Инай и Утёс Шести Племён

Денис Валерьевич Ружников (2025)

Мир раскололся на осколки-континенты — утёсы. На одном из них, среди шести племён с их древними тайнами, живёт Инай — юноша, рождённый без магических способностей. Но в день, когда ему исполняется шестнадцать, он обязан пройти круг испытаний — ритуал, ведущий через земли всех шести племён. Однако путешествие быстро выходит за рамки обычного обряда. В Инае пробуждается редкая связь с глубинными силами утёса, а древний Вихрь, питающийся страхом и враждой, готовит мир к катастрофе. Инай вынужден не только сразиться с тьмой, но и познать собственную сущность. Сможет ли он объединить племена и воспрепятствовать разрушению, или страх окажется сильнее? «Инай и Утёс шести племён» — фэнтези-эпопея, вдохновлённая славянской мифологией, где магия, философские вопросы и мрачные испытания сплетаются в захватывающее приключение. История о том, что значит обрести силу, преодолеть сомнения и найти путь к единству в разрозненном мире.

Глава 2. Видяничи

Войдя в лес, Инай ощутил резкую перемену. Мир за его спиной казался привычным и понятным, но здесь, под пологом деревьев, начиналась другая реальность.

Лес шептал свою древнюю песню, оставаясь равнодушным к людским тревогам. Даже воздух был иным — густым, влажным, с лёгким ароматом земли, прелых листьев и смолистых деревьев. Этот запах проникал в лёгкие, оседал на языке, будто лес хотел стать частью его самого.

Высокие деревья покачивали своими вершинами, величаво и неторопливо, словно ведя беседу на языке, недоступном для человеческого слуха. Лианы, свисающие с ветвей, подобно седым бородам древних старцев, шевелились под легчайшими порывами ветра.

В просветах меж густых крон мелькали тени птиц, быстрые, как мысли, и изредка из тёмных глубин чащи мерцали большие глаза зверей, молчаливых свидетелей чужого присутствия.

Лес не выказывал ни вражды, ни гостеприимства; он лишь безмолвно внушал Инаю — ты здесь всего лишь гость, ничто в этом царстве не принадлежит тебе.

Каждый шаг Иная по мягкому мху ложился беззвучно, как шёпот ночи, но стоило ветке треснуть под его ногой, как лес вздрагивал, словно мудрый старец, вдруг отвлечённый звонким смехом детворы.

Шелест листвы, где ветер обнимал кроны, был сладок и загадочен, как древний сказ. Дождевые капли, забытые утром на листьях, срывались медленно, словно печальные слёзы, и с глухим звуком растворялись в объятиях земли.

Здесь время утекало, словно растворяясь в невидимом потоке, а лёгкие тени, скользившие по тропе, напоминали отблески далёкой реки, исчезающей за горизонтом. В какой-то момент Инай поймал себя на том, что считает собственные шаги, пытаясь отвлечься от ощущения, что за ним кто-то наблюдает.

Через некоторое время он остановился на полянке, чтобы перевести дух. Лес казался бескрайним, но среди привычного пейзажа его взгляд зацепился за нечто странное. У самого основания дерева, на небольшом выступе, лежал мешочек. Он подошёл ближе, медленно, настороженно. Мешочек был небольшим, сшитым из светлой ткани, которая выглядела почти новой, но с тёмными пятнами от влаги. Он нагнулся и развязал шнурок, почувствовав, как в воздухе тут же усилился тонкий, сладковатый аромат. Внутри оказались ягоды. Они были крупные, свежие, покрытые каплями росы, будто только что собранные. Инай нахмурился, задумавшись. Кто мог оставить его здесь? Лес не прощал беспечности, а такие находки не могли быть случайностью. В этот момент он вспомнил бабушку.

Сида всегда находила способ незаметно помочь, оставаясь при этом в тени. Ещё с ранних лет он помнил, как её помощь никогда не тяготила, но являлась всегда к месту, как утренний луч солнца, согревающий после ночного холода. Он вспомнил, как она рассказывала истории у очага, её голос был мягким, словно тихий плеск волны.

— В лесу надобно быть внимательным, — говорила она тихо, а её глаза поблёскивали хитринкой. — Лес не любит шума, но более всего он не терпит беззаботных дурней.

Инай не мог избавиться от ощущения, что это бабушкина забота, хоть её и не было рядом. Он поднял мешочек, благодарно улыбнулся и положил его в сумку.

После, пройдя ещё некоторое время и усевшись под деревом передохнуть, он наткнулся на нечто неожиданное. Рядом, в мягкой чёрной траве, переливающейся то приятным голубым цветом, то нежно-розовым, лежала змея. Её длинное желтое тело, покрытое блестящей, чуть сиреневой чешуёй, извивалось едва заметно, а голова была безжизненно опущена. Её глаза, мутные и неподвижные, смотрели в пустоту.

Инай подошёл ближе и заметил, что голова змеи была проткнута палкой, словно её кто-то намеренно убил. Но в этом было что-то странное. И снова в памяти всплыл голос бабушки. Она часто рассказывала ему о змеях, особенно об этом их виде, называемом желторезом.

— Эти змеи кусают не из злобы, не-а, а чтобы проверить тебя, тугодума, — говорила она смеясь. — Они — как проверка. Если боишься — значит слаб, и от тебя можно откусить кусок.

Инай присел на корточки, внимательно разглядывая тело змеи. Её чешуя поблёскивала в лучах света, пробивающегося сквозь листву, словно отполированное серебро в полумраке. Он почувствовал лёгкий холодок, пробежавший по спине. Бабушка всегда добавляла к своим историям мораль, и сейчас он вдруг осознал её смысл. Змея была не просто мёртвой — это было предупреждение.

Возможно, это был намёк: держать сердце открытым, но не позволять безрассудству взять верх. Не увлекаться мечтами о недостижимом, а внимать каждому шагу, чтобы не угодить в беду.

Он благодарно кивнул, словно бабушка могла видеть его. Её забота была не только в ягодах, но и в этих воспоминаниях, которые продолжали направлять его, даже когда её не было рядом.

Инай не знал, что в тот самый миг, когда его бабушка, старая и мудрая, решилась помочь ему, к ней явился лесник Всеволод. Его высокая фигура появилась из-за дерева так же бесшумно, как приходит вечер в лесу. Он стоял, не шевелясь, и лишь его глаза, глубокие, как заброшенные колодцы, смотрели на женщину, точно зная её мысли.

— Сида. Ты же знаешь… — сказал Всеволод, его голос был тихим, но с оттенком суровости. — Он должен пройти этот путь сам.

Бабушка медленно подняла голову, не сводя взгляда с его лица.

— Я не вела его, Всеволод. Я лишь отвела его от гибели.

— И этого достаточно, чтобы нарушить равновесие, — возразил лесник. — Но мы с Цветаной будем рядом. Мы присмотрим за ним, но не более. Он должен научиться пользоваться своей силой.

Инай поднялся на ноги и ещё раз осмотрелся. Лес вокруг был всё таким же густым и тёмным, его тишина окружила Иная.

Он продолжал путь, внимательно прислушиваясь к каждому звуку. Лес не спешил открывать свои тайны, но и не внушал угрозы. Постепенно Инай начал понимать: его задача здесь — не просто пройти путь, а уловить скрытые послания, что лес шептал ему с каждой тенью и каждым шелестом.

Всё вокруг напоминало ему, что испытания даны не для того, чтобы ломать, а для того, чтобы учить, и в каждом из них скрывается смысл, который ещё предстоит разгадать.

С каждым шагом Инай всё глубже погружался в лес. Его густые черно-фиолетовые листья, переплетающиеся с багровыми и синими бликами цветени, постепенно скрывали небо. Тени становились длиннее, а свет — мягче, будто лес намеренно приглушал реальность, чтобы заставить сосредоточиться на каждом звуке и движении. Под ногами шуршали листья, а влажный мох мягко принимал его шаги, поглощая шум.

Тишина, наполненная живыми звуками леса, оказалась сродни пустоте, из которой на поверхность начали всплывать воспоминания.

Одно из них вдруг возникло, яркое и тёплое, словно солнечный луч, пробившийся сквозь плотные кроны. Он был ещё ребёнком, когда родители впервые взяли его с собой на морской рынок. Это был день, который, как ему тогда казалось, запомнится навсегда. Утро началось с волнения. Мать разбудила ещё до рассвета.

— Собирайся, сынок, — сказала она, укладывая вещи в небольшую дорожную сумку. — Сегодня ты увидишь, насколько велик мир.

Его сердце тогда забилось быстрее, словно предчувствуя что-то необычное. Путь к морю был долгим: они спускались по узкой тропе, вырубленной прямо в скале, чувствуя, как ветер несёт издалека запахи соли и водорослей. Чем ближе они подходили, тем сильнее слышался шум волн, разбивающихся о каменные уступы.

Внизу, прямо на деревянных пирсах, раскинулся рынок. Он был живым, словно беспокойный рой, где каждый человек, голос и шаг переплетались в единое движение. Возгласы торговцев, перекрикивающих друг друга, смешивались с плеском волн, рокотом моря и пронзительными криками чаек. Люди сновали между рядами, тянули руки к товарам, спорили, смеялись.

Всё это кружило, затягивало, ослепляло. Инай впервые видел такое множество цветов и форм. Ткани, развешанные на ветру, трепетали, как живые: ярко-красные, золотистые, лазурные, с узорами, которые, казалось, рассказывали свои чужеземные истории.

На прилавках лежали диковинные фрукты, сверкающие в лучах солнца, как драгоценности. Их запах был сладким и тёплым, словно они вобрали в себя тепло родного края.

Торговцы были такими разными: высокие и статные, с загорелыми лицами, женщины с длинными тёмными волосами, заплетёнными в замысловатые косы, старики с морщинами, похожими на трещины в камне.

