Инфер 8

Дем Михайлов, 2022

Зона Мутатерр. Сомкнутые плавучие острова… А под ними – океаническая тьма, что скрывает в себе то, что однажды постарались забыть… Движение вниз и вперед – к скрытому под древними плавучими островами подводному городу Эдиториум, что некогда считался новой колыбелью созидательного разума, местом, где лучшие умы изнемогают в напряженной работе по спасению умирающей планеты. Некогда в Эдиториуме постоянно рождались удивительные проекты… и некоторые из них были настолько… необычны… что их законсервировали и постарались забыть. Но законсервировать – не значит уничтожить…

Глава третья

— Где засел Монкар?

В семнадцатый раз я задал этот вопрос за последние два часа. И в семнадцатый раз получил один и тот же ответ — плевок в забрало шлема и разной степени неумелости визгливый насмешливый хохот. Что ж… в семнадцатый раз повторил и я свой ответ — приставив ствол револьвера к боку визжащего ушлепка, я нажал спуск, разрывая его печень пулей. Плеснула темная почти черная кровь. Идеально выбритая харя перекривилась в диком перепуганном крике.

— А-А-А-А-А! Не скажу! Не скажу! НЕ СКАЖУ-У-У-У! Я верен Монкару! Я верен Монкару!

— Верю, — кивнул я, еще раз нажимая спуск.

— Г-х-р-р-р…

Не выдержав второй дыры в организме, тощий голый упырок посерел и отрубился. Участок идеально чистого рифленого пола оказался безнадежно испорчен расползающейся темной лужей.

Я шагнул к следующему недавно плененному и разоруженному хренососу, что казался родным братом всех убитых мной сегодня. Короткая аккуратная прическа с зализанной набок сучьей челочкой, блестящие от кремов и лосьонов выбритые щеки, идеальные дуги бровей, никаких прыщей или шрамов, а маникюр буквально слепил, равно как и выразительность подведенных черным глаз. Все как один… все одинаковые… Даже в одежде — как давно я не видел гражданских белоснежных рубашек с короткими рукавами и этих на веки веков трахнутых штанишек, что так игриво подчеркивают жопы и гармонично смотрятся с черными мокасинами.

— Я простой аналитик, метросекс третьего уровня, — проскулил забившийся в угол упырок, ерзая жопой так, будто пытался нащупать какую-нибудь трубу и всосаться в стену.

Надо же… даже не пытается плюнуть мне в лицо…

— Я просто метросекс…

— На это посрать, — усмехнулся я, нависая над ним и неспешно начиная перезаряжать опять опустевший револьвер. — А Монкару ты верен?

— Всей душой и телом!

— Ага, — кивнул я и выстрелил ему в лоб.

Дернувшаяся назад голова со стуком ударилась об отделанную деревянными панелями стену, а я уже шагал к воющей в голосе девке.

Каре из серых с серебряным отливом волос — как у всех встреченных в этом зале девок. Красивая униформа — полупрозрачная блузка с высоким горлом, обтягивающая черная юбка чуть выше колен. И смутно знакомый мне значок с изображением Эдиториума — такой не у всех, но у многих.

— Где Монкар? — спросил я у перепуганной девки, которую так и хотелось назвать служащей.

Услышав мой вопрос, она куда-то поползла. Задравшаяся юбка оголила полные красивые бедра, мелькнули ажурные зеленые трусики — вопиющее, сука, нарушение дресс-кода, не так ли? Вот ведь мразь сраная…

Она что-то бормотала, ошалело глядя при этом на замершие в большом зале мертвые тела. Чуть пригнувшись, я вслушался и разобрал сбивчивые слова:

— Это проверка… очередная проверка на верность… я верна! Я верна! Красный сироп… красный сироп…

Поставив ботинок на хребет, я прижал ее к полу и проревел в затылок:

— Это не проверка, сука! Мы убиваем вас!

— Проверка высшего уровня… я прорвусь сквозь боль… красный сироп… на полу красный сироп… Тоша… Тоша просто спит…

Я глянул, куда были уставлены ее глаза — а она, прижатая к полу как таракан, продолжала дергать руками и ногами, все пытаясь куда-то ползти. Одежда сбилась, задралась, окончательно обнажая красивое тренированное тело. А смотрела она на еще одного «метросекса» хер его знает какого уровня. Разбросав руки, он уставил простреленный лоб в потолок и был безнадежно дохлым. Вокруг совсем немного крови плюс темные сгустки у затылка.

— Спит… — повторил я.

— Тоша спит… — тут же радостно отреагировала служащая, взглянув в мое оплеванное забрало с такой надеждой, что на миг захотелось ей подыграть.

— Ну конечно, он просто спит, сука ты гребаная! — рявкнул я и, схватив ее за серебристые волосы, подтащил волоком к трупу Тоши и выстрелил ему еще пару раз в голову, кроша череп.

Взвизгнули отрикошетившие пули, ошметки мозгов влетели в холеное лицо визгливой суки, что зашлась в диком крике. Она глядела Тоше прямо в раздолбанный мозг и орала, но не было и намека на подступающую блевоту. Еще бы… Их давно не пугают чужие кровь и страдания. Они боятся только за себя…

— Ну?! Где Монкар, сука?!

— Я верна! Я верна Монкару!

— Выпотрошу, сука! — пинком перевернув бьющееся в истерике тело, я выхватил нож и всадил ей в правый бок, тут же рывком дернув к центру живота. Отточенное лезвие с легкостью прошло сквозь плоть, а девка, схватившись за мою руку, завопила мне в забрало. Трясущиеся губы, безумные глаза, льющиеся рекой слезы…

— Ну да, — буркнул я, резко дергая рукой.

Вспоров ей живот, я встал и пошел прочь. А она, перевернувшись на бок, попыталась ползти следом.

