Микстура от косоглазия

Дарья Донцова, 2003

Вы бывали когда-нибудь в морге? Надеюсь, что нет! А вот мне, Виоле Таракановой, пришлось посетить сие заведение в ходе очередного расследования. В погоне за сюжетом для своего нового детектива чего только не сделаешь. А началось все очень прозаично: как-то по дороге с рынка я заскочила в секонд-хенд и купила себе новую белую куртку с биркой. Придя домой, я обнаружила за подкладкой паспорт на имя Ани Кузовкиной. Я очень удивилась! Чтобы вернуть удостоверение личности, я поехала по указанному адресу. Дверь открыла пожилая женщина. Увидев меня, она тут же упала в обморок. Оказывается, Аня пропала год назад. Я решила все выяснить, для чего и вернулась в секонд-хенд. Поиски привели меня в... угадали, именно в морг... Хотите узнать, чем дело кончилось? Тогда купите мой новый детектив. Удовольствие вам гарантировано!

ГЛАВА 7

В себя Лиза пришла часа через два. За это время мы успели отнести ее к Клавдии Степановне, вызвать «Скорую» и милицию. Прибывший из отделения молодой парень начал расспрашивать Лизу, я и Клавдия Степановна тихонько сидели на кухне. Квартира у старухи была крохотной, однокомнатной, и нам было отлично слышно, о чем беседуют Лиза и лейтенант.

Все оказалось очень просто, Лиза собралась на день рождения к своей бывшей однокласснице. В тот момент, когда она раздумывала, какое платье надеть, чтобы вызвать завистливые вздохи присутствующих, ей позвонила Рита Моргулис и попросила:

— Пусти нас с Костей на пару часов к себе.

У Лизы две комнаты, жила она одна и охотно помогала подружкам, которым негде было встречаться с любовниками. Рита жила вместе с ненормальной матерью, которая никогда не разрешала привести в дом мужчину.

Естественно, Лиза ответила:

— Валяйте, вся квартира в вашем распоряжении, вернусь поздно. Только ключ у меня один, тебе придется ждать, пока я вернусь.

— Без проблем, — заверила Рита.

Около полуночи Лиза, понимая, что перебрала и не способна передвигаться, позвонила домой и сказала:

— Не приеду, перепила малость. Ты не уходи, дверь-то без ключа не закрыть.

— Не волнуйся, — заверила ее Рита, — лягу спать. Костик домой побежал, к жене, а я у тебя покемарю, только утром очень не задерживайся, мне на работу надо.

Но Лиза продрыхла под воздействием алкоголя слишком долго, потом проснулась и помчалась домой, даже не попив кофе. По дороге она старательно подбирала слова, которые скажет Рите, опоздавшей из-за нее на службу. Дальнейшее вы знаете.

Записав показания, милиционер ушел. Мы с Клавдией Степановной принялись хлопотать вокруг бледной Лизы.

— Вот несчастье, — причитала старуха, — где же теперь жить станешь?

И тут Лиза рассказала новую историю. Пару месяцев назад ее парень, Юра Кравец, устроился на работу в страховую компанию агентом. Юноше предстояло бегать, стаптывая ботинки, в поисках клиентов. Чтобы помочь любимому, Лиза решила застраховать свое жилье по полной программе, а Юрка, желая угодить любовнице, составил бумаги таким образом, что в случае каких-либо неприятностей Лиза должна получить нехилую сумму в сто тысяч долларов.

— Разве такое возможно? — недоверчиво спросила я. — Уж больно много денег! Квартира столько не стоит.

— Так в страховку включили еще мебель, ковры, сантехоборудование, — принялась перечислять Лиза, загибая пальцы, — ну и Юрка, конечно, немного схимичил, чтобы мне побольше дали! Ой, теперь куплю себе новую жилплощадь, давно хотела из этого барака уехать! Вот радость-то!

Меня передернуло. Она что, забыла про смерть двух взрослых людей и одного ребенка? Клавдии Степановне бурное ликование Лизы тоже показалось странным, старуха перекрестилась и пробормотала:

— Да уж, кому война, кому мать родна…

Лиза внезапно осеклась. Ее счастливый смех перешел в рыдания. Мы вновь кинулись капать ей валерьянку. Через некоторое время, когда Лиза наконец взяла себя в руки, я спросила у нее:

— Где же ты жить будешь?

— У подружки пока, — вздохнула та, — у нее мать хорошая, не выгонит.

Лиза вытащила из сумочки зеркало, старательно напудрила нос и тут только сообразила спросить:

— А вы чего тут? Никак про Аню разузнали?