Но все они были одним народом, говорящим на одном славянском языке, хоть и живущим на разных континентах. Их руки, с которыми Инай столкнулся случайно, были шершавыми и тёплыми, пропахшими солью и специями, а у кого рыбой или мясом. Отец, высокий и сильный, как гора, повёл его вдоль прилавков.

— Ты должен попробовать это, сын, — заискрил он, протягивая мальчику кусочек чего-то блестящего и оранжевого, покрытого тонким слоем сладкого порошка, полученного из фрукта.

Инай взял сладость, почувствовав липкость на пальцах, и осторожно откусил. Ранее не знакомый вкус сразу заполнил рот, а затем разлился по всему телу, как солнечное тепло. Это было первое, что он попробовал, выходя за пределы привычного мира.

— Видишь? — сказал отец, положив ему руку на плечо и смотря на горизонт, — Мир огромен, и в нём полно вещей, которых ты ещё не знаешь.

Мать остановилась у ряда, где продавали украшения. Блестящие браслеты и ожерелья лежали на бархатных подушках. Некоторые были сделаны из морских ракушек, другие из камней, полупрозрачных, как лёд. Она долго выбирала, перебирая бусины, её тонкие пальцы, украшенные татуировками, касались каждого украшения, как будто она хотела ощутить их историю.

— Какое ты хочешь, мама? — спросил Инай, наблюдая за ней.

Она улыбнулась, но в её улыбке читалась задумчивость.

— Тот, кто выбирает слишком быстро, не видит настоящей красоты, — ответила она.

В конце концов она выбрала простой браслет из мелких голубых камней. Позже Инай часто видел его на её запястье.

В тот день, стоя на пирсе и глядя на бескрайнее море, Инай впервые почувствовал, насколько велик мир за пределами их утёса. Он осознал, что его маленький и привычный мир является лишь крошечной частицей чего-то необъятного. С тех пор память о том дне всегда была с ним. Шумный рынок, яркие краски, сладкий вкус засахаренных фруктов и мать, улыбающаяся, выбирая украшение, стали символами его первой встречи с этим огромным, манящим миром.

Сейчас, продираясь сквозь густой лес, он почувствовал, как это воспоминание согревает его, словно внутренний огонь. Ему показалось, что он снова услышал шум моря, почувствовал сладкий аромат фруктов, увидел отца, протягивающего ему лакомство. Инай глубоко вдохнул. Мир вокруг него был тёмным, влажным, но внутри него теперь горел свет. Это воспоминание дало ему силы идти дальше, несмотря на всё, что могло поджидать его впереди.

Он шёл весь день. Лес впереди сжимался плотнее. Под кронами деревьев воздух казался вязким, насыщенным сыростью, с примесью тонкого аромата грибов и едва уловимого запаха свежей смолы. Лучи заходящего солнца с трудом пробивались сквозь переплетение ветвей, рассыпаясь тусклыми пятнами на земле.

Каждый шаг Иная требовал большего внимания: корни деревьев поднимались над поверхностью, как извивающиеся змеи, готовые схватить невнимательного путника. Он продвигался медленно, почти бесшумно, но лес не был безмолвным. Где-то вдали трещали ветки, шелестели листья, а иногда раздавался крик птицы, резко пронзающий густую тишину.

Внезапно, сбоку раздался лёгкий, но отчётливый шорох. Инай остановился, мгновенно насторожившись, и медленно оглянулся. Сначала он подумал, что это ветер. Листья слегка покачивались, словно подчиняясь невидимой руке.

Но затем из чёрно-фиолетовой стены выглянула девушка. Её движения были настолько плавными и естественными, что на мгновение ему показалось, будто это лес ожил и принимает человеческий облик.

Девушка шагнула вперёд, её фигура мягко вырисовывалась на фоне кустарника. Светлые волосы, которые отливали серебром в последних лучах солнца, падали на плечи. Она была одета просто, но одежда её была словно частью леса: мягкая ткань фиолетовых, чёрных и коричневых оттенков идеально сливалась с окружающей средой. Она наклонилась к чему-то на земле, и Инай, щурясь, всмотрелся. Там, у её ног, лежала раненая косуля. Животное дышало тяжело, грудь его поднималась и опадала в неровном ритме.

— Ты кто? — Слова вырвались из его уст прежде, чем он успел их осмыслить.

Девушка обернулась. Её лицо было спокойным, взгляд — прямым, но мягким. Глаза, ясные и глубокие, как утренний лесной пруд, смотрели на него, словно проникая сквозь оболочку его мыслей.

— Агнеша, — коротко ответила она, не прерывая своих действий.

Её руки, ловкие и уверенные, быстро бинтовали израненную лапу косули полоской ткани, пропитанной каким-то настоем. Её движения были такими отточенными, что казались ритуалом, которому она была научена с детства. Инай подошёл ближе, чувствуя странное неловкое волнение.

— Что ты делаешь? — спросил он, пытаясь найти что-то, за что можно зацепиться в этом неожиданном моменте.

— Помогаю, — она сказала это просто, как что-то само собой разумеющееся, не поднимая на него глаз.

Её голос был тихим, но в нём звучала твёрдость, заставляющая не задавать лишних вопросов.

— А ты кто? — спросила она, наконец посмотрев на него.

— Инай, — ответил он, чувствуя, как его голос звучит глухо на фоне её уверенного тона. — Я иду в деревню видяничей.

— Ясно. Доброго пути.

Её слова заставили его ощутить лёгкую неловкость, но в них не было ни тени издёвки, лишь простая истина.

— Погоди, помоги мне, — сказала она.

Инай на мгновение замер, удивившись её тону. В её голосе не было просьбы — лишь спокойная уверенность, словно это было не предложение, а неизбежность, которую он не мог игнорировать. Он кивнул, чувствуя странное облегчение от того, что теперь у него есть задача.

Вместе они начали собирать травы. Агнеша уверенно показывала, какие листья нужны, какие стебли стоит рвать, а какие оставлять. Её голос был ровным, но тёплым, а движения — лёгкими и точными, как у хищной птицы, парящей в воздухе и готовой к стремительному броску.

Поблагодарив лес и вернувшись к животному, Агнеша взяла руку Иная, вложила в неё измельчённые листья и жестом показала, куда приложить их. Он послушно следовал её указаниям, внимательно наблюдая за её работой. Её руки касались раны так мягко, что животное даже не дёргалось. Когда бинтование было закончено, косуля тихо задышала, её тело расслабилось.

Агнеша отступила на шаг, давая животному пространство. Косуля поднялась на ноги, немного покачиваясь, а затем, немного хромая, исчезла в густых кустах. Агнеша встала, стряхнула траву с подола и повернулась к Инаю.

— Ты что, хочешь чтобы я тебя проводила? — спросила она, и не дожидаясь ответа направилась в сторону, словно знала, что он последует за ней.

Инай задержался на месте, на мгновение погружённый в размышления. Его брови слегка нахмурились, словно в знак неясного предчувствия, а затем, решительно вздохнув, он двинулся следом. Они шли молча, но это молчание было странно комфортным. Его не тяготила необходимость говорить, и он чувствовал, что её присутствие наполняет лес новым смыслом.

Казалось, что даже деревья склонялись ниже, чтобы пропустить её, а тропа становилась мягче под её шагами. Каждый раз, когда он собирался заговорить, его охватывало странное чувство, будто слова — это лишь бесполезная попытка ухватить то, что не требует объяснений, как если бы ветер пытались связать верёвкой. Лес говорил на своём языке — непостижимом и чуждом, — а её шаги, спокойные и точные, словно были частью этого диалога, которому он не мог найти объяснения.

Когда деревья начали исчезать, открывая вид на далёкие каменные башни, в его груди закололо странное, холодное чувство, как будто границы самой реальности дрогнули и сместились.

Деревня видяничей предстала иной, необычной. Её высокие каменные стены, высеченные из могучих валунов, тянулись ввысь, будто стараясь оградиться от всего мира. На грубых, но величественных поверхностях угадывались загадочные знаки, резные, глубокие, будто хранящие в себе тайну давно утраченного искусства. Говорили, что видяничи пришли с утёса древичей, где камень был живым под их руками, а магия их черпала силу из недр земли.

Но более всего поразила Иная тишина. Даже лес, что шептал с ними всю дорогу, здесь смолкал, словно подчиняясь невидимому повелению. Всё вокруг дышало каменной вечностью, и сам Инай почувствовал себя частицей этой неподвижной, незыблемой силы, где тысяча лет проходит, как мимолётный час.

Агнеша остановилась у массивных деревянных ворот, украшенных резьбой, изображающей сцены из жизни леса. Она повернулась к юноше и, глядя прямо в глаза, сказала с лёгкой улыбкой:

— Добро пожаловать.

Её голос прозвучал немного торжественно, и в этот момент Инай почувствовал дрожь, пробежавшую по его телу. Эта встреча, эта деревня — всё казалось началом чего-то, что он пока не мог понять.

Инай сделал шаг с лесной земли на каменный порог. Лес, густой и живой, остался позади. Его шорохи и дыхание утихли, будто кто-то закрыл дверь.

Перед ним открылась деревня видяничей — странное, завораживающее место, которое казалось созданным не природой и не человеком, а какими-то богами. Узкие улочки, выложенные ровным серым камнем, сверкали влажным блеском, словно только что омытые дождём.

Каменные плиты смыкались столь плотно и точно, что взгляд не мог уловить ни малейшей трещины, ни крохотной щели между ними. Улицы плавно изгибались, переходя одна в другую, и это движение создавало не их форма, а странное ощущение, будто сама деревня медленно дышит и меняет свои очертания.

