Бриллиант мутной воды

Дарья Донцова

Никогда не сдавайся! По этому принципу живет богатая бизнес-леди Элеонора, прикованная к инвалидному креслу. Иван Подушкин, ее личный секретарь, тоже вынужден следовать этому лозунгу. Все бы ничего, но Нора вообразила себя великой сыщицей, и Иван гоняет по городу, закинув язык на плечо, выполняя ее поручения. Дело в том, что с Нориной подругой Соней произошло несчастье. Ее обвинили в жестоком убийстве невесты сына. Все свидетельствует против нее, она арестована, но Нора не верит, что интеллигентная Соня может обидеть даже муху. Иван мечется по знакомым убитой и сам не замечает, как выходит на убийцу, который уже приговорил незадачливого сыщика…

Глава 8

Нора взяла у меня диктофон, на который я, не надеясь на собственную память, записал рассказы тех, кто видел Соню, и удалилась в кабинет. Я прошел к себе и лег на диван. Следовало пойти на кухню и заварить чай, а еще лучше порыться в холодильнике и соорудить пару бутербродов. Но, во-первых, я терпеть не могу хозяйничать, во-вторых, во рту прочно поселился вкус «чая», которым потчевала меня Евдокия Петровна, в-третьих, у плиты сейчас колдует над очередным несъедобным блюдом горничная Лена, она явно захочет мне услужить, но даже сыр, просто положенный на хлеб, в руках Леночки превращается в нечто отвратительное. Я натянул на себя плед и начал медленно засыпать, сказывались последствия бессонной ночи. Ноги наконец-то согрелись, тело расслабилось. В комнате было тепло, пахло моим любимым табаком. Пару месяцев назад я начал курить дома трубку. В город по-прежнему беру сигареты, но в свободную минуту устраиваюсь в кресле, раскрываю книгу, набиваю…

Вдруг зазвонил телефон.

Я нехотя приоткрыл глаза. Ни за что не встану, аппараты стоят во всех комнатах, Лена подойдет. И точно, вскоре телефон замолчал. Я опять начал проваливаться в сон, и тут оглушительно заиграл мобильный. Поняв, что отдохнуть не удастся, я взял «Нокиа» и буркнул:

— Да?

— Ванечка, — раздался голос Таисии, домработницы Николетты, — будь другом, приехай поскорей.

— У вас что-то случилось?

— Так Николетта заболела, орет дурниной, — ответила Тася, — видать, плохо ей совсем. Велела тебе явиться.

Я встал и открыл шкаф, машины нет, следует одеться потеплей. Можно, конечно, никуда не ехать. Вам кажется, что я плохой сын? Может, и так, но если Николетта, по выражению Таси, «орет дурниной», значит, ей не так уж плохо. По моим наблюдениям, когда человек собрался умирать, он молчит. И потом, сдается мне, что маменьку треплет похмелье.

Ботинки на меху почти спасли меня от холода. Тася приняла дубленку и жарко зашептала:

— Врача велела вызвать.

— А ты как поступила?

— Ноль три позвонила!

Я укоризненно покачал головой, сейчас придется объясняться с озлобленными медиками.

В спальне было очень душно и пахло валокордином. Я решительно распахнул форточку, морозный воздух мигом ворвался в помещение.

— Вава! — взвизгнула маменька. — Ты решил меня убить! Немедленно закрой!

Я усмехнулся. Вава! Еще не так давно матушка постоянно звала меня этим детским именем, и пришлось приложить немало усилий, чтобы отучить ее от идиотской привычки. Правда, сейчас кличка «Вава» отчего-то перестала меня злить. Наверное, я в сорок лет пережил кризис подросткового возраста и стал смотреть на мир иными глазами. Впрочем, Николетта теперь редко обращается ко мне так, только когда злится.

— У тебя болит голова?

— О-о-о, — простонала маменька из-под пухового одеяла стоимостью пятьсот долларов, — умираю! Слушай внимательно! Я привела в порядок весь архив, разобрала фотографии, письма. Тебе после моей смерти будет интересно посмотреть! Мне признавались в любви такие люди! Поэт Филимонов! Ты, надеюсь, слышал эту фамилию! Еще генерал Бобрин…

Я кивал. Николетта в своем репертуаре. Примерно два раза в год она устраивает спектакль под названием «Близкая смерть» и торжественно пишет завещание. Затем призывает меня и начинает отдавать приказания. Ей и в голову не приходит, что чемодан, набитый пожелтевшими письмами, в случае чего будет мигом отправлен в печь. Мне совершенно неинтересно читать обращенные к маменьке любовные послания, я очень уважал отца и предпочитаю думать, что матушка ему никогда не изменяла.