Я поколебалась секунду, стоит ли сейчас затевать разговор, Лиза только что пришла в себя, но потом все же решилась.

— Скажи, у Ани была татуировка на плече?

Девушка засмеялась:

— Ну вы спросили! Татушка!

— А что особенного, сейчас у многих, в особенности у молодых, наколоты картинки!

— Да Аньку бы Елена Тимофеевна убила, приди ее дочке в голову идея так разукраситься, — заявила Лиза, — на порог бы ее не пустила! Тетя Лена Ане ничего не разрешала, уши проколоть и то запретила. Сколько Анька от нее натерпелась, пока беременная ходила! И не рассказать, мать прямо исшпыняла ее, все ворчала: «Позор, в подоле принесла». А чего такого? Ведь не при царе Горохе живем. Хотя Анька бы сама не стала себя так разукрашивать, не нравились ей тату. А у меня, гляньте.

И Лиза задрала брючину. У щиколотки виднелся маленький красно-синий дракончик.

— Правда, стебно? — спросила она.

Я кивнула, какой смысл объяснять Лизе, что носить татуировку вульгарно? Она уже ее сделала. Впрочем, может, я старею, становлюсь безнадежно немодной? Во времена моего детства иметь наколку считалось дурным тоном. Позволяли их себе только мужики, причем максимум, на что они были способны, — это небольшой синий якорь. Им украшались те, кто проходил службу на флоте. А еще многие накалывали имя любимой женщины, но тут возникали проблемы. Наш сосед Виктор щеголял надписью «Галя», но спустя некоторое время он развелся с женой и со злости переделал тату, просто добавил к ней еще одну черточку, и получилось «Таля». А еще помню, как мачеха, придя с работы, сурово сказала:

— Не смей никогда ходить в гости к Алке Колпаковой!

— Почему? — удивилась я.

— Мать ее с зоны вернулась, — рявкнула Раиса, — вся в наколках! Стыдобища! Вообще срам потеряла! Не баба, а географическая карта, синяя вся! Хватит спорить, велено не ходить, так не ходи! Не пара тебе Алка, ничему хорошему у ней в доме не научат. Тьфу, чистый папуас.

Так что я выросла с сознанием того, что женщине иметь татуировку позорно. Но сейчас иные нравы, поэтому читать мораль Лизе не стану.

— Классно вышло, — она вертела изящной ножкой, — мы вместе с Ксюхой пошли. Больно, правда, но терпеть можно. Ксюха, дура, наколола себе сердечко, а внутри имя «Вадим». Ну не глупость ли? Кто он ей? Не муж же, не родственник. А я умная…

У меня закружилась голова.

— Значит, у Ани татуировок не было?

— Нет, конечно.

— А у твоей подруги Ксюши имелось сердечко с именем «Вадим»?

— Ага.

— И где сейчас Ксюша?

Лиза пожала плечами:

— Понятия не имею.

— Что так?

— Мы уже больше года не встречаемся.

— Почему?

— Она у меня губную помаду сперла, я Аньку предупредила, не дружи с Ксюхой! Только Анька отмахнулась, — надулась Лиза, — и продолжала с ней встречаться.

— Где Ксюша живет?

— На Касаевской.

— Это далеко?

— Минут пятнадцать на автобусе, — пояснила Лиза, — дом у нее такой странный, сам серый, балконы зеленые. А вам зачем?

— Ты мне телефон Ксюши дай.

— Не помню.

— В книжке посмотри.

Лиза неожиданно замолчала, потом воскликнула:

— Во, блин! Она же сгорела, вместе со всем. Вы чего, к Ксюхе собрались?

— Да.

— Зачем?

— Можешь адрес назвать?

— До остановки «Молокозавод» на семьдесят пятом, чуть вперед пройдете, увидите дом с зелеными балконами, ее подъезд первый по ходу, этаж последний, квартира слева, крайняя, — оттарабанила Лиза. — А за каким фигом вам Ксюха?

— Потом объясню, — отмахнулась я и ушла. На улице совсем стемнело. Тащиться в незнакомый район, когда вокруг стоит чернильная темень, не очень хотелось, поэтому я пошла не на остановку наземного транспорта, а к метро. Лучше поеду домой. Утро вечера мудреней. Может, завтра в доме с зелеными балконами меня встретит веселая девочка Ксюша. Но что-то мне подсказывало: Ксюши нет в живых, это ее похоронили как неопознанное тело. Почему на девочке была куртка Ани и куда подевалась сама Аня, оставалось неясно. И если тело Ксюши, пролежав довольно долгое время в морге, было кремировано за госсчет, значит, несчастные родители ничего не знают о судьбе своей дочери и мой долг рассказать им правду.