Каждый шаг Иная словно тонул в безмолвии, как будто камень под ногами впитывал звук, не оставляя ни эха, ни следа. Инай уловил терпкий аромат свежесрубленных деревьев и влажной коры, смешанный с тонкими нотами хвои.

В воздухе стоял лёгкий дымный привкус, как от догорающего костра, приправленный сладковатым запахом трав, которые сушились на верёвках у жилищ. Сначала ему показалось, что он тут один в этой странной тишине, среди этих серых камней, оплетенных красно-чёрными лианами, но вскоре он заметил движения — мимолётные, тихие, едва различимые.

Видяничи, одетые в длинные мантии серого и тёмно-зелёного цвета, двигались по улицам, не спеша и почти бесшумно. Их шаги ложились беззвучно, точно тени скользили над землёй, а движения их были столь плавны и лёгки, что казалось — само время застывало, уступая их неторопливому ходу.

Инай с удивлением отметил, что они почти не смотрели друг на друга. Никто не здоровался, не разговаривал, и всё же между ними чувствовалась связь, как между листьями одного дерева. Эти люди казались странными: их лица были спокойны, как утренний туман над озером. Ни следа эмоций, ни тени суеты, ни малейшего признака той поспешности, что свойственна прочим смертным.

Но больше всего поражали глаза. В них, как в бездонной поверхности древнего зеркала, преломлялась сама вечность: холодный свет далёких звёзд, тёмные тени неведомых миров и глухие вибрации времени. Эти глаза смотрели не на него, а сквозь него, будто видели что-то, что находилось далеко за пределами его понимания.

На зданиях висели флажки, испещрённые символами, которые он не мог разгадать. Их узоры были настолько сложными, что глаз терялся в лабиринте линий, которые пересекались, изгибались и сплетались, как паутина.

Казалось, что символы не просто нарисованы, а движутся, пульсируя с каждым мгновением.Разноцветные флажки колыхались на слабом ветру, их движение напоминало танец листьев в водовороте, где каждый порыв задавал новый, непредсказуемый ритм, то замирая, то оживая вновь.

Инай заметил, что стены домов были покрыты тонкой резьбой: изображения сцепившихся механизмов, вращающихся колёс и странных существ, которые удерживали в своих руках потоки времени. В этих узорах таилось нечто гипнотическое, словно сами линии и изгибы тянули за собой взгляд, увлекая его всё глубже, пока мир вокруг не начинал расплываться, теряя очертания и реальность.

Девушка шла впереди, её шаги были уверенными и лёгкими. Внешне она отличалась от местных, но, что удивительно, не выглядела чужой. Лес, который перед ней склонял ветви, теперь остался позади, но лианы, казалось, тоже приветствовали её. Каменные улицы словно направляли её, открываясь перед ней плавными изгибами. Инай следовал за ней, не задавая вопросов. Её присутствие, как и само это поселение, дарило странное чувство покоя, смешанного с едва уловимой тревогой.

Вскоре они вышли на открытую площадь, в центре которой возвышалась чёрная башня. Её стены были сделаны из гладкого, отполированного камня, который не отражал свет, а будто поглощал его.

Вершина башни тонула в молочной дымке, словно ускользала из мира осязаемого. Инай всматривался в неё, чувствуя, как в груди зарождается странное беспокойство — едва уловимое, но неумолимое, будто нечто невидимое и важное пыталось пробудить его сознание.

Вокруг башни собрались люди. Их фигуры напоминали тени, скользящие между светом. Они стояли неподвижно, но казались живыми, их очертания дрожали, словно размытые линии сна. Инай попытался разглядеть их лица, но туман и игра света скрывали их черты.

В тот момент ему показалось, что эти люди — не просто жители деревни, а хранители чего-то древнего и важного. Агнеша остановилась перед башней и обернулась к нему. Её лицо, освещённое тусклым светом, оставалось спокойным, но в глазах мелькала тень улыбки.

— Тебе туда, а я зайду кое-куда и потом домой, — сказала она тихо.

Инай почувствовал, как странная дрожь пробежала по его телу. Он понимал, что это место — не просто деревня. Оно было чем-то большим, древним, загадочным.

— Тебя уже ждут, — сказала она, указывая на массивные ворота башни, пятясь назад.

Инай замер. Он почувствовал, как что-то горячее и обжигающее зашевелилось внутри него. Это было похоже на голос, тихий и настойчивый, но он не понимал его слов. Он обернулся, надеясь увидеть или услышать поддержку девушки, но она лишь кивнула, будто говоря, что теперь всё зависит только от него.

Внутри башни густая, почти осязаемая полутьма заполняла каждый угол. Воздух был плотным, насыщенным чем-то древним и неуловимым, словно здесь хранилось дыхание всех, кто когда-либо входил под этот свод. Стены башни, сложенные из угольно-чёрного камня, были покрыты странными письменами, будто раскалённая лава некогда текла по ним и застыла навсегда, запечатлев свои загадочные, выпуклые линии.

Эти знаки вспыхивали и гасли мягким, странным светом, словно дышали. Инай смотрел на них, и чем пристальнее он вглядывался, тем явственнее казалось, что линии этих письмен движутся, танцуют, ускользают. Что это — обман зрения, игра света, или, может быть, сама неведомая магия времени, переплетающаяся здесь с чем-то большим, непостижимым? И в этом незнании было что-то мучительное.

Шаги звучали гулко. Камень под ногами отдавался эхом, словно отзываясь из далёкого прошлого. Лёгкий ветерок, которого не должно тут быть, прошёлся вдоль стен, шевельнув его волосы. Инай ощутил, как его внутренности сжались от напряжения.

В центре зала, утопая в свете факелов, стоял высокий человек. Лицо худое, резкое, с чертами, будто выточенными острым ножом. Глаза светились серебристым светом, и их мерцание заставило Иная почувствовать себя разоблаченным, как будто этот человек видел его насквозь. На нём была мантия, покрытая узорами, похожими на солнечные часы: круги, пересекающиеся линии, точки, словно отмечающие течение времени.

Каждая деталь его одежды выглядела звеном единой цепи, частью чего-то необъятного, будто сама башня через него раскрывала своё истинное лицо.

— Ты — Инай, — заговорил он.

Голос был мягким, но в нём звучала сила, словно древнее эхо горных пещер, гул которого отзывался в сердце. Это не был вопрос, а утверждение, настолько уверенное, что Инай почувствовал себя не просто названным, а вызванным.

— Меня зовут Великей, я вождь видяничей. Я поведу тебя через испытания времени, — продолжил он, его слова лились плавно, как вода.

Инай открыл рот, чтобы что-то ответить, но осёкся. Под взглядом Великея его мысли казались обнажёнными. Старейшина не просто смотрел — он словно просматривал страницы его сознания, его сомнения, страхи, надежды.

— Первое испытание покажет тебе, кем ты можешь стать, — сказал Великей, делая шаг ближе. — Увидеть будущее — это не только дар, но и ответственность.

Старейшина подвёл Иная к большому кругу, выложенному из сверкающего мрамора. Его поверхность светилась голубоватым сиянием, а линии, пересекающие круг, будто двигались, меняя свои очертания. В центре лежал кристалл, пульсирующий светом, похожим на биение сердца.

— Встань внутрь, — жестом пригласил его Великей, отступая в тень.

Инай сделал шаг, чувствуя, как тепло от кристалла растекается по мрамору, поднимаясь вверх по его ногам. Казалось, что пол под ним дышит.

— Посмотри в кристалл и найди своё отражение, — голос Великея звучал откуда-то издалека, как будто он говорил не только здесь, но и из другого времени. — Там ты увидишь не только себя, но и тех, кто будет рядом с тобой.

Голубое сияние усилилось, заливая комнату светом, который пронизывал каждую клетку его тела. Инай ощутил странное давление, будто воздух стал густым, а время — вязким, как мёд. Сначала свет казался ослепительным, но постепенно он начал различать очертания.

Перед ним появился он сам, только старше. Лицо было изборождено морщинами — не старческими, а будто оставленными тяжестью прожитых лет и непростых выборов. Глаза горели решимостью, а в руках был меч, на котором отражался свет странного, переливающегося горизонта.

За его спиной стояли другие люди: Агнеша, Меньшой и еще несколько незнакомых ему людей. А рядом с Инаем стояла какая-то темноволосая девушка. Лицо Агнеши стало жёстче, её взгляд говорил о том, что она видела больше, чем хотелось бы. А Меньшой казалось стал выше, сильнее, с улыбкой, в которой скрывалась тихая печаль. И всё же в их глазах светилась вера. Они стояли за ним, не как тени, а как равные, готовые сражаться за общее дело.

Но затем мир изменился. Голубой свет стал холодным, вдалеке возникла тёмная фигура. Её очертания были размыты, похожими на торнадо, издававшее гул, будто тысячи голосов кричавших в один момент. Инай понял, что это был он сам, но другой. Версия, поглощённая тьмой. Его лицо было скрыто, но он чувствовал всю тяжесть тёмной жизненной силы. Сердце забилось быстрее. Видение заставило его застыть, но прежде чем он успел осмыслить всё, голубой свет погас. Комната вернулась в полутьму, и перед ним снова стоял Великей.

— Что ты увидел? — спросил старейшина, его голос звучал спокойно, но взгляд был внимательным, острым, как лезвие.

Инай перевёл дыхание, осознавая, что ответить легко не получится.

— Выбор, — наконец сказал он, — И ответственность.

Великей кивнул, и на его губах появилась едва заметная улыбка.

— Тогда ты готов идти дальше, — сказал он, а его глаза снова блеснули серебристым светом.

Инай ощутил, как башня наполнилась тишиной. Но это была не тревожная тишина, а спокойное ожидание, тишина, из которой начинало формироваться будущее.

