Шопинг в воздушном замке

Дарья Донцова, 2008

Наше детективное агентство набирает обороты! Нельзя, конечно, сказать, что клиент идет косяком, но без дела ни я, Евлампия Романова, – можно просто Лампа, – ни моя коллега Нина Косарь, бывшая некогда милицейским следователем, не сидим. Только вот опять мне роль приходится играть – на сей раз домработницы в доме старичка-ученого. Ох, ну и квартирка у него! Мало того что набита разными раритетами, так еще кругом одни тайники, секретные ходы, глазки для подслушивания-подглядывания... Право, в подобных условиях просто невозможно работать! Вот и не выполнила я свою задачу – знала, что кто-то будет покушаться на девушку Веру, а ее все-таки убили. И жену нашего клиента тоже! Ничего, разберемся, где наша не пропадала...

Глава 3

Нина схватилась за сигареты, а Селезнев продолжал:

— Как только Паша окольцует Веру, преступник начнет действовать.

— Навряд ли он сразу кинется уничтожать невесту, — я решила слегка остудить пыл клиента. — Киллер, скорее всего, обставит дело так, чтобы все выглядело как несчастный случай. И мы не можем постоянно находиться около Веры, если только Павел не объявит, что нанял для будущей супруги секьюрити. Боюсь вас разочаровать, но все равно скажу: если кто-то твердо решил избавиться от человека, последнему не спастись. Не может же девушка всегда и везде ходить в сопровождении охраны и спать под присмотром «шкафов» с оружием.

— Придется постараться и вычислить мерзавца в кратчайший срок, — заявил Гриша, — одна из вас поселится в доме и будет зреть в сто глаз.

— Думаю, в присутствии сыщика негодяй затаится, — не согласилась я с планом Селезнева.

— А никто и не узнает, что вы сыщик, — заговорщицки улыбнулся Гриша, — правда будет известна только мне и моей любимой жене Кларе.

— Постойте, а Павел? — удивилась Нина.

— Ни в коем случае! — воскликнул Селезнев. — Павел очень умен, он четко идет к поставленной цели, но лишь в бизнесе. В личной жизни Брыкин наивен. И он верит в проклятие.

— Каким образом одна из нас поселится рядом с Брыкиным и Верой, не рассказав им о своем задании? — прервала Григория Нина.

Селезнев открыл портфель и начал в нем рыться, бормоча:

— Моя Клара придумала изумительный план. Помните Ксению?

— Ту, которая утонула? — поинтересовалась я.

— Да, — подтвердил Григорий. — У нее есть отец, великий математик Исидор Ринг, мировая величина. Я, простите, очень плохо разбираюсь в точных науках, даже считая на калькуляторе, делаю ошибки. А вот моя жена Клара…

На сей раз выслушивать очередную хвалебную оду незнакомой бабе не захотела уже я, поэтому решительно остановила клиента:

— Давайте говорить о конкретных делах!

Нина кашлянула, а Григорий как ни в чем не бывало поскакал дальше:

— Исидор гений, это признают даже в России. В советские годы Ринг работал на оборону, и с ним постоянно ходили два охранника. Математик был обласкан властями, ему дали шикарную квартиру — наверное, четыреста квадратных метров. Понимаете, как относилась советская власть к Исидору, если его семье из трех человек выделили такое жилье? Жена Ринга давно умерла, дочь Ксюшу он воспитывал один. Когда та скончалась, Павел остался жить с тестем. Вернее, Брыкин и его супруга все время обитали в квартире математика, но Паша не ушел от старика и после смерти Ксении, остается с ним до сих пор. А в ближайших соседях у Ринга Матвей Ромашин, старый друг Исидора, тоже гений, только физик.

— Значит, у Брыкина нет своего дома? — уточнила Нина.

Григорий кивнул:

— Именно так.

— Похоже, его дела идут не очень хорошо, — предположила Косарь.

Селезнев замахал руками:

— Фирма процветает!

— Но почему тогда Павел до сих пор ютится с бывшим тестем? — не успокаивалась Нина.

— Ютится! — закатил глаза Григорий. — В тех хоромах стаду слонов легко заблудиться. Павел любит Исидора, считает его своим отцом или дедом. Старик не может жить один, перевезти его в другое место нельзя, он, как белка, обжился в родном гнезде. Как-то раз Паша захотел побаловать Исидора и отправил его в лучший отель в Карловых Варах. А Сидя — так Исидора свои зовут — там и трех дней не выдержал! Ему нужно находиться в любимом кабинете среди книг, и чтобы Матвей по вечерам заходил. Понимаете?

