Господин Осень

Джерри Вэй, 2020

Куда приведет тебя дорога, усыпанная осенними листьями, когда ты потеряла всякий смысл в жизни? Быть может, в живописный лес на самой окраине маленького городка? Где ты случайно встретишь человека, которого, кажется, искала всю жизнь.Осень – свободный художник-странник. Маргарита – студентка, чьей судьбой распоряжаются родители. Сможет ли Осень спасти Маргариту и сделать по-настоящему счастливой? Или же он исчезнет так же внезапно, как и появился в жизни девушки? Оставив после себя лишь яркое воспоминание о нескольких осенних днях, проведенных вместе.

Глава 1. Сентябрь

И почему всё сваливается так резко и неожиданно, что не успеваешь даже понять, как и в какой момент лавина насущных проблем утянула тебя в самый низ скалистого обрыва? И она катится, катится, продолжая вбирать в себя всё больше проблем, и проблемам этим конца и края нет. Всякий раз случается что-то новое, непредвиденное, выбивающее из привычного равновесия окончательно. И наступает момент, когда апогей достигает критического значения. Злость быстро сдувается, точно под напористым грубым оползнем, и на смену ей приходит отчаяние. Становится просто… никак.

Конечно, она была из тех людей, кого трудно сломать. Кто, несмотря на все кручины, продолжает гордо идти вперед. Безусловно, ее моральный стержень всегда придерживался нерушимого мнения: главное, все живы-здоровы, а остальное приложится. Насущные перипетии и мелкие неприятности рано или поздно растворяются, изживают себя. Однако, когда они растут со всех сторон, как снежный ком, когда даже лавина трещит по швам, эта истина рискует пошатнуться. Иногда так хочется, чтобы жизнь перестала вставлять палки в колеса и закалять, тренируя силу воли. Так хочется…

В одну из серых непримечательных суббот, когда ненавистная учеба осталась позади, а вихрь повседневных дел ненадолго обошел стороной, она сбежала в лес. У нее не было особой цели — она просто бездумно брела наугад: петляла пригорками, изучала обросшие опушки, усеянные прелыми шишками и иголками, дышала свежим смоляным воздухом, любовалась опавшей листвой и не думала ни о чем. Когда она спустилась к маленькой речушке у подножия перелеска, солнце уже подползало к тонкой полоске горизонта, мелькающей из-под исполинских хвойных лап. Девушка плюхнулась на пожухлую траву. Ее тут же обдало свежей речной сыростью с вкрапленными нотками болотистой тины в воздухе. Тишина звенела в ушах. Вдохнув полной грудью, девушка прикрыла веки и расслабила каждую клеточку тела, всей душой чувствуя успокаивающее дыхание природы.

Осень в этом году выдалась теплой. Она ворвалась в сердце вместе с вызолоченным ветром, щедро оросив необъяснимой тоской. Радостное предвкушение поры листопадов вмиг смылось еще не пришедшими дождями. А виной тому были неприятности в университете, вызванные обильным количеством курсовых работ, и передряги в личной жизни, в результате которых один невоспитанный малоприятный субъект наговорил ей множество гадостей. Значит, она наивный ребенок, ничего не смыслящий в отношениях? Избалованная девочка, вечно строящая из себя недотрогу? Глупая фантазерка, воспринимающая мир сквозь призму розовых очков? Ведь все, чего она хочет, — ненормально для этого мира. А он, между прочим, старается. Из кожи вон лезет, чтобы осчастливить ее, сделать их союз куда лучше, крепче, ближе во всех смыслах. Вот только она почему-то давно утратила столь эфемерное понятие, как душевная близость. Да и можно ли ощущать ее с тем, кто всякий раз натягивал маску бесстрастия с бегающими по скулам желваками, стоило ей просто попытаться поговорить. «Долго ты еще будешь в страдалицу играть?» — вот и весь его ответ. «Больше не буду», — она и сама не заметила, как поставила твердую точку в этой бессмыслице.

Ладно, хватит. Она не за тем сюда пришла. Девушка одернула саму себя, и щербинка меж аккуратных бровей потихоньку разгладилась. Она глубоко вдохнула и осмотрелась.

