Гадюка в сиропе

Дарья Донцова, 2001

Везет же мне на приключения! Я – Евлампия Романова, неудавшаяся арфистка, осталась на целый год одна. Все мои близкие уехали на год в США. Чтобы не сойти с ума от безделья, я нанялась экономкой в семью маститого писателя детективных романов Кондрата Разумова. Буквально через неделю его застрелил собственный сынишка, играя с папой в войну. А вскоре арестовали жену Кондрата Лену по подозрению в организации убийства. В вину Лены я не верила. И моя жизнь снова превратилась в самый настоящий детектив…

ГЛАВА 7

Встав с пола, я протянула девчонке кухонное полотенце.

— Давай утирай сопли.

Ангелина покорно высморкалась и повторила:

— Так что делать?

— Сейчас поедем к следователю Митрофанову, и ты расскажешь правду.

— Боюсь, — прошептала она.

— Ерунда, — успокоила я. — Не волнуйся, он нормальный мужик, все правильно поймет. Между прочим, на основании твоих «шуточных» показаний Лену Разумову посадили в СИЗО и могут осудить лет эдак на пятнадцать. Ты готова жить с таким грехом на душе, пусть даже за пять тысяч долларов? Уж извини, но, по-моему, сумма маловата. По мне — продаваться, так за более крупные деньги. Кстати, как только Лена окажется на свободе, она тебя отблагодарит, купишь еще одну шубу.

— Мне машина нужна, — тихо пробормотала Ангелина. — В метро надоело, целый день по городу езжу.

— Значит, приобретешь автомобиль, — разрешила я и велела: — Собирайся.

Хозяйка пошла в ванную наводить красоту, я схватилась за телефон. Но следователь не спешил поднять трубку. Наконец я услышала высокий звонкий голос:

— Романова.

— Что? — удивилась я.

— Как — что? — переспросила женщина. — Романова.

— Да.

— Что — да?

— Ну я Романова. Только как вы догадались, что я вам звоню?

Невидимая собеседница звонко рассмеялась:

— Ни о чем я не догадывалась, просто назвалась, это моя фамилия.

— Надо же, — пришла я в полный восторг, — моя тоже. Представляете, как тяжело Ивановым?

Выяснив недоразумение, я попросила Митрофанова.

— Только-только уехал. Звоните в понедельник в десять утра.

— Но мне сегодня надо!

— Ничего не могу поделать. Вернется в понедельник.

Я растерянно положила трубку. Совершенно не предполагала, что майора не окажется на месте.

В кухню вошла причесанная и накрашенная Ангелина.

— Я готова.

— Вот что, поход откладывается до понедельника.

Лина радостно закивала головой. Ишь, как повеселела, узнав, что «смертная казнь» отложена. Еще сбежит за выходные. Сегодня пятница, и впереди у жадной девицы, готовой отправить за жалкие пять тысяч долларов невиновного человека на скамью подсудимых, целых два дня на раздумья. Сейчас я за порог, а она и улетит… Нет, ее следует запугать до последней степени.

— Вот что, котеночек, — проникновенно произнесла я, — имей в виду, выходить из дома тебе нельзя.

— Почему? — удивилась она.

— Человек, убивший Антона, будет теперь за тобой охотиться. Он убирает свидетелей, и ты, моя киска, следующая в очереди к могиле.

— Вы так считаете? — севшим голосом спросила хозяйка.

— Конечно. Так что лучше тихонько пересиди дома. Да еще задерни шторы и на всякий случай не включай свет, вдруг он снайпер.

Девица ринулась к окну и опустила жалюзи.

— Хорошо, — одобрила я. — Значит, так, дверь никому не открывай, в особенности незнакомым мужчинам, за продуктами не ходи и на всякий случай не снимай трубку телефона, пусть думают, что тебя дома нет. Жди меня в понедельник к девяти.

Ангелина трясущейся рукой протянула мне связку ключей.

— Возьмите.

— Зачем?

— Сами откроете, у меня вторые есть.

— Я не поняла, зачем ты мне ключи даешь.

— Я побоюсь даже к двери подойти! Мало ли что!

— В «глазок» посмотришь.

— Нет, боюсь.

