Черный квадрат Казимира

Дарья Щедрина

Судьба посмеялась над Казимиром, наделив его изощренным умом, но не дав и капли внешней привлекательности. Одноклассники его дразнили и давали обидные прозвища, насмехались и презирали. Но он нашел способ переиграть Судьбу! Спустя годы, став взрослым и сильным, Казимир чувствовал себя ловцом душ, на звук волшебной дудочки которого друг за другом зачарованные жертвы без страха и сомнений шли навстречу своей гибели. Но не стоит дразнить Судьбу, если не знаешь, как она может отомстить…

Глава 1

Звонок в дверь прозвучал так неожиданно, что Лидия Петровна вздрогнула и уронила ложку, которой перекладывала варенье из банки в хрустальную вазочку. Кого это Бог принес в неурочный час? Гостей она не ждала. Сполоснув руки под краном в раковине, Лидия Петровна пошла открывать дверь.

На пороге стояли дочь Маша и внук Сережка. От лифта к двери в квартиру тянулась вереница сумок и чемоданов…

— Батюшки, — всплеснула руками Лидия Петровна, — что случилось, Машенька? Почему так неожиданно?

— А я от мужа ушла, — застенчиво улыбнулась дочь и пожала плечами, — пустишь в родной дом то?

Замявшись на секунду у распахнутой двери, Лидия Петровна встрепенулась и, подхватив с пола тяжеленную сумку с вещами, запричитала:

— Ну, конечно! О чем ты спрашиваешь?! Проходите, проходите, мои дорогие, не стойте на пороге!

Маша неуверенно, как будто сомневалась, примет ли ее отчий дом обратно, шагнула через порог. Она была в своем репертуаре: любые решения, даже самые трудные и важные, судьбоносные, принимала с наскока, решительно, без лишних сомнений. Сжигать мосты и рубить с плеча — это у нее всегда получалось хорошо, а главное, неожиданно.

Распределив сумки и чемоданы по комнатам, Лидия Петровна обернулась к внуку. Восьмилетний Сережка растерянно хлопал ресницами и молчал, не зная, что говорить и что делать в такой ситуации. Он впервые в жизни столкнулся с распадом, разрушением семьи. И ему еще требовалось время, чтобы выбраться из-под обломков и начать жить заново, на новом месте и совсем по-другому. Бабушка, не говоря ни слова, обняла внука и прижала к своей груди, ероша льняные кудри и целуя в макушку.

— Ну, приехали и хорошо, — шептала она дрожащим от волнения голосом, — значит будем жить вместе.

Сережка громко и облегченно вздохнул, словно выдыхая из груди застрявшую там тревогу и неуверенность. И чего он боялся? Что бабушка их с мамой не пустит, и они останутся жить на улице, как бездомные собаки? Ерунда! Бабушка, она же своя, родная, добрая и теплая. И всегда целует его в макушку, как маленького. Как же она его будет целовать, когда он ее перерастет? А ведь когда-то перерастет, он же мужчина!

— Пойдемте, дорогие мои, я вас покормлю, — засуетилась бабушка, — вы ж, наверное, голодные с дороги?

— Как волки! — кивнул Сережка, вдруг как-то резко почувствовав дикий голод, будто все последние дни чувство голода пряталось от него, таилось где-то в глубине тела, не решаясь заявлять о себе в сложившихся обстоятельствах.

После обеда вымыв посуду и отправив Сережку смотреть мультики по телевизору, Лидия Петровна присела за кухонный стол рядом с дочерью и потянула ее на откровенный разговор.

— Ну, рассказывай, что случилось на самом деле?

Маша бросила на мать затравленный взгляд с неожиданно блеснувшей слезой и опустила глаза. Сохранять гордый и независимый вид и держать спину прямо перед родным человеком было невыносимо трудно. По сути, Маша вернулась домой, как та старуха из сказки к разбитому корыту.

— Он меня бросил, мама… — долго сдерживаемые слезы потекли из глаз, голос дрогнул, — завел себе другую и ушел. Даже сына не пожалел. Ну, а я же гордая. Я унижаться не стала, развернулась и поехала домой, к тебе… Мне так плохо, мама…

Маша шмыгнула носом и уткнулась в теплое мамино плечо, вместе со слезами изливая скопившуюся в душе боль и обиду. Лидия Петровна обняла дочь, прижала к себе, тихонько покачивая, точно расплакавшегося младенца, утешая зашептала в дочкину макушку:

— Тише, тише, девочка моя, все образуется, все будет хорошо.

— Как же будет хорошо, мама? — Воскликнула Маша, поднимая на Лидию Петровну красные от слез, опухшие глаза. — Я же теперь брошенка, разведенка! Это так стыдно и унизительно! Я же пыталась сохранить семью. Я тебе не рассказывала, но он же обманывал меня чуть ли не со дня свадьбы. Он, как кобель, таскался за каждой юбкой! Но ради сына я терпела, терпела, закрывала глаза на его измены. А он взял и сам ушел!.. — Маша снова уткнулась в мамино плечо и разрыдалась в голос.

— Ну, милая моя, — сочувственно вздохнула Лидия Петровна, ласково поглаживая вздрагивающие плечи дочери, — это же было ясно с самого начала. Игорек твой был самым красивым парнем в институте, за ним бегали толпы девчонок, а он просто купался в женском внимании. Я и не сомневалась, что от своих кобелиных привычек он не откажется, даже женившись.

