Серая гора

Джон Гришэм, 2014

Саманте Кофер казалось, что ей обеспечена блестящая карьера в солидной юридической фирме на Уолл-стрит, однако когда разразился кризис, ее мгновенно выкинули на улицу. И теперь единственная предложенная ей вакансия – это место юриста в затерянном в горах шахтерском городке Брэйди… Саманта, решив сменить обстановку и «отсидеться» в провинции в нелегкие времена, думала, что на новом месте ее ждет смертельная скука, но все оказалось иначе. Брэйди, как и любой маленький городок, скрывает немало опасных тайн, многие здесь готовы пойти на все, чтобы сохранить их. И первое же серьезное дело Саманты ставит под угрозу ее жизнь…

Глава 8

Первая встреча с новым клиентом должна была состояться в восемь утра. К счастью для Саманты, которая понятия не имела, как проводить эти встречи, Мэтти пообещала контролировать ситуацию.

— А ты сиди и просто записывай, хмурься и старайся выглядеть интеллигентно.

— Без проблем!

Именно так ей удалось продержаться и выжить первые два года в «Скалли энд Першинг».

Клиентом оказалась Леди Пёрвис, сорокалетняя мать троих подростков, чей муж Стоки находился в данный момент в тюрьме в соседнем округе Хоппер. Мэтти не стала спрашивать, является ли Леди настоящим именем этой дамочки; если понадобится, можно будет выяснить позже. Но простецкая внешность и соленые словечки позволяли предположить: вряд ли родители миссис Пёрвис могли назвать дочку Леди. По всей видимости, она прожила нелегкую жизнь где-то в глубинке и страшно разозлилась, когда Мэтти сказала, что у них в офисе не курят. Саманта усердно хмурилась и строчила в блокноте, не произнося ни слова. С первого же предложения стало ясно: жизнь этой женщины сплошное невезение и несчастье. Семья жила в трейлере, причем заложенном, они вечно опаздывали с выплатами, постоянно во всем отставали и плелись в самом хвосте. Двое старших ребят бросили школу, старались найти работу, но работы не было. Ни здесь, в округе Ноланд, ни в Хоппере, ни в Карри. Ребята даже грозились, что убегут на запад, где, может, им удастся устроиться сборщиками апельсинов. Леди умудрялась подрабатывать в разных местах, по уик-эндам занималась уборкой, сидела с ребятишками за пять баксов в час — была готова на все, лишь бы получить лишний доллар.

Преступление Стоки заключалось в превышении скорости. Его задержали, потребовали показать права, и выяснилось, что они у него просрочены на два дня. Штраф и судебные издержки обошлись в 175 долларов, но этих денег у него не было. Власти округа Хоппер подписали контракт с частным предприятием, которое должно было выбивать долги из Стоки и ему подобных бедняков и неудачников, совершивших мелкие правонарушения, в том числе связанные с вождением. Если б он подписал чек, его бы отпустили домой. Но поскольку Стоки был беден, как церковная крыса, его дело рассматривалось в особом порядке. Судья передал его на рассмотрение АНИ — Ассоциации по надзору за исполнением судебных решений. Леди и Стоки встретились с представителем АНИ в суде, и тот объяснил, по какой схеме будут производиться выплаты. Его компания разбивала их на несколько категорий — одна называлась первичной выплатой и равнялась 75 долларам; вторая — ежемесячной — по 35 долларов; третья, последняя, исчислялась из общей суммы и называлась окончательной. В данном случае она равнялась всего 25 долларам. Вместе с судебными издержками и прочими мелкими расходами набежало 400 долларов. Они решили, что будут выплачивать по 50 долларов в месяц — это был минимум, установленный АНИ, — однако затем сообразили, что 35 из 50 долларов будут уходить на ежемесячные выплаты. И тогда они попытались оспорить это решение и договориться как-то по-другому, но представители АНИ стояли насмерть. После двух выплат Стоки бросил это дело, и вот тут-то у них и начались серьезные неприятности. После полуночи в трейлер к ним заявились два пристава и арестовали Стоки. Леди сопротивлялась, их старший сын — тоже, и тогда приставы пригрозили, что быстро усмирят их новенькими электрошокерами. А когда Стоки вновь предстал перед судом, выяснилось, что сумма иска возросла, к ней прибавились еще и новые штрафные выплаты. И теперь она составляет 550 долларов. Стоки пытался объяснить, что разорен, что у него нет работы, и тогда судья отправил его в тюрьму. Он сидит там вот уже два месяца. А тем временем АНИ не перестает дергать их по поводу ежемесячных выплат, которые неким таинственным образом повысились до 45 долларов.