Великей повёл Иная вглубь башни, через коридоры, которые казались бесконечными. Их стены были выложены старым камнем, испещрённым глубокими трещинами, будто башня не выдерживала тяжести времени. Воздух здесь был густым, пропитанным пылью веков и запахом воска от свечей, едва освещавших путь. Свет их пламени мерцал на стенах, будто отблески забытых звёзд.

Инай чувствовал, как с каждым шагом тишина становится глубже, подавляя звуки их шагов, гулкое биение его сердца и даже мысли. Великей не говорил ни слова, но его молчание было красноречивым. Оно предвещало что-то большее, чем простой рассказ или обычное испытание. Они остановились у массивной двери, обрамлённой рельефами, изображающими сцены, где люди смотрели то в воду, то на звёзды или друг на друга. Рельефы будто двигались, и Инай на мгновение увидел, как одна из фигур обернулась, встречаясь с его взглядом.

— Здесь начинается твоё испытание, — сказал Великей, его голос звучал глухо, но не терял силы. — Это не битва с врагом. Здесь ты столкнёшься с тенью своего рода.

Дверь открылась сама, с тяжёлым скрипом, и перед Инаем предстал просторный зал. В центре зала стояли огромные песочные часы. Выглядели они так, будто стоят тут от самого сотворения мира. Их стеклянные части были покрыты трещинами, но песок внутри струился ровно, будто не замечая ущерба.

Золотистые крупицы медленно, неторопливо падали вниз, отражая свет, который, казалось, исходил из них самих. Вокруг часов — резные колонны, каждая украшена символами, которые казались одновременно знакомыми и чуждыми. На полу спиралью были выложены узоры, которые перетекали вглубь помещения, постепенно угасая во тьме зала.

— Эти часы — связующая нить, — произнёс Великей, подходя к ним. — Каждый переворот откроет перед тобой дверь в прошлое. Ты увидишь выборы, которые сделали твои предки.

Его рука мягко коснулась стекла, и часы засияли ярче.

— Каждое вмешательство изменит твоё настоящее. Ты можешь разорвать цепь или оставить её целой. Убрав из нити своего рода дурные поступки предков, ты изменишь ход событий, но это будет другой путь, другая жизнь. Задумайся: возможно, ты несёшь бремя, оставленное твоим родом, и потому лишён даров.

Великей перевернул часы, и время, казалось, застыло. Мягкий свет песка залил комнату, скрывая стены, колонны и даже фигуру старейшины. Инай остался один. Когда свет начал рассеиваться, перед ним открылось прошлое. Он стоял в небольшой деревне, где дома были выстроены из грубо обработанного камня. В воздухе витал запах дыма и чего-то кислого, вероятно, забродившего сидра.

Это был вечер: солнце заходило, окрашивая небо в огненные тона. На пороге одного из домов стоял мужчина, его лицо было угловатым, с острым взглядом. Это был один из предков Иная, хотя он не знал его имени. Мужчина выглядел встревоженным, его пальцы нервно сжимали кинжал. Перед ним стоял другой человек, высокий, с тяжёлым взглядом, одетый в тёмный плащ.

— Ты уверен, что готов к последствиям? — говорил высокий мужчина, его голос звучал холодно и отрывисто. — Это пятно ляжет на весь твой род.

Инай почувствовал, как тяжесть этих слов проникает в само сердце сцены. Его предок стоял, сжимая кинжал, взгляд метался между врагом и тенью своей семьи. Колебание длилось мгновение, но показалось вечностью.

— Ты не достоин жизни, — выдохнул он, и в этих словах звучала отчаянная обречённость.

Кинжал молниеносно вспыхнул в свете, прежде чем пронзить грудь стоящего рядом. Крик жертвы пронзил вязкую тишину, резкий и наполненный ужасом, а лицо предка исказилось в мучительной гримасе, будто боль того удара отозвалась в них обоих.

Инай увидел, как поступок его предка, словно воспоминание, был вплетён в невидимую духовную ткань мира, где хранились все деяния — как страницы в бесконечной книге судеб. Он хотел шагнуть ближе, но всё исчезло.

Он снова оказался в пустом пространстве, но теперь на груди он почувствовал тяжесть. Это был не физический груз, а ощущение, будто что-то внутри него поменялось.

— Ты можешь изменить это, — раздался голос Великея, — Одно твоё решение, и этот поступок никогда не произойдёт.

Инай закрыл глаза. Он чувствовал, как мир вокруг него пульсирует, подталкивая его к выбору. Но он ничего не сделал. Он понял, что каждый человек, каждый его предок, живший сотни или даже тысячи лет назад проходил свои испытания, иногда побеждая, а иногда проигрывая.

Сколько зла было принесено в мир через предков Иная? Сколько боли и смертей они принесли? Наверное немало. Нет смысла копошиться в прошлом, нужно менять себя, становиться лучше и учить этому своих детей.

Великий улыбнулся, словно прочитав мысли юноши. Свет снова заполнил комнату, и на этот раз Инай оказался на поле. Земля под ногами была сухой, растрескавшейся, а небо затянуто серыми облаками.

Вдали показался город с высокими стенами, величественно вздымающимися над окружающей равниной. На поле стоял другой его предок, мужчина с суровым лицом. Перед ним был человек в богатых одеждах, с изысканными украшениями.

— Ты должен присоединиться к нам, — говорил богатый мужчина, его голос звучал с нажимом. — Мы поможем тебе защитить твою землю.

— Мы не нуждаемся в подачках, убирайся. — отрезал предок.

В каждом слове слышалась сила человека, который привык защищать своё и не склоняться ни перед кем. Мужчина молча покачал головой. Его лицо оставалось непроницаемым, но в глазах мелькнула тень, словно отдалённое обещание беды. Он развернулся и ушёл, оставив за собой гнетущую тишину.

Инай ощутил, как мелкие волоски на его руках встали дыбом, а в груди появилось неприятное давление, будто невидимая рука медленно сжимала его сердце.

И тут он увидел: отряд воинов в сверкающих доспехах стремительно приближался к деревне. Мечи в их руках ловили редкие проблески света, вспыхивая, как заточенные молнии, готовые сорваться с небес. Каждый их взмах разрезал темноту, будто оставляя следы на самой ткани ночи, а отражения плясали на каменных стенах, превращая их в жуткую галерею призрачных теней. Их броня гремела при каждом движении. Она издавала холодный, звенящий звук, который эхом разливался по открытому полю, словно далёкий звон забытого колокола. Казалось, даже воздух вокруг замирал, наполняясь напряжением, как перед роковым ударом.

В этот миг сцена растаяла, исчезая в тумане, но оставила в Инае тяжёлое ощущение. Боль в голове пульсировала, словно отголосок чужой вины и трагедии, которую он был вынужден пережить вновь. Инай снова стоял перед песочными часами. Время снова потекло, но его ход казался зыбким, словно вода, проливающаяся сквозь пальцы. На мраморных плитах вокруг него появились трещины, как будто они отражали разломы его мыслей.

— Злость или гордость? Ты можешь изменить одно из событий.

Инай глубоко вдохнул. Он уже всё решил.

— Оставляю всё, — сказал он, его голос прозвучал хрипло, но твёрдо. — Нет смысла менять прошлое. Я могу управлять настоящим, словно рулём корабля, который доставит меня до райского острова, будущего, в котором я хочу жить.

Инай инстинктивно потянулся рукой ко рту, дивясь тому, что только что произнёс. Песочные часы вспыхнули ослепительным светом, и тонкая трещина пробежала по их стеклянной поверхности. Свет хлынул наружу, как река, прорвавшая плотину, обвивая Иная мягким, но неумолимым потоком, который бережно перенёс его обратно в зал башни.

Когда Инай открыл глаза, всё вокруг выглядело так же, как прежде: те же массивные стены, холодный каменный пол, тонкий шёпот магии, едва различимый в воздухе. Но он чувствовал — что-то изменилось.

Этот мир мог казаться неизменным, но его выбор уже оставил отпечаток, вплетаясь в ткань жизни невидимыми нитями. Сердце Иная билось ровно, спокойно, но где-то глубоко внутри осталась тяжёлая тень, отпечаток того, что он видел и пережил. Стоя в полной тишине, он ощущал, как время продолжает свой бесконечный бег, но сам он больше не был прежним.

Он стал частью этой великой цепи, и связавший его выбор навсегда останется в истории, как звено, что невозможно разорвать.

— Ты не разорвал цепь, — сказал Великей. — Ты понял, что время не враг. Оно учит, а ошибки — неизбежная, а порой и необходимая часть пути.

Слова прозвучали просто, но в них чувствовалась сила. Инай ощутил, как что-то внутри него устоялось. Душа обрела тяжесть, словно нашла твёрдую землю под ногами.

— Теперь ты готов к финальному испытанию, — сказал Великей.

На вершине башни ветер пронизывал до костей, лишая равновесия и сил. Отсюда мир казался крошечным, словно Инай стоял не на скале, а на самом краю небесной бездны, где всё, что ниже, превращалось в ничтожные осколки реальности. Всё, что он знал, что видел, казалось мелким и незначительным.

Перед ним лежала узкая тропа, вьющаяся между обрывами. Камни её выглядели хрупкими, едва держащимися на месте. Великей стоял позади, его фигура была темной на фоне холодного света луны. Взгляд старейшины был спокойным, но пристальным, как у человека, который видит не тело, а душу.

— Доверие, — сказал он, и его голос разнёсся, словно отзвук небесного грома. — Эта тропа — не испытание силы или ловкости. Она проверяет твою веру. Вера — это не дар, её не дают и не отбирают. Она есть у всех, но не все могут ею воспользоваться.

Если ты не веришь в свои шаги, если не понимаешь, куда идёшь и зачем, твой путь закончится. Ты упадёшь, как сухая ветка, освобождая место той, что станет продолжением жизни.