— Вава, ты меня не слушаешь! — взвизгнула Николетта.

— Нет-нет! Я очень внимательно слушаю.

— Тогда почему ты молчишь?

А что я должен делать, по ее разумению? Заламывать руки, падать на пол и биться затылком о паркет?

— Извини, я борюсь со слезами, не каждый день теряешь родную мать!

Николетта села, с подозрением глянула на меня, потом вновь обвалилась в подушки.

— О-о-о, моя голова, тошнит!

— Не следовало пить коктейли, предупреждал ведь.

— Какой ты зануда! О-о-о… Врача вызвали?

— Сейчас придет.

— Тася!!! — завопила маменька.

Домработница материализовалась на пороге.

— Немедленно смени постельное белье, дай розовое, то, новое, с вышивкой. И сорочку другую, голубую, нет, красную. Стой, дура, куда пошла?

— За бельем.

— Лучше пижаму, — рявкнула Николетта, — бежевую, с рюшами! Духи принеси. «Миракль».

— Ладно.

— Щетку для волос.

— Сейчас.

— Губную помаду и пудреницу!

— Ты зря так стараешься, — усмехнулся я, — скорей всего приедет замороченная вызовами бригада, которой будет без разницы, какая на тебе рубашка.

Николетта подскочила на ортопедическом матрасе, за который я выложил такую сумму, что до сих пор тошнит при воспоминании.

— Вы не позвали Сергея Федоровича?

— Так он уехал с семьей отдыхать, — сообщила Тася, — в горы, на лыжах кататься. Позвонила ему на мобильный, а он говорит: «Извините, не могу, в Альпах сейчас, на подъемнике сижу».

— Кого же ты пригласила? — побагровела маменька.

— Ноль три набрала.

Николетта на секунду потеряла от гнева голос, но потом он к ней, к сожалению, вернулся, и матушка завопила так, что труба, от звука которой пали стены Иерихона, почернела бы от зависти.

— Ты обратилась в муниципальную службу!!!

— Так вы говорили, что умираете, — отбивалась Тася.

— Не настолько, чтобы звать бесплатного доктора!!! Боже!!! Ужас!!!

Она бы, наверное, растоптала глупую Тасю, но тут раздался резкий звонок в дверь. Домработница, радуясь, что легко отделалась, ринулась в прихожую. Николетта шлепнулась на кружевную наволочку и трагическим шепотом просвистела:

— Ну вот! Сейчас подумают, что к нищей приехали! Белье мятое, сама в несвежей сорочке!

Я не успел ничего ответить, потому что в спальне появились две хмурые тетки. Одна, чуть постарше, мрачно спросила:

— Что у нас?

— Умираю, — простонала Николетта, — инсульт разбил! О, скажите, сколько осталось жить? Мне нужно знать правду, у меня ребенок…

Врач молча вытащила тонометр, закрепила манжету и через секунду ответила:

— Нечего притворяться. Давление, как у космонавта, сто двадцать на восемьдесят. Да в вашем возрасте у людей давно гипертония!

Николетта села. По лицу было видно, что она растерялась. Конечно, маменька привыкла к ласково улыбающемуся Сергею Федоровичу, который охотно подыгрывает пациентам. Закатывает глаза, качает головой, цокает языком, потом, заговорщицки улыбаясь, вытаскивает аспирин, растворяет таблетку в воде и уверяет, будто это волшебное американское средство от инсульта, инфаркта, гепатита, СПИДа, словом, от всех болячек, которые придумала себе матушка. Потом берет конвертик и исчезает. После его ухода у Николетты остается сладкое ощущение, что она избежала неминуемой смерти. А сейчас у нее в спальне стоят две злые бабы, которые не сняли уличной обуви, не помыли рук и не собираются возиться с «больной».

— Пили? — отрывисто поинтересовалась одна.

— Только коктейль, — пролепетала маменька, — розовый такой, вкусный.

Докторица сморщилась:

— Фу! Потому и болит голова. Надо бы сообщить диспетчеру, что ложный вызов сделали! Наговорили ей: умирает, сердце! А у самой птичья болезнь!

— Какая? — прошептала Николетта, бледнея. — Какая у меня болячка?

— Перепел, — отрезала врач. — Как не стыдно, оторвали людей от дела, за такое полагается наказывать.

Маменька разинула рот, но звук не шел. Оно и понятно, будучи светской дамой, Николетта вращается в таком обществе, где не принято выплескивать эмоции. Столкнувшись с нормальной человеческой реакцией на свое поведение, матушка оторопела.

— Отвратительно, — кипела тетка, пряча тонометр.

Я быстро вытащил кошелек. Врачи сменили гнев на милость и, посоветовав принять две таблетки анальгина вкупе с чашкой кофе, удалились было прочь.