Дома я застала Тамарочку и Марину Степановну. Мама Вована вполне мирно сидела на кухне, держа на руках Никитку.

— Вы, молодые, — вещала она, — ничего по-хорошему сделать не умеете. Пихнули мальчонку в стульчик и забыли! Ребенка развивать надо. Вот так! Ай люшеньки, люшеньки, идут агушеньки.

Никитка заливался счастливым смехом, Марина Степановна делала ему козу, оба казались невероятно довольными. Я удивилась, утром гостья не произвела на меня приятного впечатления.

— Вилка, будешь мясо? — спросила Томочка.

Я плюхнулась на стул.

— Да.

— Добрый вечер, Виолетта, — церемонно кивнула Марина Степановна.

Я улыбнулась и вцепилась в отбивную. Виолетта так Виолетта, спорить не стану. Хотя, может, стоит называть ее Маргаритой Степановной? В свое время у меня был кавалер, Женя Редников. У него имелось невероятное количество родственников: тетушек, дядюшек, племянников. За год, что мы провели вместе, нас все время звали на свадьбы, похороны, дни рождения. Так вот, стоило Женьке возникнуть на торжественной церемонии бракосочетания какой-нибудь своей пятиюродной сестры, как присутствующие дамы мигом налетали на него с вопросом: «Женечка, когда же ты станешь следующим, когда пойдешь в загс?» Редников дико злился, но поделать со старухами ничего не мог. Они делали вид, что не замечают, насколько ему неприятно их любопытство, и упорно подталкивали парня к женитьбе. Потом вдруг разом перестали. Я очень удивилась, когда на очередной торжественной церемонии, где женихом выступал родной брат Женьки, никто из присутствующих женщин не накинулся на Редникова.

— Бабушки решили оставить тебя в покое? — хихикнула я.

— Нет, — буркнул Женька, — я побил их тем же оружием.

— Это как? — изумилась я.

— А на похоронах подошел к каждой и мило поинтересовался: «Ах, когда же вы станете следующей»! — рявкнул Женька. — Очень хорошо помогло, мигом охоту приставать потеряли. Имей в виду: кто к нам с мечом придет, тот от меча и погибнет…

— Вилка! — заорала Кристина, влетая в кухню. — Чего расскажу!

Томочка уронила половник, я от неожиданности откусила слишком большой ломоть свинины и чуть не подавилась, а Марина Степановна укоризненно заявила:

— Девочке неприлично издавать такие громкие звуки! Девочку украшает нежный голосок.

Я с трудом проглотила кусок свинины. Интересно, своей невестке, эстрадной певице Лоре, с зычным, густым басом, Марина Степановна тоже повторяет эту фразу?

Но нашу Кристю трудно сбить с намеченного пути. Девочка плюхнулась на диван и радостно заверещала:

— У нас очень интересные суставы в указательном пальце!

— Да? — вежливо изобразила интерес Томочка. — И что в них такого?

Кристя захихикала:

— Оказывается, если ты всунешь палец в горлышко пивной бутылки, то назад ни за что не вынешь!

— Господи! — подскочила Марина Степановна. — Зачем мне палец туда совать!

— Почему же палец не достать? — удивилась я. — Если он внутрь пройдет, то и наружу можно вытащить.

— Нельзя, так нам Алиса Евгеньевна сказала, биологичка!

— Глупости, — рявкнула Марина Степановна, — ваша учительница ненормальная!

— Вовсе нет, — рассердилась Кристина, — она классная! Эх, видели бы вы, какой у нее пирсинг в ноздре.

— Что в носу? — не поняла Марина Степановна.

— Сережка, — вздохнула Тамарочка.

— Что?!

— Серьга.

— Ну и ну, — покачала головой мать Вована, — дожили! Вот какие люди детей учат! Естественно, что от них ничего, кроме глупостей, не услышать! Палец из бутылки не вынуть! Бред!

— А вот и нет! — заорала Кристина.

— Да, — топнула ногой Марина Степановна, — идиотизм!!!

Так, сейчас Кристина закричит: «Вы сами кретинка!» — и тихий, мирный вечер превратится во вселенский скандал. Но девочка, против ожидания, не накинулась на обидчицу любимой преподавательницы с кулаками. Кристина вскочила и вылетела в коридор. Я перевела дух, Томочка, предусмотрительно не принимавшая никакого участия в споре, стала заваривать чай.

— Отвратительно, — злилась Марина Степановна, — серьга в носу! Чему такая особа научит!

Я уткнулась в тарелку, надо бы уйти к себе, да жаль оставлять Тамарочку одну с этой гарпией.

