Наблюдательный отряд

Дарья Плещеева, 2015

1913 год. Война уже на пороге. Рижские заводы и фабрики выполняют военные заказы, каждая цифра и подробность имеют огромное значение для разведчиков Эвиденцбюро. Но «наблюдательный отряд» российской контрразведки в Риге – на страже. Контрразведчикам становится известно, что врага снабжает сведениями человек, который связан с заводом «Мотор», по банальной причине – его шантажируют. Кто этот человек? Какое страшное преступление он совершил в прошлом? Как о нем стало известно в Эвиденцбюро? Ситуация в точности как в поговорке «поди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что». Но бывший полицейский, а ныне агент контрразведки по прозвищу Лабрюйер уж если берет след, то идет до конца!..

Пролог

На стол перед господином Ронге легла папка, заранее раскрытая услужливым Зайделем. Ронге стал молча читать документы. Документов было немного — два листка. Зайдель стоял перед ним в позе легчайшего, едва намеченного поклона и улыбался уголками губ. Он знал, что донесение начальству понравится. После рижского провала агентов Щеголя, Атлета, Клары и Птички Ронге был мрачен — еще и потому, что они унесли (двое — на тот свет, а двое — возможно, в Сибирь на каторгу, — многие имена и секреты, с которыми еще только Эвиденцбюро начало работать. Но кое-какие их затеи удалось возродить к новой жизни.

И вот — донесение, в котором столько важных цифр!

Император Франц-Иосиф глядел с портрета вниз и, кажется, даже вытягивал шею, чтобы рассмотреть исписанные мелким и четким почерком бумажки. Но при этом соблюдал императорскую осанку — с одной стороны, без нее на портрете, что висит над рабочим столом в кабинете Максимилиана Ронге, возглавляющего военную разведку Австро-Венгерской империи, никак нельзя, а с другой — она с юности так въелась в кровь и плоть, что, кажется, и помирать Франц-Иосиф когда-нибудь будет по стойке «смирно». Впрочем, о смерти он в свои восемьдесят два года еще особо не думал — был бодр, деятелен, мудро правил своей державой. И не старался окружать себя ровесниками, которые большей частью уже выжили из ума и несли старческую ахинею. Вот Ронге — во внуки императору годится, еще и сорока юноше нет, а такая должность ему доверена!

— А ведь неплохо, — сказал Ронге. — Весьма неплохо. Надо премировать эту Фиалку…

— Осмелюсь напомнить, заслуга Садовника не меньше, господин Ронге. Это он нашел Крота. Без него Фиалка бы не справилась.

— Она очень ловко поговорила с Кротом, судя по этим цифрам. Она и в Бремене хорошо себя показала, способности к языкам просто удивительные. Умная девочка, способная, с годами станет посильнее бедной Клары… Да… Жаль Щеголя и Клару, они хорошо поработали…

Зайдель покивал — он тоже огорчился, узнав о смерти ценных агентов. Вспомнилось милое круглое личико Клары, обрамленное пышными тускло-рыжими волосами, если распустить — достанут до пояса, а то и ниже… хотя хитрая Клара наверняка подкладывала в свое бандо и чужие волосы, так многие дамы поступают… и уже не распустить эти ароматных волос никому…

Зайдель не был сентиментален — не то ремесло, чтобы иметь возвышенные чувства. Просто обидно стало — нет больше красивой женщины, с которой при желании можно было бы сговориться. У дам, служивших в Эвиденцбюро, предрассудков по этой части не имелось.

— Но Клара оставила хорошее наследство, — заметил он, имея в виду папку с бумагами.

— Да. Я не был уверен, что Крот нам пригодится, ведь и кроме него были источники информации. Но после того, как Клара со Щеголем утонули, а Атлет с Птичкой сели за решетку…

— После этой беды мы многих источников лишились, и настало время Крота. Но, господин Ронге, раскопать секрет Крота при желании может всякий, кто не пожалеет денег. И тогда Крот станет снабжать сведениями того человека, а нам достанется то, что он сочтет нужным сообщить.

Зайдель был умен — не стал показывать начальству, что в новой шахматной партии видит на два, а то и на три хода дальше.

— Наши драгоценные союзники, — сразу понял Ронге.

Союзницей Австро-Венгрии была Германия, и союзницей давней — Тройственный союз, куда входили эти два государства и еще Италия, возник тридцать лет назад. Италию в него, правда, затащили с немалым трудом. Этот трюк проделал Бисмарк, ухитрившись поссорить Италию с Францией. Именно на Францию он был нацелен изначально, хотя возможная война с Россией тоже предполагалась. Но Италия была ненадежным союзником и отказалась оказывать военную помощь Германии и Австро-Венгрии, если одним из противников будет Великобритания. Англичан итальянцы сильно боялись — итальянские берега были слишком уязвимы, а флот Англии — слишком силен. Да и вообще — Италия гарантировала лишь свой нейтралитет в случае русско-австрийской войны.