Но тут Николетта пришла в себя и решила не сдаваться.

— У меня дикие боли в спине!

Получив энную сумму, врачи считали себя не вправе отказать в помощи, поэтому развернулись и изучили позвоночник охающей матушки.

— Ерунда, — вынесли они вердикт, — остеохондроз, он у всех, даже у маленьких детей.

— Может, мне массаж поделать, физиотерапию? — ринулась в бой Николетта.

Медички притормозили на пороге, потом более молодая женщина с неподражаемой интонацией произнесла:

— А смысл?

Все замерли, словно герои финальной сцены бессмертной пьесы Н.В. Гоголя «Ревизор». Врачи отмерли первыми и, громыхая железным чемоданом, удалились.

— Что она имела в виду? — растерянно протянула маменька. — Намекала, будто нет никакого смысла меня лечить?! Тася!!! Немедленно открой балкон и пропылесось пол! Вава, шагом марш в гостиную!!!

Я усмехнулся и пошел в указанном направлении. Через секунду в комнату принеслась Николетта, размахивавшая конвертом.

— На!

— Что это? — удивился я.

— Мой подарок тебе на Новый год.

Обычно маменька на все даты дарит мне одеколон, а я, не раскрывая упаковку, передариваю парфюм кому-нибудь из приятелей. Дело в том, что Николетта обожает тяжелые, душные, восточные, «роковые» ароматы, а мне нравятся свежие, чуть горьковатые запахи. Но на этот раз она не пошла по проторенной дорожке.

Я вытащил розовый листок.

— Извини, не понимаю…

— Дурачок! Я купила годовой абонемент в фитнес-клуб.

— Куда?! — выронил я от ужаса бумажку.

— В самое дорогое и престижное место во всей Москве, — затараторила маменька. — Знаешь, сколько стоит? Ах, не скажу! Это ведь подарок. Там такие условия! Бассейн, тренажерные залы, баня, сауна, джакузи, массаж — всего и не перечислить.

— Но я терпеть не могу заниматься спортом!

— Вава!!! Сейчас весь свет ходит в фитнес-клубы. Зять Коки каждый день там. Кстати, я и себе взяла абонемент, будем ездить вместе, очень удобно!

Перспектива отправляться рука об руку с маменькой в зал, набитый тренажерами, повергла меня в транс, но Николетта была настроена серьезно:

— Вот завтра…

Но ей не дал договорить звонок в дверь.

— Это кто? — изумилась Николетта.

— Понятия не имею, — пожал я плечами, — может, у соседей соль закончилась!

У Николетты исказилось лицо.

— У нас приличный дом, тут не ходят по квартирам, а посылают прислугу в магазин! Тася!!!

Раздалось шуршание, и в комнату вплыла целая корзина алых роз.

— Вот, — сообщила Тася, — курьер принес, тут еще и письмо лежит!

Маменька с хрустом разорвала конверт, потом швырнула прочитанную открытку на стол и зарылась лицом в цветы.

— Какой аромат!

— Дорогущие небось, — покачала головой Тася. — Кто же столько деньжищ на ветер выбросил?

Я взял послание. «Для самой красивой женщины на свете. Осмелился прислать цветы, число которых совпадает с прожитыми вами годами». Далее следовала неразборчивая подпись.

Я быстро пересчитал цветы, их оказалось двадцать девять. По-моему, это слишком. Неизвестному поклоннику следовало раскошелиться по крайней мере еще на три десятка розочек, чтобы слегка приблизиться к истине.

— Ты знаешь, кто прислал корзину? — поинтересовался я у Николетты.

Маменька повернула ко мне совершенно счастливое лицо.

— Нет, но это неважно. Ах, какие розы!

Потом она увидела, что я хочу выйти в коридор, и заявила:

— Ваня, у меня кончились деньги!

— Как? Только двадцать девятого декабря я тебе передал конверт, там было…

— Сама знаю, — отмахнулась маменька, — тебе не стыдно попрекать меня жалкими копейками?

— Извини, я вовсе не хотел тебя обидеть, просто удивился, как ты ухитрилась истратить все за пару дней.

— Это совсем не трудно, — ответила Николетта, — ты же не даешь мне миллион долларов!

Я только вздохнул. Маменька любой сумме в два счета приделает ноги.

Увидав мое озабоченное лицо, Николетта попыталась оправдаться:

— Я купила тебе подарок! Поверь, абонемент в фитнес-клуб — дорогое удовольствие. Можно было, конечно, обойтись в два раза меньшей суммой, взять фиксированные два дня в неделю, но я не хотела экономить на тебе, это гадко!

Ну что можно ответить на такое заявление?