— Я прошла? Я прошла п-проверку?

Вместе с рекой крови на рифленый пол полезли резаные кишки. Отвернувшись, я двинулся к тому, кто видел все происходящее, и судя по его перекошенной роже и нервно мечущимся в орбитах глазам, понимал, что это никакая не проверка. Я пересек заполненный воем и хрипами умирающих зал, присел перед аккуратистом, поднял заляпанное забрало и улыбнулся:

— А ты метросекс какого уровня? Третьего? Тебе уже выдали почетную нашивку?

— Я расскажу все что знаю! Не убивайте!

— Хорошо, — кивнул я, медленно вытирая красное от крови лезвие ножа о его сохранившую белизну рубашку. — Начинай, хреносос… начинай говорить… Где Монкар?

— Ниже!

Удар рукоятью ножа разбил ему губы и выбил пару белоснежных зубов. Пока он сплевывал осколки и кровь, пока оглушено шлепал разорванными губами, я воткнул острие лезвия ему в лоб и, прочертив вертикальную линию, чувствуя, как сталь скребет по кости, пояснил:

— Я хочу полную, сука, информацию… подробную… да?

— Да! Да! Ох… Да!

— Говори…

— Он…

— Да?

— А это точно не проверка? Я верен Монкару!

Воткнув нож ему в селезенку, я заткнул разинутый рот упырка ладонью и, глядя на медленно расползающееся по белой ткани красное пятно, пару секунд задумчиво молчал, втягивая ноздрями вонь дерьма, металлический запах крови и пороховую гарь. Когда я убрал ладонь, то услышал:

— Монкар тремя этажами ниже! Уровень Величия и Созидания! Три входа, если двигаться сверху вниз. Но вниз — не значит к низам! Вниз — лишь биссектриса направления и… А-А-А-А! Понял! Понял! Три входа! Два — лифтовые. Но один лифт — исключительно для Монкара! Еще лестница. Там позиции его гвардии — Стражи Чистоты! Они следят за всем и… вы не из них? Они делают проверки и… А-А-А-А-А-А! Все! Все! Первый пост стражи за вторым пролетом лестницы. А если лифтом — то там главный КПП и на каждом этаже остановки…

Всхлипывая, скуля, ерзая ногами, он вываливал и вываливал на меня поток информации. Изредка его заносило в ненужную сторону, и тогда приходилось опять поворачивать рукоять ножа в ране. Когда он излился окончательно, а это случилось минут через пять, послышалось его робкое:

— Я ведь был полезен?

— Ага, — кивнул я.

— И заслужил жиз…

— Нет, — столь же спокойно ответил я и дернул нож в сторону, вспаривая брюшину.

Упырок даже не закричал, разом отрубившись от боли. Жаль. Но будить его времени нет. Встав, я зашагал к идущему навстречу Рэку:

— Командир! Выбили инфу! — залитого кровью орка аж потряхивало от боевого ража. — И содрали со стены карту.

— Хорошо, — кивнул я. — Веди, орк. Веди…

Рэк заорал в передатчик и двинулся к сливающимся со стенами дверям. Я зашагал следом, оглядывая напоследок этот упырочный зал с трупами. Даже кровь, мозги и кишки не так сильно портили общий вид помещения, как темнеющая и все еще дымящаяся дыра в стена — оттуда мы и явились прямо на их сучье заседание, войдя через центральную вентиляционную шахту. Остатки белой решетки на полу, стол из белого дерева перекрещен несколькими очередями, там же первые трупы… И даже после столь явной жесткой демонстрации кто-то из них все еще продолжал цепляться за остатки слепой веры в какую-то проверку высшего уровня…

Глянув на экраны под потолком, что продолжали проецировать главную тему прерванного совещания, я мрачно процедил:

— Мы выжжем здесь все к херам…

— Мы уже начали, — зло оскалился Рэк и захлопнул забрало исцарапанного шлема. — Мы уже начали, командир…

То совещание… попав к решетке, первые минут десять мы слушали и с каждой минутой охеревали все сильнее. На мирном совещании, где вокруг элегантного стола собрались красивые ухоженные гоблины, обсуждались такие темы, как утилизация еще живого биологического материала, количество новых особей, подлежащих разморозке, и важность экономии всех ресурсов — кроме биологических.

На заседании решили, как всегда, пустить хлорный газ в отсеки содержания объектов исследования, и все проголосовали за, а одна встала и толкнула речь, что хлор не только дешев, но еще и является прекрасным дезинфектантом, а это крайне важно, ведь все они заботятся о благополучии священного Эдиториума. При этом на экране мелькали кадры с голыми трясущимися гоблинами. Лица с выдранными глазами и торчащими из бритых черепов электродами, выходящие из вздутых венозных животов шланги и краны, торчащие из культей стальные спицы с огоньками, трясущиеся в припадке истощенные взрослые, старики и дети. Затем встал еще один из заседающих и, умело играя звучным голосом, не забывая при этом поглаживать посеребренный значок на рубашке, предложил «рискнуть» и на этот раз разморозить больше особей женского пола и возрастом не старше двадцати двух. Возражений не последовало ни от кого кроме сухонькой и уже в возрасте гоблинши, что недовольно поджала отрихтованные вколотым дерьмом губы и заявила, что ее исследования не менее важны и требуют больше особей мужского пола — желательно, в возрасте до тридцати лет. Тут мы подорвали решетку и так и не узнали, чем мог закончиться их спор о соотношении возрастов и полов…

Вытянув руку, я прострелил поясницу прикидывающемуся дохляком тому самому упырку с серебряным значком, что измазался кровью и приткнулся среди трупов. Упырок жалобно закричал, но вопил недолго — ему в затылок с хрустом вонзился тесак, заткнувший его навеки. Он был последним — из трех десятков заседающих не выжил никто. А в светлом и еще недавно почти стерильном коридоре вдоль стен лежали оттащенные к стенам трупы гоблинов уже не в белых, а в синих рубашках и блузках. По полу тянулись широкие кровавые следы, на стенах остались красные отпечатки лап и харь. Редкие дыры от пуль показывали, что обученные недомуты старательно экономят боеприпасы. И делают это не зря — снабжение у нас надежное, но небыстрое, а здесь нам пока не встретилось ни одного огнестрела. Одна надежда на упомянутых Стражей Чистоты. Странно они, кстати говоря, называют здесь уборщиков…

— Синие — это обслуга белых мясников, — доложила вывалившаяся из боковой комнаты Ссака.

