игоревич.

Оля еле скрыла улыбку — ничего не могла с собой поделать: настолько это забавно выглядело. Отец, привыкший за последние дни к безраздельному вниманию со стороны Изольды, стал ревновать ее к новому объекту интереса.

А из коридора доносилось:

— Конечно, Славочка, конечно. В семь, как договаривались, буду ждать.

— Ты слышала? Будет ждать, это в ее-то возрасте.

— Любви все возрасты покорны, — Оля наклонилась, чтобы поцеловать сидевшего за столом отца в щеку, — а мне пора. С учетом личной жизни нашей актрисы, футбол на тебе.

— Не беспокойся, дочка.

— И знаешь, — Оля, поддавшись хулиганскому настроению, тихо сказала на ухо отцу, — пора переходить из стадии «ухаживания за больным» в стадию «ухаживать за актрисами красиво и с шиком».

Геннадий Игоревич ответить ничего не успел, потому что в кухню вошла Изольда Васильевна, а дочь уже от дверей прокричала:

— Я ушла!

За полдня звонков и правда накопилось много. До самого вечера Оля решала текущие вопросы, разбирала деловую корреспонденцию, перезванивала на неотвеченные вызовы. Но задерживаться в офисе не стала и все недоделанное отложила на завтра.

Как там двое ее мужчин справились со спортивной секцией? Пять станций на метро по московским меркам — не расстояние, но это же целая процедура: не забыть взять форму, щитки, бутсы, полотенце и сменную майку, купить по дороге бутылочку воды, переодеться в раздевалке.

В общем, Оля слегка волновалась и была уже дома к тому моменту, когда футболист и его болельщик открыли входную дверь.

Зря волновалась. Оба находились в приподнятом настроении.

— Гол! — закричал сын прямо с порога. — Я забил гол!

Это явно тянуло на событие дня. В общем, тренировка удалась. — А ведь и мы в детстве во дворе в футбол гоняли, — сказал Геннадий Игоревич, когда уже все сидели за столом и ужинали. В голосе его явно слышались ностальгические нотки. — Знаешь, Никитка, вот выберем время и поедем с тобой в «Лужники» — там есть Аллея славы. Покажу тебе наших прославленных футболистов, а то все Месси да Роналду. А про Льва Яшина даже и не слышал, поди.

* * *

— Приветствую вас, человек самой гуманной в мире профессии.

— Привет, Боренька.

— Эх… — вздохнули на том конце трубке. — Только ты меня, Батя, Боренькой называешь.

— Ну у меня же самая гуманная в мире профессия.

— Верно, — еще раз вздохнул собеседник Дениса, младший из братьев Черепановых. — На субботу все в силе?

— Боренька, у тебя ранний склероз. Я же предупреждал еще месяц назад — юбилей у Валентина Денисовича, не до волейбола мне.

— А как же наш матч-реванш?

— Уж как-нибудь без меня. Федора Вадимовича поставьте на мое место, у него подача хорошая.

— Влюбился наш Феденька, — фыркнул Борис. — Любовь у него настала, весь в чувствах, ажитации и рассеянности.

— Имеет право, — рассмеялся Дэн. — Сдал анатомию — можешь влюбиться. Вы только после патана^[11] за ним следите.

— А это не моя печаль, пусть Вадька за сыном следит, — ответно рассмеялся Черепанов-младший. — Хорошо, понял тебя, поищем кого-нибудь на замену. Надо будет позвонить, поздравить Валентина Денисовича.

— Поздравь обязательно, доставь старику радость.

— Договорились. Ладно, не буду отвлекать. Тезке привет передавай.

— Совсем вы у себя в прозекторской одичали, Борис Андреевич, — Дэн отложил последнюю историю в стопку. — Уже лингамам^[12] приветы передаете.

— Вот за что люблю тебя, Батя, так это за то, что ты обыкновенному члену кучу умных названий знаешь. Не зря тебя Вадик культ-урологом называет.

— Вадим Андреевич тот еще лингвист, точно. Ты вообще в его перечне врачебных специальностей значишься как проктологоанатом.

— Много свободного времени у Вадима Андреевича, вот что я тебе скажу, — проворчал Борис. — Ладно, хороших выходных, Диня. Валентину Денисовичу я позвоню, а ты, друг мой, береги печень. Это я тебе как человек самой негуманной в мире профессии говорю.

