Глава 8
— Как-то раз, — пробормотал Собачкин, — мне довелось обыскивать палату в сумасшедшем доме. Местный интерьерчик прямо один в один, как у психов. Обрати внимание на шкаф. Ничего не удивляет?
Я поежилась.
— Нечеловеческий порядок. Белье простое, хлопчатобумажное, идеально чистое. Все сложено на один манер. Трусы слева, майки справа. Носки на отдельной полке. Рубашки висят, у каждой застегнуты пуговицы.
— Через одну! — подчеркнул приятель. — Брюки из натуральных тканей идеально отглажены. И вешалки!
— А что с ними? — не поняла я.
— Рогульки в одну сторону смотрят.
— Рогульки? — удивилась я.
— Ну, цеплялки, крючки, — перечислил Сеня. — Как назвать то, чем «плечики» за палку держатся? Обрати внимание, они все повернуты дырками захвата в одну сторону.
— Дырки захвата, — засмеялась я. — Сеня, ты поэт.
— У крючка есть круглая спинка и носик, — вещал Семен, — все носики смотрят на нас. Представь, как парню неудобно их вешать! А Веня старательно выполняет никому не нужную работу. Он псих. Шизофреник. Или еще кто-то. Я плохо в душевных болезнях разбираюсь. Не знаю, как с аллергией, может, она и впрямь у него есть. Но не золотуха причина тревоги родителей. Парнишка безумен.
— Ты пришел к столь смелому выводу на основании положения «дырок захвата»? — осведомилась я.
— В психиатрических клиниках пациентов учат содержать свою палату и вещи в идеальном порядке, — ответил Собачкин, — это помогает человеку держать эмоции под контролем. Вот у тебя в шкафу всегда аккуратно?
Я протяжно вздохнула.
— Раз в полгода я устраиваю генеральную уборку. Трусики — стопочкой, лифчики башенкой. Колготки в мешочках, прозрачные — в бежевых, черные — в темных. Прямо восторг, а не полки. И стараюсь не нарушать сию красоту. Одну неделю, вторую методично кладу трусики — стопочкой, лифчики рядом башенкой. А потом утром опаздываю, ищу нужное белье… трусики расшвыряю, лифчики раскидаю, колготки перемешаю. И хаос царит до следующей генеральной уборки. Моей аккуратности хватает максимум на пару недель.
Семен ухмыльнулся.
— Ты бы в шкаф к Дегтяреву заглянул, — обиделась я, — у него носки в карманы пиджаков засунуты.
— Зачем? — изумился Собачкин.
Я попыталась сохранить серьезный вид.
— Александр Михайлович говорит, что он никогда носки по утрам не ищет, время зря на пустяки не тратит. Накинул сюртук, а носки в карманчике. Не надо на полках рыться.
— В этом что-то есть, — задумчиво протянул Сеня, — мне часто под руку, когда я опаздываю, носки из разных пар попадаются. Один синий, другой зеленый. Это бесит. Может, перенять систему полковника?
— Попробуй, — сдавленным голосом предложила я, — но учти, она не всегда работает. У пиджака два кармана. Полковник в один запихнет носки, потом забудет и во второй положит. Александр Михайлович использует одну пару, а вторая лежит себе в другом кармане. Олег мне рассказал, как один раз полковник на совещании вытащил носок из кармана, высморкался в него и на место спрятал. Подчиненные тогда чуть психиатрическую перевозку не вызвали.
Тут я не выдержала и расхохоталась.
— Забавная история, — согласился Сеня и вернулся к прежней теме: — Вениамин — сумасшедший.
— А почему его отец ни словом не обмолвился об этом? — удивилась я.
Собачкин оглушительно чихнул, я подпрыгнула от неожиданности. Семен шмыгнул носом.
— Не хочет сообщать посторонним правду.
— Но мы детективы, ищем его пропавшего сына, — возмутилась я, — скрывать от нас информацию в корне неверно! Если парень не в себе, то искать его надо, учитывая его болезнь.
И тут в комнату вернулась Вера.
— Прошу меня простить. Из-за переживаний я совсем забыла сегодня отвезти в школу тетради детей. Учительница звонила, сделала мне выговор.
— Леся тоже на домашнем обучении? — поинтересовалась я и отошла к окну.
— Конечно, — ответила хозяйка, — в гимназии очень злые ученики. Каждый готов инвалида толкнуть, ударить, обидеть. И педагоги странные. Вот, например, Лидия Сергеевна, которая сейчас звонила. Десять минут меня ругала. Пытаюсь ей объяснить, что у нас беда! Она не слышит. Долдонит свое: «У нас проверка. А тетрадей нет. Меня из-за вас премии лишат». Я ей втолковываю: «У нас горе…»
Хозяйка осеклась.
Чем дольше Вера говорила, тем сильнее гневалась. Лицо ее сначала покраснело, затем побагровело. Она закашлялась, села на пол и зарыдала.
— Быстро зови сюда Кирилла, — велел Семен и наклонился над Верой. — Все будет хорошо!
Я кинулась вниз по лестнице, влетела в столовую и чуть не сбила с ног Лесю, которая стояла на пороге.
— Эй, потише! — недовольно заголосила девочка. — Тут не все крепко на ногах стоят.
— Где твой папа? — спросила я.
— Который? — уточнила Леся.
Она, похоже, решила глупо пошутить, но мне было не до ее выкрутасов.
— Где Кирилл?
— В лес пошел, — серьезно сказала девочка.
— Зачем? — спросила я.
— Взял веревку, мыло, мешок, — перечислила Леся, — повесится, упакуется, на помойку покатится.
— Сделай одолжение, ответь нормально, — велела я, — твоей маме плохо.
Леся надулась.
— Круто припереться в гости и сказать дочери хозяев: «Ты… ненормальная».
Слава богу, что в этот момент в столовой появился отец нахалки. Я бросилась к нему.
— Ваша жена в истерике.
— У нее нервы на пределе, — вздохнул Кирилл, открывая ящик пластикового комода.
Он вынул оттуда дозатор и поспешил к лестнице, чуть не столкнувшись с Собачкиным, который спускался вниз.
— Вера очень плохо себя чувствует, — сказал Сеня, — ей нужен отдых.
— Не пора ли вам домой? — с очаровательной улыбкой осведомилась Леся. — У нас сегодня переполох. Самая жирная курица смылась. Осталась убогая, колченогая.
— Вы правы, — согласилась я, — передайте родителям, что детективы ушли.
Леся начала тереть глаза кулаками.
— Тетенька, останьтесь. Я так одинока, а вы умеете с наглыми подростками беседовать. Про кофточки спрашиваете! Я прямо растаяла!
Я повернулась и двинулась к двери.
— Тетя! — взвыла Леся. — Вы куда? Не бросайте меня, я инвалид. Неужели у вас каменное сердце? Тетя! Помогите! Спасите! Я погибаю! Сжальтесь!
Я вылетела в прихожую, набросила на плечи куртку и побежала к калитке.