Я со вздохом положила ключи в карман. Так даже лучше. На лестнице я с удовлетворением услышала, как за дверью гремят замки, и двинулась к метро. Настроение было прекрасным, даже отвратительная мартовская слякоть под ногами не раздражала. Ну кто бы мог подумать, что все так просто и быстро выяснится? Думается, следователь уже в понедельник отпустит Лену…

Наверное, все люди боятся телефонных звонков, раздающихся глубокой ночью. Ну кто может трезвонить после полуночи? Только если беда или несчастье. Поэтому, когда в четыре утра раздалась звонкая трель, я так и подскочила на кровати. Что еще могло случиться?

— Эй, Лампа, — раздалось в трубке, — у тебя какой размер ноги?

— Тридцать девятый, но вообще надо мерить, — машинально ответила я и тут же заорала: — Сережка, ты откуда?

— Из Майами, — последовал спокойный ответ. — Вот стоим с Кирюшкой в универмаге и мучаемся, какие кроссовки тебе брать.

— В каком универмаге! Ночь ведь!

— Это у тебя, — хмыкнул Сережка. — А тут самый день, другое время.

Если я чего и не могла никогда понять, то как это в Москве час дня, а в Париже одиннадцать утра. Почему?! Только не надо рассказывать про Луну, Солнце и наклон земной оси, осознать сей факт невозможно. Садишься в столице России в самолет, ну, скажем в десять, и прилетаешь в Лондон все в те же десять! Уму непостижимо.

— Эй, Лампец! — кричал Сережка. — А какие ты больше хочешь — на липучках или со шнурками?

— Дай, дай сюда! — завопил Кирюшка и, выхватив у старшего брата трубку, принялся вываливать новости.

Катя работает, Сережа с Юлей тоже, а он, несчастный ребенок, ходит в школу, где преподают на английском, вернее, американском языке. Учителя — уроды, дети — дебилы, в седьмом классе еле-еле читают и решают задачки по арифметике.

— Прикинь, Лампуша, — веселился Кирка, — они про алгебру с геометрией и не слыхивали.

Собаки здоровы, кошки тоже, жаба Гертруда благополучно перенесла полет, но отчего-то впала в спячку, хотя в Майами тепло и они купаются, правда, в бассейне.

— Хорошо вам, — позавидовала я. — Все вместе…

— Небось боишься без животных? — хихикнул Кирюшка и посоветовал: — А ты кошечку заведи. Мне мама Рейчел специально купила, чтобы один дома сидеть не боялся, с собачкой не страшно.

Повесив трубку, я засмеялась. И как только сама не додумалась.

Утром за завтраком я поинтересовалась у Лизы:

— Не знаешь, почему у вас нет домашних животных?

— У папы была аллергия на шерсть, — сообщила она.

— Вот что, собирайся.

— Куда?

— Поедем на Птичку и купим котенка.

— Ура! — завопила Лиза, кидаясь к шкафу.

Всю дорогу в метро мы обсуждали предстоящее приобретение и наконец выработали четкий «портрет» будущего любимца. Во-первых, хотим кота, потому что не желаем потом возиться с котятами; во-вторых, берем того, который понравится, невзирая на породу; в-третьих, он должен быть здоров, с розовыми, чистыми ушками, мокрым носиком и сверкающими глазками…

На рынке мы сначала немного растерялись. Слишком много красивых котят сидело в корзиночках, перевозках и сумках. Но цены! Начинались они с трехсот долларов, и я, захватившая всего тысячу рублей, приуныла.

— Эти мне не нравятся, — прошептала Лиза, ткнув пальцем в роскошный контейнер, где нежилась снежно-белая кошка в окружении пухлых комочков.

«Суперэлита. Матильда Грей де Бурбон, очень дешевые котята, всего 500 долларов», — гласила табличка.

— Мне они тоже не по душе, — быстро подхватила я и уволокла девчонку подальше.

По счастью, ей не показались и безволосые сфинксы, и рыжие персы. Русская голубая выглядела апатично, а сиамская — злобно. Прошатавшись около двух часов, мы сели в кафе.

— Как непросто выбрать, — вздохнула Лиза.

— Бутылочка вам нужна? — раздался робкий голосок.

Я обернулась и увидела крохотную старушку с огромным пакетом, где позвякивали емкости из-под пива.