Остановившись у ближайшего «синего» трупа, она вытерла о него подошву левого ботинка и сделала это максимально тщательно. Все, кто выходил за ней следом, тут же пристраивались к тому же трупу и стирали о него кровь с обуви, а затем уже избегали наступать в частые лужи. Так же поступил и я. Нет желания оставлять за собой предательский красный след, что выдаст не только направление, но и, возможно, мое местоположение. Посрать было только Рэку, и пришлось рявкнуть. С недовольством смахнув с плеча лоскут кожи с чьими-то срезанными губами, он потопал к лежащей в углу дохлой девке и занялся чисткой ботинок.

— Ненавижу, — прохрипел Рэк, выдавливая из себя даже не слова, а чистые эмоции. — Ненавижу всех этих чистеньких никчемных говноедов… и это дерьмо решает судьбы тысяч… Скольких мы упустили, Ссака?

— Мы убили всех на этом уровне.

Ответный оскал наемницы был способен напугать до усрачки любого гражданского. С шелестом пройдясь лезвием по блистающему хромом косяку, он содрала с мачете налипшее дерьмо и вернула оружие в зажимы, после чего повторила:

— Мы убили всех… Двигаем лестницей, лид?

— Само собой, — отозвался я. — Но вы оба — стоять! Пускайте вперед недомутов. Эй! Упырки! А че рожи вялые?! До вас еще не дошло?! Радость пришла и стучит жопой в ваши мозговые каморки! Слушать сюда, гоблины! Вот лестница. И через каждый ее пролет вы столкнетесь с сопротивлением. Столкнетесь с врагом! Да еще с каким! Считайте, что та самая поимевшая вас всех судьба решила выдать вам шанс поквитаться — а такой шанс обычному гоблину выпадает редко! Не просрите его! Вы столкнетесь с прирученными падальщиками сучьего Монкара. С теми, кто сыграл немалую роль в том, чтобы превратить вас в раздутых от вколотого ядомута уродов! Нет руки или ноги? Виноваты они! Отгнил раздувшийся хер или лопнули сиськи и пришлось резать по живому — виноваты, сука, они! Отпала жопа целиком — виноваты они! И вам еще повезло! Видите те экраны с безглазыми и обожженными гоблинами? На их месте могли оказаться вы! Это я к чему: хватит! — сделав паузу, я заставил чуть утихнуть темп бьющего в виски пульса и выдохнул. — Хватит этого дерьма! Идите и убивайте! Валите тварей! Мстите! Вперед!

Яростный хищный рык не заставил зал загудеть громовым эхом — для этого нас было маловато. Всего три десятка бойцов плюс офицерский костяк. Но еще сорок боевых гоблинов уже на подходе, и приближаются они быстро, спеша урвать и себе кусок кровавого пирога.

— Не забывать про огнеметы! Больше огня! — крикнула Ссака, устремляясь за смешавшимися десятками, что рычащей змеей втягивались в лестничный пролет и уже выцеливали стволами ненавистных тварей.

Рэка я успел поймать за плечо и кивнул на один из приветственно помаргивающих зеленым лифтов. Показав кивнувшему орку один палец, я переступил растоптанный труп и начал спускаться вниз по ступеням. А Рэк, взяв наизготовку пулемет, втиснулся в кабину лифта и хрипло загоготал, предвкушая веселье.

— Эльфы… — зло бормотал я, убирая револьвер в нагрудную кобуру и берясь за рукоять странноватого пистолета.

Еще одна реплика, что попалась мне в руки незадолго перед спуском в эти сраные подводные пыточные палаты. Вроде как… Уверенности нет. Обводы оружия я вроде как узнавал, но вроде как и нет.

Но это точно какой-то «Тип». Может, «Тип-80», хотя я, если не обманывает простреленная память, видеть видел его воочию, но никогда из него не стрелял. Что-то связанное с подпольной оружейной сделкой в моем баре, куда принесли старомодный деревянный ящик с десятком таких. Но у тех ствол был куда тоньше и без дырчатого кожуха. Я успел пару раз испытать его в деле, но не на живой мишени. Магазин на тридцать патронов, и у меня таких четыре…

Нагрудную кобуру я повернул и положил левую ладонь на рукоять привычного револьвера. На всякий случай…

Но пока что меня ждали лишь крики и кровавые трупы. Крики далекие, больше пока изумленные, чем испуганные. А вот кровавые трупы с каждым шагом становились все ближе. Первые растерзанные ошметки не пойми чего, но еще недавно живого встретились у распахнутой мощной гермодвери — безопасность никто не отменял. Судя по количеству растертых по полу мозгов, тут раскололись минимум две черепные чаши. Хотя вон там вижу пять торчащих из-за перевернутого металлического стола ног. А вон свежесделанный червь с полной ампутацией всех отростков, а голова закатилась между ног вбитого в угол амбала в разорванной форменной рубашке. Цвет вроде зеленый с черными вкраплениями.

Аж, сука, зубы свело…

Сколько веков минуло, а пробужденные хренососы все столь же сильно влюблены в так много значащую для них классовую расцветку.