Это место было самым подходящим для того, чтобы побыть наедине с собой. Никто здесь не увидит ее слабость — слез отчаяния, приступов ноющей тоски и необъяснимого душевного одиночества. Здесь нет необходимости держать лицо и следовать заведенным правилам — всё мигом растворялось в плотном сыром воздухе. Никто не осудит ее за детские мысли и слишком нереальный взгляд на суровый реальный мир. Не попросит вынырнуть из розовых фантазий. Не будет причитать о том, что в этом году выпуск и пора бы уже прийти наконец в себя. И вообще, почему она рассталась с таким замечательным успешным парнем?

Она чувствовала себя загнанной в клетку. Что самое ужасное, виновата во всем была она сама. Ведь она сделала такой выбор — никто ее не заставлял. А теперь, когда она решилась покончить с этой бессмыслицей — отсечь без колебаний — всё вокруг сжималось до того, что в легких заканчивался воздух, и дышать становилось мучительнее. Ей было пусто и тошно. По бледным щекам покатились слезы. Горло душили жгучие, тяжелые, давно застоявшиеся рыдания.

Она сама не заметила, как дала им волю. Плечи подергивались, всхлипы то и дело бередили глотку, а плач разверзся так, что, наверное, его было слышно на противоположном берегу. И пусть! Пусть слезы струятся лесным противоядием по отравленным сердечным ранам, пусть с каждой выраженной эмоцией и выплаканной болью ее омоет новой живительной силой, пришедшей на смену пустоте. Как же хорошо не сдерживаться, не запирать в себе отчаянный зов души, не подавлять — выпустить на волю.

Взгляд сверкающих янтарных глаз был устремлен на дальний берег: в сизых волнах предвечернего тумана на нем проступал приземистый уединенный домик в обрамлении камышей и красавиц ив. Интересно, а если сбежать туда втайне ото всех и поселиться в спасительном, никому не известном прибежище?

— Да что ты будешь делать! — послышалось вдруг позади нее.

Девушка вздрогнула, едва не подпрыгнув на месте. Сердце пустилось в бешеный пляс. Незнакомый голос, неожиданно втиснувшийся в молитвенную тишину леса, заставил нехило занервничать. Если бы она не была так отрешена от всего окружающего, то наверняка бы расслышала в его фразе искреннее возмущение.

Девушка опасливо обернулась, вжавшись в землю ногами. К удивлению, она обнаружила незнакомого румяного юношу: он расположился под сенью ближайшей сосны с палитрой в руках, рядом с ним во весь рост высился старый деревянный мольберт, обшитый холстом. Отложив кисть в сторону, незнакомец придирчиво осмотрел творение, а затем вскинул взор нечитаемых глаз поверх полотна.

— Вы это… мне? — недоуменно спросила девушка, когда их взгляды пересеклись. Она постаралась аккуратно шмыгнуть носом, чтобы незнакомец ненароком не услышал, но плотный тенистый лес будто специально множил эхо по всей опушке.

— Тебе, тебе! — сказал он с неприкрытым недовольством. — Я был так увлечен запечатлением пейзажа, что даже не заметил в нем лишнюю деталь и случайно набросал на него твой силуэт.

— Простите… — растерянно проговорила она, смахнув последнюю слезинку. Она собралась было встать, с тем чтобы навсегда покинуть это малонадежное место, как незнакомец остановил ее тоном, не терпящим возражений:

— Куда это? Раз уж попала «в кадр», будь добра, позируй до последнего. Иначе картина окажется неоконченной.

Девушка застыла, так и не успев подняться. Она не нашлась, что ответить, поэтому не придумала ничего лучше, чем удобнее расположиться в траве, подогнув под себя ноги, и просто задумчиво смотреть вдаль, на берег с домиком. Снова ее уединению помешали. Ей стало досадно. Ну неужели даже в лесной глуши, сокрытой от города плотными стенами и непролазными тропами, невозможно было побыть одной? Даже здесь найдут.

— Ну и? Что у тебя случилось? — После продолжительной тишины за спиной вновь послышался приятный низкий голос.

Девушка дернулась, но сохранила самообладание. Осанка ее была выпрямлена по струнке, плечи расправлены. Не сгорбленной же дугой увековечиваться на чужом холсте. Раз уж случайно попала «в кадр», так пусть он получится красивым и запоминающимся.