Итальянские политики отчаянно лавировали — и Тройственного союза не покидали, и пытались наладить хоть какую дружбу с Францией. Потому что таможенная война, которую Франция объявила Италии, немногим лучше настоящей, с винтовками и пушками. В настоящей гибнут всего-навсего солдаты, а в таможенной гибнут деньги…

Пойдя на многие уступки, Италия заключила с Францией торговый договор. И Ронге подозревал, что итальянцы потихоньку снабжают французскую разведку сведениями о планах и тайных действиях Тройственного союза, которого Италия не покидает. И, если начнется война, Италия — весьма ненадежный соратник.

Так что Ронге хорошо понял Зайделя. Итальянский агент — теоретический агент, но где гарантия, что он уже не прибыл в Ригу? — может, собирая ценные сведения, даже не знать, как ими в конце концов распорядится начальство. Возможности такие: первая — сведения будут честно переданы немцам или ведомству Ронге; вторая — сведения будут переданы французской разведке, которой тоже любопытно, как на самом деле готовится к войне союзница Франции Россия; третья — сведения будут переданы русским вместе с источниками этих сведений, чтобы русская контрразведка ликвидировала дырки, из которых просачивается информация.

— У русских есть поговорка — «купить кота в мешке», — сказал Зайдель. — Она мне нравится. Я видел в журналах фотографические карточки — русский рынок в провинции и мужик в лаптях, с бородой, настоящий русский мужик, продает нечто в мешке. Если открыть мешок — животное убежит. Приходится покупать, не глядя. Значит, покупатель увидит этот товар только дома, в комнате, и тогда поймет, какого цвета животное, кот это или кошка. Италия сейчас — «кот в мешке». Мы ее приобрели, покупка стоила денег, а что там, в мешке, на самом деле — мы узнаем, когда начнется война.

— Благодарю, — ответил Ронге. — Очень удачное сравнение. Кстати — удалось найти второго переводчика?

В Эвиденцбюро поступали кипы газет со всей Европы и даже кое-что из Америки. Все это следовало анализировать, выкапывая из пудов ахинеи крупицы важных сведений. Положим, французский язык знает каждый хорошо воспитанный офицер, но итальянский — разве что ценитель оперы. Хороший переводчик с английского — тоже не каждый день попадается. А ведь еще требовались переводчики с турецкого и с тех невразумительных славянских языков, что процветают на пространстве от Варшавы до Софии.

— Есть одна пожилая дама, — неуверенно сказал Зайдель.

— Дама?

Эту переводческую породу Ронге сильно не уважал. Старые девы, в юности обученные языкам, были дешевой рабочей силой у издателей — за гроши переводили романы, меньше всего беспокоясь о качестве и точности. Потому Ронге и удивился предложению Зайделя.

— Вдова полковника Хофмана.

— Хм…

— Большая патриотка.

— Но дама.

— Но патриотка.

— Но дама, Зайдель! Существо изначально безмозглое… Хотя…

— Итальянский язык знает в совершенстве — готовилась в певицы, имела дивной красоты меццо-сопрано, я узнавал, могла бы петь во всех операх Пуччини и Верди. Но предпочла брак и звание верной жены и хорошей матери.

— Достойное решение.

— Продолжает давать уроки пения и фортепиано. Пенсия за покойного мужа невелика. И вот, с одной стороны, превосходное знание итальянского, а с другой — дама остается дамой… Но другой кандидатуры у нас пока нет.

— Вот что, Зайдель, приведите ее ко мне. Хочу сам с ней побеседовать…

Зайдель чуть заметно улыбнулся.

— Будут еще распоряжения? — спросил он.

— Да. Телефонируйте господину Фрейду. Пусть отвлечется на минутку от своих истеричных пациенток и ответит на вопрос…

Зайдель чуть ли не из воздуха достал блокнот и карандаш, чтобы записать вопрос.

–…какой извращенной фантазией нужно обладать, чтобы назвать аэроплан «Дельфином»?

— Господин Ронге изволит шутить?

— Не совсем, Зайдель. Я хочу понять, что за человек придумал этот аэроплан. Вот этого, — Ронге указал на тонкую картонную папку с завязками, — мне мало. Прислали вчера из Берлина, собрали все, что нашли, а нашли маловато. Тут только послужной список — но весьма любопытный…

Ронге развязал тесемки и достал отпечатанные на «ремингтоне» листы, но заговорил, почти в них не глядя:

— Виктор Дыбовский, служил на эскадренном броненосце «Николай Первый», участвовал в Цусимском сражении, побывал в японском плену, затем служил на Черном море и на Балтийском, командовал миноносцем… ну, тут полно ненужных подробностей, хотя — как знать… Окончил Морской корпус в Санкт-Петербурге, потом офицерский класс учебного воздухоплавательного парка, два года назад… А год назад окончил в Севастополе авиашколу и получил звание «военный летчик». Но этого ему мало — он задумал аэроплан собственной конструкции, для военных действий совместно с флотом. И этот аэроплан будут строить на рижском «Моторе».

— Тут нам Крот и пригодится.

— Да. Возьмите папку, Зайдель, подумайте, что из всего этого можно извлечь и что к этому можно добавить. Прикажите русским переводчикам посмотреть газетные подшивки за два года, может, имя вынырнет. И переправьте сведения в Ригу. Надо же, аэроплан — и вдруг «Дельфин»…