Инай шагнул ближе к краю пропасти, чувствуя, как ноги стали тяжёлыми, словно налились свинцом. Душа его кричала в отчаянии, умоляя сбежать, укрыться в тишине леса, где не было ни ветра, ни взгляда бездны. С каждым шагом обрыв становился всё реальнее, всё глубже. Инай почувствовал, как ветер хлестнул его по лицу, заставив отшатнуться.

Глядя вниз, он увидел, как острые камни внизу блестели в лучах луны, их холодное сияние обещало мгновенную гибель. Ветер хватался за одежду, унося с собой его рваное дыхание, а в груди всё дрожало, будто весь мир готовился рухнуть вместе с ним.

Он вспомнил, как однажды в детстве, забравшись на старое дерево, осмелился глянуть вниз. Всё вокруг, казалось, замерло, только слабый трепет листвы нарушал тишину.

И в этот момент дрожь охватила всё его тело — та дрожь, которая не имеет слов, не рождается в голове, а исходит из самой сути существа, из того места, где заложен страх потерять жизнь. Это были не мысли, не размышления. Это был крик плоти, древний и неукротимый, беззвучный, но оглушающий.

В его ногах появилась странная слабость, в руках — желание схватиться за что-то твёрдое, зацепиться, удержаться, стать частью дерева, лишь бы не почувствовать себя падающим.

И сердце билось не от волнения, а от чего-то древнего, животного, которое шептало внутри: «Я хочу жить!» Это было чувство, которое лишало воли, заставляло забыть о гордости, о разуме — оставалось только желание уцелеть, выжить.

Но в этот раз он услышал именно внутренний голос. Глубокий и ясный, он звучал, как голос его отца. «Не смотри вниз. Думай только о том, куда хочешь прийти».

Инай глубоко вдохнул, задержал дыхание, пытаясь собрать всю свою решимость, и сделал первый шаг. Камень под его ногой заскрипел, будто живой, как будто протестуя против вторжения, недовольно возмущаясь тяжестью. Но всё же устоял, не поддавшись.

Он сделал ещё один шаг. Тропа под ногами будто оживала, обретая твёрдость, как только он двигался вперёд. Каждый новый шаг был подвигом, борьбой не с ветром, а с самим собой.

Где-то вдалеке раскатился гром, и тучи, словно ожившие, разорвались взрывами молний. Их силуэты, тёмные и тяжёлые, медленно ползли по небосводу, напоминая громадных хищников, которые, прячась в полумраке, выслеживали добычу.

Ветер внезапно усилился, налетая резкими, режущими порывами. Он хлестал по лицу Иная, пробираясь сквозь одежду, холодом сковывая его тело. Под ногами дрогнула земля, и каждый шаг давался с трудом. Он чувствовал, как её твёрдость поддаётся, как будто весь мир пытался вытолкнуть его, заставить отступить.

Инай остановился. Его дыхание было частым и тяжёлым, словно воздух ускользал, не успевая наполнить лёгкие. Он смотрел прямо перед собой, не отводя взгляда от сгущающейся тьмы, которая будто манила и давила одновременно.

«Это Тёмный Вихрь,» — мысль пронзила его сознание, неожиданная и холодная, словно чужой голос пробрался в самые глубины его разума.

Вихрь услышал. Он знал этот звук, исходящий из самой глубины души, — то первобытное, что зовётся страхом. Тьма остановилась на миг, словно живое существо, настороженное новой добычей. Она изучала, принюхивалась, будто пытаясь разобрать суть своей жертвы. Но затем что-то изменилось.

Вихрь почувствовал, как страх, которого он ждал, начал исчезать. Инай выпрямился, его взгляд остался спокойным и решительным. Внутри не осталось ни тени дрожи, только тихая, уверенная сила. Этого Вихрь не мог стерпеть. Разочарование и гнев наполнили пространство. Вихрь стал ещё холоднее, ещё тяжелее. Он завыл — не как простой ветер, но как сама природа, гневная и непреклонная, восстающая против тех, кто осмелился противиться её силе.

Этот звук был полон злобы, раздражения, будто он не терпел отказа, как упрямый ребёнок, лишённый игрушки. Но в его силе чувствовалось и нечто большее — принцип, желание доказать свою власть. Инай чувствовал это всем своим существом.

Холод проникал в его пальцы, сковывал плечи, давил на грудь. Воздух стал ледяным, как дыхание смерти. Лёгкие жадно пытались вобрать воздух, но казалось, что он не достигает их, словно сама природа стала плотной и неподатливой, как застывшая глина. Сердце стучало часто, но ровно, отзываясь ритмом на каждую новую волну напора.

Вихрь усилил свою мощь, заиграл тьмой, завывая громче, пугая, поднимая пыль и камни с земли, чтобы закрыть перед Инаем путь вперёд.

Это была война не тела, но воли. Инай стоял, зная, что борьба только начинается. Тьма хотела поглотить его страх, но теперь желала большего — сломить его дух. Дыхание юноши стало тяжёлым, каждая мышца тела напряжённо отвечала на угрозу, которую он ещё не видел, но уже чувствовал.

С каждым шагом голос внутри него становился громче. Он не был его собственным, но и не был чужим. Он казался давно знакомым. Это был голос, который питался его страхами и сомнениями, голос, который знал самые слабые места его души.

«Ты слишком слаб. Ты не справишься. Ты бессмысленное создание. Зачем тебе идти туда, где тебя никто не ждёт? Ты никому не нужен. Сделай хоть что-то полезное — отдай мне свой страх!».

Инай остановился. Его сердце билось так сильно, что гул отдавался в висках. Ноги стали чужими, будто перестали быть частью его тела, а руки дрожали, словно он держал в них невидимую тяжесть. Почему-то стало так обидно, что казалось вот-вот и слёзы пойдут.

«Инай — герой, расплакался и прыгнул на скалы»

Но затем появился другой голос. Он был тихим, неуловимым, но в нём была сила, от которой страхи начали таять, как иней под утренним солнцем.

«Ты сильнее, чем ты думаешь, мой мальчик. Мир ждёт тебя, потому что ты можешь его изменить, не пытайся разорвать цепь, так делали многие до тебя, лучше делай новые звенья и очисти старые. Не разрушай. Объединяй.»

Это был голос Сиды, его бабушки. Он вспомнил, как однажды она произнесла эти слова, сидя у очага. Её тёплые руки обнимали его, а в глазах отражалась мягкость, в которой пряталась непоколебимая сила.

— Я сильнее, — прошептал Инай, — я займу свое место в этом мире!

Он открыл глаза и сделал ещё один шаг. Камень под ногами снова заскрипел, но на этот раз он почувствовал не только его хрупкость, но и скрытую глубину.

Вдруг он вспомнил сказки, что рассказывали ему взрослые. Мифы про то, что мир раньше был другим, что был единый континент, все племена жили в мире и добре, но позже Тёмный Вихрь начал менять сердца людей и в итоге земля раскололась на множество утесов.

Инай вспомнил древние рассказы о том, что утёсы — это не просто громады камня, а дремлющие создания, пришедшие из глубин земли. Когда-то они поднялись на поверхность, но застыли в холоде нашего мира. Старейшины говорили, что их неподвижность обманчива: внутри текла жизнь, скрытая от людских глаз, словно огонь под толщей камня.

Подземную царицу называли Лавиной. Мать Иная часто шептала её имя в молитвах, прося защиты и мудрости. Инай замер. Закрыл глаза, чувствуя под ногами тяжесть камня, его вековую мощь. Он глубоко вдохнул, пытаясь уловить что-то невидимое, и мысленно обратился к утёсу, словно к живому существу.

— Ты слышишь меня? — спросил он, сам не понимая зачем, но слова сами вырвались из его души.

На мгновение ничего не произошло. Мир застыл в пугающем ожидании, и ветер, словно предвкушая перемены, вдруг стих. Инай стоял, чувствуя, как напряжение нарастает внутри него, но вместо страха он ощутил тихую, тёплую уверенность.

Затем под его ногами камень словно ожил. Это не было движением в привычном смысле, но он почувствовал тепло, поднимающееся через подошвы его сапог, пробирающееся вверх, как будто сама земля решила ответить на его зов. Это было не физическое тепло. Оно не обжигало кожу, не согревало тело, но проникало глубже, касаясь чего-то древнего в его собственной сущности. Камень отзывался на его мысли.

— Я слышу тебя, — раздался голос.

Он был глубоким, словно рокот вулкана, исходящий из самых недр земли. Голос лишь отдалённо напоминал человеческий, пробуждая смутные ассоциации с женским, но в нём звучала глубина, неподвластная времени.

Это был звук, способный заполнять собой всё пространство, не нуждаясь в словах. Инай вздрогнул, его сердце забилось быстрее, но не от страха. В этом голосе была жизнь. Он поднял взгляд и увидел, как трещины в камне начинают светиться. Вначале слабый, едва заметный свет, словно рассвет пробивался изнутри утёса, а затем яркие потоки, похожие на раскалённую лаву, медленно начали растекаться по каменной поверхности.

Инай вдруг понял, что утёс — это не просто камень. Это тело. Огромное, неподвижное, внешняя оболочка чего-то живого, древнего. Он осознал: все древние предания не были вымыслом.

— Много эпох прошло с тех пор, как я говорила с человеком, возможно, вы уже забыли нас. Мы плыли в потоках жара, рождаясь в движении, пока зов не увлёк нас наверх, туда, где встретились величественный свет и смертельный холод. Мы поднимались, поколение за поколением, и каждый из нас оставлял своё тело, застывая в каменной оболочке, чтобы создавать тропы, становиться утёсами и познавать мир поверхностей.

Слова звучали в сознании Иная, и вместе с ними всплывали образы. Он видел пылающие сущности, похожие на жидкие реки огня или сверкающих змей, поднимающихся из глубин земли.