— Ничего не случилось, — спокойно ответила она. Не хватало еще изливать душу первому встречному.

— Ну, конечно. Ты оттого ревела в три ручья, что ничего не случилось?

— Я не… Неважно, — осеклась она и поспешила добавить: — Я не думала, что здесь меня может кто-то увидеть.

— Это, кстати, мое любимое место. Я здесь пишу уже далеко не первый день.

— Вот как? Не знала, правда. Я пришла, куда глаза глядели, — наобум.

— Дело твое. Я тебя надолго не задержу — остались лишь контуры деревьев и камышей по бокам — а потом можешь идти реветь дальше.

Она фыркнула, но улыбку не сдержала.

— Надеюсь, я не испортила вам картину своей плаксивой исповедью.

— Ничуть. Ты гармонично вписываешься в осенний пейзаж и совсем не портишь цветовую композицию картины. Вот только выглядишь совсем печальной.

— Это плохо? — Натурщица повернула голову, но странный незнакомец осадил ее, настойчиво попросив сидеть смирно и не дергаться, так что ей вновь пришлось вытянуться по струнке.

— Отнюдь. Даже страдания могут быть по-своему прекрасны.

Необычный он какой-то. И странный. Да и ладно, ей-то какое дело. Попозирует немного и назад, домой. В привычную нудную рутину и бесконечную круговерть монотонных пресных дней. На мгновение ей показалось, будто внутри всё воспротивилось, оттолкнуло, а самой ей стало так тоскливо и горько от подобной мысли, что ее вновь подмывало расплакаться. Но она не будет это делать при незнакомом художнике, что рисует людей, даже не спросив у них разрешения. Однако, даже несмотря на невозможность побыть одной, где-то в глубине души ей все равно не хотелось покидать это тихое спокойное место, подарившее таинственную встречу и странное, незнакомое ей раньше чувство.

— А все-таки, — вновь нарушил тишину художник. Девушка уже не реагировала на него так резко — напротив, прониклась всем сердцем его отшельническим образом, непохожим ни на кого другого. — Нечасто я вижу девушек твоего возраста, которые приходят к ручью, чтобы ощутить гармонию леса и насладиться неспешным дыханием природы. В это время года люди здесь вообще не частые гости.

— Вот именно. Потому и хотела уединиться, что людей в подобном месте практически не бывает, — с легким вызовом подметила она.

— Я здесь каждую осень.

— Не замечала раньше…

— Мы спокойно могли разминуться, ведь лес довольно большой. Заплутать здесь не составит особой сложности.

Задумавшись, девушка спросила:

— Каждую осень? А как же остальное время?

— Готово. Можешь быть свободна, — возвестил творец картины.

Она обернулась и несмело взглянула на гостя леса, прятавшегося в тени сосновых лап. Только сейчас она смогла рассмотреть его как следует. Лицо четко очерчивали скулы, с легким румянцем на обветренных под осенней стужей щеках. Глаза были цвета горного озера. Их серость сверкала холодом и вместе с тем убаюкивала теплой негой, которой так не хватает глубокой осенью. Сам он был, словно нарисованный персонаж картины или герой книги, сошедший со страниц. Взъерошенные, чуть кудрявые волосы шевелились на слабом ветру и спадали на лоб смоляными прядями. Художник складывал кисти в чехлы и внимательно оценивал только что полученное творение, больше не обращая внимания на свою модель.

Девушка тем временем, водрузив на себя массивный клетчатый шарф, подкралась к мольберту и остановилась близ художника. Полотно было по-прежнему повернуто к ней обратной стороной.

— Я могу взглянуть?

Юноша оторвался от своих дел и вскинул на нее удивленный взгляд, будто думал, что она уже давно ушла. Без слов он развернул к ней холст, и девушка, не успев вымолвить ни слова, так и застыла на месте, потеряв дар речи. Шедевр — это еще слабо сказано. Каждая линия, каждый штрих, каждый мазок кисти были выведены так, словно запечатлели отголосок ее души, почувствовали ее внутреннюю дисгармонию и одухотворили ее томящееся в непонятном ожидании сердце. Печальный размазанный профиль смотрел вдаль, стремясь найти ответ на поставленный вопрос о жизни. Не ее, но той, к которой она всегда стремилась, которую хотела обрести, прежде всего, внутри себя. И теперь ее внутренний огонь смог найти место в этом мире, средь застывших на осеннем полотне красок.