Белые — высший, сука, сорт. Эльфы из эльфов. Жрут из лотосов и подтирают жопы фиалками…

Синие — максимально приближенные к вершине, но все же пониже. Ранговые синие воротнички. Технический кластер вроде начальников технических отделов, высших инженеров и прочих. Плюс здесь же любимый обслуживающий персонал в синих блузках с белыми воротничками, что без лишних слов задушенную шлюху уберет и свежих персиков принесет.

Зеленые или черные — вооруженка. Хорошо обученные и отлично вооруженные преданные псы, что порвут любого, кто косо взглянет на любимых хозяев. Их называют по-разному, но сути это не меняет.

Особая прослойка — врачи. Невероятно ценимые в любую эпоху. Власть властью, а любимый геморрой сам собой не рассосется. Врачи бесцветные — как они сами себя старательно всегда позиционируют. Они, мол, открыты для всех и каждого и не имеют собственных пристрастий… Ну да… Солнце светит для всех — если ты из тех, кто заткнул ему жопу толстой пачкой бабла…

А потом уже нижним цветом этой недоделанной радуги прет серая масса… все те же безымянные рядовые техники, электрики, чистильщики канализаций, продувальщики и уборщики… И как же, сука, смешно небожителям наблюдать с вершин небоскребов, как подножная серая слизь пытается придать себе любой другой оттенок — чтобы получить сходство с теми, кто срет им на головы…

Отступив, я пропустил мимо захлебывающийся криком огненный факел и выстрелил в следующего «огонька», заставив его рухнуть в лужу и зашипеть в струях дождя. А дождь тут шел — пожарная сигнализация среагировала, залив этот уровень потоками воды из ливневых форсунок. Но огнеметы продолжали работать, и в пелене воды ревело оранжевое пламя, порождая все новые бегущие и танцующие огоньки. К расположенным по одной стороне коридора узким длинным окнам подплыла темная туша с редкими разноцветными искорками. Изуродованный больной кит безразлично глядел на танцующих в дожде и огне обезьян, медленно скользя в темной водной толще. Слышал ли он их крики боли? Насколько умен этот гниющий в вечной тьме гигант с вбитыми в голову стальными кольями?

Обойдя трупы, я перебрался через аккуратные стальные стены стоящего в холле КПП, что грамотно блокировал спуск на следующий этаж, и испытал пистолет, прострелив голову тянущегося к аптечке молодого парня в черной рубахе. Аптечку забрал, заодно подхватив с пола то, что объяснило причину вражеской тишины. Нет. Они не молчали, они стреляли. Но не из огнестрела. В моей ладони был зажат игстрел с ободряюще горящим зеленым огоньком — иглы есть, стреляй. Размеры пистолета, несколько заглушек сзади и сверху, отъемная, судя по всему, пистолетная рукоять. Иные модели, чуть иные стандарты, но это игольное оружие. Наведя стрекоталку на труп, я нажал выступающую клавишу, и игстрел послушно выплюнул несколько игл. Нет привязывающего к владельцу блокиратора. И да — под водой лучше уж палить пластиковыми иглами, а не стальными пулями…

— Логично, — пробормотал я и махнул разочарованному орку в открывшейся лифтовой кабине. — Гляди?

— Игстрелы, мать их игольчатую! — орк захлебнулся смехом и приподнял повыше пулемет.

— Давай еще на этаж вниз — пока они не очухались и не блокировали все лифты. Там наших вроде еще нет…

— Ага… — орк ударил стену кулаком.

Стена испуганно загудела, и двери закрылись.

Чуть ускорившись, я побежал по ступеням вниз. Еще одна гермодверь с винтовым стопором. Раскрутив его, дождался, когда он с лязгом замрет в крайней позиции, и рванул рычаг на себя. В открывшуюся щель сунулась напряженная харя с красивой челкой:

— Слышал че?! Сигналка полыхает…

— Слышал, — кивнул я и выстрелил ему в глаз.

Разом обмякшее тело рухнуло. Пару раз дернулось и затихло на пороге. Выдрав из его руки несколько иной игстрел, я сбежал по ступенькам, нарочито громко топая ботинками.

— Ну чем там за шум? — требовательный голос был исполнен властности.

— Там убивают, — буднично отозвался я, выходя на желтоватый свет светильника в конце лестничного пролета.

— Ты кто?!

Прежде чем начать стрелять, я успел отметить П-образный КПП со стальными стенами высотой мне по пояс и рыл пятнадцать охраны в черных рубашках с зелеными воротниками. За центральной панелью КПП яростно мигали красные огни — похоже, та самая пожарная сигнализация.

Полоснув иглами и пулями по холлу, я сделал шаг в сторону и вжался в угол. Высунув на секунду руку, наугад опустошил остаток магазина и занялся перезарядкой, вслушиваясь в порожденный мной криковой хаос.

— Хер вам в глотки, ублюдки!

Радостный рев орка оглушил и затих, сменившись пулеметным грохотом. Присев, я выждал несколько мгновений и высунулся, тут же убравшись обратно в укрытие. Успев поймать картинку, уже спокойно выпрямился и вышел. Ботинок с плеском окунулся в общую для убитых лужу крови — ее расстрелянные доноры вповалку лежали вокруг укреплений или весели на его стенных панелях.

— Не надо! Не надо! — завизжал кто-то из внутренностей КПП.

— Надо! — убежденно ответил Рэк, стреляя ему в голову.

— Коридор, — предупредил я.

Вылетевшие в коридор гоблины в черном и зеленом — еще одна внутренняя цветовая ранговость — попадали как сбитые пулями кегли. От моего шлема с треском отлетели безобидные иглы. Еще несколько застряли в разгрузке. Отстрелявший ленту орк присел, а я подался вперед и мягко послал в коридор зажигательную гранату. Хлопок, вспышка, и пятеро закружились в огненном кранлого…

— Ниже! — крикнул я, когда из лестничного проема вывалились первые недомуты-штурмовики, выставившие щиты.

