Танго у ростральных колонн

Дарья Щедрина

Судьба сводит вместе двух молодых, красивых, талантливых людей. Ксения – начинающая, но уже популярная писательница. Андрей – художник, иллюстрировавший ее книгу. Любовь, как в романе, вспыхивает с первого взгляда и разгорается ярким пламенем. Но куда все время исчезает возлюбленная Андрея, в какое Зазеркалье прячется от него? И что за тайны скрываются в жизни Ксении и ее семьи? Не приведет ли раскрытие этих тайн к беде?..

Глава 4.

Портрет богини

Ника с некоторой опаской вышла на лестничную площадку. Тусклая лампочка была предусмотрительно вывернута, и она не смогла рассмотреть лицо человека, что молча протянул ей небольшой бумажный конверт, похожий на почтовый. Ника взяла конверт и молча кивнула. Незнакомец тут же рысцой бросился вниз по лестнице. Лицо его закрывал черный капюшон.

— Мам, — крикнула Ника в глубь квартиры, хватая кроссовки и всовывая в них ноги, — я пойду прогуляюсь. Меня Маринка позвала.

— Куда ты на ночь глядя? — донесся мамин встревоженный голос.

Но Ника не стала отвечать, накинула легкую спортивную куртку и тихо прикрыла за собой дверь.

Она остановилась под единственной целой лампочкой в подъезде между третьим и четвертым этажами и открыла конверт. Три маленьких полиэтиленовых пакетика с белым порошком она сразу сунула в карман куртки. С запиской на обрывке листка из школьной тетради пришлось повозиться, прежде чем она разобрала корявые печатные буквы. Адреса ей были хорошо известны. За последний месяц она вообще хорошо изучила свой район.

Очередная прогулка по ночным улицам уже не вызывала страха, скорей наоборот. В глубине души девушка представляла себя тайным агентом, Джеймсом Бондом в женском обличии, выполняющем очередное задание, и от азарта и предвкушения чего-то необычного, опасного сосало под ложечкой.

Она легко шагала по темной улице, мимо оставшихся с незапамятных времен ржавых гаражей-«ракушек», мимо монументальной помойки с воняющими блевотиной вечно переполненными контейнерами, мимо детской площадки с давно сломанными качелями и полупустой песочницей, и с гордостью думала о том, что нашла самый подходящий способ заработка. Не то, что ее старшая сестрица! Она, Ника, ни за что не согласилась бы прозябать в какой-то больнице, вынося судна из-под умирающих стариков и делая уколы в их дряблые ягодицы. Фууу!! Да еще и за такие копейки. Это надо себя не уважать, чтобы работать медсестрой на наше государство.

Ника себя уважала и знала себе цену. Недаром мама все время говорила, что у нее, Ники, большое будущее! В двадцать один год она уже прекрасно осознавала, что без денег в этой жизни ничего не получишь: ни модной одежды, ни красивых побрякушек, ни тем более поездок на райские острова в теплых морях. А разве можно себя уважать, если не одет в бренды из последней коллекции и не можешь сказать подружкам: «Мы с моим только что вернулись с Бали!» Она понятия не имела, где находится этот самый Бали, но название звучало впечатляюще и загадочно.

Если нет денег, то необходимо было иметь, как в сказке по Золушку, фею-крестную. Вот не было бы у Золушки этой самой крестной, заметил бы ее принц в застиранном кухонном фартуке, обратил бы на нее внимание? Нет, конечно! Так бы и прозябала девчонка на кухне, моя полы, да надраивая кастрюли и сковородки. Ника догадывалась, что и в реальной жизни хорошо бы иметь щедрого «крестного» или спонсора. Но где они водятся, эти спонсоры, она пока не знала. Приходилось самой крутится в поисках денег.

Ей до оскомины надоело клянчить у прижимистой сестрички мелочь на карманные расходы, поэтому легко согласилась на предложение девчонки с курса слегка подзаработать. Ника погладила в кармане куртки таинственные пакетики с белым порошком. Она не знала тех, кто передавал ей эти пакетики, не знала, что за порошок в них, да и благоразумно не пыталась узнать. Только полные идиоты могут употреблять эту дурь, тратя на нее обалденные деньги. Ника не была идиоткой, наоборот, она была настолько умна, чтобы на этих идиотах зарабатывать. Представив себе сумму, которую она получит, распихав эти три пакетика по тайникам, она улыбнулась. Сумма обещала быть больше месячного заработка сестрицы.