— Думаю, да, — сказала я.

— Павлик не осмеливается даже ремонт сделать, — засмеялся Селезнев, — в квартире до сих пор наружная электропроводка.

— Провода тянутся прямо по стене, намотанные на маленькие фарфоровые ролики? — уточнила Нина.

— Верно, — согласился Селезнев. — Чтобы сделать реконструкцию жилья, понадобится около года. А куда Исидора девать? Паша хотел отремонтировать квартиру, позвал специалистов, а те ему и наговорили: плитку в ванной месяц срубать придется — ее при Сталине клали, а тогда халтурить боялись, да еще кухня вся в кафеле до потолка. Вот Брыкин и плюнул. Раньше у Павла жила домработница Олимпиада. Она недавно скончалась. Ничего криминального, бабуле было за восемьдесят, даже ближе к девяноста. Паше некогда заниматься поиском прислуги, поэтому он попросил мою Клару о помощи.

— Понятно… — Нина оперлась локтями о стол. — Лампа, изображать поломойку будешь ты!

— Почему я?

— Наверное, там и готовить надо? — прищурилась Нина.

— Конечно, — подтвердил Григорий.

— Стирать, гладить, убирать? — не успокаивалась Нина.

— Естественно, — пожал плечами Селезнев.

— Мои кулинарные способности дальше яичницы и заварки «бомж-пакета» с лапшой быстрого приготовления не идут, — захихикала Косарь, — при виде утюга у меня начинаются судороги, а на стиральный порошок давно аллергия. Одним словом, если я буду заниматься хозяйством, меня вытолкают взашей через день. А Лампа у нас — гений домашнего очага.

— Ага, — ехидно протянула я, — всегда удачно подавляю судороги при виде утюга. Кстати, ты не пыталась приготовить борщ? Это простое дело, могу научить.

— Нет, спасибо, — живо отказалась Нина. — К тому же надо жить у них в доме, а куда я своих пацанов дену? Кто их из садика заберет? Дед Мороз?

— Значит, договорились! — потер руки Селезнев. — Завтра к полудню приезжайте в агентство, я вас доставлю к Исидору, познакомлю с ним, и начинайте работу. Двенадцатого у Павла день рождения, тогда всех и увидите.

И вот я стою в нашем офисе, держа в руках небольшой саквояж. С минуты на минуту должен подъехать Григорий, чтобы отвезти меня к месту службы.

— Помни, никто не должен знать, кто ты на самом деле, — поучала меня Нина. — Ни у одного человека, включая самого Брыкина, не должно зародиться подозрений.

— Знаю, — ответила я.

— Очень неразумно внедряться в семью под своей фамилией.

— Может быть, и так, — согласилась я.

— Насторожишь кого-нибудь! Имя Евлампия слишком необычное.

Я решила не спорить с Косарь.

— Поэтому держи документ, — довольно улыбнулась Нина. — Оцени мою ментовскую предусмотрительность и оперативность — за пару часов ксиву раздобыла. Кстати, она подлинная, никакой джинсы. Любуйся!

Я открыла темно-бордовую обложку и увидела собственное фото.

— Ну и ну! — непроизвольно воскликнула я.

— Супер, да? — напыжилась Нина. — Есть, есть еще у меня контакты в нужных местечках! Есть еще порох в пороховницах! Выучи свои имя, отчество, фамилию и место прописки. Хотя, думаю, никто тебе там допроса с пристрастием устраивать не станет.

Мои глаза переместились чуть выше. Обезьянкина Альбина Спиридоновна, год рождения — 1946. Меня будто кипятком окатили.

— Нина!

— Чего? — продолжала довольно улыбаться Косарь.

— Я намного моложе! Неужели выгляжу на шестьдесят?

Подруга скрестила руки на груди.

— Если честно, в последнее время ты не очень хорошо выглядишь — бледная, синяки под глазами в пол-лица.

— Я не похожа на пенсионерку!

Нина опомнилась:

— Конечно, нет.

— Тогда почему паспорт на даму преклонного возраста? — обозлилась я.

— Я торопилась ксиву найти, схватила первую попавшуюся, — застрекотала Косарь. — Не обижайся, зато корочка подлинная. А на год рождения никто не посмотрит!

— Вдруг математик придирчив? Его внимание, скорее всего, и зацепится за цифры!

Косарь стала раздражаться.

— О господи! Если он удивится, скажешь: ботокс и фитнес творят чудеса, я сделала подтяжку, вколола себе стволовые клетки и вообще проповедую раздельное питание, никогда не употребляю селедку вместе с кефиром, отсюда и молодость.