— Нет, бабушка, берите.

Пенсионерка протянула ручку, и тут из-под ее дешевой куртки с облезлым кроличьим воротником раздалось душераздирающее мяуканье.

— Кто у вас там? — поинтересовалась я.

— Ой, горе, — ответила бабка и вытащила на свет тощего, похожего на шнурок, черно-белого котенка. — Кошка родила, зараза. Двенадцать лет ей, думала, все, а она убегла, потом вернулась, и вот, пожалуйста! Одного-то и принесла всего, топить рука не поднялась. А кормить средствов нету, сама бутылки собираю. Думала, продам рублей за сто, так никто не берет. Беспородный он, а тут все со свидетельствами. Хотя знаешь чего…

— Чего? — в один голос спросили мы с Лизой.

— Я тут часто хожу, — пояснила бабулька, — и одну странность приметила. Видишь кошечку?

И она ткнула пальцем в роскошную клетку с пятнистой особой под гордой вывеской «Победительница в классе А, суперэлита, котята от интерчемпиона».

— Ну и что?

— А то, — злорадно сообщила бабуся. — Она тут целый год появляется с котятами. Ну скажи, бывает у них двенадцать пометов? То-то и оно! Зато все со свидетельствами, а я честно признавалась: моя Муська с помойки, и жениха себе небось там же нашла.

В эту секунду котенок разинул розовую пасть с крохотным язычком, похожим на кусочек свежайшей «Докторской» колбасы, и заорал.

— Есть хочет, — констатировала бабка.

Лиза отщипнула кусок булочки и протянула крикуну. «Кошки не любят хлеб», — хотела я остановить ее. Но котенок разом проглотил угощение, он и правда жутко проголодался.

— Давай возьмем этого, — предложила Лиза, скармливая заморышу кусочек сыра.

— Может, еще походим?

— Нет, — отрезала она. — Смотри, какой несчастный.

— Только мы хотели кота…

— А он и есть кот, — обрадованно подтвердила бабуська, пряча сторублевку, — самый настоящий мужчина.

Лиза сунула котенка под шубку и засмеялась.

— Ой, царапается.

Мы медленно побрели к метро.

— А что он ест? — поинтересовалась она.

— Ну, молоко, мясо, сухой корм…

— Смотри, смотри, — прервала меня девочка, — что там дядька делает?

Она ткнула пальцем в быстро удаляющегося мужика.

— Идет себе, — ответила я.

Но Лиза подбежала к сугробу и принялась раскапывать снег.

— Он сюда что-то засунул!

— Перестань, — испугалась я, — вдруг бомба!

— Да ну, — отмахнулась она и вытащила на свет пакет с надписью «Рамстор».

— Сейчас же брось, — велела я.

Но в тот же момент пакетик зашуршал и заплакал.

— Ой, — сказала Лиза и раскрыла упаковку.

Чуть не столкнувшись лбами, мы заглянули внутрь. Там лежал крохотный, едва раскрывший глазки щеночек. Нежно-кремовая шерстка намокла, очевидно, в пакете оказались дырки, черненький носик смешно морщился, а хрупкое тельце безостановочно, словно под током, тряслось и вздрагивало. Из хрупкой, похожей на цыплячью, грудки вырывался протяжный, совершенно человеческий стон.

— Вот сволочь! — с возмущением произнесла я, заматывая найденыша в шарф. — Вот гад ползучий!

— Кто? — спросила Лиза.

— Да мужик этот в куртке, — пояснила я. — Наверное, хотел продать, а когда покупатель не нашелся, решил избавиться от щенка.

— Он бы замерз! — всхлипнула Лиза. — Маленький какой! Что делать будем?

— Как — что? Себе возьмем. Или хочешь назад закопать?

— Нет, только ведь мы купили котенка!

— Ну и подумаешь, станут жить вместе.

— Говорят, кошка с собакой дерутся!

Я запихнула щенка под свою куртку и, почувствовав, как несчастное создание перестало трястись, пояснила:

— Они-то не знают, что им воевать положено! Вот и будут дружить.

Всю субботу и воскресенье мы возились с новыми домочадцами. Купали их, выводили блох, кормили, укладывали спать… Потом встал вопрос об имени.

— Ну, с котом понятно, — вздохнула Лиза. — Быть ему Пингвой.