— Как такое возможно? — заворожено шепнула она. — Это… волшебно.

Художник улыбнулся:

— Рад, что тебе понравилось. Но картина еще не окончена, осталось дописать дальний пейзаж.

Девушка взглянула в серые глаза, аккуратно скользящие меж осенних штрихов картины, и отступила на шаг назад, обратив взор на реку.

— А можно вас попросить изобразить тот дом на другом берегу?

Незнакомец тоже обернулся на заболоченную топь. Стоячая вода, обросшая камышами и рогозом, не колыхалась даже под натиском ветра. Вдали, сквозь сумеречную пелену вечернего смога, прорезался маленький деревянный домишко, угнездившийся в беспорядочных зарослях, точно спрятавшись от любопытного суетного мира.

— Понравился?

— Очень, — с жаром кивнула девушка. — Он словно… ждет меня.

— Думаю, он отлично дополнит картину и, возможно, подарит твоим грустным глазам надежду на перепутье, — согласился художник.

— Спасибо вам.

— За что? — Незнакомец утрамбовал планшеты в огромную сумку и принялся складывать мольберт.

— За то, что подарили надежду. — Помолчав, она добавила: — Я Марго, кстати.

— Жемчужина,^[1] — задумчиво повторил он. — Красивое имя.

Он сказал это так легко, как обычно говорят о погоде или иных насущных вопросах, — без какого-либо смятения, без намерения снабдить комплиментом или прочей глупостью. Просто сказал, что сказал, и в любой другой момент, будь на его месте тривиальный парень, Маргарита бы заробела, каждой клеткой тела чувствуя приток крови к щекам. Но сейчас в ней теплилась лишь благодарность за то, что этот необычный таинственный предвестник, этот лесной странник выдернул ее из замкнутого круга рутинной безнадеги, пусть и ненадолго.

— Что ж, господин Осень. — Маргарита с улыбкой посмотрела в загадочные серые глаза. — Мне пора домой. Я уезжаю завтра. Учусь в другом городе, а здесь бываю только на выходных.

— Вот как. — Художник уже спрятал инструменты своего ремесла в сумке и обмотал шею легким шарфом в тон своих глаз. Он неспешно вдохнул свежую прохладу сумрачного леса и на выдохе проговорил: — Тогда до следующих выходных.

Марго была рада услышать эти слова. Спрятав руки в карманах пальто, она еще раз улыбнулась ему на прощание, а затем зашагала в обратном направлении, откуда прибыла в укромное, скрытое ото всех, тихое место. Под неспешной поступью шелестела желто-красная листва — еще свежая, не запачканная проливными дождями. Не успела Маргарита подняться ввысь по склону, у подножия раздался все тот же приятный уверенный голос:

— Не хмурь бровей из-за ударов рока! Упавший духом гибнет раньше срока.

Марго остановилась. Под солнечным сплетением вдруг стало так тепло, что по истомленным струнам души разлилась топкая млеющая тоска. Их мотив тихо, но уверенно вымолвил:

— Ни ты, ни я не властны над судьбой. Мудрей смириться с нею. Больше проку.^[2]

Она обернулась, но от загадочного человека и след простыл. Лишь слабый ветер всколыхнул опавшие листья, точно прощаясь с ней — девушкой, посетившей его тоскливое осеннее одиночество.

Теперь Марго возвращалась домой с совсем иным, незнакомым ей раньше чувством. В груди, что бабочка в разнотравье, порхало теплое ожидание, согревающее даже в самую промозглую осень и укрывающее куда теплее пухового одеяла у камина. Теперь она знала — ей не страшны грядущие безрадостные будни, утягивающие в рутину; не страшны невзгоды и проблемы на жизненном пути. Ведь теперь в ее жизни появилось то, ради чего ей хотелось дышать. Чувствовать. Жить. Слышать себя. И ждать.

Ждать следующих выходных.

Примечания

1

Имя Маргарита в переводе с греческого языка означает «жемчуг», «жемчужина»;

2

Цитата Омара Хайяма.