Осколки наших душ

Даша Циник, 2023

А она красивая. Стройная, как фитоняши из сторис.Губы пухлые. Не мерзкие надутые «пельмени», но явно с филлером.Волосы покрашены в дорогом салоне.Юбка подчеркивает упругую задницу.Молодая, стильная, улыбчивая сука.Любовница моего мужа.Когда-то и я была яркой – с бесятами в глазах и с фигурой, как у фотомодели. Счастливая и полная надежд. Вот только эйфорию убил быт. Он убил и меня. Или… я все еще умею жить и любить?

Глава 4

Такси выезжает на МКАД под мое нервное постукивание пальцами по дверной ручке. Кавказца за рулем это раздражает, как и просьба убавить громкость магнитолы. Пару раз он пытается втянуть меня в диалог, но добивается лишь односложных ответов.

Аккумулятор мобильного снова разряжен, и оставшись без связи, я извожу себя догадками. Почему Вовка подрался? Он же никогда не был агрессивным. Проявляется очередной скачок развития? Странно, если так. Для кризиса трех лет поздновато, а для переходного возраста, наоборот, еще слишком рано. Неужели сын чувствует назревающий разлад в семье?

Где-то на периферии сознания бьется назойливая мысль об отсутствии сообщений от Славки. Пока телефон работал, даже отбивка «абонент снова в сети» не пришла. Вдруг догадался, что я знаю о них с Жанной? И пытается отсрочить разговор? Или просто отключил мобильный, как делает во время генеральных прогонов? Покачав головой, отворачиваюсь к окну, за котором на горизонте виднеются красногорские высотки. Не хочу думать о Славке. К черту все на свете, сейчас важнее сын.

В здание детского сада я вбегаю на трясущихся ногах и сразу же замечаю Вовку с цветным пластырем на щеке. Скрестив руки на груди, он с гордо вскинутым подбородком смотрит на воспитательницу. Через два стула от него нахохлился Артем с огромным фингалом под глазом.

— Мальчики, как же так? — ахаю я, недоуменно разглядывая то одного, то другого. — Вы же дружили…

— Он ударил Лику, — хмуро поясняет Вовка, и я чувствую, как меня переполняет гордость.

Наверное, это неправильно, и другая мать предпочтет отчитать, но я не могу ругать за то, что он встал на защиту слабого.

Воспитательница принимается объяснять, как важно отстаивать свою точку зрения словами, но для сына это не аргумент.

— Папа сказал, что девочек бить нельзя.

Спасибо Славке и на этом. Хоть чему-то хорошему научил.

— Она мою маму обозвала, — обиженно бурчит Артем. И цитирует дословно — матом.

Одна из нянечек хватается за сердце, я закашливаюсь, у воспитательницы багровеет лицо.

Надеюсь, Вовка не успел нахвататься от Лики подобных выражений. Надо бы встретиться с ее родителями, пока она всю группу не просветила.

Неловкая пауза затягивается.

— Тём, так говорить нельзя, — наконец выдаю я, присаживаясь на корточки рядом с ним. — Ни о маме, ни о ком-то другом. Ей будет приятно узнать, что ты не позволил ее оскорбить. А потом она расстроится, потому что ты подрался с другом.

— Мы почти помирились, — вклинивается Вовка. — Тёма мне пластырь с Суперменом дал. А Лика нажаловалась, и нас увели с площадки.

— Татьяна Владимировна, — воспитательница ненавязчиво обращает внимание на себя. — Мы пригласили детского психолога и завтра обсудим с ней этот инцидент. А пока не могли бы вы забрать Вову домой? Во избежание нового конфликта.

Что за дискриминация? Он же не виноват.

— Считаете его зачинщиком? — разгон от понимающей матери до злобной стервы составляет долю секунды.

Жаль, дети рядом. Я бы хлестче Лики выразилась.

— Нет, — с усталым вздохом воспитательница потирает лоб. — Я и Артема попросила забрать, но пока некому. Мать работает до вечера. Отца нет…

— На вашем месте я бы в первую очередь обратила внимание на Лику, — поднявшись, протягиваю руку сыну, с которого после драки даже не удосужились снять ветровку. — Идем, Вов. Купим тебе мороженое.