— Чем дольше он будет сидеть, тем глубже мы увязнем, — сказала вконец расстроенная Леди.

В маленьком пакетике она держала все бумаги, и Мэтти стала их сортировать. Там были гневные письма от производителя трейлера, который дал им кредит на его покупку, документы о потере прав выкупа, просроченные счета за электричество и газ, налоговые уведомления, судебные документы и целая кипа различных бумаг от АНИ. Мэтти читала их и передавала Саманте, которая понятия не имела, что делать с этим длинным списком человеческих несчастий.

Тут Леди не выдержала и пробормотала:

— Мне надо покурить. Выйду на пять минут. — Руки у нее дрожали.

— Конечно, — кивнула Мэтти. — Вот туда, на крылечко.

— Спасибо.

— Сколько пачек в день?

— Только две.

— Какие предпочитаете?

— «Чарли». Знаю, пора бы бросить, и пыталась, но только они помогают успокоить нервы. — Она схватила сумочку и вышла из комнаты.

— «Чарли» — самая популярная марка в Аппалачах, — сказала Мэтти, — из-за дешевизны, хотя стоят четыре бакса за пачку. Получается восемь баксов в день, двадцать пять в месяц, и еще готова поспорить, что и Стоки дымит не меньше. Так что на одни только сигареты у них выходит по пятьсот в месяц. И одному богу ведомо, сколько еще на пиво. А будь у людей лишний доллар, они бы накупили лотерейных билетов.

— Странно, — заметила Саманта. — Зачем все это? Они могли бы оплатить все штрафы за месяц, и он вышел бы из тюрьмы.

— Они мыслят иначе. Курение сродни наркозависимости. От этой пагубной привычки трудно избавиться.

— Ладно. Тогда могу я задать еще один вопрос?

— Конечно. Я даже догадываюсь, о чем. Ты хочешь понять, как человек, подобный Стоки, мог оказаться в долговой тюрьме, и это при том, что по закону такое наказание отменено в нашей стране двести лет назад. Я угадала?

Саманта кивнула. Мэтти меж тем продолжала:

— Мало того, ты также считаешь, что сажать человека в тюрьму лишь за то, что он не в состоянии расплатиться с долгами и штрафами, — это нарушение равенства перед законом, предусмотренного четырнадцатой поправкой. И еще ты, несомненно, знакома с решением Верховного суда от тысяча девятьсот восемьдесят третьего года, фамилии судьи не помню, который постановил, что перед тем, как посадить человека в тюрьму за неуплату штрафа, следует доказать, что он или она намеренно не желают платить. Иными словами, он может заплатить, но отказывается. И все такое прочее, правильно?

— Да, изложено все четко.

— Все это происходит сплошь и рядом. АНИ продавливает такие решения по мелким правонарушениям в судах доброй дюжины южных штатов. В среднем власти окружного уровня собирают около тридцати процентов общего дохода по штрафам. Тут вмешивается АНИ и предлагает повысить этот показатель на семьдесят процентов, причем не за счет налогоплательщиков. Они заявляют, что эта недостача обусловлена поведением типов, подобных Стоки, которые уклоняются преднамеренно. Каждый город и округ нуждаются в деньгах. Вот они и подписываются на сотрудничество с АНИ, и дела передаются в суд. Жертвам назначают испытательный срок, и если они не заплатят, их отправляют за решетку, где они содержатся уже за счет налогоплательщиков. Так что расходы вновь возрастают. На питание и содержание Стоки уходит примерно тридцать долларов в день.

— Но это незаконно.

— Законно, ведь формально вроде бы законы не нарушены. Они бедные люди, Саманта, они на самом дне, и для таких законы здесь другие. Вот почему мы в бизнесе, фигурально выражаясь.

— Но это просто ужасно.

— Да, и может стать еще хуже. Как злостного уклониста от выплат Стоки могут лишить талонов на питание, медицинской помощи на дому, водительских прав. Черт, да в некоторых штатах человека могут даже лишить права голоса на выборах за то, что он не позаботился зарегистрироваться.