Но я не успокаивалась:

— Фамилия восхитительная. Всю жизнь мечтала быть Обезьянкиной!

— Так ведь это не навсегда.

— Но… — попыталась я продолжить спор и тут же замолчала, потому что в офис вошел Григорий.

Пропустив меня в темную прихожую, где резко пахло кошками, Селезнев заорал:

— Исидор!

Голос его гулко покатился внутрь квартиры и затих, я всматривалась в темноту.

— Сидя! — вновь загремел Григорий. — Подойди сюда, Сидя! Ты опять оставил дверь открытой, Исидор! Ну куда подевался выключатель?

Я сделала шажок вправо, наступила на что-то мягкое, оно судорожно дернулось, мяукнуло, и в ту же секунду под потолком тускло вспыхнула маломощная лампочка. Я застыла от удивления. Стен не было, вместо них от грязного затоптанного пола вздымались бесконечные книжные полки, в углу висела вешалка, под ней громоздилась гора ботинок, чуть поодаль стоял круглый столик из красного дерева, а на нем высился настоящий раритет — черный телефонный аппарат с наборным диском. Когда-то, помнится, такой агрегат стоял в кабинете моего отца.

— Сидя! — вопил Григорий. — Отзовись!

— Мы тут, на кухне, — долетело из коридора.

— Пошли, — приказал Селезнев. — Прямо, налево, направо, прямо! Все, дотопали.

Я вошла в почти тридцатиметровую комнату, увидела круглый стол, несколько венских стульев и двух стариков, одетых, несмотря на относительно теплый сентябрь, в уютные душегрейки из дубленой овчины. Дедушки играли в шахматы.

— Исидор, я привел новую домработницу, — возвестил Селезнев.

— Спасибо, дружок, — сказал один божий одуванчик. — Мотя, ты в опасном положении.

— Нет, Сидя, — бойко пропищал второй дедуля, — я применю защиту Таля, и тебе конец, как шведу под Полтавой.

— Всегда считал, что та победа была для русской армии случайной, — задумчиво протянул Исидор.

— Сидя, это новая прислуга! — надрывался Гриша.

— Здравствуйте, деточка, — опомнился математик, — рад знакомству.

— Я пойду, — обрадовался Селезнев и ретировался.

— Шах! — объявил Мотя. — И мат!

— Не может быть! — подскочил Исидор. — Невероятно! Ты сжульничал!

Матвей захохотал, Сидя обиженно засопел и тут же предложил:

— Еще разок?

— С удовольствием, — ответил компаньон, — мои белые.

— Ты ими уже играл!

— Так я и победил.

— Это нечестно! Хотя ладно, — махнул рукой Исидор. — Мотя, ты жулик! Я еще в сорок втором году был чемпионом нашего НИИ!

— Боюсь, тебя подводит память. Перед войной на турнирах всегда побеждал Никитин из второго отдела, — напомнил его приятель.

— Простите, пожалуйста, — вмешалась я в беседу, — чем прикажете заняться?

Старички уставились на меня.

— А вы кто? — спросил Исидор.

— Новая домработница.

— Куда подевалась Липа? — поинтересовался Мотя.

Преодолев секундную растерянность, я ответила:

— Она заболела.

— Что случилось? — в один голос вопросили божьи одуванчики.

— Аппендицит, — лихо соврала я, не желая сообщать старикам, что моя предшественница скончалась.

— Вы путаете, деточка, — расставляя фигуры, ответил Исидор, — Липе его вырезали в пятьдесят пятом.

— Верно, — подтвердил Матвей, — нам на конференцию уезжать, а Липу скрутило.

— Как вас зовут, ангел? — догадался спросить Исидор.

— Анжелика Мартышкина, — представилась я.

— Паспорт есть? — задал следующий вопрос Матвей.

— Конечно, — кивнула я.

— Давайте, — велел Исидор.

Я протянула ему темно-красную книжечку, Сидя начал изучать документ.

— Она представилась Анжеликой Мартышкиной? — спросил через некоторое время дедок.

— Я слышал четко, — отрапортовал Мотя, — Анжелика Мартышкина.

— Но здесь написано — Альбина Обезьянкина, — протянул Сидя.

Чувствуя себя последней идиоткой, я удрученно молчала. Так и знала, что смена имени добром не кончится! Сейчас меня с позором выкинут вон…

— Ничего, солнышко, — ласково пропел Исидор, — с каждым может случиться. Я порой домашний адрес путаю. Дорогу знаю, а название улицы из головы вылетает. Вы молодая, семидесяти еще не стукнуло, а в этом возрасте склероз можно остановить. Надо принимать рыбий жир.