Тот радостно подскакивает со стула и, пользуясь случаем, старается выторговать себе чипсы.

По дороге к магазину я выпытываю подробности ссоры и все больше укрепляюсь в намерении присмотреться к родителям Лики. При встрече оба кажутся интеллигентными, но кто знает, что творится к них дома? На первый взгляд и Славка — примерный семьянин.

Не желая переключаться на мысли о муже, с удвоенным энтузиазмом расспрашиваю Вовку:

— Вы вроде расстались с Ликой?

— Да, но она захотела вернуться, — перепрыгнув через лужу, сын балансирует на мысках, чтобы не забрызгать меня.

Это подкупает. Мой маленький джентльмен.

— Ты согласился?

— Нет. С Катей интереснее. Ей брат комиксы привозит.

— Не согласился, и все равно заступился? — пытаюсь сдержать порыв и не поощрять вредной едой, но не справляюсь: — Ладно. Будут тебе чипсы.

Возьму органические, из батата. Чем не компромисс?

Вовка накидывается с объятиями, и я на мгновение забываю об израненном сердце. Нет ни боли, ни тяжести переживаний, лишь тонкие ручки, обхватившие меня над коленями. И запыхающийся от счастья голос:

— Когда вырасту, куплю тебе много-много чипсов, мам. Какие только захочешь.

Ради таких моментов и стоит жить. Ради тех, чья любовь не иссякнет. Ради тех, кто купит тебе все чипсы мира.

— А шоколад? — сморгнув слезу, наклоняюсь к сыну, чтобы звонко поцеловать в нос.

Он смешно морщится и обещает:

— И шоколад! А еще мармеладных мишек!

Продолжая список вслух, мы заходим во «Вкусвилл».

Уже дома я вспоминаю, что так и не зарядила телефон, но даже после включения от Славки нет ни звонков, ни СМС. Набрав номер, слышу привычное:

— Абонент не отвечает или временно недоступен.

В голову лезут дурные мысли. Я не желаю ему смерти, но вдруг судьба с законом бумеранга оказались кровожаднее меня?

Уложив Вовку спать, уже подумываю позвонить кому-нибудь из труппы, когда в замке проворачивается ключ, и на пороге появляется муж — недовольный и усталый.

— Все-таки приехал? — язвительно фыркаю я.

Так и подмывает добавить, что он явно перепутал квартиру.

— Репетиция коту под хвост, еще и телефон утопил, — кривится Славка, набрасывая пальто на первую попавшуюся вешалку. — Тат, хоть ты не добивай.

— То есть это я виновата? — против воли повышаю голос.

Надо взять себя в руки. Вовке ни к чему слышать нашу ссору.

— Какая муха тебя укусила? — скинув ботинки, Славка проходит в гостиную.

— Муха по имени Жанна, — шиплю, сжав в кулаки, чтобы не закричать. — Точно также зовут твою шлюху-ассистентку, с которой ты прекрасно проводишь время.

— О чем ты? — мастерски играет. Почти идеально — не зря в прошлом году номинировали на «Золотую маску». — Намекаешь, что я… и она? Кто тебе сказал эту чушь?

Не запинается ни разу, но глаза едва заметно скашивает. За десять лет я успела досконально изучить мимику и знаю, какой он, когда нервничает.

— Я сама вас видела, — почти выплевываю ему в лицо. — В твоей гримерке. Когда в нашу годовщину ты трахал эту блондинистую тварь!

Вот и все. Я смогла. Сказала.

Небо не падает на землю, время не останавливается, только со Славки слетает непроницаемая маска, и во взгляде угадываются досада и растерянность.

— Тат, давай ты сейчас успокоишься… — он выставляет перед собой ладони, словно я собираюсь наброситься на него.

Серьезно? Вместо извинений пытается меня осадить? Я почти готова влепить ему пощечину. Хочу кричать и топать ногами, но не двигаюсь с места.

— Не делай из меня истеричку, — с презрением стискиваю зубы и цежу сквозь них: — И имей смелость признаться, раз на большее не способен.