— Обязательно.

* * *

На юбилей Геннадия Игоревича собирали полным составом.

— Дедушка! Подарок не забудь!

Внук больше всего волновался за подарок, который накануне вечером заворачивали в синюю глянцевую обертку, и Никита лично клеил сверху открытку с нарисованным на ней парусником.

Оля предположила, что на выбор подарка имениннику повлиял недавний поход на футбол и последующая за ним ностальгия. В итоге упаковывали большую красивую книгу-фотоальбом «Москва XX века» со старыми послевоенными дворами, не существующими ныне стадионами, очередями в автоматы с газированной водой.

— Память — это очень важно, — сказал вчера отец, поглаживая обложку. — Тут наше детство и юность, — а потом помолчал и добавил: — А еще важнее память не просто сохранить, а и передать дальше. Чтобы корни помнили, историю знали, землю свою любили.

Сказал и вздохнул.

— Геннадий Игоревич, галстук сюда нужно все-таки другой, — Изольда Васильевна окинула критическим взглядом парадную одежду. — Этот хорош, но слишком уж каждодневный. Вы же не на рабочее совещание идете, а на юбилей.

— А юбилей сильно отличается от рабочего совещания?

— Конечно! Юбилей — это праздник, так что снимайте ваш синий. Темно-бордовый в самый раз будет.

— Может, тогда уж и нагрудный платок уголком в карман добавить? — Оля заметила, как глаза отца слегка заблестели.

— Может, — Изольда Васильевна задумчиво посмотрела на своего собеседника. — Только у вас его все равно нет.

Галстук пришлось менять, потому что соседка, всю жизнь прослужившая в столичном театре и общавшаяся в силу профессии с огромным количеством небезызвестных людей, была непререкаемым авторитетом в части светского этикета.

В итоге про подарок все же забыли. И вспомнили уже на пороге. Никита побежал в комнату за красивым свертком.

— В машине не оставьте, — напутствовал мальчик, провожая деда.

Не оставили. И даже в ресторан успели вовремя.

— Ну что, — Оля повернулась к отцу с улыбкой. — Праздник в теплой компании ждет. Отдохни и не забудь пригласить на танец знойную красотку.

— Думаешь, здесь такие будут?

— Вот заодно и узнаешь. Я тебя после банкета заберу.

— Да зачем, дочка? Я на такси доеду.

Оля включила дворники. Снова начался мелкий моросящий дождик. Хорошо, что машину помыть не успела. Ранний октябрь — всегда лотерея. Чаще всего в проигрыше оказывается водитель, заботящийся о чистоте своего четырехколесного друга.

Осенний город встречал ранние сумерки. Во многих домах уже включали свет.

— Я заберу тебя, — повторила Оля. — В девять, наверное, рано. В десять?

Отец подавил вздох смирения:

— Я позвоню.

* * *

— Ну надо же… — Геннадий Игоревич задумчиво покрутил телефон. — Я ведь за день до землетрясения приезжал в Бам — для путеводителя материал набирал. И ты в Баме был, оказывается.

— Когда я в Иран прилетел, Бама уже не было, — вздохнул Валентин Денисович. — Одни руины^[13].

— Вот так все под богом ходим, — ответно вздохнул Зелен-ский и замолчал.

Это философскую сентенцию Батюшко-старший комментировать не стал. У врачей свое понимание причинно-следственной связи в событиях, подобных трагедии в иранском городе Баме. А Гена Зеленский с самого детства был всегда романтически настроен.

Геннадий Игоревич отсутствие ответа расценил по-своему.

— Пойду я, Валя. Засиделся. Пора и честь знать.

Однако по тону собеседника доктор Батюшко угадал, что старому другу уходить вовсе не хочется. Да и Валентин Денисович был совсем не прочь продлить этот вечер и этот разговор. Поэтому он молча разлил коньяк по бокалам. И его собеседник так же молча убрал свой телефон обратно в карман, поднял снифтер и провозгласил тост.

— Давай за детей, Валька. Вон у тебя какой сын. Гордишься, скажи честно?

— Конечно, — Валентин Денисович пригубил спиртное. И прижал палец к губам: — Только тсс. Ему не говори. И так весь из себя зазнайка.