Замедлив шаги и осторожно оглянувшись по сторонам, девушка свернула к очередной помойке, но не стала подходить к тошнотворно воняющим контейнерам, а прогулочной походкой прошлась вдоль кирпичной стены. На углу она провела рукой по каменной кладке, отсчитывая кирпичи, и нашарила в темноте глубокую трещину. Отлично, вот он, тайник! Незаметно вытащив из кармана один из пакетиков, всунула его поглубже в трещину, утрамбовала пальцами, чтобы наверняка не вывалился, и пошла дальше. Вуаля! Вот и все! Оставалось спрятать второй пакетик в тайнике под гаражом, а третий на детской площадке, и вожделенная сумма у тебя в кармане!

Подогреваемая азартом опасного приключения, переполненная гордостью за собственные ум и хитрость, Ника шла по грязным улицам, по заплеванным дворам и мысленно уже выбирала, что сможет купить на так легко и весело заработанные бабки. Все-таки не зря мама говорит, что она в их семье самая умная и самая перспективная!

***

Я не смог дозвониться Ксении ни вечером перед сном, сжигаемый острым желанием вновь услышать ее голос под предлогом пожелать спокойной ночи, ни утром следующего дня, ни следующего. Механический голос в трубке безразлично сообщал, что аппарат абонента выключен или находится вне зоны доступа. Я ничего не понимал и бесцельно бродил по квартире из угла в угол, пытаясь найти объяснение странному поступку моей прелестной знакомой. Ведь она же сама сказала: «Позвони!» и отключила телефон! Если она не хочет больше общаться со мной, могла бы сразу об этом сказать. Да я и сам почувствовал бы холодок, идущий от известной писательницы. Но чувства меня не обманывали: ее улыбка была нежной и теплой, а взгляд ласковым, добрым. Пустое дело пытаться понять женскую логику! Я уже было собрался с силами выбросить из головы мысли о Ксении, как она сама позвонила.

Все мое существо возликовало, едва я увидел знакомый номер на экране айфона. Я почувствовал себя приговоренным к заключению в одиночной камере на долгие годы, которому вдруг отменили приговор.

— Привет! Куда же ты пропала? — чуть не закричал я в трубку от переполнявшей меня радости.

— Была занята, — ответила Ксения без малейших признаков извинения в голосе. Великая писательница была занята и все тут! — Я передумала по поводу портрета. Но пусть это будет карандашный набросок, а не холст и масло. Хорошо?

— Хорошо! Я согласен на любые твои условия! — Душа моя ликовала, трепеща крошечными крылышками. Она согласилась, согласилась!!

На радостях я схватил подвернувшегося под руки Лёлика и расцеловал в усатую морду. Кот оторопело застыл, вытянув лапы и округлив от удивления зеленые глазищи. Это было бесцеремонное и наглое вторжение в его жизненное пространство! И только потому, что Лёлик был застигнут врасплох, он не успел выпустить когти.

Ксения категорически отказалась прийти ко мне домой. Поэтому мы встретились спустя два дня возле метро «Горьковская» и пошли пешком по аллее Александровского парка в сторону планетария. Солнце разукрашивало дорожки загадочными золотыми узорами, пробиваясь сквозь густые кроны деревьев, которые ерошил озорной ветер с Невы. Отдыхающих, гуляющих по тенистым аллеям, было много, но я все-таки нашел свободную скамейку недалеко от входа в планетарий и, усадив свою восхитительную модель, достал из сумки альбом, карандаши и принялся за рисунок.

Ветерок теребил прядь волос у щеки Ксении, легкие тени от листвы скользили по открытому лбу, в уголках губ притаилась застенчивая улыбка. Боже, как же она прекрасна! Богиня, настоящая богиня!.. Карандаш в моей руке в порыве вдохновения птицей порхал по белому листу бумаги, оставляя тонкие, легкие, воздушные линии и постепенно проявляя небесной красоты лицо самой удивительной девушки на свете. Я любовался ею и не пытался скрыть свое восхищение, наверное, поэтому праздно шатающиеся туристы и свободные от работы петербуржцы то и дело останавливались за моей спиной и одобрительно кивали головами, улыбались и перешептывались между собой, давая хорошую оценку моей работе. Ксения тихонько посмеивалась, бросая быстрые взгляды на зрителей, стараясь не менять позу и выражение лица.

Когда я наконец убрал карандаш и с удовлетворением рассматривал в вытянутой руке законченный портрет, кто-то постучал меня по плечу и деликатно кашлянул. Я обернулся. В двух шагах от меня стояла разодетая в сверкающие стразами одежды, ярко накрашенная дама лет пятидесяти с хвостиком.