— Тат, это было один раз… Я даже не понял, как.

В голове не укладывается, что это говорит мой идеальный муж. Защита и опора. Любовь всей жизни. Чудесный отец. Сколько достижений! Но на поверку они оказываются глянцевым фасадом гнилой натуры.

— Могу описать в деталях, если у тебя амнезия, — злость, которую я копила и сдерживала, прорывается наружу ядовитым потоком. — Позу, темп, угол проникновения.

Хочу причинить ответную боль. Вот только будут ли мои удары ощутимыми?

Он вообще жалеет, что растоптал наш хрупкий семейный мирок, который создавался с таким трудом?

— Обойдусь без подробностей, — Славка предсказуемо разыгрывает оскорбленного и отходит к двери.

Я знала, что такой гордец не стерпит упреков. Теперь демонстративно хлопнет дверью, а дальше… сценария нет. Мы никогда еще не ругались так серьезно.

Со второй попытки попав в рукав пальто, он поворачивается ко мне. Жду очередную тираду, но в комнате по-прежнему оглушающая тишина.

На что он надеется? Что я стану отговаривать?

Прежняя я, чуткая и удобная, непременно бы уступила, но сегодня во мне что-то сломалось. Я устала терпеть. Устала подстраиваться. И если Славке так важно услышать ответ, пусть это будет не «постой» и не «прощаю».

— Я пришлю тебе вещи.

— Сначала мы все обсудим, — он упрямо не ставит точку.

— Ошибаешься. Нечего обсуждать.

Не чувствуя ног, удаляюсь в кухню, и когда за спиной щелкает дверной замок, с сиплым выдохом приваливаюсь к стене. Я только что запустила необратимую цепь событий, которые перевернут привычный мир. Жизнь не будет прежней, планы рассыплются в прах. Совместного «долго и счастливо» больше нет. Теперь я одна, и от этой мысли недавняя бравада улетучивается. Мне страшно стать ненужной. Но еще страшнее сделать ненужным сына.

А что, если Славка раскается? Вернется и пообещает, что больше никогда не причинит мне боль? Смогу ли я простить? Хочу ли прощать?

Шаркая шлёпками по полу, заставляю себя дойти до спальни. Нельзя обдумывать серьезные решения в ночи. Займусь самокопанием на свежую голову.

Но вопреки ожиданием с утра не удается проанализировать развитие событий. Сначала мы чуть не опаздываем в сад, а потом нам около часа ездит по ушам психолог — нудно и неуверенно. Чего еще ожидать от молоденькой выпускницы? Она толком не знает, как подступиться к детям, а уж с серьезной проблемой разобраться и подавно. Хорошо хоть Вовка с Артемом воспринимают разговор легко и радостно уносятся на игровую площадку, как только их отпускают.

За воротами я проверяю телефон. Снова тишина — ни звонков, ни сообщений. Неужели я действительно ждала извинений? Святая простота. Славке проще философские мемы в сторис выложить. Или дать интервью про эмоциональный кризис.

Единственное СМС прилетает от Наташки:

«Теперь поговорила?»

Перезваниваю, чтобы сэкономить время. Все равно не отстанет.

— Он ушел, но я пока не собрала его вещи.

— Главное, не давай слабину, — напутствует сестра. — Иначе сядет на шею. Гони к чертям, звони адвокату и настаивай на лишении родительских прав.

— Не перегибай, — осаживаю я. — Вовке нужен отец.

— Так и знала! — не унимается Наташка. — Не смей уступать! Я у гадалки была. Она говорит, если не обрубить сейчас, потом не отделаешься.

Иногда мне хочется ее стукнуть. Даже чаще, чем иногда. Особенно после таких вот финтов.

— Издеваешься? Мы еще толком развод не обсудили, а ты уже поскакала к какой-то цыганке?

— Она не цыганка, — сестра ожидаемо обороняется. — И, между прочим, выиграла «Битву экстрасенсов».

— Ну это все меняет! — не могу сдержать сарказм.

В юности я как-то столкнулась с парой голосистых таборных предсказательниц и от испуга выложила им последние сто рублей под назойливое «иначе сохнуть будешь, покойника в доме увидишь».