Пропустив яростно вопящих гоблинов, мы с Рэком разминулись с Ссакой и нырнули ниже, опять заспешив по лестничным ступеням. Убрав пистолеты, я взялся за автомат, и будто только и дожидаясь этого, воздух наполнился тревожным плачем сирены. Тонкий переливчатый звук показался мне плачем китов, что беззвучно плыли вокруг погруженного во тьму подводного города…

Что ж… вот мы и сделали свое громкое заявление — мы здесь! Гоблины пришли…

Сорвав со стены аккуратную разноцветную схему, я позволил Рэку обогнать себя и двинулся за ним, вглядываясь в уже виденные раньше цветные полосы этажей.

* * *

Мы очистили еще два этажа подводного веретена и… остановились.

Тормознуть мной же порожденных берсерков оказалось нелегко. Приказ сработал не сразу. Двое все же рванули дальше и погибли ниже, успев положить до десятка противников, после чего последний из них подорвал себя гранатой и залил там все забортной водой. И судя по прерывистому восторженному вою, который пресек взрыв гранаты, эти двое ни о чем не жалели — чего не скажешь о их противниках. Хлещущие струи пенной темной воды ударили в еще непроверенный нами этаж, и где-то через пару минут к вою пожарной сирены добавилось перепуганное всхлипывание еще одной верещалки. Разгерметизация. На такой глубине это нестрашно — я знал возможности Эдиториума. Эта разделенная на кучу секторов банка выдержит. И первым делом сработает автоматика…

Выдвинувшиеся из потолков и полов стальные плиты отделили нас от нижнего этажа. И одновременно еще несколько аварийных переборок отрезали нам отход обратно наверх. Меня это не впечатлило. Никого не впечатлило. Не понадобилось даже командовать — сварочный аппарат зажегся мгновенно, принявшись прорезать нам обратный проход — и, само собой, резал он не закаленную сталь переборки, а куда более тонкий металл по соседству. Через потолок и пол — путь отступления нам нужен, но сам я никуда торопиться не стал. Усевшись на один из забрызганных кровью столов, я занялся изучением еще одной цветовой схемы.

Те этажи, что мы прошли по пути до текущего уровня, отличались друг от друга кардинально. Не только по строению, но и по содержанию, мать его. В изначальной планировке эти уровни относились к жилым и рекреационным. Именно здесь жили все те давно сдохшие светлые умы, что олицетворяли собой вполне сбывшуюся мечту по возрождению планеты. Но так было раньше. Оставив планировку нетронутой, чей-то абсолютно больной разум превратил каждый уровень в нечто вроде долгосрочной зоны испытаний.

Первый из пройденных этажей — залит водой на полметра. Убрана практически вся мебель, лишь некоторые общие комнаты сухие. Вода — морская и достаточно холодная. Там же несколько мясницких, где, следуя приказам свыше, упырки резали свежеразмороженных и нихрена не понимающих гоблинов. Мы спасли около трех десятков и отправили их наверх — через Поплавок до самых нижних уровней пропустившего нас сюда плавучего острова.

Второй этаж — уровень с белым шумом, как его окрестила Ссака. Злобное шипение сопровождало живущих там постоянно. И, похоже, им пришлось куда хуже, чем тем, кто жил в морской воде. Во всяком случае психически… И здесь мы отыскали несколько мясницких… но спасать было уже некого — прознав о нашем приближении, долбаные хренососы последовали какому-то из аварийных протоколов и прикончили еще живых.

Третий этаж — место, где мы сейчас находились — был какой-то гремучей помесью борделя и бара. Чистой питьевой воды не было — из кранов она хоть и текла, но была «подслащена» некоторым количеством спирта, фруктовых ароматизаторов, красителя и чем-то еще явно «мозгокрутным». Слабая алко-нарко-смесь, что подавалась круглосуточно. Минимум разрешенной одежды. В два раза больше так называемых лабораторий. И то, что я в них увидел, никак не могло даже приблизительно оказаться экспериментами. Банальные пыточные, где насиловали, терзали, измывались. И все это окутано флером «нормальности»: в обычных зонах чистенько, аккуратно, все, несмотря на постоянную подпитость, вели себя друг с другом максимально обычно — вон на экране крутится ролик из здешней кафешки…

Изучив схему, я ножом прочертил по пластику извилистую линию, прорезал в ее конце дыру и швырнул пластинку Ссаке.

— Пробивайтесь там четко вниз, — буркнул я, доставая из поясной сумки белковый батончик.

— Поняла.

— Когда вскроете обшивку — упретесь в трубы и провода. Не резать. Обходите.

— Ясно.

— Но сначала заварите к херам все нижние аварийные переборки. Никто не должен суметь их открыть.

— Выполняю.

— Давай… Рэк! Как прорежетесь наверх — всех наших подранков туда срочным эшелоном. И так же быстро спускайте сюда свежее злое мясо и тяжелое вооружение. И еще мне нужна прямая связь с Хорхе. Проследи за всем.

— Делаю! — выпивший литра два здешней водички Рэк аж подпрыгивал от переполняющей его нехорошей энергии.