Вернулась Леди, от нее разило табаком, но, похоже, нервы ее курение не успокоило. Они продолжили разбирать ее неоплаченные счета.

— Сможете мне хоть чем-то помочь? — слезливо спросила она.

— Конечно, — придав голосу оптимизма, ответила Мэтти. — Я уже провела несколько успешных переговоров с АНИ. Там не привыкли, чтобы в их дела вмешивались юристы, и, хоть они и строят из себя крутых, пригрозить им ничего не стоит. Ведь они понимают, что не правы, а потому боятся, как бы кто их не прищучил. И потом, я знаю здешнего судью, знаю, как им надоело кормить таких, как Стоки. Мы можем его вытащить, а потом пристроить на работу. А затем, скорее всего, объявим вашу семью банкротами, чтобы сохранить дом и избавиться от каких-то счетов. Я еще повоюю с коммунальщиками.

Она так бойко перечисляла все эти меры, словно они уже были приняты, и Саманте сразу полегчало. Леди выдавила улыбку, первую и единственную за всю встречу.

— Дайте нам пару дней, и мы составим план действий, — сказала Мэтти. — Можете звонить Саманте, если возникнут какие-то вопросы. Она будет в курсе того, как продвигаются дела.

Сердце у интерна забилось при упоминании ее имени. И еще ей показалось, что она ничего не знает и не понимает, а потому вряд ли справится.

— Так, значит, теперь у вас два юриста? — спросила Леди.

— Точно.

— И вы, это… работаете здесь бесплатно?

— Верно, Леди. Мы обеспечиваем юридическую помощь. И оказываем бесплатные услуги.

Тут Леди закрыла лицо руками и разрыдалась.

Саманта еще не вполне оправилась после первой встречи с клиентом, как ее вызвали на вторую. Аннет Бривард, «младший партнер» Центра юридической помощи, решила, что новому интерну будет полезно в полной мере осознать, что такое домашнее насилие.

Аннет была разведенкой с двумя детьми и жила в Брэйди уже десять лет. Прежде она обитала в Ричмонде и работала в юридической фирме средней руки, но развод прошел с осложнениями, что и заставило ее собрать вещи и уехать. Она убежала в Брэйди с детьми и устроилась к Мэтти, потому что другой работы по ее профилю здесь просто не было. Поначалу у нее не было планов задерживаться в Брэйди, но человек предполагает, а Бог располагает. Она поселилась в старом доме на окраине города. За домом находился гараж, над которым была выстроена двухкомнатная квартирка. Она и должна была стать для Саманты домом на ближайшие несколько месяцев. Аннет решила, что раз интерну не платят, то и жилье тоже должно быть бесплатным. Они чуть не поссорились из-за этого, но Аннет удалось настоять на своем. Другого выбора у Саманты не было, и она въехала в квартирку над гаражом, пообещав, что будет бесплатно сидеть с детьми Аннет. Ей даже разрешили поставить в гараж «форд».

Следующим клиентом оказалась женщина тридцати шести лет по имени Фиби. Она была замужем за Рэнди, и прошлый уик-энд сложился для супругов не лучшим образом. Рэнди сидел в тюрьме в шести кварталах от дома (в той самой тюрьме, пребывания в которой счастливо удалось избежать Саманте), а Фиби теперь находилась у них в офисе — с подбитым левым глазом, порезом на носу и страхом во взгляде. Проявляя исключительное сочувствие и понимание, Аннет удалось разговорить Фиби. И снова Саманта хмурилась с умным видом, молчала и строчила в блокноте, не переставая удивляться, как много сумасшедших проживает в этих краях.

Тихим, усыпляющим даже Саманту голосом Аннет побуждала Фиби рассказать свою историю. Последовало целое море слез и эмоций. Рэнди пристрастился к мету, еще и приторговывал им. А кроме того, пил и избивал жену вот уже года полтора. Пока был жив отец Фиби, Рэнди ее не трогал — он побаивался тестя, — но два года назад отец Фиби скончался, тут и начались избиения. Рэнди все время грозился ее убить. Да, она тоже баловалась наркотой, но так, самую малость, и наркоманкой ее назвать было нельзя. У них было трое ребятишек, старшему меньше десяти. У нее это второй брак, у Рэнди — третий. Рэнди уже стукнуло сорок два, он старше Фиби, и еще у него полно приятелей среди торговцев наркотой. Она боялась этих парней. Деньги у них имелись, а потому в любой момент Рэнди могли выпустить под залог. А стоит ему выйти из тюрьмы, он забьет ее до смерти, это точно. Он был вне себя от ярости, когда Фиби вызвала полицию и его забрали. Но он хорошо знает шерифа, так что в тюрьме его долго держать не будут. Он будет избивать ее до тех пор, пока она не заберет заявление. Она извела целую упаковку бумажных платков — на протяжении всего рассказа слезы лились рекой.