— Здрасьте всем, — сказал папенька, входя в кухню, — во, девки, сварите креветочек.

С этими словами он швырнул в мойку два шуршащих пакета, а потом водрузил на стул сумку, в которой звякали бутылки.

— Никакого пива! — сердито сказала я.

— Ну, доча, — заныл Ленинид, — не вредничай, и вообще, мне доктор прописал!

Я удивилась, несколько дней назад папеньку скрутила боль в желудке. Ленинид понесся к докторам и пришел очень грустный.

— Язва у меня, — шепотом сообщил он, — вот до чего жисть довела! Эх, мало хорошего я видел, одни зоны!

Я хотела было справедливо возразить папеньке, что в тюрьму он каждый раз попадал по собственной инициативе. Очень прошу вас, не подумайте, что Ленинид был диссидентом, борцом за социальную справедливость. Нет, мой родитель — банальный вор, правда бросивший криминальную стезю. Сейчас он честно трудится на мебельной фабрике. Впрочем, имея такую жену, как Наташка, не забалуешь. У нее хуже, чем на зоне: даже шагать вправо или влево не понадобится, достаточно лишь подумать о чем-то крамольном, и сразу расстрел без предупреждения. Поэтому я ответила отцу:

— Не стенай. Язва сейчас лечится за неделю, пропьешь курс таблеток, и здоров.

Папенька тяжело вздохнул и теперь не забывает при каждой возможности вспоминать язву.

Ленинид вытащил из сумки «Клинское».

— Что же тебе сказал доктор? — поинтересовалась Томочка.

— Если уж очень захочу выпить, то ни водку, ни коньяк, ни вино, а чуток пива, — ответил Ленинид. — Эх, хорошее дело!

Марина Степановна брезгливо отодвинулась от стола.

— Хотите глоточек? — радостно предложил ей папенька. — Не познакомились мы. Здравствуйте, Ленинид, отец Вилки…

Уж не знаю, что собралась ему ответить мать Вована, судя по ее сжавшимся в нитку губам, ничего хорошего, но тут в кухню влетела Кристина и заорала:

— Вот!

Я с удивлением посмотрела на нее и улыбнулась. На ее пальце висела бутылка.

— Кристина! — сердито сказала Томочка. — Мы все поняли. Пошутила, и хватит. Вынимай палец.

Девочка покачала головой:

— Не получается.

— Отвратительное поведение! — процедила Марина Степановна, прижимая к себе Никитку. — Хотя чего ждать, если бедный подросток живет в такой семье! Вы и этого младенца испортите!

— Немедленно вытащи, — обозлилась я.

Кристя попыталась выдернуть палец, но ничего не вышло.

— Ерунда, — рявкнула Марина Степановна, — потряси сильней!

— Что случилось-то? — засуетился Ленинид.

Я быстренько ввела папеньку в курс дела, Томочка так и этак пыталась вытащить Кристин палец.

— И правда ничего не выходит, — выдохнула она, — рука, наверное, отекла.

— Да разбейте бутылку, — посоветовала Марина Степановна.

Мы подвели Кристю к мойке, и я осторожно ударила по бутылке разделочной доской. Но толстое стекло устояло.

— Мне больно! — заорала Кристя.

— Если даже раскокаем бутылку, горлышко останется на пальце, — засуетилась Томочка, — получится эффект неснимающегося кольца.

— Кристя, одевайся, поедем в травмопункт! — рявкнула я.

Кристя пошла в прихожую.

— Все равно бред! — кипятилась Марина Степановна. — Что влезло, то и вылезти должно! Не верю! Девочка придуряется.

Ленинид вышел в коридор.

— Где полис Кристинки? — спросила я. — Нас без него не примут.

Томочка побежала к себе в спальню. Никитка весело агукал, прыгая на руках у Марины Степановны. И тут в кухню вернулся Ленинид, тихим шагом пересек помещение и молча сел на табуретку. Меня что-то кольнуло, я подняла глаза, глянула на папеньку и заорала:

— С ума сошел!

На пальце у него висела бутылка.

— И правда не вылезает, — грустно сказал он, — вертел-вертел, никак!

— Немедленно ступай за пальто, — прошипела я, — потом побеседуем!

В метро мы произвели фурор. Правда, сначала Ленинид и Кристя, стесняясь окружающих, прикрывали бутылки, но потом им надоело так сидеть. Пассажиры, увидав сладкую парочку, зашушукались. Наконец одна тетка не выдержала и спросила:

— Рекламируют чего? Не пойму никак.

— Нет, — ответила я, — пальцы в горлышко засунули, указательные.