Да многие приложись к здешним кранам с розовой водичкой. И я не пытался их остановить — мясо слишком «молодо» и еще не привыкло к той кровавой мерзоте, с которой сталкивается каждый солдат на поле боя. Кишки на стенах, мозги на ботинках, чужие зубы в волосах, привкус паленого дерьма вокруг и кровь повсюду… Придет время, и прошедшие через горнило боев гоблины привыкнут, ожесточатся и отрастят твердую непрошибаемую шкуру…

Подхватив со стола женскую отрубленную в локте руку, я метнул ее в голову слишком уж присосавшейся к крану девке, что пила и пила, не в силах оторваться. Отпрыгнув, она утерла кровь со щеки, напялила шлема обратно на тупую голову и, уворачиваясь от пинка Рэка, проскулила:

— Так сладенько заходит… прямо как хер моей первой любви…

— Наркота всегда сладко заходит, — проворчал я. — А выходит с кровью… уймись, дура тупая.

— Есть уняться дуре тупой, сэр! Блевануть позорным содержимым пуза?

— Оставь при себе, — усмехнулся я.

— О моей первой любви, сэр — сожрали его те муты, что оттрахали больную самку, но… хык!

Она все же поймала поясницей пинок злого орка и улетела в угол с трупами, откуда уже доползла до двери и рванула следом за Ссакой.

— Лид! Экран слева! — предупреждающий возглас донесся от одного из самых многообещающих новичков, что уже прошли с нами немало мясорубок Мутатерра.

Неспешно повернув голову, дожевывая батончик и одновременно роняя пару таблеток энергетика в кружку с водой, я уставился на оживший экран, что высветил огромную золотую букву «М». Одновременно с этим послышалась закадровая торжественная музыка. Ну да… все как всегда — обязательная пафосно-жопная презентация грядущего величия… Чтобы гоблины заранее прониклись и взопрели…

Золотая вспышка… следом прямо «в лицо» полетели вращающиеся и опять-таки золотые загогулины и восклицательные знаки, а на экране наконец-то появилось хоть что-то внятное — полированный деревянный стол с широченной столешницей, высокая спинка кожаного коричневого кресла и сидящий в нем упырок в деловом старомодном костюме. Серый поблескивающий материал, белая рубашка с расстегнутым воротником — как много это значит для понимающих — торчащий в кармашке уголок белоснежного платка и над всем этим широкая теплая улыбка идеально выбритой хари. Еще чуть выше можно с восторгом лицезреть дорогущую прическу — с обязательно сединой на висках и несколькими тщательно выбранными седыми же прядями над многомудрым лбом. Он еще не сказал ни слова, даже не шевельнул пальцами с одиноким обручальным кольцом, но я уже знал, что обладатель ласковых карих глаз — Монкар.

Еще раньше над экраном зажегся огонек — золотой огонек. Не желтый, не оранжевый, а именно золотой. Типа божество скоро явит свое внимание… Есть ли замаскированная камера?

Вглядевшись в его глаза, я понял — он видит меня. Не только меня, а конкретно весь этот зал, внимательно скользя по нему сосредоточенным взглядом. Нет. Не сосредоточенным, а сфокусированным, ведь это одно из любимейших слов ему подобных никчемных дегенератов. Будь в фокусе! Сосредоточься на задаче! Фокусируйся! Еще сильнее! Не позволяй сломать свой ссаный фокус! Работай в фокусе! Работай больше! Как легко говорить такие слова, когда твое единственное занятие — неистовое лизание нависающей жопы босса.

— Что же у нас тут происходит? — разродился наконец хер в сером костюме. — Я Монкар… и я… опечален. Что за беспорядок… что за безумный хаос…

Ему никто не ответил. Гоблины продолжили заниматься своими делами. Один так и вовсе сел посрать в дальнем углу, придерживая штаны, чтобы не заляпать их о кровь на полу. И судя по протяжным звукам, этот недомут был полностью сфокусирован на своей задаче.

— Не скажу, что я рад таким гостям, и, несомненно…

Решив не слушать дальше, я приподнял забрало шлема повыше, довернул харю к экрану и лениво поинтересовался:

— Эй, хреносос… ты уже поплакался в плесневелые сиськи сучьей ведьме Эдите? Доложил о большой и нерешаемой проблеме?

Ответом была тишина. Та самая, по их словам, «озадаченная», а на самом деле охреневшая тишина, что случается, когда ты от обычного на вид грязного вонючего гоблина слышишь нечто крайне неожиданное. Или даже опасное… или даже пугающее…

Тишина длилась долго, а я не торопил. Зачем? В одном месте сварочный аппарат уже закончил работу, и недомуты с резаком потянулись в коридор, где до них скрылась двойка с пилой. За их спинами потрескивала остывающим металлом на краях уродливая дыра — наш новый выход отсюда. Рэк, тихо матерясь, погнал туда могущих идти подранков, что тащили лежащих и мертвых — мы потеряли троих наглухо и еще двое скоро сдохнут, но пока держатся благодаря трофейным аптечкам. Остальные легкие: несколько дней, максимум неделя — и можно их опять ставить в строй. Да… я не торопился… и в ответ разглядывал того, кто явно уже приблизил мое лицо, увеличив на весь экран, и внимательно вглядывался в него.

Как же, сука, смешно… Этот хер сделал все, чтобы его морда казалась породистой и запоминающейся. Нос с явно искусственной горбинкой, в меру густые брови, длинные — но опять же в меру — баки, тяжелая нижняя губа и выставленный вперед подбородок с той самой якобы что-то всем говорящей ямкой…

А что он видел в моем лице? Да ничего кроме злобы и усталости. Я не скрывал своих эмоций, пока медленно цедил кислый энергетик из фляги.

Сломав свою игру в невозмутимого джентльмена, Монкар подался вперед, нахмурил брови и… отпрянул резко назад, отмахнулся от экрана обеими руками.

— Эти глаза! Выруби!

— Что? — удивленный мелодичный голос оборвался резким вскриком, когда подхваченная со стола каменная статуэтка какой-то девы явно влетела во что-то живое по ту сторону экрана.

— Выруби, сука тупая! Убью!

Экран погас… А золотой огонек над ним продолжал светиться.