Их свет, ослепительный и яркий, пробивался через толщу камня, словно молнии, вспыхивающие в тучах. Но стоило им достичь поверхности и коснуться ледяного воздуха или воды, как они начинали застывать.

Их раскалённые тела медленно превращались в камень, становясь частью этого мира, чтобы связать пламя глубин с холодом поверхности.

— Внешне я застигнута неподвижностью, но внутри нас по-прежнему горит огонь. Мы слышим всё. Мы чувствуем всё. Мы — наблюдаем, но не бездействуем, если зов сильнее. Уже многие времена прошли с тех пор, когда вы могли говорить с нами, и вот это время снова настало!

Инай ощутил, как его дыхание стало частым и рваным, а мысли спутались, словно рой, кружившийся в хаотичном танце.

Он не был готов к тому, что земля, которую он считал неизменной и безмолвной, вдруг окажется живой, полной скрытой силы. Камень, веками казавшийся холодным и мёртвым, внезапно предстал перед ним как хранитель древних тайн, как пульсирующий организм, что знает о мире больше, чем мог бы понять человек.

Головокружение охватило его, и вместе с ним пришло ощущение, что сама реальность начала дрожать, подсказывая: здесь скрыто нечто куда более значительное, чем он мог предположить.

— Помоги мне, — прошептал Инай, не зная, услышит ли его Лавина через слова или через мысли. — Если ты можешь, помоги мне пройти, останови трещины и…

Тут Инай замолчал и задумался. Он только что установил связь с неведомым существом из недр земли и с чего началось их общение? С просьб. Хотя что он, шестнадцатилетний парень без магических способностей может дать подземной царице? Но всё же он добавил:

«Помоги мне, а я как-нибудь помогу тебе!»

Утёс не ответил сразу. Вместо этого свет внутри камня стал ярче. Инай ощутил, как земля под его ногами перестала быть холодной и твёрдой — теперь она казалась мягкой и отзывчивой, казалось лава, затаившаяся глубоко под поверхностью, едва ощутимо дрогнула, словно пробуждаясь от векового сна.

Она двигалась медленно и тяжело, с глубинным напряжением, как живое существо, долгое время заточённое в неподвижности. Казалось, оно вот-вот вырвется на волю, чтобы снова начать своё неудержимое движение, о котором забыло за тысячелетия покоя.

— Верни нам наш огонь, — наконец произнесла Лавина. — Теперь ты знаешь, что внутри нас течёт жизнь, но наш свет угасает. Темнота сковала нас цепями, но благодаря тебе мы освободимся. Не забывай нас! Не молчи! — прогремел голос утёса.

Камень под ногами Иная стал тверже, трещины исчезли, будто заполнившись изнутри. Свет погас, оставив утёс снова неподвижным. Он сделал следующий шаг, ощущая, что больше не одинок. Земля встала на его сторону, поддерживая его не только физически, но и внушая уверенность. Утёс, неподвижный и величественный, стал его союзником.

Но этот утёс был лишь песчинкой по сравнению с огненными сущностями, с Лавиной — магмой, живым сердцем планеты, кипящим глубоко в её недрах. Её масштаб был непостижим для человеческого разума, она простиралась в бесконечные глубины и широты.

Лавина двигалась медленно, как само время, скрытое от глаз, но её сила ощущалась здесь и сейчас — теплом, вибрацией, живым пульсом земли. Иная отвлёк едва различимый звук. Это был шёпот ветра, словно подслушивающего его разговор с Лавиной.

Ветер пронёсся мимо, обдав его ледяным прикосновением, а затем растворился, словно вселившись в кого-то. Инай обернулся и замер. На краю расщелины стоял маг Чистовзор. Его руки были подняты, а вокруг закручивались тёмные потоки, словно послушные змеи, готовые броситься вперёд.

— Молчание! Люди обязаны хранить молчание! — крикнул маг, его голос был преисполнен злостью. — Утёсы — это лишь камень, который рано или поздно треснет! А ты — всего лишь песчинка, которую ветер сдует, плоть, которая сгниёт и исчезнет! Я убью тебя!

Люди стоящие рядом с магом скрутили его, проведя какой-то ритуал, вернувший душу мага в тело. Инай продолжал стоять на краю расщелины, где его взгляд встречался с бурлящими тучами вдали. Эти тучи, наполненные ненавистью и зловещей энергией, несли в себе нечто большее, чем просто плохую погоду. Их движение казалось осмысленным, как у хищника, смотрящего на добычу.

Тяжёлый туман окутывал разум Иная, словно заполняя его чем-то чуждым, стирая ясность мыслей. Он смотрел на грозовые тучи, на вихрь, извивающийся в их сердце, и ощущал странное напряжение, которое будто струилось из самого воздуха. Это была не просто буря — это было что-то живое, древнее. Его взгляд невольно притягивало к вихрю, и с каждой секундой в груди росло чувство, будто оно видит его изнутри, читает его мысли. Страх, глухой и липкий, поднимался из глубин души, словно сам Вихрь вытягивал его наружу, заставляя трепетать перед своей неведомой силой.

Из этого странного движения вырвался голос, похожий на тысячи шёпотов, сливающихся в один. Он не был громким, но резал сознание, как холодное лезвие. Инай стоял, едва уловимо напрягаясь. Пространство вокруг будто замерло, но внутри его головы, словно далекий раскат грома, раздался голос, глубокий, вибрирующий.

— Знаю, кто ты, — слова звучали лениво, но в каждом было ощущение угрозы, как у змеи, передвигающейся по сухим листьям. — Ты несёшь с собой разрушение.

Инай сжал кулаки. Что-то в этом голосе заставляло его мышцы рефлекторно напрягаться, будто перед прыжком.

— Думаешь, ты изменишь их? — голос, прежде низкий и равномерный, теперь зашипел, наполнился ядовитой насмешкой. — Сделаешь лучше? Они мои! Ты просто пыль!

Инай едва заметно качнул головой, пытаясь избавиться от ощущения, будто слова проникают глубже, чем он готов был их допустить. Казалось, что голос окружал его, стягивал невидимую петлю.

— Этому порядку много лет, — продолжил голос, вдруг перейдя на едва слышный шёпот, от которого по коже прошёл холодок. — Ты можешь слышать меня. Это ещё опаснее. Мне придётся тебя убить.

— Я не хочу отбирать у тебя ничего, — сказал Инай, стараясь, чтобы его голос звучал уверенно, хотя его охватывала внутренняя дрожь. — Но я хочу понять… тебя.

Ветер взвыл, срываясь с небес, и тьма наполнилась гулом, от которого дрожала земля. Вихрь взрывался молниями и говорил громом, его раскаты обрушивались на Великея и людей, как удары молота, гулкие и безжалостные.

Но в голове Иная всё звучало иначе. Голос, громкий и отчётливый, пробивался сквозь шум, звучал прямо в его сознании, каждое слово било, как раскалённый клинок.

— Понять? Ты? Понять меня? — голос вихря хлестал, как удар плети. — Ты?! Даже не знаешь, с кем имеешь дело!

Его слова резали воздух, каждое словно впивалось в плоть. Вихрь словно задыхался от гнева.

— Сильнее меня? Ты? Жалкое существо! Я вижу тебя насквозь! — смех вихря пронёсся, колючий, резкий, полный презрения. — Ты ничто! Просто пыль!

Голос зазвенел, как рвущаяся струна, его тон менялся, становясь то выше, то ниже, как будто вихрь терял контроль над собой.

— Вы сделали меня таким! Из века в век я питался вашим страхом, гневом, завистью.

Вихрь прошипел это, и каждое его слово капало с неба ядовитым дождём, как слюна, вылетающая из пасти безумного хищника.

— Ты хочешь оставить меня голодным? Тебе ли, ничтожеству, бросать вызов тому, кто владеет их душами? Смешно! — голос вихря замер, затаившись, а затем разразился яростным хохотом, от которого сотрясся воздух вокруг.

Инай сделал шаг вперёд, чувствуя, как его собственный страх ослабевает перед странным ощущением жалости, которое начинало рождаться внутри.

— Я не хочу, чтобы ты голодал, — сказал он, и его слова эхом прокатились по камню. — Но может ты начнёшь питаться чем-то другим? Ведь есть другая сторона.

На мгновение всё замерло. Но затем смех заполнил воздух, словно тысячи голосов одновременно разразились хохотом.

— Глупец! — выкрикнул Вихрь, его голос гремел, словно гром в разгар бури. — Ты не понимаешь своего места. Я был создан не ради игры или мести, но ради служения. Ксефакс сотворил меня, чтобы я собирал силу, рождающуюся из ваших эмоций, и возвращал её ему. Я — поток, я — связь между вами и высшим.

Его голос стал холодным, будто ледяной ветер проник в самую глубину.

— Мы изначально питались жаром земли, огнём её недр. Затем — жизненной силой зверей, их страхом, их борьбой. Но люди… Люди стали нашим величайшим источником. Ваши тревоги, гнев, ненависть и страх — всё это становится живицей, питающей нас.

Он на мгновение замолчал, словно давая словам проникнуть глубже.

— Ксефакс создал меня как зеркало, чтобы вы могли увидеть себя, но вы отвернулись. Теперь я забираю вашу силу, ваше дыхание, ваше существование и возвращаю её творцу. Вы наполняете меня тьмой, и я не откажусь от неё. Зачем? Вы сами дали мне эту власть, сами положили свою жизнь в мои потоки. Вы думаете, что я враг? Нет. Я лишь инструмент. Истина в том, что вы сами кормите тьму, отвернувшись от света. И пока вы будете бояться, завидовать, ненавидеть, моя задача будет исполнена.