— Попьете наш коктейль, мы сами состав разработали, и память восстановится, — заявил Мотя.

— Да какая, собственно, разница — Обезьянкина, Мартышкина или Макакина? — вещал Исидор. — Если вам больше по вкусу имя Альбина, так вас и станем звать. Но мне нравится Анжелика.

— Душенька, взбодрите чайник, — попросил Мотя.

Я перевела дух и отправилась искать электроприбор. Через пять минут мною было сделано несколько открытий. Воду тут кипятят в эмалированном старом монстре, а плитой служит агрегат, похожий на железный комод. Ни о каком электронном зажигании и речи не шло. Горелки накрывались чугунными решетками, чуть пониже, над дверцей духовки, была надпись «Газоаппарат. 1952 год».

— Солнышко, как там наш чаек? — осведомился Мотя.

— Извините, не могу зажечь газ, — призналась я. — Конечно, я готова сварить вам обед из трех блюд, но давным-давно не пользуюсь спичками. К тому же их тут нет!

— Ничего, дружочек, сейчас разберемся… — менторским тоном завел Сидя. Он встал и, шаркая ногами, обутыми в домашние тапки разного цвета, подошел ко мне. — Видите на стене палочку красного цвета?

— Да, — чувствуя себя кретинкой, ответила я.

— Это зажигалка, — вещал дед, — очень удобная штука, я ее из Лондона привез э… э… э…

— Конгресс тысяча девятьсот шестьдесят второго года, — резво перебил друга Мотя. — Тебе тогда английская королева премию вручила, золотую статуэтку.

— Да? Не помню, — почесал бровь Сидя. — А вот про зажигалочку не забыл. Купил ее в магазине около гостиницы, работает по сию пору отменно. И так, душечка, нажимаете на кнопочку, слышите звук цик-цик-цик, и подносите к горелке. Пах — огонь возгорелся!

— Спасибо, — сказала я.

— Никогда не поздно научиться зажигать газ, — заявил Сидя, возвращаясь к шахматам.

— Человек живет до тех пор, пока осваивает новые знания, — подхватил Мотя.

Твердо решив реабилитироваться в глазах стариков, я порылась на полках и поняла — тут не уважают кофе. На центральном месте белела фарфоровая банка с надписью «Чай».

Заварка пахла анисом, но меня это не смутило. Я ополоснула фарфоровый чайник, стоявший на мойке, насыпала в него три ложки темно-коричневых гранул, залила кипятком, подождала пару минут и поставила емкость перед стариками.

— Еще кружечки, мой ангел, — попросил Сидя.

Я покосилась на старика. Ох, кажется, он посчитал меня идиоткой, решившей, что хозяин с гостем будут хлебать из носика чайника. Чашки нашлись в сушке, я аккуратно налила в них темную жидкость. Мотя осторожно сделал глоток и посмотрел на Сидю, Исидор моргнул, тоже отхлебнул и спросил:

— Что это?

— Чай, — ответила я.

— А где вы его взяли, дружочек?

— В банке, — я ткнула пальцем в фарфоровую тару.

Исидор улыбнулся.

— Солнышко, там же сбор от кашля. Неужели вы не поняли по запаху?

— Нет. Вернее, я уловила аромат аниса, но решила… подумала… — начала оправдываться я. — Там же надпись «Чай»!

— Заварка находится в банке с надписью «Вермишель», — сообщил Сидя.

— Ага, — растерянно кивнула я.

— В «Чае» грудной сбор, в «Соде» перец, в «Муке» лапша, — ввел меня в курс дела Исидор. — Ну ничего, разберетесь. Вот что, дружочек, я вас на сегодня амнистирую. Устраивайтесь спокойно в своей комнате.

— Спасибо, — пробормотала я. — А где она?

— Пятая дверь слева по коридору, — улыбнулся Сидя.

— Вы понимаете, что значит «слева»? — спросил у меня дипломатичный Мотя.

— Да, — подтвердила я.

— Левой рукой не пишут, — Сидя решил все же помочь домработнице-дебилке, — ложку и авторучку мы держим в правой и ее же протягиваем, чтобы поздороваться. Если запутаетесь, возвращайтесь!

— Внимательно считайте до пяти, — воскликнул Мотя, — не торопитесь. Раз, два, три… Что у нас дальше?

— Четыре, пять, — со вздохом продолжила я.

— Ай, молодец! — оживился Сидя.

— Умница, — похвалил Мотя.

— Дорога к знаниям начинается с прилежания, — отметил Сидя.

— У вас талант к математике, — подхватил Мотя.