Мой бывший бывший. Книга 2

Джина Шэй, 2021

Бывший муж – это нож между ребер, что мешает нормально дышать. Он способен на любую подлость и ни перед чем не остановится, чтобы получить желаемое. Некоторые вещи невозможно простить. Он предал её снова, воспользовался доверием, попытался забрать себе их общую дочь. В этой войне Виктория Титова намерена сражаться до последней капли крови. Вот только теперь Ярослав Ветров всерьез намерен заполучить не только дочь Вики, но и её саму. Вернуть семью… Она думает – ни за что. Он – видит цель, не видит препятствий.

11. Красная карточка для третьего лишнего

— Ох, ты ж…

Судя по выражению лица местной медички, она очень хочет прибавить к моему вздоху пару непечатных выражений, но репутация клуба требует от неё большего трепета перед клиентами.

Она не выражается — трепет на этом заканчивается.

Кровоподтек на спине у Ника красочный, яркий, хоть в справочник гематом его фотографируй, и с каждой секундой наливается все большим количеством ярко-лилового.

Копытом его задел во время падения его собственный поскользнувшийся конь — Мираж, как я уже знаю, — вроде бы, вскользь, но хорошо так задел, от души.

Да, на Нике был защитный жилет, но он все-таки помогает избежать травм непосредственно при ударе о землю, а от удара копытом с размаху защитить не смог.

— Ну, скажите спасибо, что не по позвоночнику, — хмуро бурчит медсестра — этакая строгая молодая девица, которая вообще не одобряет все эти опасные развлечения, но и идиотов надо спасать, поэтому она тут и находится, — тут мог быть перелом.

— И сотрясение мозга, если бы прилетело по голове, — тихонько добавляю я, больше для самой себя, а Ник кисло морщится. С учетом ватки с нашатырем, которую он только-только поднял к носу, смотрится забавно.

Поднял, глубоко втянул в себя “бодрящий” запах нашатыря, скривил еще более кислую физиономию и снова опустил руку с ваткой.

— Ник! — произношу я громким шепотом и укоризненно указываю ему взглядом на это средство приведения в себя, намекая, что эту штуку от носа обычно не убирают. Ник же косится на меня взглядом раненого Цезаря и продолжает строить из себя несломленного героя, который ни в каких нашатырях не нуждается. Он и так прекрасно сидит. Ну и что, что с заметным креном в левую сторону?

Господи боже, ну почему, почему я не взяла с собой сковородку?

Какой незаменимой вещью она бы оказалась в этом путешествии. Сколько темных головушек я просветила бы…

Нет, Ник уже худо-бедно оклемался, уже не заикается, уже глаза худо-бедно сносно реагируют на речь собеседников, но лицо его медленно, но все-таки приобретает синюшно-бледный оттенок. И сидит он, закостенев, явно не испытывая никакого желания лишний раз шевелиться.

— Давайте вы мне кольнете обезболивающего, и я пойду уже, — Ник произносит это нетерпеливо и с демонстративной бодростью, хотя, если честно, пойти он сейчас может только если пару шагов до местной койки, а там лечь и не шевелиться.

Выражение лица у медсестры становится еще более убийственным.

— А вы точно головой при падении не ударились? — елейным голоском уточняет это дивное создание. — Мужчина, у вас, очень вероятно, сломано ребро, а если и не сломано, то как минимум трещина точно есть, вам нужно на рентген и к травматологу. И госпитализация желательна.

Судя по выражению лица Ника, госпитализация как раз нежелательна. Теоретически, я бы и сама не хотела, чтобы так все вышло, но если уж так вышло, лучше бы он все-таки послушал врача.

— А у вас рентгена нет разве? — хмуро спрашивает Ник, передергивая голыми плечами.

Голыми.

Я задумчиво смотрю на покрытые ровным светлым загаром лопатки и ловлю себя на мысли, что медфетишистки из меня не выйдет.

Симпатичный мужчина, по характеру — вообще чудо из чудес, мышечный рельеф замечательный, проработанный, никаких тебе складочек, но…

На него не хочется залипать. Его хочется заставить принять горизонтальное положение тела и укрыть одеялом, до тех самых пор, пока врач не приедет.

Дело только в том, что он пострадавший?

Сколько денег я не пожалею на эту ставку?

— Ну почему, есть у нас рентген, только он для лошадей. Вы, сударь, готовы изобразить из себя мерина или кобылу? — тон у этой дивной мадемуазель самый что ни на есть саркастичный.