— И мне жаловаться не на что, — улыбнулся Зеленский. А потом улыбку сменила легкая поволока в глазах. — Вот ведь как бывает, Валя… Дочку нашел. Все эти годы в себе носил, — правая ладонь коснулась груди в области сердца. — Думал, так и останусь один. А теперь у меня дочка есть. И внук.

Генка всегда был излишне чувствительным, по мнению Валентина Батюшко. Но сейчас друга можно было понять. Дочка — славная такая молодая женщина. И внук, опять же.

— И любит тебя, бродягу старого. Видно, Гена, как любит.

— И командует! Ключи отобрала от машины, представляешь? Говорит, отдам, когда совсем на ноги встанешь.

— Заметно, что она у тебя с характером, да. Слушай, кстати о ключах. Помнишь, как в выпускном классе…

* * *

Денис давно перестал прислушиваться к разговору. Даже отсел подальше, чтобы не мешать потоку воспоминаний двух давних приятелей. Устроился у дальнего края огромного банкетного стола, повесил пиджак на спинку соседнего стула, сунул галстук в карман, ноги вытянул. Чтобы ничто не мешало насладиться первым полноценным за вечер бокалом сухого красного грузинского вина, а также подвести итоги мероприятия.

Итоги Денис за вторым бокалом признал удовлетворительными. Официально и строго в начале, немного суматохи в середине и веселье в финале. Даже возникло сомнение, что его, веселье это — в исполнении очень уважаемых и достойных людей, в числе которых значились кандидаты и доктора медицинских наук, заведующие отделениями и целыми больницами, — что его удастся как-то обуздать. Но возраст гостей и поздний вечер сделали свое дело. И теперь в зале ресторана всего трое, не считая периодически появляющихся официантов, занятых уборкой. Помещение Денис предусмотрительно арендовал до полуночи, поэтому карета пока не торопилась превращаться в тыкву, а вино — в воду. Хорошее сухое вино — в этом удовольствии Денис себе по возможности не отказывал. Исключительно в терапевтических целях, по рекомендации кардиолога Черепанова. Вот и сейчас, недолго раздумывая, потянулся к бутылке, чтобы наполнить бокал. И тут их в зале стало четверо. В дверях, ведущих в фойе, появилась фигура, немного постояла, а потом нерешительно двинулась в сторону беседующих.

Свет в зале был приглушен, поэтому лишь после нескольких шагов Дэн понял, кто это.

Богиня.

Надо сказать, что в женщинах Денис особо ценил ноги и походку. Потому что осанка и движения говорят о многом. Ровная спина свидетельствует об уверенности, а заодно позволяет обстоятельно оценить фронтальную проекцию. Постановка ног и положение рук показывают общую скоординированность. Координация движений — вещь важная во многих аспектах жизни, а в некоторых — особенно.

И сейчас Денис с удовольствием наблюдал за парой божественно длинных ног, обтянутых джинсами, которые неспешно и грациозно несли свою хозяйку к центру зала. Выше джинсов находилась куртка свободного кроя, поэтому фронтально оставалось полагаться только на собственный оптимизм. Который весьма подогревал вид рассыпавшихся по плечам светлых золотистых волос. Наш любимый цвет. И с размером все должно быть в соответствии.

Дэн прыгнул выше головы, в течение месяца готовя юбилей отца. Он все мероприятие образцово исполнял свою роль примерного сына. И теперь — героя настигла награда. Вино в бокале стало еще вкуснее, а потом Денис стянул со спинки стула пиджак и пошел за своим заслуженным призом.

За два шага до девушки осознал две вещи. Первое — не богиня, нет. Красотуля. А второе — это Ольга Зеленская. Денис сбился в движении лишь на секунду. Но… уже улыбался, уже совсем другими глазами смотрел на нее — лицо, глаза, волосы, фигура. То, что она дочь его пациента, — теперь в прошлом. Сейчас перед ним красивая женщина. Красот…оля.

А значит, берем базовый сценарий и импровизируем по ходу.

— Оля, наконец-то! Не чаял дождаться! — его ладонь аккуратно легла на острый женский локоть.