— Я тоже такой хочу! — заявила она низким, прокуренным голосом, кивнув на портрет.

— Но я… — пробормотал я, но не успел договорить, когда Ксения склонилась ко мне и прошептала в самое ухо «Соглашайся! Ты же художник». И улыбнулась так просительно, что я не смог возразить.

Модели поменялись местами на скамейке, и теперь Ксения с интересом наблюдала за моей работой, а дама поправила пышную прическу и с важным видом задрала вверх подбородок. Я сдержал улыбку и достал чистый лист бумаги. Я был счастлив, молод и влюблен, а самая красивая девушка на свете стояла рядом со мной, поэтому я, не стесняясь, покривил душой, откровенно омолодив свою возрастную натурщицу и щедро приукрасил ее портрет. Почему бы не сделать человеку приятное?

Дама осталась совершенно довольна своим приобретением и, неожиданно сунув мне в руку мятую купюру, поднялась со скамейки и пошла по аллее по направлению к Мюзик-Холлу, обмахиваясь портретом как веером. Я растерянно посмотрел на свой заработок, а Ксения засмеялась:

— Искусство приносит свои плоды!

— Да, теперь я знаю, что делать, если меня уволят с работы, — кивнул я, усмехнувшись и убирая альбом и карандаши.

Мы еще долго гуляли по парку, зашли на территорию Петропавловской крепости, полюбовались выставкой песчаных скульптур на пляже, долго критически рассматривали скульптуру Петра I работы Михаила Шемякина (неоднозначная работа!), а потом с моста кормили крошками многочисленных уток, облюбовавших Кронверкский пролив.

Вокруг нас гуляли толпы туристов, гомоня на разных языках, но все они слились в пестрый многоголосый фон для моей спутницы, моей королевы, моей богини. Глаза мои и уши сфокусировались на ней, не замечая больше ничего и никого. Вселенная изогнулась сферически, окружив русоволосую красавицу мягкими изгибами пространства и поместив ее в собственный центр, давая мне возможность беззастенчиво любоваться совершенством своего творения.

Летнее солнце, плывущее в небесной синеве сорванным одуванчиком, щедро дарило нам свое тепло, вытягивая к моей богине тонкие лучи, явно выделяя ее из толпы. Свежий ветер с Невы ласково и нежно теребил русые локоны Ксении. Еще бы! А как иначе можно касаться такой красоты — только ласково и нежно! Светлые блики, отражаясь от воды, искорками вспыхивали в ее прекрасных глазах. Мы говорили о всяких пустяках, но я чувствовал, как за спиной у меня вырастают крылья. Повинуясь внутренней потребности, я взял ее за руку и не выпускал из своей ладони ее тонкие нежные пальчики, пока мы шли обратно к метро.

— Я провожу тебя, — предложил я на ступенях «Горьковской». Расставаться категорически не хотелось. Я готов был провожать свою спутницу до самого дома и было бы замечательно, если бы этот дом располагался на краю света.

Ксения посмотрела долгим проникновенным взглядом в мои глаза и покачала головой:

— Нет, Андрей, провожать меня не надо.

— Почему? — удивился я. — Мой отец говорил мне с юных лет, что мужчина просто обязан проводить девушку до дома. Мало ли что может случиться по дороге?

Ее отказ казался кокетливой игрой. Но Ксения была непреклонна.

— Ничего не случится. Я сама доеду до дома. А ты мне позвони завтра или послезавтра!

Я до последнего мгновения удерживал ее руку в своей, пытаясь затянуть расставание. Но девушка поднялась на одну ступеньку, потом на вторую… Взмахнула рукой, одарив напоследок лучезарной улыбкой, и исчезла в недрах станции метро, очень похожей на летающую тарелку звездных пришельцев, в результате какого-то недоразумения приземлившейся в центре мегаполиса.

Грусть от разлуки быстро растворилась в переполнявшей душу радости предчувствия чего-то невообразимо огромного, всепоглощающего. Я направился к пешеходному переходу, но окрыленный, восторженный, не удержался и сделал несколько танцевальных па прямо по тротуару, подпрыгнул вверх, коснувшись рукой нижних веток старой липы, распугав удивленных прохожих.

Я шел сквозь людской поток и глупо улыбался, не в силах сдержать рвущееся изнутри счастье. Наверное, люди принимали меня за сумасшедшего, душевнобольного? Да, я был болен, болен единственной в мире болезнью, которой жаждут заболеть все, а заболев, даже не пытаются найти от нее лекарство!