В иной раз я, наверное, бы возмутилась таким хамством, но в этой ситуации я, пока еще безмолвно, на стороне медички. Серьезно, он уже бледный как немочь, еще чуть-чуть, и можно будет под покойника даже не оформлять. И надо же — на подвиги!

— Может, все-таки как-то можно обойтись? — Ник смотрит на меня укоризненно, явно уже понял, что поддержки от меня дожидаться не стоит.

— Мужчина, если вы не успокоитесь, я вам вкачу снотворного, и вас госпитализируют спящим, — жестко сообщает нам медсестра, убирая длинную прядь темных волос за ухо, — мне так можно, если пациент ведет себя безалаберно по отношению к своей жизни и здоровью.

Мне кажется, этой медсестре до чертиков нравится поддерживать этот дурацкий спор, тем более, что в его исходе она не особо сомневается. По крайней мере, отвечает она с каким-то садистским удовольствием, будто ей приятно обламывать надежды своих нерадивых пациентов.

Наверное, как всякая приличная девушка, я сейчас должна ревновать? Или не должна?

Не, не хочется вообще. Эх!

Чем дальше, тем неутешительней становятся мои выводы.

— Живым снотворному не дамся, — Ник вздыхает невесело, а пальцы его накрывают мою ладонь, опущенную на колено.

И никаких лишних слов не надо. Все понятно и без них. Он капитулирует.

— Как же по-идиотски все вышло, — тихо шепчет Ник, прислоняясь к моему лбу своим, — думал убрать Ветрова, в итоге должен убраться сам.

А Ветров — гад, как всегда выиграл. Ничем не рисковал и выиграл. Даже больше, чем было оговорено. По крайней мере, Нику с Маруськой наладить контакт уже не удастся.

А надо ли было?

— Езжай, — тихо произношу я, чуть опуская ресницы, чтобы не грузить его собственным огорчением, а еще чтобы он не ощутил вдруг удачной возможности для поцелуя, к которому я сейчас не готова, — я соберу наши вещи и…

— Да брось, — Ник покачивает головой, — я оплатил коттедж до конца выходных, у тебя оплачено занятие для Маши. Завтра приедет Козырь, и ему нужен будет переводчик. Оставайтесь.

Это все, конечно, мило, и на самом деле поводы веские, но… как — то это все неловко…

Особенно с учетом тех мыслей, что я ловлю в своей голове весь этот день.

Пользоваться расположением мужчины, точно зная, что взаимностью ему не отвечаешь, — это так по-стервозному.

— Если я налажал, то что ж вам, совсем выходные портить? — продолжает Ник, явно правильно истолковав мою растерянную его предложением физиономию. — Отдыхайте. Тебе нужно выспаться. Жаль, что Ветров тут будет действовать тебе на нервы, но тут уж ничего не сделать. Я не представляю, что может заставить его свалить. Да и я сам от своей дочери бы не уехал, так что могу его понять.

— Ну, вот не надо Ветрова мерять по себе, — немножко устало возражаю я. Хотя… Что-то в его словах отдается и у меня.

Исходя из аналогичных мыслей, я разрешала Ветрову встречи с Маруськой до суда в первый раз. И он, вроде, кажется искренним — с ней. Со мной — все та же сволочь, чей иск трактуется совершенно недвусмысленно.

— Ну, если бы не он, я бы мог ребрами и не отделаться, — Ник пожимает плечами, — по гроб жизни я ему, конечно, не задолжал, но все-таки благодарность имею…

— Ты хотел проиграть? — тихо спрашиваю я, просто потому, что потом уже и не знаю, как получится спросить. — Я видела, ты ослаблял поводья…

— Наблюдательная, — Ник фыркает, на этот раз уводя взгляд в сторону, — нет. Проиграть я не хотел. Хотел свести в ничью. Так, чтобы и твой сценарий не сработал, и чтоб самому ему не задолжать.

— А так разве можно? — удивленно уточняю я, припоминая практику современных скачек. И что-то я о ничьей там не слышала. А вот о том, сколько копий сломлено за пару лишних пикселей преимущества одной лошади, вырванных у другой, — немало. Даже для моей исключительно поверхностной осведомленности в этой теме.

— Ну, если автоматический фотофиниш вышел из строя еще на прошлой неделе… — Ник тянет это достаточно красноречиво, чтобы я все поняла.