Денису не удалось ее смутить в первую встречу — к слову сказать, не очень-то приятную. Правда, потом все, кажется, сгладилось. Зато сейчас удивить получилось. Голубые глаза с красивым разрезом совершенно этот разрез утратили и округлели. Она так и стояла, молча и кругло глядя на него, словно на незнакомца. Прекрасно, эффект неожиданности сработал. А тут и отец подоспел на помощь.

— Динька, раздень девушку и проводи к столу!

— Желание именинника — закон, — жертву надо брать, пока она дезориентирована. Поэтому Денис ловко освободил продолжавшую молчать и хлопать глазами Ольгу от куртки, успев одной рукой повесить верхнюю одежду на вешалку, а другой снова восстановить контакт ладони и локтя: — Прошу к столу.

— Это неудобно… — у Ольги Зеленской наконец прорезался голос. — Уже поздно, вы устали…

Фраза про то, что на самом деле неудобно, когда после шестой кружки пива ширинку заедает, Денис опустил. А вместо этого, точно зная, какой эффект производит на женщин его голос, проговорил, слегка наклонившись к ее уху.

— У них… — указал рукой в сторону спорящих о чем-то приятелей, — только самое веселье началось. Еще час будут предаваться воспоминаниям. Оля… — еще чуть-чуть ниже — и наклониться, и голосом: — Вы же не оставите меня тосковать в одиночестве? Я вас весь вечер ждал.

Ему показалось, что она даже слегка вздрогнула на этих словах. Но тут Валентин Денисович обернулся и энергично замахал рукой. Словно то ли очнувшись, то ли решившись, Ольга сделала шаг вперед. И локоть пришлось выпустить.

Батюшко-старший — и пятнадцать капель в нем — щедро продемонстрировал гостье свою галантность. И пальчики даме пожал, и комплиментов наговорил. В общем, совершенно того не подозревая, лил воду на Денисову мельницу.

— Оленька, посидите с нами у камелька часок, будьте ласковы. Мы коньячок с Генкой допьем, пошушукаемся еще немножко. Разговор такой душевный у нас, да и вообще. Дениска, ты барышне не дашь скучать?

— Ни в коем случае, — уверил отца Денис. Хотя женский локоть он отпустил, но стоял близко. Телесный контакт на начальном этапе размыкать надолго нельзя.

Между тем Зеленские переглянулись между собой, и старший слегка неуверенно улыбнулся:

— Полчасика подождешь? Никитка спит?

— Спит, — кивнула Ольга. А потом улыбнулась — пока не Денису, увы, а его отцу. — Сегодня ваш день, отказывать просто нельзя.

Валентин Денисович согласно и довольно закивал. Оба приятеля смотрели на Ольгу Зеленскую с каким-то одинаковым умиленным выражением. А Ольга смотрела на Дениса. На лицо вернулась былая невозмутимость, а в глазах читался вопрос. Ах да, он же обещал не давать ей скучать. Сейчас все исполним.

Устроились они у дальнего конца, на том же месте, где до этого в одиночестве наслаждался вином Денис. Теперь картина существенно изменилась в лучшую сторону.

— Вино предлагать не стоит, я верно понял? — Дэн взялся за бутылку. Ольга наверняка за рулем, иначе не была бы здесь. Но спросить все равно стоит.

— Верно.

— Жаль. Оно тут неплохое. Сейчас узнаем, какой здесь варят кофе, — в зале как нельзя вовремя показался официант, и Денис махнул ему рукой. — Латте или капучино?

— Американо. Как вы думаете, здесь курить можно?

Во время банкета дым стоял коромыслом, поэтому Денис озвучил заказ:

— Американо и пепельницу.

А потом наполнил свой бокал. Вино давало дополнительную свободу импровизации. Долгий глоток, взгляд на девушку напротив. Она же в это время смотрела вслед официанту. Судя по всему, пришла в себя. Значит, настало время для отвлекающего маневра.

— Как ведет себя наш больной? Дисциплинированно?

— С переменным успехом. И скорее да, чем нет, — Ольга повернулась к Денису. Что-то изменилось в глазах, настороженный взгляд стал мягче. — Спасибо.

Нет, благодарность — это не та почва, на которой произрастут нужные семена. Но как повод — сойдет.