— Похоже, он знает вас, сэр… — заискивающе проскулил один из одноруких недомутов, вечно рвавший жопу в старании доказать, что ничем не уступает другим.

— Похоже, — кивнул я, поднося передатчик к губам. — Ссака…

— На связи!

— Ускорьтесь вдвое.

— Есть!

— А ты, — я взглянул на однорукого, — прикрепи вон к стене напротив этого сучьего золотого огонька рюкзак с взрывчаткой. И прямо покажи взрывчатку всем глядящим…

— Покажу! А с таймером? — с нездоровым придыханием спросил однорукий.

— Ага.

— И выставим на пять минут… это самое то, чтобы холодная дрожь пробрала аж до жопы…

— На два часа, дебил! — рявкнул я.

— Ну хоть что-то… а можно я прикрою первую цифру лямкой? То ли двойка… то ли ноль… а?

— Тебе бы голову подлечить…

— Да я стабильный!

— Имя?

— Херодуб!

— Действуй, Херодуб… действуй…

Неожиданно взвизгнув, Херодуб помчался выполнять приказ. Надо бы проследить за этим… стабильным…

Бросив еще один взгляд на мертвый экран с живым огоньком, я приветственно оскалился ему и, неспешно сползя со стола, двинулся навстречу. По пути подхватил металлический вечный стул. И в несколько ударов прервал золотое торжественное свечение. Только свечение — сам крохотный глазок камеры не тронул. Пусть и дальше наблюдают за взрывным рюкзаком.

Надо же… Только сейчас заметил — перед экраном разбросаны стулья, что чуть раньше явно стояли ровными рядами. А под экраном аккуратная табличка: «Бдение пред золотой зарей для самых достойных». Да мать же вашу, гоблины! Серьезно? Так и сидели бочок к бочку, с надеждой глядя на темную стекляшку, что могла просто засветиться на пару секунд? Гребаные имбецилы… Может, еще и лобызали светодиод? Только подумалась эта херня и… я заметил над табличкой блестящий пятачок вылизанного металла…

С яростью вбив ножки стула в ударостойкий экран, я отошел, не обращая внимания на потянувшийся из разбитого устройства серый дым и трескучие искры. Меня здешняя пожаробезопасность и чистота воздуха волнуют меньше всего. Похоже, всему этому давно пора разрушиться и рухнуть мертвой кучей на дно — там этому куску говна самое место.

А что творится на следующем этаже?

Я знал, куда мне надо попасть, и это было мало связано со здешней больной этажной возней. Но я все же гляну разок… я гляну…

* * *

Пронзительный дикий и какой-то искусственный вой заставил гоблинов раздаться в стороны и прижаться к стенам. Прилетевший из глубины погруженного в темноту коридора некий снаряд с треском ударился о металлический пол и… лопнул, раздувшись в огненный шар. Я упал одним из первых, и огненные языки жадно облизали стены и потолок над моей головой. В легкие вонзился скупой горячий вдох. Сине-красное пламя опало, но в темноте впереди уже ревело снова.

— Щиты! — рявкнула Ссака. — Пять два! Пять два, суки!

Дружно проревев ответ, обожженные гоблины отлипли от стен, перешагнули бьющихся на полу двоих обгоревших и выставили щиты. Пластик и металл. Старое и новодел сработали вместе. Новый снаряд — а это оказался снаряд миномета, как мне почудилось по характерной форме — ударился о преграду и лопнул.

— Назад!

Трое из шести отшагнули, бросая объятые огнем щиты. Еще трое остались, удерживая стальные пластины поперек коридора.

— Пригнуться, — хрипло велел я, когда Ссака запоздала с этим приказом.

— Жопы в пол! — продублировала она меня, и в ту же секунду по баррикаде застучал дробный смертельный перестук.

По нам садили очередями. И боеприпаса не жалели. Еще одно выдающее себя скорбное завывание — вот тупые херососы — чуть подстегнуло прыть возящихся у стены гоблинов, и они успели выдавить прорезанную дверь. Едва мы втянули последнего нашего в боковое помещение — отмеченное на карте как имеющее аж три входа-выхода — в коридоре полыхнула очередная огненная вспышка. Согнувшийся над раненными медик всадил каждому по несколько уколов, и жестоко обожженные облегченно затихли на полу.

— Дальше, — прорычал я, сгорая от злобного нетерпения. — Дальше! Что с Рэком и моей связью?

— В процессе! Бегут. Тянут.

— В сраку ваш долбанный процесс. Ускорить их!

— Есть ускорить!

Я заставил себя заткнуться, понимая, что занимаюсь херней — все и так выкладывались на полную. Со свистом втянув воняющий гарью воздух, я оттолкнул одного из недомутов от стены у двери и занял его позицию. Вслушавшись, присел, выглянул на мгновение и послал в коридор сюрприз из подствольного гранатомета. Там как раз зарождалось новое жалобное вытье, но разрыв не дал этому дерьму никуда улететь, подорвав на месте — и дикий рев боли из коридора дал понять, что такой подарок никому не понравился. Вспышка… еще одна… и коридор залил ослепительный свет, что быстро убавил накал, сменив белизну на багровость. Криков больше не было. А по коридору пролетел поток раскаленного воздуха, заставляя тонкий слой воды на полу исходить горячим туманом в шипучем испарении.

— Охеренно, лид! — обрадованно оскалилась Ссака. — А ты долго будешь у нас самое вкусное отнимать? Наши сами бы справились…

Заглянув в скорбные глаза оттолкнутого мной гоблина, я с усмешкой хлопнул его по плечу:

— В следующий раз месишь всех ты. Да?

— Да! Всех! — заорал тот, показывая в оскале жалкие остатки почернелых клыков. — Мы боевые орки! Орки!