— Зачем? — влезла в разговор девочка, одетая в клочкастую шубейку.

Я глубоко вздохнула и стала объяснять ситуацию. На этом мои мытарства не закончились. Ленинид и Кристя перестали стесняться и принялись рассказывать вновь входящим, каким образом на их пальцах оказались бутылки. Каждый раз рассказ вызывал одну и ту же реакцию: «Не может быть, если туда вошел, то и назад непременно должен выйти».

В травмопункте я ввела парочку в кабинет к доктору. Тот внимательно выслушал «анамнез».

— Понятно, — протянул врач, — сначала ребенок, а потом его дедушка засунули пальцы в горлышко, что ж, бывает.

С абсолютно равнодушным лицом он начал мыть руки. Кристя и Ленинид прижались друг к другу, им явно стало страшно, а у меня возникло очень неприятное ощущение, ну как у главы семейства олигофренов. Вытерев пальцы, врач подошел к Кристе и сделал быстрое движение. Она вскрикнула, палец выскочил наружу. Через секунду та же процедура была проделана с Ленинидом.

— Свободны, — сообщил хирург, — Анна Ивановна, кто следующий?

— Мальчик трех лет с ластиком в носу, — ответила медсестра, потом повернулась ко мне: — Чего стоите?

— Но у них пальцы похожи на сардельки, — робко сказала я.

— А вы чего хотели! — рассердился хирург. — Теперь только часа через три отек спадет.

— Почему?

— Ступайте себе, — сурово заявила медсестра, — недосуг болтать, очередь сидит. Постеснялись бы, взрослые люди, не дети ведь, а глупостями занимаетесь!

Естественно, на обратном пути Ленинид и Кристя болтали без умолку и довели меня почти до бешенства.

Томочка открыла дверь и затряслась от хохота.

— Тебе смешно, — вздохнула я, — прикинь, как все в метро веселились.

Но подруга застонала и замахала руками. Столь бурная реакция всегда спокойной, даже слишком уравновешенной Тамары очень удивила меня.

— Там, — сквозь приступ хохота бормотала Томочка, — там…

— Что, где? — засуетилась я.

— Иди в кухню, — простонала подруга, по ее лицу текли слезы.

В полном недоумении я побежала туда и вначале не обнаружила ничего интересного. Никитка сидит в стульчике и колотит пластмассовым молоточком по столу, Марина Степановна стоит у окна. Я хотела было спросить у Томочки, зачем она отправила меня сюда, но тут мама Вована повернулась.

Вы не поверите, вы, безусловно, мне никогда в жизни не поверите, но у нее на пальце висела бутылка! Марина Степановна, как все упертые пожилые люди, решила доказать собственную правоту. А теперь угадайте с трех раз, кто повез ее в травмопункт?

В метро она сидела, опустив руку в пакет, издали казалось, что у несчастной сломана кисть, поэтому никакого ажиотажа в подземке мы не вызвали. Цирк начался в травмопункте.

Увидав нас, хирург нахмурился.

— Такое ощущение, что мы уже встречались сегодня, — процедила медсестра.

— Правильно, — залебезила я, — привозила к вам девочку и дедушку, они были с бутылками на пальцах.

— А теперь чего? — буркнул хирург.

— Вот, гляньте на бабушку.

Марина Степановна вынула руку из пакета.

— О господи! — воскликнула медсестра. — Вы над нами издеваетесь!

Хирург молча встал и пошел к умывальнику.

— Вовсе нет, — извиняющимся тоном сказала я, — просто когда люди слышат про эту историю с бутылкой, у них мигом возникает здоровое желание проверить утверждение на практике, потому что кажется…

— Если еще кого сегодня приведете, — оборвала меня медсестра, — то имейте в виду, ничего делать не станем.

— Успокойтесь, Анна Ивановна, — сказал доктор, вытирая руки, — мы не имеем права отказывать в помощи людям, даже таким, как эти.

Спустя секунду Марина Степановна была освобождена.

— А правда, — задумчиво пробормотал врач, — отчего же он не выходит? Ведь должен!

На его лице появилось выражение мальчика, который запихивает картофелину в выхлопную трубу автомобиля. Понимаете, что я имею в виду? Ну такая гримаска естествоиспытателя.

Я ухватила Марину Степановну за плечо и выволокла в коридор, надо бежать из этого травмопункта со всех ног, потому что хирург тоже пал жертвой эпидемии. Сейчас он не сумеет удержаться от желания проверить тезис на практике, сунет палец в бутылку, а суровая медсестра поколотит ни в чем не повинного человека, то бишь меня.