Время от времени Саманта вписывала в блокнот не относящиеся к делу вопросы: например, «Что я здесь делаю?» или «Куда я вообще попала?».

Фиби боялась возвращаться в дом, который они снимали. Троих детей спрятала у тетки — та жила в Кентукки. Судебный пристав сказал ей, что Рэнди предстанет перед судом вроде бы в понедельник. Может, он прямо сейчас просит судью выпустить его под залог, договаривается со своими дружками и, как только те выложат пачку наличных, уйдет домой.

— Вы должны мне помочь, — твердила Фиби, — иначе он меня убьет.

— Нет, не убьет, — уверенно заявила Аннет.

Видя слезы Фиби, страх в ее глазах, читая язык ее тела, Саманта склонялась к мысли, что несчастная права: Рэнди в любую минуту может заявиться домой и начать буйствовать. Но Аннет, похоже, ничуть не волновала такая возможность. Она видела нечто подобное тысячу раз, догадалась Саманта.

— Саманта, — сказала Аннет, — посмотри в Интернете список дел, заявленных к слушанию. — Она продиктовала электронный адрес сайта, на котором размещались данные о структурах власти округа Ноланд. Интерн быстро открыла ноутбук, начала поиск и какое-то время не обращала внимания на слезы и возгласы Фиби.

— Я должна получить развод, — говорила Фиби. — Я туда ни за что и никогда не вернусь.

— Хорошо. Тогда прямо завтра мы подадим заявление о разводе и добьемся судебного запрета на общение с вами.

— Это как понимать?

— Да очень просто. Из суда поступит предписание, и если он его нарушит, то судья рассердится и снова упечет его за решетку.

На лице Фиби промелькнула улыбка — всего на секунду.

— Я должна уехать из города, — сказала она. — Здесь мне никак нельзя оставаться. Он опять накачается дурью и забудет про всякие там судебные предписания. И придет за мной. Надо, чтобы его подержали там подольше. Можно это как-нибудь устроить?

— В чем он обвиняется, Саманта? — спросила Аннет.

— «Умышленное нанесение телесных повреждений при помощи оружия», — прочла с экрана Саманта. — Дело будет рассматриваться в суде сегодня, в час дня. Никакого залога внесено не было.

— Умышленное нанесение повреждений оружием? Чем же он вас избивал, Фиби?

Тут слезы снова хлынули потоком, и Фиби принялась вытирать щеки тыльной стороной ладони.

— У него есть пушка, ну, пистолет. И мы держим его в ящике на кухне, разряженным, из-за детишек, на всякий случай. А патроны на холодильнике. Мы дрались и кричали, он достал пистолет и вроде бы собирался его зарядить. И я подумала, что он сейчас меня прикончит. Пыталась выхватить пистолет у него из рук, ну тут он и ударил меня по голове рукояткой. Пистолет упал на пол, и тогда Рэнди принялся избивать меня уже руками. Я выскочила из дома, забежала к соседям и вызвала полицию.

Аннет подняла руку, чтобы остановить ее.

— Вот это и есть нанесение телесных повреждений с применением оружия. — И она окинула Саманту и Фиби многозначительным взглядом. — В штате Виргиния за это дают от пяти до двадцати лет, в зависимости от обстоятельств — вида оружия, тяжести ранения и прочее.

Саманта вновь принялась лихорадочно строчить в блокноте. Она слышала об этом, но много лет назад, когда училась в юридическом колледже.

Аннет меж тем продолжала:

— Вот что, Фиби. Ваш муж наверняка будет говорить, что вы первой схватили оружие, ударили его и все такое прочее. Мало того, он даже может выдвинуть против вас обвинения. И что вы тогда на это ответите?

— Да этот гад на десять дюймов выше и весит фунтов на сто больше. Никто в здравом уме не поверит, что я затеяла с ним драку. А копы, если их спросят, подтвердят, что он был пьян и под кайфом. Да он и с ними тоже подрался, и они усмирили эту жирную задницу только электрошокером.