Ясно… этот свихнутый крикун из числа бойцов Рэка. Из угла заливисто взвизгнул Херодуб. Весело, сука, живем…

— Это и есть их Стонущая Кара? — поинтересовалась Ссака, с легкостью удерживая на полу вдруг очнувшегося раненого, в то время как медик вкалывал ему еще дозу.

— Наверняка, — подтвердил я и, махнув тому «обделенному», велел: — Бери этих троих — и вперед. До места разрыва. Маски на хари! Жопы по полу волочите!

— Есть!

Натянув на рыла защитные маски, они захлопнули забрала, упали на пол и выползли в коридор, оставив рюкзаки в забитом столами помещении. Мы в здешней столовой — отсюда столько входов-выходов. И планировка доказывала, что это помещение изначально планировалось как заведение общепита. Только там, где сейчас левая металлическая стена, должно было иметься огромное обзорное окно, коими так славился Эдиториум. Не зря его в шутку называли аэрариумом — аквариум наоборот. Возрождаемый подводный мир мог любоваться копошащимися букашками в ярко освещенной банке… Но даже здесь Монкар постарался внести хоть какие-то, но исправления. Ну да… надо же показывать свою мудрую кипучую сучью деятельность… Из пустого в порожнее…

Из коридора послышались редкие хлопки выстрелов. Еще через минуту затрещавший передатчик выплюнул:

— Чисто. С потолка льет, трупы еще горят.

— Сколько их?

— Под сотню, — голос гоблина все же дрогнул.

Ну да… надо иметь привычку к подобному. Чтобы спокойно стоять там, в заливаемом водой коридоре, среди еще тлеющих скрюченных трупов…

— Закрепиться и ждать, — приказала Ссака и повернулась к медикам. — Этих наверх! А вы трое — давайте к разведчикам, а оттуда дальше до вот этого перекрестка. Без света! Без шума!

— Есть!

— Планы все те же? — уточнила наемница, полубезумной улыбкой показывая, как ей хочется, чтобы это веселье никогда не кончалось.

— Те же, — кивнул я и шагнул за второй тройкой. — Огнеметчики — за мной!

С визгом ожившие сервоприводы подчинились воле хозяев, и нагруженные под полтора центнера парни зашагали за мной.

— Стонущая Кара, мать вашу, — пробормотал я, с плеском шагая по залитому водой полу.

Как рассказал один из пленных — они до жопы боялись именно этого оружия. Им была вооружена лишь служба безопасности. Да вообще все оружие было только у безопасников. Игстрелы страшны, но все же почти бесшумны и от них практически нет крови. Щелк — и ты мертв, а в груди только крохотная дырочка. Поэтому изредка случавшиеся здесь восстания обычно носили затяжной характер. Одна безобидная на вид смерть в день, долгие бессмысленные переговоры, многочисленные скучные обещания, частые упоминания про ценность любой жизни и важные гражданские права… Долго. Муторно. Надоедливо. И так родилась Кара. Воющий медленный снаряд казался предвестником великих бед — и таковым и стал, когда был использован в первый раз, взорвавшись огненным цветком в скоплении прячущихся за перевернутой мебелью ничем не защищенных гражданских… С тех пор мятежей больше не было.

А я вспомнил это оружие. Не с чужих слов, а в тот миг, когда услышал этот особенный мерзкий вой. Его вроде как разрабатывали специально — сам звук, а не снаряд. Проходя через особые отверстия в обрешетке крутящейся зажигательной мины, воздух порождал до жопы пугающий вой. Один показательный выстрел… и вот уже многочисленные джонки и плавучие острова спешно покидают мелководные лиманы разлившегося моря, оставляя позади полыхающего собрата. Горят плавучие огороды и соломенные жилища, умирает такая драгоценная сжигаемая земля, начинает проплавляться пластиковая многослойная основа и… плавучий кусок суши разваливается, с шипением уходя по воду. Захватчики прогнаны, и никто больше не будет ловить корпорационную рыбку и вычерпывать такие же креветки… В следующий раз будет достаточно включить запись этого воя, чтобы вся кодла оборванных морских жителей ударилась в бегство…

Проверяя по второму разу вслед за штурмовиками боковые помещения, мы без проблем добрались до первого перекрестка и оказались на месте бойни. Тут у дебилов и случилась детонация… Выжгло к херам перекресток, метров по двадцать в каждую сторону коридоров и не меньше пяти комнат с распахнутыми дверьми — где ожидала приказа на штурм живая сила. Там их и запекло как праздничных уток в духовке… Вонь дикая, задымленность постепенно уходит, а льющая из потолочных форсунок вода уже ликвидировала угрозу. Шумно работающие под потолком моторы показывают, что вентиляция врублена на максимальную мощность. Автоматика сработала как надо.

Вот именно — автоматика.

Машины сделали как надо.

А гоблины опять обосрались…

Переступая руки и ноги с лопнувшей и слезающей с темного мяса кожей, я миновал перекресток — не тот, что нужен нам — и пропустил вперед тяжелых огнеметчиков, когда впереди опять послышались взрывы. Огнеметчики ускорились, а я замедлился и, услышав топот позади, прижался к стене — мимо пронеслась вся озлобленная стая, что рвалась урвать побольше «вкусного». За ними пробежала ухмыляющаяся Ссака, жестом показав, что все задачи по эвакуации и прочему успешно решены. Про тыловую группу страховки можно было не спрашивать — она есть и не уснет. Встретят подкрепление, закрепятся на доверенном участке и будут ждать дальнейших приказов. Рация на разгрузке едва слышно прохрипела. Укрывшись за дверным проемом, я повысил громкость, щелкнул кнопкой и начал ждать. Хрипящий голос Рэка заговорил сразу же, принявшись накачивать меня важной информацией.

Конец ознакомительного фрагмента.