— Кем?

— Ну Пингвин или, сокращенно, Пингва. Да посмотри на него внимательно.

Я присмотрелась и расхохоталась, а ведь правда! Котенок удивительным образом смахивал на пингвина. Брюшко и часть лапок белые, спинка иссиня-черная.

Так же просто решился вопрос и с собачьей кличкой.

— Мы его нашли в пакете «Рамстор», — объяснила Лиза, — следовательно, назовем его Рамиком или Сториком.

Я нашла идею неплохой, и Пингва с Рамиком обрели гражданский статус.

В понедельник ровно в девять я стояла перед дверью Ангелины. Сначала я не поняла, что это за бумажка приклеена чуть повыше замка, потом пригляделась и ахнула. Квартира жадной девчонки была опечатана!

Полная дурных предчувствий, я нажала на звонок к соседям. Высунулась девушка с крохотным, каким-то кукольным младенцем на руках.

— Вы из поликлиники? Надо же, как быстро.

— Нет. Скажите, пожалуйста, где Лина, не знаете?

Девчонка взмахнула руками и чуть не выронила от возбуждения ребенка.

— Как? Вы не слыхали?

— Да что случилось?

— Ее убили, еще в субботу. Вот ужас. Между прочим, я ее нашла, — тарахтела соседка, потряхивая кряхтящего ребенка. — Жуть сплошная.

— Как убили? — прошептала я, прислоняясь к косяку. — Кто? Она же обещала никому дверь не открывать!

— А вы ей кем приходитесь? — жадно поинтересовалась девица.

— Двоюродной сестрой, — машинально соврала я.

— Ну надо же! — пришла в полный ажиотаж молодая мать. — И ничегошеньки не знаете!

— Мы договорились сегодня пойти вместе в магазин, — пояснила я, чувствуя огромную, каменную усталость. — Вот я и приехала.

— Да вы проходите, я все расскажу, — пояснила соседка.

Квартирка у нее оказалась точь-в-точь, как у Брит, но ужасно грязная. Небольшая кухонька у той сверкала чистотой и симпатичными штучками: керамическими свинками и гномиками, ярко-красными чашечками и розовой клеенкой.

У соседей царил иной «пейзаж». Повсюду грязные, сальные тряпки, банки, не слишком чистые кастрюли и заляпанный донельзя холодильник «ЗИЛ». Девица сунула младенца в высокий стул и, схватив чашку с надписью «Марина», поинтересовалась:

— Кофейку со мной выпьете?

Больше всего мне хотелось ответить: «Нет, так как боюсь подцепить гепатит, кишечную палочку или еще какой-нибудь микроб, вольготно живущий в грязи». Но вслух я лицемерно произнесла:

— С удовольствием, Мариночка.

— Откуда вы знаете мое имя? — изумилась хозяйка.

Потом перевела взгляд на кружку и рассмеялась:

— Муж подарил на Новый год. Денег у него вечно нет, вот и прикупил барахло в ближайщем ларьке, дрянь китайская, уже глазурь облезла.

Не слишком чистой рукой она открыла банку кофе «Пеле» и насыпала порошок в чашки. Я вздохнула, боюсь, что эту дрянь не смогу не то что пить, а даже нюхать! Хотя, если двоюродная сестра лишится аппетита при известии о кончине родственницы, это никого не удивит.

— Так что же произошло?

Марина размешала ложечкой напиток и начала самозабвенно рассказывать. Конечно, ее можно понять, сидит день-деньской с младенцем, небось обалдела от скуки, а тут такое!

Они с Ангелиной дружили по-соседски. Одалживали друг у друга сигареты, хлеб и сахар, когда ленились выходить на улицу. Еще Лина, если была дома, соглашалась покараулить маленького Петьку, пока Марина бегала за покупками. Ставила лишь одно условие — мальчишка должен спать. Покачать коляску она не отказывалась, но, не имея собственных детей, боялась, что не справится с шаловливым малышом.

В субботу после полудня Марина, покормив сыночка, сунула его в коляску и позвонила в дверь к Лине. Соседка не спешила открывать. Марина понажимала на звонок и решила, что ее палочка-выручалочка куда-то ушла. Делать нечего, пришлось развернуть коляску, чтобы толкать Петьку домой, поход по магазинам временно откладывался.