— У врачей есть такая циничная поговорка: спасибо в карман не положишь и в стакан не нальешь, — Денис наблюдал, как на столе появляется белая чашка с кофе и белая же пепельница. Кивнул официанту, благодаря. — Поэтому вместо спасибо предлагаю выпить на брудершафт и перейти на «ты».

Она посмотрела на принесенную чашку, потом на его бокал, а затем — на пепельницу. Слегка усмехнулась.

— Давайте просто на «ты», без брудершафта, Денис Валентинович.

— Давай, — дело движется в нужном направлении, и можно вознаградить себя глотком вина.

Ольга между тем вытряхнула сигарету из пачки и щелкнула зажигалкой. Она закурила, а Дэн смотрел.

Он спокойно относился к курящим женщинам — они не вызывали у него ни праведного гнева, ни восторга. Это частное дело взрослого человека, всего лишь. Тем более сам иногда баловался. По тому, что и как человек курит, о нем можно кое-что сказать. Ольга Зеленская держала сигарету по-мужски. И сами сигареты у нее были не дамские, тонкие и ароматизированные, а табачная классика. Серая пачка — кажется, «Данхилл». И несмотря на все это, смотрелась Ольга с сигаретой неожиданно элегантно. Красивые губы мягко обнимали оранжевый фильтр без следов помады. Дым она выдыхала аккуратно и в сторону, давая возможность полюбоваться на хороший профиль и тонкие ключицы в вырезе черного джемпера. Там, под джемпером, — любимая Денисом двоечка, это он определил уверенно. Стало быть, оптимистический прогноз оправдался. Несмотря на мужскую манеру курить, все остальное в Оле было более чем женским и красивым, притом что на ее лице не заметно следов косметики. Денис давно научился отделять шелуху в виде макияжа, прически и прочих женских хитростей от того, что под ними. Он любил настоящую, возможно, не всегда яркую, но неподдельную красоту. Ольга обладала именно такой.

С другого стола раздался энергичный возглас, и они оба повернули головы. Там явно разгорелся нешуточный диспут, и в дело пошли аргументы в виде вилок и тарелок, которые спорщики двигали по столу, доказывая друг другу что-то. А Денис понял, что пора переходить к следующему этапу. Опять же, отцу обещал.

— На минутку буквально отлучусь.

Ольга кивнула, невозмутимо выпустив в сторону длинную струю дыма. А хорошо все-таки, что про шесть кружек пива не сказал. А то сейчас было бы точно неловко.

Спустя не минуту — две, наверное — в зале зазвучал «Fragile»^[14].

— Я обещал тебя развлекать.

Красивые длинные пальцы с аккуратными, лишенными лака ногтями дрогнули. И серый столбик упал мимо пепельницы, пока Ольга смотрела на протянутую ей руку. Отлично, снова удивил. Два — ноль.

— Ты кури, я подожду, — он наклонился к ней, убрал от женского уха прядь светлых волос. И пожаловался: — Я сегодня выходил танцевать трижды. Одной моей партнерше было семьдесят, другая весила килограммов сто, третья была моей двоюродной теткой. По-моему, я заслужил танец с красивой девушкой.

Она замерла и смотрела на его ладонь. В ее пальцах дымилась непогашенная сигарета. Которая была решительно потушена и оставлена в пепельнице, а Оля повернула лицо. Прямой открытый взгляд и принятая рука.

— Пошли.

Существует такое расхожее выражение — с хирургической точностью. По целому ряду причин Денису оно не очень нравилось, но сейчас подходило к ситуации наиболее всего. Он именно так все и сделал — с хирургической точностью. Вне операционной, в центре банкетного зала, пригласив женщину на медленный танец. И сейчас партнерша в его руках расположилась идеально выверенно. На точной границе приличий и интима. Может быть даже, Дэн слегка зашел за эту границу. Но не стреляют ведь. Даже окриков нет.

Это все глупости, что, если женщина говорит «нет», на самом деле она говорит «может быть». Женщина способна сказать «нет» вполне отчетливо — ее просто нужно услышать. Слушать и слышать Денис умел. И сейчас нигде не было отторжения: ни в ритме дыхания, ни в реакции зрачков, ни в тонусе мышц под пальцами. Его прикосновения не вызывают неприятия, а в женском взгляде читается любопытство. Очень даже неплохое начало. Они двинулись с первыми строками припева.