На губах Аннет заиграла довольная улыбка. Она взглянула на часы, открыла папку, достала из нее несколько листков.

— Мне надо позвонить, вернусь через пять минут. А ты, Саманта, возьми пока этот вопросник по разводам. Тут все очень просто. Заполните его вместе с Фиби, постарайтесь собрать наиболее полную информацию. Буду через полчаса.

Саманта взяла вопросник с самым невозмутимым видом, точно успела заполнить дюжины таких бумаг.

Час спустя она вошла в свой маленький офис, закрыла глаза и с облегчением выдохнула. Прежде в этом помещении была кладовая, совсем крошечная. Из обстановки — два расшатанных стула и круглый столик, застеленный клеенкой. Мэтти и Аннет извинились за убогую обстановку и пообещали в ближайшем будущем обновить ее. Зато тут было большое окно с видом на автостоянку. И Саманта радовалась, что в комнате у нее светло.

Надо сказать, ее рабочий «кабинет» в Нью-Йорке был не намного просторнее. Вопреки желанию, мысленно она то и дело возвращалась в Нью-Йорк, думала о своей огромной фирме, о связанных с ней надеждах и разочарованиях. Она заулыбалась, осознав, что теперь времени у нее хватает, что никто не давит, не заставляет трудиться сверхурочно, чтобы зарабатывать еще больше денег для хозяев, не без умысла когда-нибудь стать такой же, как они. Она взглянула на часы: ровно 11 утра, и пока она не потратила зря ни одной минуты. И не потратит. Тут вдруг задребезжал старенький телефон, и ей ничего не оставалось, как снять трубку.

— Вам звонят по второй линии, — сказала Барб.

— Кто? — нервно спросила Саманта. Сюда ей звонили в первый раз.

— Парень по имени Джо Дункан. Мне лично это имя ни о чем не говорит.

— А о чем он хочет поговорить?

— Он не сказал. Заявил, что ему срочно нужен юрист, а Мэтти и Аннет сейчас заняты. Так что он весь ваш.

— А по какому вопросу? — спросила Саманта и покосилась на шесть миниатюрных небоскребов, выстроившихся на шкафчике для картотеки.

— По соцобеспечению. Смотрите, тут надо аккуратнее. Вторая линия.

Барб с неполным рабочим днем «стояла на передовой», отвечала на звонки в приемной. Саманта видела ее лишь несколько секунд утром, когда пришла на работу и их познакомили. Еще в центре трудилась Клодель, девушка с неоконченным юридическим образованием, но сегодня ее не было. Словом, настоящее бабье царство.

Она нажала вторую кнопку и бросила в трубку:

— Саманта Кофер.

Мистер Дункан поздоровался, затем долго допытывался, действительно ли она дипломированный юрист. Она заверила его, что именно так, но в последний момент сама засомневалась и подумала: он уловит сомнение в ее голосе и сразу же отстанет. Однако ничего подобного не произошло. Дункан заявил, что прошел через настоящий ад и хочет поговорить об этом. На него и его семью обрушилась целая волна несчастий, и, судя по первым десяти минутам повествования, проблем у него хватало, чтобы загрузить работой маленькую юридическую фирму на несколько месяцев. Он был безработным — его несправедливо уволили, но это совсем другая история, — главные проблемы были со здоровьем. У него диагностировали повреждение диска нижнего отдела позвоночника, а потому работать он теперь не может. Он хотел получить инвалидность, но в соцобеспечении ему отказали. И вот в итоге он может потерять все.

Саманта не могла ничего ему предложить, а потому терпеливо выслушивала его исповедь. Однако через полчаса ей это надоело. Оборвать разговор с таким человеком было трудно — он впился в нее, как пиявка, — но она обещала немедленно связаться со специалистом из соцобеспечения, изложить его проблему, а затем непременно уведомить его о результате.

К полудню Саманта устала и жутко проголодалась. Несколько часов она провела за чтением целого вороха разных бумаг и документов, старалась произвести на клиентов благоприятное впечатление, в глубине души боялась, что не соответствует новой должности, а значит, ее снова вышвырнут на улицу. Но эта усталость и напряжение отличались от тех, в которых она прожила последние три года. Она устала от ужаса, который испытывала при виде реальных человеческих несчастий. При виде доведенных до крайности людей, у которых почти не осталось надежды и которые обращались к ней за помощью.