Слова обрушились на Иная, как волны ледяного ветра, от которых невозможно уклониться. Каждый удар открывал что-то новое, что-то, о чём он и не смел думать. Он всегда видел в Вихре врага, яростного, ненасытного, но теперь, в этой буре ярости и боли, проглянуло нечто другое.

Это была не только ненависть, но и страдание. Не только гнев, но и горькая, выжженная пустота.

Вихрь не был просто врагом, коварным и жестоким. В его завывании слышалась древняя боль. Боль существа, сотворённого не по своей воле, не знавшего ничего, кроме страха и злобы, на которых он рос.

Он не был хозяином своей силы, он был её пленником, вечно голодным, вечно жаждущим. Инай ощутил это физически, как холод, проникший в его сердце. Вихрь был жертвой. Не чужой, не далёкой. Жертвой людей, их слабостей, их ненависти, их зависти.

Инай вдруг понял, что перед ним не просто враг, которого нужно победить, а нечто куда более сложное — то, что нужно было понять, чтобы попытаться спасти и его, и себя.

— Я понимаю, — тихо ответил Инай. Его голос звучал спокойно, но внутри него разгорался огонь. — Ты боишься. Ты боишься, что если люди изменятся, то ты исчезнешь…

— Я не боюсь! — закричал Вихрь, и с этим криком ветер ударил по скалам, подняв столбы пыли.

Удар был настолько мощным, что камни у края скалы задрожали, а затем с глухим треском начали осыпаться. Их падение сопровождалось грохотом, который эхом отразился от стен ущелья, словно сама земля отзывалась на гнев Вихря.

Осколки скал разлетелись в стороны, как испуганные птицы, а пыль поднималась густыми облаками.

Инай прикрыл глаза рукой, чувствуя, как мелкие камешки ударяют по его щеке. Он отступил на шаг, но земля под ним всё ещё была крепкой, словно утёс поддерживал его своим незримым присутствием.

Казалось, что сам Вихрь в своей злобе пытается разрушить не только его, но и всё вокруг. Сквозь вой ветра и гром обрушивающихся камней голос Вихря снова прорезал пространство:

— Ты думаешь, что сможешь устоять? Ты всего лишь человек! Да, ты способен меня слышать, — голос Вихря звучал с насмешкой, — но ты ничто по сравнению со мной! А тем более с Ксефаксом. Твой жалкий умишко просто не способен вместить его величие!

Инай поднял голову, его лицо было покрыто пылью, на лбу была царапина от отлетевшего куска скалы, но взгляд юноши оставался твёрдым. Он почувствовал, как внутри него рождается ответ — не от разума, а от самого сердца:

— Может быть, я всего лишь человек, — сказал он, его голос звучал удивительно ровно, перекрывая хаос вокруг. — Но я не хочу твоего уничтожения, ты не заставишь себя ненавидеть и бояться. Я не дам тебе сейчас пищи. Но я хочу помочь тебе.

— Нет! Ты врёшь! Врёшь и боишься, вы люди только на это и способны! Я уничтожу тебя, чтобы ты не смог забрать мою пищу!

Но Инай не отступил. Он поднял голову, его голос стал твёрдым, как утёс под ногами.

— Услышь меня! — крикнул он. — Я не хочу уничтожать тебя. Я хочу помочь!

На этот раз Вихрь замолчал, словно осмысливая эти слова. Но молчание не длилось долго. Тучи снова закружились, их движение становилось всё быстрее, приобретая угрожающий хаос.

— Ты лжёшь, — прошипел он. — Никто не хочет помочь тому, кого боится.

— Ты прав, — сказал Инай, его голос был ровным, но в глазах горел огонь решимости. — Я боюсь тебя. Но не потому, что ты силён. Я боюсь того, что ты стал таким сильным из-за нас.

Сквозь усиливающийся ветер Инай услышал шаги. Это был Великей. Его фигура появилась на тропе, его глаза блестели решимостью. Великей поднял руку, и сила его засияла серебряным светом. Он повернулся к Инаю.

— Мы можем дать ему то, чего он давно не чувствовал. Но для этого нужны потоки не одного человека.

— Что мы должны сделать? — спросил Инай, глядя на старейшину.

— Мы должны дать ему любовь, — крикнул Великей. — Она начнёт его изменять. Мы делаем это уже давно, посылаем любовь и свет в мир. Но до сих пор нам не удавалось достучаться до него. Ты — ключ. Сейчас, с тобой, всё изменится!

Великей повернулся к собравшемуся племени.

— Нам нужна ваша помощь, — крикнул он.

Люди начали собираться вокруг. Инай ощутил, как в воздухе растёт напряжение, но на этот раз это было не угрожающее напряжение, а что-то другое — тёплое, живое.

— Ощутите чувства любви и благодарности, — сказал Великей.

Люди закрыли глаза, и светлая сила начала разливаться вокруг. Тёплое сияние заполнило пространство, словно утренний свет. Инай чувствовал, как этот свет проходит сквозь него, связывая его с каждым человеком вокруг.

— Давай, — прошептал Великей, и Инай направил этот объединённый свет вперёд, в самую сердцевину Вихря.

Вихрь завыл грозовыми раскатами, его форма начала меняться. Тёмные тучи стали менее плотными, в них появилась странная прозрачность, порыв дождя окатил людей, словно небесные слёзы.

— Нет… — голос Вихря звучал глухо, почти умоляюще. — Не надо… Я…

Но свет пробивался всё глубже, проникая в самую его сердцевину. Тучи начали разваливаться, как густой туман под солнечными лучами.

— Ты можешь быть другим, — крикнул Инай, глядя в сердце тьмы. — Ты можешь стать светом!

На мгновение всё стихло. Тучи начали расходиться, ветер утих, а в воздухе повисла странная тишина.

— Ты… — напоследок прошептал Вихрь, его голос звучал слабее. — Я вернусь…

И он исчез, оставив за собой только лёгкий ветерок в предрассветном небе, который неожиданно коснулся лица Иная.

Инай стоял неподвижно, словно застывший камень среди скал, и смотрел на рассветное небо. Там, где алый свет медленно поднимался из-за горизонта, золотые полосы прорезали тёмную синеву ночи, и этот медленный, неизбежный переход от одного мира к другому был странно успокаивающим.

Воздух был холодным, свежим, наполненным неуловимыми ароматами пробуждающейся земли, ветра, что несёт с собой дыхание далёких мест. В этой тишине, среди плавных линий света и тени, где рассветное золото ложилось на туман, он чувствовал, как время движется по кругу, подобно дыханию мира. Оно наполняло его ощущением присутствия чего-то большего — чего-то, что всегда здесь, но редко позволяет себя увидеть.

Люди медленно расходились, но шёпот всё ещё вился вокруг. Лица видяничей, обычно безмятежные и закрытые, словно застывшая гладь пруда, теперь выглядели иначе.

В каждом взгляде было напряжение, будто тихая вода начала колебаться от невидимой силы. Их глаза, привыкшие смотреть внутрь, погружаться в глубины собственных размышлений, теперь медленно поднимались, осторожно и недоверчиво встречаясь с другими взглядами.

Казалось, они искали в чужих лицах то, чего не находили в себе — подтверждение своих мыслей, ответы на вопросы, которые вдруг стали громче, чем их привычное молчание.

То, что произошло, превратилось во что-то большее, чем просто испытание для очередного подростка. Это было событие, способное потревожить их привычный уклад, разрушить тихую, монотонную гармонию жизни, в которой каждый шаг был предсказуем.

Люди переговаривались короткими фразами, сдержанно, но их голоса были наполнены силой, которую они не могли скрыть. Некоторые, уходя, останавливались на мгновение, будто их что-то держало, словно они боялись упустить важную часть произошедшего.

Великей остался рядом с Инаем, его взгляд был устремлён к рассвету. В утренней дымке он видел не просто новый день — он чувствовал, как мир начинает меняться. Это предчувствие, тихое, но непреклонное, заполнило его, словно лёгкий ветер, что приносит с собой запах грядущей грозы.

— Ты знаешь, что это значит, верно? — спросил Великей, и в его голосе было нечто большее, чем просто вопрос.

Инай молча кивнул, чувствуя, как его собственные мысли мешаются с откликами утёса, ещё живыми в его сознании.

— Ты не только прошёл испытание, — продолжил Великей. — Ты открыл дверь. И не только для себя, но и всех для нас. Дарен предупреждал меня, что ты родился без даров. Но твой дар в итоге стал самым важным для всех нас.

Толпа вокруг шепталась всё громче. Голоса мужчин и женщин, молодёжи и старейшин сливались в мелодию, которой видяничи давно не слышали. Это была мелодия интереса, чувств и эмоций.

— Он говорил с подземной царицей? — шептал кто-то, глядя на Иная с лёгким страхом.

— И с Вихрем! — ответил другой голос, полный удивления.

— Что это значит? Утёсы молчали веками, а теперь они заговорили?

— Разве кто-то способен говорить с Вихрем? Даже его пророки не слышат слов, лишь обрывки эмоций, словно шёпот через мглу.

Великей повернулся к людям, подняв руку, и тишина снова воцарилась.

— Сегодня пробудился не только наш гость, но и сама земля. Мы забыли, что она живая. Забыли, что её голос — это не тишина, а дрожь, зов, который никогда не умолкал. Сегодня Инай показал нам: мы можем снова услышать её. Снова слиться с её живым ритмом.

— Если утёсы пробудились, — произнёс кто-то из толпы, — может быть, и нам пора соединить свои голоса? Мы уже долгое время существуем порознь от остальных. Вихрь питался этим, разделяя нас. Но что, если объединение — это то, что остановит его?

Эти слова вызвали новую волну обсуждений. Люди стали обмениваться взглядами, и напряжение между ними растворилось, сменяясь осторожной надеждой.