On and on the rain will fall…

— Оля, расскажи, чем ты занимаешься? — стандартное и работающее в девяноста процентах случаев начало. А ладонь у нее крепкая. Кожа мягкая, но сама хватка — ни вялости, ни манерности.

— Я езжу на больших машинах и предлагаю мужчинам подвезти их вместе с шевроле.

Всю только-только наметившуюся близость в разговоре Денис разрушил сам — расхохотался. Ну надо же — запомнила. Злопамятная? Или Дэн произвел на нее настолько неизгладимое впечатление? Похоже на то, что сегодня день, когда сбываются самые оптимистические прогнозы. И еще очень мягко двигается изгиб женской спины под ладонью. А значит, все идет по плану.

— Ну, раз это твоя основная деятельность, то я могу рассчитывать на повторение предложения? Обещаю не капризничать и оставить шевроле на парковке.

Она подняла лицо и посмотрела ему прямо в глаза. Разница в росте у них — сантиметров десять, а то и меньше. А если каблуки наденет — так и вовсе сравняются. Целоваться удобно будет. Но следующие слова перспективу поцелуев отодвинули.

— Не действует. Меняйте тактику, Денис Валентинович.

Три по сто вина в нем просто неприлично развеселились этим словам. Да и сам Денис не смог удержать смешок. Оля смотрела сквозь легкий прищур, а он, не отводя взгляда, сократил еще на миллиметр дистанцию между ними. А может быть, и на два. И чуть-чуть погладил пальцем подушечку ее большого. Никакого отторжения его действия не вызвали. Лишь любопытство в глазах стало откровенно веселым.

Они какое-то время молча пытались друг друга переглядеть, неспешно двигаясь под медленный британский речитатив. Его палец продолжал едва заметно гладить ее ладонь. Она же руку не отнимала. Пахнет от Оли приятно — не приторно, не тяжело, не сладко. А городом после дождя, осенними листьями и немного табачным дымом.

— Ты дашь мне свой номер телефона или мне его узнать у твоего отца?

— Не так. ТЫ дашь мне свой номер, а я позвоню… — после паузы, — может быть.

Именно в этом месте было сказано: «Хватит, достаточно». Безмолвно, но четко. Ольга явно из тех, кто умеет говорить «нет», и Денис ее услышал. Они друг друга услышали. Он разжал пальцы, она отступила.

Прощались долго и шумно — старшее поколение. Младшее стояло рядом молча, изредка бросая друг на друга взгляды. А на прощание Ольга ему сказала: «До свидания, Денис Валентинович». Ну, пусть будет Валентинович сегодня, пусть. Воспользовавшись тем, что Валентин Денисович и Геннадий Игоревич снова принялись обниматься, прощаясь, Дэн поднес руку с отогнутыми мизинцем и большим к уху. И беззвучно, одними губами: «Позвони мне. Буду ждать». Согласного кивка не дождался. Улыбки — тоже. Но любопытство в глазах сменил интерес. Настоящий женский интерес. А значит, процесс пошел.

* * *

Он убрал волосы от ее уха. Это раз. Совсем по-хозяйски. Словно она давала разрешение.

Он гладил ее пальцы. Это два.

Он очень недвусмысленно ее к себе прижимал. Это три.

Она даже не сразу поняла, что это было.

Однако…

Неужели это вы, Денис Валентинович? Тот самый, который так неприветливо и недвусмысленно указал на дверь при первой встрече?

Или тот самый, который потом вел себя абсолютно корректно и воспитанно, так, что Оле даже показалось: не приснилось ли неудачное сентябрьское знакомство?

Или тот самый, про которого сплетничали медсестры?

Еле удержалась, чувствуя мягкие и уверенные поглаживания ладони, чтобы не поинтересоваться, куда бы доктор Батюшко посоветовал пришить пуговицу ей, Оле.

Так почему же позволила? Так легко позволила то, что ни разу не позволяла ни одному… клиенту.

Почему?

Да потому, что сто лет не танцевала медленные танцы, черт побери!

Почти все окна в доме напротив были темными. По стеклу негромко барабанил осенний дождь. В квартире стало тихо. Отец, отвыкший от поздних посиделок, почти сразу лег в постель, Никита уже давно видел десятый сон.