Лестничная клетка узкая, и, ворочая «кабриолет», Мариночка случайно задела соседскую дверь. Она легко подалась, приоткрылась щель. Удивившись, Марина всунула голову внутрь и спросила:

— Аля, ты дома?

В ответ — тишина, но дверь не распахивалась до конца, ей явно что-то мешало. Марина перевела взгляд вниз и увидела голые ноги. Взвизгнув от ужаса, она втолкнула Петю домой и вызвала «Скорую». Приехавшие медики обратились в милицию. Труп увезли, Марину допросили, но она не могла сообщить ничего вразумительного, ничего не зная толком.

— Пристали ко мне! — возмущалась она. — Скажите, кого видели да кого видели? Ничего не видела, с утра стирала, потом у плиты толклась, да у меня даже «глазка» на двери нет!

— А как ее убили?

Марина пожала плечами:

— Вроде по голове стукнули тяжелым предметом, вот жуть! Небось ограбить хотели.

Я одним махом опрокинула в себя омерзительный, пахнущий жидким мылом кофе и откланялась. Спустившись для вида на этаж ниже, подождала несколько минут и вновь вернулась к двери Лины. Марина не соврала, в двери ее квартиры не было «глазка», впрочем, на двух других тоже. Аккуратно поддев пилочкой для ногтей бумажку с печатью, я отодрала ее и открыла дверь ключом.

В прихожей пахло чем-то тошнотворно-сладким, на полу виднелась бурая засохшая лужа. Стараясь не наступить в нее сапогами, я начала осторожно осматриваться. Неужели Ангелина не послушалась и впустила кого-то в квартиру? Может, любовника? Но исследование спальни показало, что свою последнюю ночь она провела лишь в компании коробки шоколадных конфет и телевизора. На разобранной широкой кровати сиротливо валялась единственная подушка и небольшое одеяло. Но окончательно убедила меня в моей правоте брошенная в кресло ночнушка, не слишком чистая, с рваным воротником. Такую ни одна женщина не наденет для кавалера, а вот если собирается просто дрыхнуть, тогда с превеликим удовольствием влезет в «непарадную», но уютную рубашку.

На кухне не было грязной посуды, только чайная ложечка со следами чего-то красного, похожего на клубничное варенье. В холодильнике ничего примечательного — пара яиц, грамм сто не слишком свежей колбасы, полпачки сливочного масла и несколько йогуртов «Данон». Нехитрый набор одинокой, не обремененной семьей девчонки. Ванная небольшая, даже крохотная, в ней я нашла лишь гель, шампунь и несколько кремов, а в шкафу, в коридоре, сиротливо висела черная шубенка из стриженой нутрии — показатель благосостояния хозяйки.

Перед уходом я взяла телефонную трубку и нажала на кнопочку. У нас дома точь-в-точь такой «Самсунг», и он держит в памяти пять последних номеров. Переписав цифры, я осторожно глянула в «глазок» и, не найдя никого снаружи, выскользнула из квартиры. Потом, поплевав на белую полоску, вновь приладила ее на старое место. Нет, все-таки милиционеры дикие люди, думают, что простая бумажонка, хоть и с печатью, отпугнет всех от двери.

В школу за Лизой я ехала почти в прострации и, забрав девочку, плохо вслушивалась в ее веселый щебет. В голове крутились свои мысли.

То, что Ангелина была напугана, — это ясно. Вряд ли она в таком состоянии открыла бы дверь незнакомцу. Значит, к ней пришел хороший приятель, которого она без долгих размышлений пригласила войти. Вот только кто он? Или она? Основная надежда на номера телефонов, вдруг Лина созвонилась с кем-то и позвала в гости кого-то, хорошо ей известного, а это лицо…

— Лампа, — дернула меня за рукав Лиза.

Отогнав видение гадко ухмыляющегося звероподобного мужика, опускающего на голову несчастной Ангелины отрезок водопроводной трубы, я вздрогнула и спросила:

— Что случилось?

— Ничего, — ответила Лиза. — Только мы стоим перед дверью минут пять, а ты глаза выпучила и губами шевелишь.

Тут лишь до меня дошло, что мы успели добраться до дома.