Слухи о том, что утёсы и Вихрь говорили с человеком, разлетелись быстрее ветра. Агнеша услышала об этом утром, когда сидела в лесу, заваривая травы. Старый знахарь, проходящий мимо, бросил ей обрывок фразы:

— Представляешь? Этот парень… Инай, кажется, он говорил с Вихрем! И с Лавиной!

Её руки замерли, и горячий пар обжёг пальцы.

— Чего? Где он? — резко спросила она.

Знахарь пожал плечами.

— У каменных. Там все только о нём и говорят…

Не дожидаясь конца фразы, Агнеша вскочила, быстро собрала свои вещи и направилась к деревне. Когда она пришла к видяничам, её сердце стучало так громко, что казалось, даже каменные стены могли уловить его ритм.

Воздух был густым от шёпотов жителей, которые обсуждали события прошедшей ночи, но для Агнеши всё это было лишь фоном. Её взгляд сразу упал на Иная, который застыл у одного из каменных домов.

Он казался частью утёса, словно был высечен из того же камня, но его взгляд, устремлённый вдаль, выдавал напряжение и сосредоточенность, будто за этой неподвижностью скрывалась буря мыслей.

Свет утреннего солнца, отражаясь от стекол, отбрасывал мягкие отблески на его лицо, подчёркивая его утомление и внутренний покой, который редко можно встретить у тех, кто пережил подобное.

Агнеша сделала шаг вперёд, чувствуя, как её дыхание становится прерывистым. Слова вырвались прежде, чем она успела осознать их.

— Ты говорил с Вихрем? — её голос прозвучал неожиданно громко, перекрывая тихий шум деревни.

Инай обернулся, и на его лице появилась тёплая, но немного грустная улыбка.

— И с Лавиной, — сказал он.

Его голос был тихим и уставшим. Эти слова, казалось, повисли в воздухе, медленно проникая в её сознание. Её глаза расширились, отражая одновременно сомнение и надежду.

— Это правда? — спросила она, чувствуя, как её собственный голос дрожит.

Инай молча кивнул.

— Расскажи мне всё, — произнесла она, делая ещё один шаг вперёд.

В её глазах блеснуло нечто, что заставило Иная задержать дыхание. Это был взгляд человека, который искал ответы, но уже смирился с тем, что никогда их не найдёт.

Дом был небольшим, с толстыми каменными стенами, которые надёжно защищали от внешнего холода, и низкими сводчатыми потолками, создававшими ощущение уюта.

В углу трещал очаг, его мягкий свет отбрасывал тени на стены, играя с неравными линиями каменной кладки. В воздухе витал слабый запах горящих трав и свежего хлеба.

Агнеша села на простой деревянный стул, её руки касались шероховатой поверхности стола, и она ловила себя на том, что не может отвести взгляда от огня. Инай поставил перед ней кружку с горячим отваром, пар от которого смешивался с мягким светом, заполняя комнату теплом.

Он сел напротив, положив руки на стол. Его пальцы казались слегка напряжёнными, но лицо сохраняло спокойствие.

— Ты когда собираешься уходить? Сегодня? Завтра? — нарушила молчание Агнеша.

— Завтра. — Инай кивнул, глядя в огонь, — следующее испытание у знахарей, а я что-то уже так устал… Я будто повзрослел лет на десять. Представляешь, я всю жизнь был отшельником даже в родном племени. Все пацаны обладали каким-то даром, тренировали свои способности, а я был как этот… Жалко родителей, сколько всего им пришлось выслушать. И тут оказывается что именно я! Именно я, представляешь? Мне нужно это всё осознать, принять…

Девушка молчала, обдумывая его слова. Её руки сжали кружку сильнее, как будто она пыталась найти в тепле отвара ответ на свои собственные вопросы.

— Конечно, понимаю. Тебе нужно побыть одному и подумать обо всём. Но ты не должен дальше идти один, — тихо сказала она.

Их взгляды встретились, и он застыл, уловив в её глазах нечто, что сперва показалось ему простой заботой, обычной и понятной. Но нет, это было большее. Там был страх — глубокий, тихий, молчаливый, но тяжёлый, как груз, который она несла. Страх за все племена, за него, за то, что с ним может случиться. И ещё что-то, что она, кажется, пыталась скрыть, но что было ясно, как удар колокола в ночи. Словно её душа говорила с ним, и он чувствовал этот зов, хотя понять его до конца ещё не мог.

— Я привык быть один, — начал он, но остановился, почувствовав, что эти слова звучат неубедительно даже для него самого.

Она подняла голову, её голубые глаза блестели в свете огня.

— Это не просто путешествие, это путь, где тебе нужна будет помощь. Если есть хоть малейший шанс изменить Вихрь, сделать мир лучше… я не могу остаться в стороне. Я должна быть частью этого.

Её слова, словно невидимая волна, окутали комнату, оставляя после себя тихое напряжение. Инай улыбнулся, чувствуя, как само её присутствие приносит уют, словно тёплый свет пробивается сквозь холодный туман.

— Ладно, ты тут посиди, подумай, завтра, когда солнце поднимется на две стрелы, я зайду.

— Останься здесь на ночь, — сказал он шёпотом.

Она подняла брови, удивлённая, но не отступила.

— Здесь есть свободная кровать, — добавил он, немного улыбнувшись. — А что если ночью придёт Вихрь, а тебя не будет? Как ты потом будешь с этим жить, зная что…

— Ой всё, я остаюсь, хватит.

Позже они лежали каждый на своей кровати, их голоса то стихали, то снова наполняли комнату, словно отголоски далёкого эха, растворяясь в мягкой темноте. Когда ночь опустилась на деревню, нежный свет луны проник через маленькое окошко, бросая серебристые блики на стены.

Агнеша лежала на узкой кровати у противоположной стены, её дыхание стало ровным, но она не спала. Её мысли кружились вокруг того, что рассказал ей Инай. Она пыталась понять, как обычный человек смог заговорить с силами, которые казались недосягаемыми для простых смертных.

Инай же смотрел на очаг и улыбался, его взгляд был устремлён в мерцающее пламя, а мысли блуждали далеко. Внутри него смешивались странные чувства: тревога, ответственность и тихая радость от того, что он был не один в эту ночь.

Огонь трещал, бросая мягкие тени на его лицо. В этот момент он понял, что их пути с Агнешой пересеклись не случайно. Она была частью чего-то большего, как и он сам. Ведь та задача, что перед ним стояла, была слишком сложна для одного человека.

Ранним утром в дверь постучали. Звук был мягким, но в тишине дома он прозвучал, как стук древесного дятла.

Инай открыл дверь, и перед ним предстал высокий мужчина. Его фигура была обёрнута в мантию, сделанную из плотно сплетённой коры деревьев, покрытой узорами трещин и прожилок, напоминавших древние карты. С плеч свисали тяжёлые, влажные полосы мха, а листья, будто живые, тихо шевелились при малейшем движении воздуха. Его лицо было вытянутым, покрытым мелкими морщинами, как у старого дуба, а кожа имела сероватый оттенок, словно впитала в себя цвет лесной тени. Глаза, глубокие и зелёные, будто два изумруда, смотрели не на Иная, а сквозь него.

Казалось, что мужчина видит сразу все времена — прошлое, настоящее и будущее, — и в его взгляде отражалась мудрость, смешанная с чем-то тревожным, как у реки, что скрывает свои глубины.

— Я Лесовед, — представился человек, входя в дом. — Я пришёл, чтобы показать вам нечто важное.

Он вынул из-под мантии светящийся гладкий камень, переливающийся всеми цветами радуги. Свет внутри него двигался медленно, спиралями, будто таил в себе дыхание чего-то живого.

— Видение, — сказал он, его голос был глубоким и ровным, но в нём чувствовалась тихая тяжесть, словно он знал цену каждого слова. — Оно откроет перед вами один из возможных путей будущего, чтобы ваши шаги в настоящем стали осознанными и верными.

Лесовед поднял камень выше, и свет, разлившись по комнате, обволок её мягким сиянием, словно густым туманом. И в этот момент стены растворились, исчезли, уступая место другой реальности.

Инай и Агнеша увидели поселения — огромные громады камня и стекла, вздымающиеся к самому небу, безжизненные и холодные. Свет струился из них, резкий, неестественный, словно лунный, пойманный и выжатый в линию. Там не было природы. Леса, поля, деревья — всё исчезло. На их месте остались только прямые дороги, заполненные странными существами, что двигались непрерывно, как река, состоящая из кусков металла и света.

Люди шли вдоль этих дорог, но они казались отстранёнными. Их лица были пустыми, как будто они давно забыли, что значит смотреть друг на друга. В их руках были маленькие светящиеся предметы, на которые они смотрели, словно заговорённые, будто они были важнее всего вокруг.

— Это один из путей, — проговорил Лесовед, его голос стал задумчивым и чуть приглушённым, будто он говорил больше самому себе. — Здесь магия почти исчезла. Люди отвернулись от природы. Они утратили её голос, забыли друг друга. Их связали вещи, но они потеряли связь с собой. Если это случится, то не будет ни шелеста деревьев, ни дыхания земли, ни тепла человеческого сердца. Останется только пустота, спрятанная за шумом и светом.

Свет камня медленно угас, и картина растворилась, оставляя после себя странное чувство: смесь тревоги и какой-то далёкой, едва уловимой надежды. Агнеша вздохнула, её руки непроизвольно потянулись к Инаю.

— Это будущее неизбежно? — спросил он.

— Нет, каждый из нас влияет на будущее. Каждый ваш выбор, каждая мысль и каждое действие — это голос за тот или иной путь.

Свет камня погас, оставив их в тишине. Лесовед дошёл до дверей, обернулся и мягко улыбнулся. — Помните: даже самое маленькое добро создаёт огромные перемены. Выбор за вами — каким станет ваш мир.