И только Оля привычно сидела в полночь на кухне, пила чай и курила, слушая тишину и дождь. Это ее время. Иногда так важно послушать тишину и остаться наедине со своими мыслями.

А сегодня ее пригласили на танец. Последний раз это было под Новый год, как сейчас модно говорить — на корпоративе. Не очень трезвый водитель вышки^[15] набрался смелости и пригласил Ольгу Геннадьевну на «Ах, какая женщина, мне б такую». В целом Новый год получился веселым, с конкурсами и караоке, так что и тот медленный вроде как пошел в зачет: потанцевала.

А сегодня вот еще раз. Уже под Стинга. И уже не с водителем вышки. Оля усмехнулась своим мыслям. Кто бы знал, что у нее голове? Если отодвинуть в сторону все проблемы, заботы, работу, клиентов, уроки, покупки и предстоящее родительское собрание.

Если остаться наедине с самой собой. Что вы хотите для себя, Ольга Геннадьевна? Банальности.

Цветы. Танец. И чтобы чувствовать… Стоп. Жалеть себя не будем.

Она встала, вытряхнула содержимое пепельницы в мусорное ведро, вымыла чашку и выключила на кухне свет. Вот и еще одно окно в городе погасло.

Уже засыпая, Оля подумала сквозь дрему, что в следующий раз непременно поинтересуется насчет пуговицы и месте ее размещения.

Хотя… будет ли следующий раз?

* * *

— Не любите вы Анну Романовну.

— Заместителя по АХЧ^[16] любить не обязательно, — Денис аккуратно положил трубку на рычаг. — Достаточно с ней не ссориться.

— Вы с ней вежливо, да, — Тося совершенно перестал тушеваться, и, если ему интересна тема разговора, согнать с нее интерна невозможно. Да и любопытство явно значилось у парня второй натурой: — Но только по лицу видно, как вы к ней на самом деле относитесь. Так что фейсконтроль усильте, гражданин начальник.

— Яйца чле… курицу учат, — хмыкнул Денис. — Во-первых, она моего лица по телефону не видит. Во-вторых, ты переоцениваешь проницательность Анны Романовны. У нее в голове несколько иначе все устроено. Значительно проще.

— Она вас обидела?

Вот тебе и Тося! За обманчивой внешностью юного мальчика с невинными глазами скрывалась бульдожья хватка. Бабушкина натура, надо полагать, давала себя знать.

— Ты как себе представляешь, чтобы меня кто-то обидел? — Денис откинулся назад на спинку стула.

— Слабо, — улыбнулся Малин. — Потому и интересно.

— Ладно, — кивнул после небольшого раздумья Дэн. — Расскажу. Все равно она всей больнице растрезвонила. Ты про мужа ее знаешь?

— Нет, — Антон любимым жестом подпер рукой щеку в ожидании очередного рассказа.

— Ну, он бывший уже. Года три назад одним томным майским вечером — я дежурил как раз — отворяется дверь ординаторской, и является Анна Романовна. С мужем своим… под мышкой практически.

Тося представил себе пышные формы знойной женщины, мечты неизвестного поэта — и рассмеялся. Но тут же подавил ладонью смешок. А Денис продолжил:

— А мужик у нее был — золотые руки. У нас же работал. Инженер от бога. Все мог подключить, настроить, починить — от лампы до томографа. Вся больница на него молилась. Но Анну Романовну он не удовлетворял. Как мужчина, а не как инженер. Усадила мне его на стульчик и велела исправить ситуацию.

— И вы… смогли ему помочь?

— Тут медицина бессильна, Антон Евгеньевич. По крайней мере, наше направление. Психиатрия, может, и помогла бы. Но не ему, а ей. Объяснить, что мужчина — это не ходячий банк спермы на тощих волосатых ножках, который нужен только, чтобы детей завести и вообще — чтобы в хозяйстве был и постель грел. И что у него тоже могут быть те самые дни. Когда не то что секса — жить не хочется. Только я лично не знаком с психиатром, который смог бы пробиться сквозь семь сантиметров лобовой кости замдиректора по АХЧ. Там ситуация банальная до обидного. У мужчины от усталости или на нервной почве случилась в постели осечка. В ответ — скандал, ты не мужик, зачем ты мне, иди на диван. В следующий раз он уже боится, а страх — лучший друг эректильной дисфункции, как известно. После третьего-четвертого раза там уже ничего не шевелится — ибо кто будет поднимать голову, когда работает бензопила? Вот так вот женщина может сама на ровном месте создать из ничего — проблему. Если ей не хватает мудрости и такта.