— Танич, поехали к ней. Дамира фигни не посоветует.

— Наташ, не мели чепуху. Мне еще Славкин чемодан собирать.

— Перетопчется! Ты ему не прислуга.

За пятнадцать минут словесных баталий сестра успевает примчаться к детскому саду на такси и усадить в него меня.

Почему я такая мягкотелая? Другая бы отмахнулась и занялась делами. Да и мне было бы не лишним запустить стиральную машину, а то у Вовки чистые вещи заканчиваются со скоростью света. Спасибо, что не горят. Нет же, вместо домашнего досуга тащусь к какой-то подмосковной Ванге. Ладно хоть от Красногорска до Химок недалеко.

— Он будет проситься обратно, но ты не принимай, — учит Наташка. — Дамира даст свечки и молитвы, чтоб отвадить.

— А на кладбище съездить не надо? — взрываюсь я. — Тут как раз Митинское поблизости.

Таксист с интересом косится в зеркало заднего вида. Даже неудобно при нем обсуждать этот вздор.

— Танич, все серьезно, — сестра переходит на шепот, от чего голос звучит зловеще. — Она просила тебе не говорить, но я скажу. Если затянешь с разводом, будут проблемы с Вовкой.

— Что? — снова чувствую себя простодушной девчонкой, которую разводят, играя на страхах. — Что ты ей про нас рассказала?

— Дамира и без рассказов все видит.

Умом понимаю, что Наташка желает добра, вот только в стремлении помочь не знает меры. Как старшая сестра она привыкла заботится обо мне и, кажется, до сих пор не осознала, что я выросла.

— Слушай, я ценю заботу, но давай со своими проблемами буду разбираться сама?

Такси останавливается возле панельной девятиэтажки, помешав спору выйти на новый виток.

Поднявшись в громыхающем лифте, подходим к двери, разрисованной кельтскими узорами. Господи, что я здесь забыла? В красках представив танцы с шаманским бубном, пячусь назад, но Наташка настойчиво заталкивает меня в квартиру.

Внутри нет ни курительных чаш со струйками дыма, ни оберегов, свисающих со стен. Поначалу я и стены в коридоре не могу рассмотреть из-за столпившихся людей. Несколько женщин сидят с подносами, залитыми воском, еще две читают молитву с листа, прислонившись к шкафу. В нише за обувницей приземистый мужчина с залысинами что-то бегло печатает в телефоне.

— Это очередь? — нервно хмыкаю я, обернувшись к сестре.

Та шикает на меня, но пристыдить не успевает. Мешает звонкий голос из глубины одной из комнат:

— Наташ, ты? Идите сюда. Обе.

Как назло, в кармане вибрирует мобильный. Не глядя, сбрасываю звонок и продвигаюсь за сестрой. Люди расступаются, пропуская нас без единого возмущения. Кто-то даже улыбается — вполне дружелюбно. Пожалуй, даже слишком. Клянусь, если это секта, я Наташку на порог не пущу!

В разделенной перегородкой спальне у стола с колодой карт Таро, восседает Дамира. Я полагала, она будет похожа на ведьму из мультфильма про Рапунцель, худощавую и смуглую, с кудрявыми черными волосами, но передо мной копия Урсулы из «Русалочки». Такая же тучная, с короткой стрижкой ежиком и ярким макияжем.

— Все-таки пришла, — улыбается она, неторопливо барабаня по столешнице острыми багровыми ногтями. — А ведь не хотела.

— То есть, вы знаете, что я вам не верю?

Зря лезу на рожон. Вдруг сглазит за дерзость?

— Я не Господь Бог, — со смешком отмахивается Дамира. — Мне твоя вера ни к чему.

Логично, ей предпочтительнее деньги.

Словно прочитав мысли, Наташка пихает меня локтем в бок.

— Присядь, Татьяна, — Дамира указывает на табуретку с другой стороны стола. — Если, конечно, готова выслушать. Силой не держу. Но если останешься, не перебивай и не отнекивайся.

Нехотя опустившись на связанный крючком чехол, складываю руки на коленях. Ногу снова щекочет жужжащий мобильный, приходится его отключить.