То-то он еще с инструктором разговаривал, небось, уточнял, не устранили ли неисправность.

— Ну ты и жук, Николай Андреевич, — я легонько пихаю его в плечо, боясь переборщить и лишний раз потревожить больную зону. Вот уж чего не ожидала от Ольшанского, так это вот такого.

— Ну, не все же Ярославу Олеговичу меня уделывать, как думаешь? — Ник хмыкает и болезненно морщится послевкусию этого смешка. Ребра его явно не желают, чтобы их таким образом беспокоили.

— Машину подали, — вклинивается в наш разговор нахальная медичка, — давайте, сударь, с вещами на выход, я вас провожу. И сопровожу, чтоб убедиться, что вы нашему водителю голову не задурили, что я вас из-за мелкой ссадинки в больницу гоняю.

Нет, это что-то с чем-то, даже попрощаться нормально не дают. Я еще даже не успела ни на что согласиться, принять решения, а мне уже всунули в пальцы колечко с двумя ключами.

— Ник… — я беспомощно наблюдаю, как мой кавалер с помощью медички натягивает снятую футболку, — может, все-таки…

— Отдыхай, — Ольшанский категорично покачивает головой, а потом встает со смотровой кушетки, опираясь на плечо медсестры, — я позвоню Козырю, сознаюсь, что выбыл на неопределенный срок. И извини, что я так бездарно спустил наши выходные. Не нужно было…

Я выдавливаю из себя кислую улыбку — после драки, как известно, кулаками не машут. Выхожу вслед за медсестрой из её кабинета. Именно там, на лавочке рядышком друг с дружкой шушукаются Ветров и Маруська. Очень интересно, на какую тему?

Я вообще-то не хотела их оставлять вдвоем, но это отдавало такой паранойей — тащить Плюшку за собой, в медпункт, смотреть на синяки постороннего ей мужика, когда есть рядом чертов папочка, который может пригодиться для того, чтобы посидеть с дочерью двадцать минут.

Даже он не сможет заморочить ей голову за такой короткий период времени.

Я это понимаю. И все равно беспокойство скребет меня изнутри, заставляет сердце беспокойно ворочаться в груди.

— Вам помочь? — обеспокоенно спрашиваю, глядя на хрупкую фигурку медички, изящность которой особенно ощущается рядом с рослым Ником, но девушка категорично дергает подбородком.

— Все в порядке! Бывали и потяжелей пациенты. Тем более мы идем сами, я только как опора выступаю.

— Не провожай, — устало просит Ник, оборачиваясь, и я явственно вижу его тоскливые глаза, — а то я все-таки не поеду. Не смогу тебя оставить, и все тут.

Неловкости внутри меня становится столько, что грудная клетка ощущается как грозящий лопнуть воздушный шарик.

— Позвони мне, когда скажут, что там с ребрами, — требую я обеспокоенно, потому что даже вопреки тому, что как к мужчине меня к нему не тянет, как человек он меня по-прежнему волнует. Хороший, надежный. Один вопрос: что ж я-то такая дура и не могу оценить его должным образом? Пытаюсь, пытаюсь, но чем больше пытаюсь, тем хуже выходит результат.

Ладно, разберусь с этим позже, когда он хоть чуть-чуть оправится после травмы.

Сейчас момент для откровенных разговоров совершенно не подходящий. Да и вообще ни для чего он не подходит, этот вот момент моей жизни. Особенно для того, чтобы я с кем-то пыталась строить отношения. Меня предстоящий суд занимает больше, чем сотня самых красивых мужиков мира, даже если они шоу мокрых маек специально для меня устроят.

Это, в общем-то, и все наше прощание с Ником.

Я не иду его провожать, как он и просит, просто останавливаюсь посреди коридора, невидящими глазами сквозь стеклянную дверь глядя, как Ника аккуратно подводят к машине и помогают ему устроиться.

Не давая себе ни минуты на лишние раздумья, на каблуках разворачиваюсь к Ветрову, ловлю его пришибленный взгляд. Что, неужели все-таки чувствует себя виноватым? Яр? Да ладно, ни в жизнь не поверю!

А один на один с ним оставаться все-таки страшновато…

— Ну, и о чем мы тут шепчемся? — вопреки всему, что меня одолевает, интересуюсь я, пытаясь просканировать Ветрова на предмет коварных замыслов.

— О том, что папа уже не хочет меня забирать, — звонко и на полкоридора возвещает Маруська.

А вот такого ответа я точно не ожидала…