Для остальных же сотрудников фирмы это был обычный понедельник. Они встретились за ленчем в зале для совещаний, принеся с собой еду в бумажных пакетиках. Быстро ели и обсуждали новые дела, клиентов, разные другие вопросы. Но в этот понедельник главной темой разговора стала, конечно, новый интерн. Всем не терпелось испытать ее, узнать поближе. И в конце концов Саманту все же удалось разговорить.

— Вообще-то мне нужна помощь, — созналась она. — Только что говорила по телефону с человеком, которому соцобеспечение отказало в статусе нетрудоспособного. Что бы это ни значило.

Ее слова встретили дружным взрывом смеха. Очевидно, такую реакцию вызвал именно термин «нетрудоспособность».

— Мы больше не занимаемся делами, связанными с соцобеспечением, — сказала Барб.

— Как его имя? — спросила Клодель.

Саманта помедлила с ответом, всмотрелась в лица новых коллег.

— Так, тогда проясним для начала. Я насчет конфиденциальности. Имеете ли вы — то есть мы — право открыто обсуждать друг с другом свои дела или здесь действует принцип конфиденциальности между юристом и его клиентом?

Это вызвало еще более громкий взрыв смеха. И все четверо разом заговорили, засмеялись, захихикали, продолжая жевать свои сандвичи. И Саманте сразу же стало ясно — здесь, в стенах конторы, эти четыре женщины открыто обсуждают все и всех.

— Внутри фирмы игра ведется в открытую, — сказала Мэтти. — Но за порогом — ни гугу.

— Что ж, хорошо.

— Звонил Джо Дункан, — сказала Барб. — Вроде бы что-то припоминаю.

— Он был у меня несколько лет назад, — кивнула Клодель. — Составил и отправил заявление, ему отказали. Вроде бы у него были проблемы с плечом.

— Теперь болезнь распространилась то ли на позвоночник, то ли на нижние конечности, — сообщила Саманта. — И, судя по всему, дела у него хуже некуда.

— Он серийный жалобщик, — заметила Клодель. — Это, кстати, одна из причин, по которой мы не беремся за дела, связанные с соцобеспечением. Слишком много мошенничества в этой системе. Она прогнила насквозь, особенно в наших краях.

— Так что мне сказать мистеру Дункану?

— Есть юридическая контора в Абингдоне, которая специализируется только по этим вопросам.

Аннет подсказала:

— Называется «Кокрел энд Родз», но больше известна как «Кок энд Роч», проще говоря «Тараканы»^[12]. Плохие парни, рэкетиры, связаны с продажными врачами и членами комиссии при соцобеспечении. Все их клиенты получают чеки. По тысяче баксов каждый.

— Да тут хоть спортсмен, занимающийся триатлоном, может подать заявку, и «Тараканы» выбьют ему материальную помощь по нетрудоспособности.

— Так что мы никогда…

— Никогда.

Саманта надкусила сандвич с индейкой и взглянула Барб прямо в глаза. Ее так и подмывало спросить: «Если мы не занимаемся такими делами, какого черта ты перенаправила звонок мне?» Но вместо этого просто напомнила себе, что и тут, видно, придется постоянно быть начеку. Три года службы Закону с большой буквы научили ее самым изощренным приемам выживания. Предательство и перерезание друг другу глоток там были нормой, но она научилась этого избегать.

Она не станет обсуждать сейчас этот вопрос с Барб, но припомнит ей это, когда наступит подходящий момент.

Похоже, Клодель в этой группе играла роль клоуна. Ей было всего двадцать четыре, замужем меньше года, беременна и плохо переносила это состояние. Все утро проторчала в туалете, борясь с приступами тошноты и мрачно размышляя о своем еще не рожденном ребенке — мальчике, которого уже было решено назвать в честь отца и который уже доставлял ей столько неприятностей.

Общий тон всех разговоров был на удивление свободным. За какие-то сорок пять минут они успели обсудить не только текущие дела фирмы, но и поговорить об утреннем недомогании Клодель, менструальных болях, родовых схватках, мужчинах и сексе, и, казалось, все еще не наговорились вволю.

Тут их веселую болтовню оборвала Аннет. Взглянула на Саманту и сказала:

— Через пятнадцать минут мы должны быть в суде.

Примечания

12

Cockroach — таракан (англ.).