— Тяни по одной, — холеная рука придвигает ко мне колоду.

Плевать я хотела на всю эту эзотерику, но все равно подчиняюсь. Витает что-то в воздухе, не давая вскочить и послать к черту.

Пусть только скажет, что там за проблемы с Вовкой, и я уйду.

На первой карте светловолосая женщина на троне.

— Императрица — твое прошлое, — отзывается Дамира. — Счастливая семейная жизнь. Уют. Любовь. Никаких разладов.

А то я не знала! Мелковато для победительницы «Битвы экстрасенсов». Учитывая, что Наташка все выболтала, ей и выдумывать не пришлось.

Рывком вытаскиваю вторую карту и читаю подпись:

— Шут…

Моя жизнь как цирк. Не удивлена.

— Перевернут. Это как раз проблемы. Измена, сумбур, риск лишиться денег.

Да неужели?

Снова ничего нового. Зря приехала. Сейчас достану последнюю, и закончим этот балаган.

Третья карта пестрит красками — солнце, зелень, целующаяся пара. С ней мне наверняка предскажут бурное примирение и любовь до гроба.

— Твой новый мужчина близко, — от вкрадчивого голоса Дамиры по плечам ползут мурашки. — Верным будет. Сильно любить тебя будет. Только не оттолкни.

Хочется верить, но во мне слишком много цинизма. Розовые очки давно разбиты.

— Мне бы со старым разобраться, — иронично дергаю бровью, откладывая колоду.

Дамира зажигает свечку и пристально смотрит на огонь.

— Намаешься с ним, не отпустит легко. Сына втянет. Поддашься уговорам — всю жизнь себе испортишь.

И тут мимо. Славка точно не станет уговаривать.

— Благодарю, — вытаскиваю из кармана смятые купюры и кладу на стол.

Хватит на сегодня перфомансов. Нужно еще вещи упаковать.

Сестра пытается задержать, чтобы взять какие-то свечки, но я бодро пробираюсь сквозь толпу, не прощаясь и не оборачиваясь.

Из путаного предупреждения всерьез коробит лишь угроза вовлечь в наши разборки Вовку. Ему и без того будет непросто. Все остальное — пальцем в небо. Ну какой новый мужчина? Я теперь в принципе к себе никого не подпущу. Риск лишиться денег? Тоже бред. Пусть я слишком долго сидела в декрете, ничто не мешает вернуться на работу. Да и на счету есть сбережения.

Дурацкая поездка. Только время потеряла.

Вылезая из такси, вспоминаю, что в раздумьях не включила телефон. Интересно, кто так настойчиво названивал?

Не успев нажать кнопку, практически натыкаюсь на знакомый бампер — Славкин внедорожник выкатывается с парковки на углу и перегораживает путь во двор.

— Тат, где ты ходишь? — муж с кислым лицом высовывается в окно. — Еще и трубку не берешь. Битый час здесь торчу.

Опешив от тона, по привычке начинаю оправдываться:

— Ты за вещами? Я их еще не собрала…

И только потом осознаю, что это ему положено извиняться.

Славка с опаской косится в сторону пенсионерок на лавочке — те вовсю прислушиваются, чтобы не пропустить назревающий скандал.

— Тат, пожалуйста, сядь в машину, — теперь в голосе отчетливо слышится просьба. — Нам нужно поговорить.

Сердце трусливо колотится, предчувствуя беду.

Чертова предсказательница! Нагнала страха на пустом месте.

— Полянский, разговоры ни к чему, — скрещиваю руки на груди в защитном жесте — так легче отстаивать позиции. И даже диктовать условия: — Отдай ключи и рули к своей шала…

— Тат, пожалуйста, — с отчаянием повторяет он, не давая закончить нелестное определение.

В груди на секунду вспыхивает искра жалости, но ее тут же накрывает волной обиды. Не хочу и не буду уступать.

— Я никуда с тобой не поеду.

— Можешь меня линчевать, я не против. Только не на виду у любопытных клуш, — Славка кивком указывает на пенсионерок. — Или думаешь, они не станут расспрашивать Вовку, почему у него ругаются родители?