— И что… и как… чем дело кончилось?

— Дело кончилось тем, что мы выпили по чуть-чуть коньяка, я два часа его слушал, а потом дал один совет.

— Какой?

— Подать на развод.

— Эх, Денис Валентинович… — картинно вздохнул Малин. — Разрушили образцово-показательную советскую семью. Сам не ам и другим не дам.

— Какие мы мудрые, поглядите-ка, — передразнил интерна Дэн. — Детей у них не было. Опять же, из-за мужа слабосильного, по мнению Анны Романовны. А слабосильный муж, между прочим, с полгода назад забегал ко мне. С коньяком. Женился на молоденькой девчонке, ждет пополнения семейства. Доволен и счастлив. Так что ничего я не разрушил.

— Надо полагать, о вашей роли в распаде семьи Анна Романовна не в курсе? — проницательно прищурил глаз Антон.

— Надо полагать, — в тон ему ответил Дэн. — Муж не сказал, а в силу интеллекта Анны Романовны только ты веришь.

Малин какое-то время молчал, размышляя об услышанном. А потом повторил фразу, с которой начался этот разговор. С небольшим видоизменением.

— Не любите вы женщин, Денис Валентинович.

— Отчего же не люблю? — Денис встал с места и взялся за пуговицы халата. — Женщин, особенно красивых, люблю. А вот вздорных баб — нет.

А кстати о красивых женщинах. Что-то не звонит ему одна интересная блондинка. Денис протянул руку, взял со стола телефон, проверил. Ни звонков, ни сообщений.

Куда ты пропала, Оля-красотоля? Почему не звонишь?

* * *

Телефон зазвонил, когда Оля была одна. Никита с дедом отправились в «Лужники» изучать Аллею славы, Изольда пошла в гости к подруге, которая тридцать лет проработала билетершей в театре и желала срочно поделиться новостями и мнением о новой постановке.

И это было кстати. Потому что не надо выходить в другую комнату, плотно прикрыв за собой дверь. Не надо понижать голос при разговоре. И даже… даже не надо выбирать слова.

— Здравствуй, мама.

— Привет. Вот звоню узнать, как твои дела. Сама-то не звонишь, совсем забыла родную мать, как только на горизонте появился отец.

— Не начинай.

— А что так? Правда глаза колет?

— Ничего мне не колет. Давай поговорим о чем-нибудь другом. Лучше скажи, как твои дела.

— А у меня все прекрасно. Вот вчера приехали с дачи. Думаем на следующий год беседку поставить, а в ней камин, чтобы, когда друзья и родственники приезжали, можно было посидеть вечерами.

— У тебя так много родственников?

— Не передергивай! И не лезь в мои дела. За своими лучше следи. Я, во всяком случае, тебя никогда не оставляла на чужих людей, как ты бросаешь собственного ребенка на престарелую, выжившую из ума актрису.

— Но ведь ты же не проявляешь желания забрать из школы собственного внука, пока я на работе.

— Я свое, дорогая, отсидела, пока тебе семнадцать не исполнилась, свой долг матери выполнила, а Никита — твой ребенок.

— Вот потому, что он мой, я и решаю, с кем его оставлять в мое отсутствие.

— А сейчас он где? В планшете сидит по уши? Как все современные дети?

— Ну почему же, он с дедушкой гуляет в «Лужниках».

Пауза.

— Значит… с дедушкой.

— У дедушки нет дачи, где надо строить беседку с камином, поэтому он вполне может себе позволить прогулку с внуком.

— Ты все же очень неблагодарная дочь.

— Я знаю.

На этом разговор закончился. В трубке послышались гудки. Оля положила телефон на стол и пошла открывать окно. После общения с матерью всегда становилось душно. Каждый звонок — маленькая война. И даже при явной ничьей — постоянный привкус поражения и горечи. Ведь это мама.

Глава 5. Homo sapiens →

← Глава 3. Modus vivendi