— Да? Ты не сомневалась? — Маша шумно высморкалась в бумажную салфетку и с удивлением уставилась на мать. — Почему же меня не предупредила? Почему не отговорила выходить за него замуж?

Лидия Петровна невесело усмехнулась.

— Ты когда последний раз материнские советы слушала, дочь моя? Ты же вбила себе в голову, что Игорь — самый лучший, раз самый красивый, что упускать такого парня нельзя, а то кто-нибудь другой уведет. Ты же выскочила за него, не спросив моего благословения. Если мне память не изменяет, то, что моя единственная дочь выходит замуж, я узнала за неделю до свадьбы. Ты же меня просто поставила перед фактом. А теперь спрашиваешь, почему я тебя не отговорила?

Маша опустила глаза. Права, ох, права была мама! Девять лет назад она, твердо уверовав в то, что Игорь и есть тот пресловутый сказочный принц, просто еще не обзавелся белым конем, не раздумывая вышла за него замуж. Сейчас горько и стыдно было вспоминать, как отговаривали ее подруги и знакомые. Со стороны то им было виднее, что за фрукт этот красавчик со старшего курса! Но она наивно полагала, что девчонки ей просто завидуют. Теперь же кусать локти было поздно.

— Что же мне теперь делать, мама? Я не хочу быть матерью одиночкой, как ты, не хочу! Я же знаю, как трудно одной, видела, как ты мучилась всю жизнь. И Сережку вырастить надо, я одна не справлюсь… Я не хочу одна…

Ох, ты Маша, Машенька, бедовая головушка, с нежностью и состраданием думала Лидия Петровна. Красота, помноженная на упрямство и самоуверенность — для женщины это беда!

— И не будешь, — твердо заявила Лидия Петровна. — Ты же у меня умница и красавица! Ну, ты посмотри на себя, — она бережно отстранила от себя дочь, с лаковой улыбкой рассматривая ее зареванное лицо, — да любой нормальный мужчина счастлив будет позаботиться о такой женщине! Я уверена, кандидаты в спутники жизни вскоре в очередь к тебе выстроятся!

Представив очередь из «кандидатов» под дверью квартиры, Маша шмыгнула носом и улыбнулась.

— Да уж, очередь, — недоверчиво хмыкнула она, — в километр длинной!

— Именно! Ты еще выбирать будешь, — уверила мама, — только выбирать с умом, не поддаваясь эмоциям, самого достойного кандидата.

— Думаешь, есть на свете достойные? — так, для порядка спросила Маша, уже представляя, как будет выбирать из этой километровой очереди самого достойного. От маминого уверенного голоса, от убедительных слов обида и отчаяние медленно отступали, освобождали душу.

— Есть, доченька, есть! Я же нашла… — заявила мама и смущенно улыбнулась.

Маша уставилась на мать расширенными от изумления глазами.

— Ты кого-то нашла?..

Больше пятнадцати лет Лидия Петровна после развода жила одна, посвятив себя полностью дочери. Но дочь выросла и, как птенец, улетела из родного гнезда.

— Да, Машенька, нашла. Его зовут Иван Константинович, он замечательный человек, и я выхожу за него замуж!

Вот это была новость! Не успев выйти на пенсию, ее дорогая мамуля собралась замуж! Собственные переживания и заботы отодвинулись куда-то в даль перед новой проблемой: мама, которой так хотелось выплакаться в жилетку, неожиданно ускользала из дочерних объятий в объятия чужого человека. А она то так жаждала маминых утешений, сочувствия, поддержки.

— И давно вы с ним знакомы?

— Мы много лет работали вместе. Год назад он овдовел. А на майские праздники сделал мне предложение. Вот я и подумала, что вдвоем то жизнь доживать веселее будет.

— А как же я, как же мы с Сережкой? — жалобно прошептала Маша с трагической гримасой на лице. Вот и мама ее бросала одну на произвол судьбы.

— А ты уже взрослая, Машенька. Ты сумеешь позаботиться и о себе, и о сыне. Заканчивай лить слезы, дочь! Игорек — не тот человек, по которому стоит убиваться. Бери свою судьбу в собственные руки и действуй! А я квартиру вам с внуком оставлю, сама перееду к Ивану Константиновичу. У него дом за городом собственный.

Умываясь перед сном, Маша долго рассматривала в зеркале свое отражение. Лицо миловидное, если не сказать красивое. Короткая стрижка с пушистой челкой очень украшала ее. А с учетом хрупкой стройной фигурки, выглядела она гораздо моложе своих 28 лет. Если приодеться, да подкраситься — глаз будет не оторвать!

— Знаешь, что, Игорек, — произнесла она тихо, поворачивая голову то вправо, то влево и кося глазами в зеркало, — не брошенкой, не разведенкой я не стану! И слезы горькие лить не собираюсь. Вот увидишь, я еще себе такого «кандидата» найду, в тысячу раз лучше тебя. Такого, что ты себе локти кусать будешь! Я это тебе обещаю! — и погрозила указательным пальцем собственному отражению.

Ее деятельная натура легко сосредоточилась на новой задаче, оставив позади и обиду, и горечь поражения, и все сомнения. Маша умела сжигать за собой мосты. Теперь пришло время научиться строить новые.