А ведь он прав. Наши вездесущие старушки быстро просветят сына о том, что ему пока рано знать.

Сдавшись, медленно обхожу капот и усаживаюсь на пассажирском сиденье. Еле сдерживаюсь, чтобы не хлопнуть дверцей. С каким бы удовольствием я сейчас ею громыхнула! Так, чтобы стекла повылетали!

— Доволен? Теперь отдай ключи, — подставляю ладонь, но Славка игнорирует жест и плавно трогается с места.

Выехав со двора, внедорожник пристраивается в хвост очереди на светофоре.

— Это и мой дом тоже, — муж стискивает руль, так что белеют костяшки пальцев. — Я никуда не уйду. Я люблю тебя и Вовку и не собираюсь вас терять.

Три дня назад я бы растеклась теплой лужей. Как давно Славка не говорил «люблю»! Подарки никогда не забывал, но мне так не хватало слов. И вот теперь я их слышу… и не ощущаю эйфории. В душе не отзывается ни-че-го. Она разбилась на осколки — ни сложить, ни склеить. И в этом крошеве стекла умерли светлые чувства, осталось лишь мрачное недоверие.

— Ты припозднился с признанием.

— Даже объясниться не позволишь?

На широких скулах перекатываются желваки — их отчетливо видно под обросшей щетиной. Славка так и не побрился с вечера. Даже странно. Обычно он следит за собой.

— Полянский, что тут объяснять? Тебя же силком на нее никто не укладывал.

— Это… нелепая случайность…

— Случайность? — от накатившего возмущения я подскакиваю на сиденье словно Вовкин мячик для пинг-понга. — Ты поскользнулся и случайно угодил Жанне в промежность?

— Татка, хватит, — он со вздохом взъерошивает волосы на затылке и рассеянно задерживает в них руку. — Клянусь тебе, это несерьезно. Мы просто репетировали, и в какой-то момент… все вышло из-под контроля…

— А! — я наигранно шлепаю ладонью по лбу, изображая догадливость. — Ты ей пробы устраивал так, что она орала на всю гримерку?

Ненормально смеяться в такой ситуации, но я смеюсь. Сквозь брызнувшие слезы, сквозь удушающую злость, истерично и отрывисто.

Неужели он совсем меня не уважает? И считает, что можно скормить бред в качестве оправдания?

— Какая на хрен репетиция? Она — твоя ассистентка. Ее дело бумажки перекладывать и командировки оформлять.

— Одна из актрис заболела, — с готовностью отбивает Славка и включает поворотник, чтобы обогнуть наш дом по периметру. — Жанна вызвалась подменить.

Меня трясет от излучаемого им спокойствия. Когда мы начали встречаться, я сама попросила оставлять экспрессию на сцене, но сейчас меня бесит эта мнимая сдержанность. Уж лучше бы кричал и театрально глаза закатывал.

— Это все, что ты можешь сказать?

— А что ты хочешь услышать? Да, я виноват. И поступил как полный мудак.

Признание дается с трудом. Он почти скрипит зубами от досады, а я радуюсь — не унижению, а первому проблеску эмоций. Мне нужно убедиться, что он ценит — или уже ценил? — наши отношения. Что десять лет прожиты не зря. Что я все-таки могу сделать больно ему в ответ.

— Верни ключи, Полянский, — напоминание как удар под дых.

Славка мрачнеет, но не сдается.

— Верну. Вечером, когда заеду к сыну. Или и с ним видеться запретишь?

Хотела бы, но я не конченная сука, чтобы отыгрываться на Вовке.

— Не запрещу… — тушуюсь, но тут же нахожу способ вернуть себе контроль над ситуацией. — Тогда же и скажем ему, что ты уезжаешь на гастроли. Очень долгие.

Едва внедорожник притормаживает во дворе, я выскакиваю из салона, не оставив Славке возможности ни возразить, ни окликнуть. Сегодня последнее слово останется за мной!

Иду с гордо поднятой головой, чувствуя себя если не победительницей, то уж точно не проигравшей. В лифте ловлю свой взбудораженный взгляд в отражении зеркала и осознаю, что широко улыбаюсь.